Только подумать, что принц следовал за женщиной до ее дома и стоял на улице, умоляя, чтобы его впустили, а когда женщина ему отказала, не разгневался, а ощутил лишь прилив огромной, преданной любви!
Мария вспомнила Марбл-Хилл – как прелестно смотрелся этот уголок Ричмонд-Хилл! – и мысленно увидела принца, несшегося в своем фаэтоне: он примчался из Карлтон-хауса.
«Я хочу домой, – подумала Мария. – Хочу снова его увидеть. Я поступила жестоко, исчезнув из Лондона».
Кто-то подъехал к дому. До Марии донеслись голоса слуг; ее охватило страшное волнение, она подошла к дверям своей комнаты и прислушалась.
Слуга постучался в ее спальню. Из Англии прибыл курьер. Он привез письма для госпожи. Она сразу поняла, от кого эти письма, и поспешно схватила их. Принц выяснил, где она прячется! У него были хорошие друзья на материке. Он хочет, чтобы Мария знала: он будет верен ей до гроба и ни на ком, кроме нее, не женится. Он взвесил все имеющиеся возможности и понял, что им следует встретиться в Ганновере, где они смогут спокойно провести остаток своих дней; или же он может убежать с ней в Америку; он умоляет Марию вернуться, ибо не может без нее жить; но, что бы ни случилось, в одном она не должна сомневаться: он будет верен ей до самой смерти.
Мария жадно прочитала письма принца. И – ожила! Неужели ей нужно было уехать так далеко только за тем, чтобы понять истинную природу своих чувств?
Она закрылась в своей комнате, встала на колени возле постели, взяла четки и принялась молить бога даровать ей мужество.
Мария знала, как ей следует поступить. Она не должна отвечать на письма принца. Ей необходимо покинуть Гаагу. Она больше не в состоянии выслушивать признания молоденькой девушки, которая надеется выйти замуж за принца Уэльского. И вдобавок ей вновь необходимо скрыться, ведь скоро в Гаагу приедет английский посол сэр Джеймс Харрис. А Марии не хотелось встречаться с ним.
Мария уехала из Голландии и через несколько недель уже была в Париже. Там она немного пожила в монастыре Непорочного Зачатия в Фобур-Сент-Антуан у английских «Голубых монахинь», которые когда-то дали ей образование. На короткое время Мария вновь обрела покой, вернувшись в детство, в жизнь, полную звонов колоколов. Она призналась монахиням, что уехала из Англии, спасаясь от домогательств принца, и ее поступок встретил горячее одобрение: монахини сказали, что только так и могла поступить добрая католичка.
Потом Марии надоело сидеть взаперти, и она начала выходить из монастыря, бродить по парижским улицам. Ей нравилось смотреть, как город оживает по утрам, когда улицы оглашаются шумом и оживляются; Мария находила удовольствие в том, чтобы наблюдать за цирюльниками, с ног до головы осыпанными пудрой, за стряпчими в черной одежде, напоминавшими воронов, – они направлялись в Шателе – Марии нравилось разглядывать торговцев лимонадом и разносчиц кофе с жестяными коробками на спине, стоявших на перекрестках. А днем, когда уличный гам становился еще громче и улицы были запружены самыми разными повозками и экипажами, толпы людей устремлялись в кафе, чтобы поговорить о неравенстве, о различиях между богатыми и бедными, о цене на хлеб и о новых идеях, волновавших умы. Все люди равны; так почему же богачи должны жить в роскоши, а бедный человек не имеет денег даже на ломоть хлеба? Слова «свобода» и «равенство» стали паролями дня. Аристократы катались в экипажах, обрызгивая пешеходов грязью, покрывавшей парижские улицы, – Мария прекрасно помнила, что это самая въедливая грязь в мире, поскольку, попав на одежду, она непременно со временем проедала в ней дырку. Эта грязь обладала зловонным серным запахом, и обрызганные люди всегда страшно возмущались. Но нарумяненные дамы в вуалях и с фантастически высокими прическами по моде, введенной королевой Франции, не замечали злобных взоров, которыми провожали их простолюдины.
Вернувшись в монастырь после прогулки, Мария вдруг обнаружила, что покой, который она поначалу там обрела, исчез. Она не была создана для уединенной жизни. Не то чтобы ее манила роскошь королевского двора… нет, будь принц деревенским сквайром, таким, как мистер Уэлд или мистер Фитцерберт, Мария была бы в полном восторге. Она представляла себе, как они живут в деревне, приглашают в гости друзей. Был бы он доволен такой жизнью? Как часто он говорил, что для полного счастья ему нужно лишь быть рядом с ней?! Вначале Мария относилась к его словам немного скептически, но теперь-то принц доказал ей свою верность!
Он любит ее. Теперь она в это поверила. Разве он не пытался из-за нее покончить жизнь самоубийством? Боже, какая страшная дилемма стояла перед ними… и разве она, Мария, решила эту дилемму тем, что обратилась в бегство?
Парижские улицы, некогда приводившие ее в восхищение, теперь нагоняли на Марию уныние. Однажды она наняла экипаж и поехала в Версаль. Всю дорогу раздавался знакомый шум: это громыхал большой «каррабас», запряженный восьмеркой лошадей, – их еще называли «Версальскими автобусами» – он перевозил в своей плетеной клетке около двадцати пассажиров, а рядом подскакивали на ухабах маленькие «pots-de-chambre», они были удобнее, чем «каррабасы», но пассажиры в них не могли укрыться от непогоды. Ехавшая в карете Мария замечала, что люди бросают на нее сердитые взгляды. И понимала, что избежать растущего антагонизма между людьми с туго набитыми и с тощими кошельками невозможно. В те времена, когда ее родители взяли маленькую Марию полюбоваться на трапезу Людовика XV, все обстояло иначе! У Марии до сих пор хранилось блюдо, на котором тогда лежали засахаренные сливы. Теперь ее вполне могли бы пригласить ко двору. Да, скорее всего она получила бы такое приглашение, если бы при дворе стало известно, что она в Париже. Если сюда вернется герцог Орлеанский – а это весьма вероятно, – то он будет общаться с ней как старый приятель. И тогда станет известным еще одно ее убежище.
Наверное, ей не следует оставаться в Париже; пожалуй, Францию тоже стоит покинуть. Мария решила поехать в Швейцарию и вскоре была уже в пути.
Но, пробыв там совсем немного, страстно захотела вернуться во Францию: там была ее вторая родина, во Франции Мария не так остро переживала свое добровольное изгнание. Но на сей раз лучше поехать не в Париж, а куда-нибудь, где жизнь поспокойнее… скажем, в деревню. Мария остановила свой выбор на Пломберсе в Лорейне, сняла там прелестный старый дом и попыталась приноровиться к жизни маленького городка.
Однако довольно скоро принц снова узнал о ее местонахождении, и Мария вновь стала регулярно получать от него письма. Принц сообщал ей обо всем, что происходило между ним и королем и касалось его будущего, и хотя новости эти немного раздражали Марию, тем не менее она была бесконечно рада письмам принца, так как, похоже, он совершенно не сомневался в том, что когда-нибудь они смогут соединиться.
Король не дал принцу разрешения на поездку за границу, и поскольку все наперебой твердили, что ослушаться короля невозможно, принц принял другие меры. Он договорился со своим братом Фредериком, и тот пообещал занять на троне его место.
Мария попыталась представить себе последствия подобного решения. Принц должен будет торжественно отречься от престола. А что, если он впоследствии раскается в содеянном?
Перед Марией лежало тридцать семь страниц, исписанных витиеватым почерком: принц повествовал о своей любви к ней, говорил о том, что единственным утешением служат ему эти письма, и умолял вернуться, уверяя, что, если она не внемлет его мольбам, он умрет.
Это было очень трогательно, очень приятно.
Мария задавалась вопросом: а знала ли какая-нибудь другая женщина столь верную, преданную любовь? Ведь принц ради нее готов отказаться от короны!
Если бы только не се строгое религиозное воспитание… Мария гнала от себя преступные мысли, но на самом деле она все чаще думала о том, чтобы сдаться.
* * *
Однажды она проехала в карете мимо всадника, который отвесил ей галантный поклон. Он был чрезвычайно хорош собой и держался как благородный господин. На следующий день Мария повстречала его вновь. На третий день всадник заступил дорогу ее карете и Марии ничего не оставалось делать, кроме как приказать кучеру остановиться.
– Простите, мадам, – молвил мужчина, – но я почувствовал себя обязанным сказать, что мне невыразимо приятно видеть в нашей сельской глуши такую красавицу.
Мария наклонила голову и ответила:
– Вы очень добры, сэр. Доброе утро!
– По-моему, мы соседи… по крайней мере, мы живем не так уж далеко друг от друга.
– Неужели?
– Я вижу, что вам не терпится продолжить прогулку, поэтому я лучше поскорее представлюсь. Я маркиз де Беллуа, а вы, насколько мне известно, английская леди, которая оказала нам высокую честь, проникшись симпатией к Лорейну и решив ненадолго остановиться в этих краях. Я не сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся.
И Мария поехала дальше в некотором смятении. Мужчина показался ей дерзким, и у нее не было ни малейшего желания продолжать это знакомство.
Однако маркиз проявил настойчивость, и вскоре Мария оказалась втянута в жизнь местных аристократов. Не знаться с соседями было бы грубо, а раз она принимала их приглашения, то и ей приходилось приглашать к себе светских людей, живших неподалеку. Вскоре она стала столь же часто участвовать в увеселениях, как когда-то в Свиннертоне, где они жили вместе с Томасом. И всегда рядом с ней был маркиз де Беллуа.
Он говорил ей, что она очаровательна, ни на кого не похожа. С тех пор, как он встретил несравненную миссис Фитцерберт, другие женщины его не интересовали.
Марии удалось кое-что разузнать про маркиза. Репутация его оставляла желать лучшего; он обладал всеми умениями, которые можно было приобрести при дворе – в частности, французском, – однако его считали авантюристом, а про нее все говорили, что она женщина состоятельная. Мария была далеко не глупа. Она прекрасно понимала, какие замыслы роятся в голове маркиза. Он наделал долгов и искал подходящую жену. Красивая молодая вдова-англичанка его вполне устраивала. Ну, а слухи о любви принца Уэльского только еще больше подогревали искателя приключений.
Неужели он рассчитывает добиться ее расположения после того, как она отвергла верного, любящего и бескорыстного принца? – спрашивала себя Мария. Ее разбирал смех, когда она сравнивала свои доходы и состояние принца Уэльского. Да ему ее денег не хватит на… на пряжки для туфель! И все же он не думал о деньгах. Он думал только о любви. Она убежала от него, причинила ему страшную боль, но он по-прежнему обожал свою Марию…
Когда маркиз сделал Марии предложение, она, не раздумывая, отказала.
– Но я не требую ответа прямо сейчас, – сказал он. Мария устало улыбнулась и вновь вспомнила про принца. Однако присутствие маркиза в ее доме – а он приходил к ней постоянно – начало докучать Марии. Маркиз заявил, что он настроен решительно, весьма решительно, и Мария немного испугалась, ибо в его настойчивости было что-то зловещее. Ей рассказывали о его приключениях с деревенскими девушками. Что, если он попытается устроить ей западню?
Мария приказала слугам не впускать незнакомых людей, а когда ее навещал маркиз, просила служанку сидеть в соседней комнате и в случае чего немедленно прийти к ней на помощь.
В конце концов она решила, что дольше эту неловкость терпеть не следует и, сделав все необходимые приготовления, потихоньку уехала из Пломбьерса в Париж.
Мария вернулась в монастырь и вновь поселилась там, хотя эта жизнь ее не устраивала. В Париже становилось очень неспокойно. Все судачили о странной истории с бриллиантовым колье. Кардинала де Роана арестовали, и существовало серьезное подозрение, что в темной истории замешана сама королева.
На улицах, в кафе и в лавках, где торговали прохладительными напитками, люди обсуждали случившееся и показывали друг другу мерзкие картинки, на которых королева – в неизменном бриллиантовом колье – изображалась в непристойных позах со своими фаворитами, мужчинами и женщинами.
Обстановка в Париже делалась все неприятней, и Марию обуревала страшная тоска по Лондону. Парижские франты носили сюртуки, сшитые по английской моде, в лавках пили чай, считавшийся английским напитком, люди начали увлекаться скачками… Все эти новшества привез из Англии герцог Орлеанский, однако французы перенимали новые привычки, слегка извращая их, ведь они ненавидели англичан и постоянно с ними враждовали.
Однако все равно это непрестанно напоминало Марии о родине, где она не была уже почти год и куда стремилась всей душой. А принц опять разыскал ее!
«Как же лихо работают его шпионы!» – со снисходительной усмешкой говорила себе Мария… Что ж, пожалуй, она вернется к нему. И они сочетаются законным браком. И тогда все сдерживающие ее преграды будут устранены. Если принц уже не будет наследником трона, он сможет жениться по своему выбору.
Но как же быть с Брачным кодексом, который категорически утверждает, что члены королевского семейства, не достигшие двадцати пяти лет, не могут жениться и выходить замуж без согласия правящего монарха? А ведь ее любимый не просто член королевской семьи. Он принц Уэльский!
Герцог Глочестерский и герцог Камберлендский женились без согласия короля, и их жены не были приняты при дворе, однако все же считались герцогинями. Да, но ведь они вышли замуж до того, как был принят этот закон!
Принц может жениться на ней (священник освятит их брак, он обещал ей это в письме!), но государство не признает их брак… Однако Мария думала не о государстве. Она думала о церкви. Если они с принцем принесут брачные обеты в присутствии священника, то в глазах церкви они будут считаться мужем и женой.
На самом деле Марию волновали церковные обычаи, а не законы государства.
Принц написал ей, что, как ему кажется, отец не будет против его договора с Фредериком. Отец всегда ненавидел своего первенца, а Фредерик был любимым сыном – правда, король давно не встречался с Фредериком, но наверняка он с большим удовольствием увидит на троне его, чем своего непутевого и нелюбимого первенца. Принц и Фредерик с детства очень дружили, и Фредерик готов ради любимого брата и друга на любую жертву. Он женится на девушке, которую ему подберут, произведет на свет потомство и даже сможет жить в мире и согласии с королем и королевой, что ему, принцу, кажется самым что ни на есть трудным делом.
«Так чего же она ждет?» – спрашивала себя Мария. Ей нужно лишь вернуться, и начнется райская жизнь…
* * *
Мария думала об этом постоянно. Целый год она провела в добровольном изгнании, и все это время принц был ей верен. Разве это не достаточное доказательство его любви?
Если бы только можно было пожениться так, чтобы не нарушить обычаев Святой Церкви…
Но, конечно же, это возможно!
Мария словно слышала два внутренних голоса, которым никак не удавалось договориться между собой. Она знала, что один – голос рассудка, а другой – голос сердца. И ей надо послушаться первого.
Но она была так одинока, так тосковала по родине! И потом год, проведенный вдали от принца, показал, что она действительно его любит…
В Париж пришла зима, и жидкая грязь, покрывавшая улицы, оказалась под снегом. Напряжение в обществе росло, поговаривали о том, что весной состоится суд над кардиналом де Роаном и его сообщниками.
Марии хотелось вернуться домой. Хотелось обрести покой в доме на Парк-стрит, полюбоваться сельскими красотами Ричмонд-Хилл. И повеселиться в Карлтон-хаусе!
А затем она прочла в сводке придворных новостей, что маркиз де Беллуа прибыл в Париж…
Мария послала письмо принцу Уэльскому. Она возвращается домой. Она больше не может жить вдали от родины и… от него.
Его радостный ответ привел ее в такой экстаз, что она больше не могла прислушиваться к доводам рассудка.
Мария рвалась домой, рвалась к своему возлюбленному – человеку, известному всей стране по прозвищу Принц-Само-Очарованье, перед которым никто не мог устоять.
А раз так, то как могла она – женщина, любившая его больше всех на свете, – отказать своему любимому?
ФОКС ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
Чарлз Джеймс Фокс страшно нервничал. Приехав домой в Чертси, в местечко под названием Сент-Энн-Хилл, он обсудил новый поворот событий с Лиззи Армистед; она очень редко видела его таким взволнованным.
– Это может означать только одно, Лиз, – сказал Фокс. – Принц вполне однозначно предложил милой дамочке руку и сердце, иначе она не вернулась бы в Англию.
– Да быть того не может! Как он на ней женится?
– Зная Его Королевское Высочество, я готов поклясться, что он наобещал красавице с три короба. Он ведь заливается соловьем, если ему что-нибудь нужно.
– Но миссис Фитц далеко не дура! Нет, он должен был бы предложить ей настоящее замужество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Мария вспомнила Марбл-Хилл – как прелестно смотрелся этот уголок Ричмонд-Хилл! – и мысленно увидела принца, несшегося в своем фаэтоне: он примчался из Карлтон-хауса.
«Я хочу домой, – подумала Мария. – Хочу снова его увидеть. Я поступила жестоко, исчезнув из Лондона».
Кто-то подъехал к дому. До Марии донеслись голоса слуг; ее охватило страшное волнение, она подошла к дверям своей комнаты и прислушалась.
Слуга постучался в ее спальню. Из Англии прибыл курьер. Он привез письма для госпожи. Она сразу поняла, от кого эти письма, и поспешно схватила их. Принц выяснил, где она прячется! У него были хорошие друзья на материке. Он хочет, чтобы Мария знала: он будет верен ей до гроба и ни на ком, кроме нее, не женится. Он взвесил все имеющиеся возможности и понял, что им следует встретиться в Ганновере, где они смогут спокойно провести остаток своих дней; или же он может убежать с ней в Америку; он умоляет Марию вернуться, ибо не может без нее жить; но, что бы ни случилось, в одном она не должна сомневаться: он будет верен ей до самой смерти.
Мария жадно прочитала письма принца. И – ожила! Неужели ей нужно было уехать так далеко только за тем, чтобы понять истинную природу своих чувств?
Она закрылась в своей комнате, встала на колени возле постели, взяла четки и принялась молить бога даровать ей мужество.
Мария знала, как ей следует поступить. Она не должна отвечать на письма принца. Ей необходимо покинуть Гаагу. Она больше не в состоянии выслушивать признания молоденькой девушки, которая надеется выйти замуж за принца Уэльского. И вдобавок ей вновь необходимо скрыться, ведь скоро в Гаагу приедет английский посол сэр Джеймс Харрис. А Марии не хотелось встречаться с ним.
Мария уехала из Голландии и через несколько недель уже была в Париже. Там она немного пожила в монастыре Непорочного Зачатия в Фобур-Сент-Антуан у английских «Голубых монахинь», которые когда-то дали ей образование. На короткое время Мария вновь обрела покой, вернувшись в детство, в жизнь, полную звонов колоколов. Она призналась монахиням, что уехала из Англии, спасаясь от домогательств принца, и ее поступок встретил горячее одобрение: монахини сказали, что только так и могла поступить добрая католичка.
Потом Марии надоело сидеть взаперти, и она начала выходить из монастыря, бродить по парижским улицам. Ей нравилось смотреть, как город оживает по утрам, когда улицы оглашаются шумом и оживляются; Мария находила удовольствие в том, чтобы наблюдать за цирюльниками, с ног до головы осыпанными пудрой, за стряпчими в черной одежде, напоминавшими воронов, – они направлялись в Шателе – Марии нравилось разглядывать торговцев лимонадом и разносчиц кофе с жестяными коробками на спине, стоявших на перекрестках. А днем, когда уличный гам становился еще громче и улицы были запружены самыми разными повозками и экипажами, толпы людей устремлялись в кафе, чтобы поговорить о неравенстве, о различиях между богатыми и бедными, о цене на хлеб и о новых идеях, волновавших умы. Все люди равны; так почему же богачи должны жить в роскоши, а бедный человек не имеет денег даже на ломоть хлеба? Слова «свобода» и «равенство» стали паролями дня. Аристократы катались в экипажах, обрызгивая пешеходов грязью, покрывавшей парижские улицы, – Мария прекрасно помнила, что это самая въедливая грязь в мире, поскольку, попав на одежду, она непременно со временем проедала в ней дырку. Эта грязь обладала зловонным серным запахом, и обрызганные люди всегда страшно возмущались. Но нарумяненные дамы в вуалях и с фантастически высокими прическами по моде, введенной королевой Франции, не замечали злобных взоров, которыми провожали их простолюдины.
Вернувшись в монастырь после прогулки, Мария вдруг обнаружила, что покой, который она поначалу там обрела, исчез. Она не была создана для уединенной жизни. Не то чтобы ее манила роскошь королевского двора… нет, будь принц деревенским сквайром, таким, как мистер Уэлд или мистер Фитцерберт, Мария была бы в полном восторге. Она представляла себе, как они живут в деревне, приглашают в гости друзей. Был бы он доволен такой жизнью? Как часто он говорил, что для полного счастья ему нужно лишь быть рядом с ней?! Вначале Мария относилась к его словам немного скептически, но теперь-то принц доказал ей свою верность!
Он любит ее. Теперь она в это поверила. Разве он не пытался из-за нее покончить жизнь самоубийством? Боже, какая страшная дилемма стояла перед ними… и разве она, Мария, решила эту дилемму тем, что обратилась в бегство?
Парижские улицы, некогда приводившие ее в восхищение, теперь нагоняли на Марию уныние. Однажды она наняла экипаж и поехала в Версаль. Всю дорогу раздавался знакомый шум: это громыхал большой «каррабас», запряженный восьмеркой лошадей, – их еще называли «Версальскими автобусами» – он перевозил в своей плетеной клетке около двадцати пассажиров, а рядом подскакивали на ухабах маленькие «pots-de-chambre», они были удобнее, чем «каррабасы», но пассажиры в них не могли укрыться от непогоды. Ехавшая в карете Мария замечала, что люди бросают на нее сердитые взгляды. И понимала, что избежать растущего антагонизма между людьми с туго набитыми и с тощими кошельками невозможно. В те времена, когда ее родители взяли маленькую Марию полюбоваться на трапезу Людовика XV, все обстояло иначе! У Марии до сих пор хранилось блюдо, на котором тогда лежали засахаренные сливы. Теперь ее вполне могли бы пригласить ко двору. Да, скорее всего она получила бы такое приглашение, если бы при дворе стало известно, что она в Париже. Если сюда вернется герцог Орлеанский – а это весьма вероятно, – то он будет общаться с ней как старый приятель. И тогда станет известным еще одно ее убежище.
Наверное, ей не следует оставаться в Париже; пожалуй, Францию тоже стоит покинуть. Мария решила поехать в Швейцарию и вскоре была уже в пути.
Но, пробыв там совсем немного, страстно захотела вернуться во Францию: там была ее вторая родина, во Франции Мария не так остро переживала свое добровольное изгнание. Но на сей раз лучше поехать не в Париж, а куда-нибудь, где жизнь поспокойнее… скажем, в деревню. Мария остановила свой выбор на Пломберсе в Лорейне, сняла там прелестный старый дом и попыталась приноровиться к жизни маленького городка.
Однако довольно скоро принц снова узнал о ее местонахождении, и Мария вновь стала регулярно получать от него письма. Принц сообщал ей обо всем, что происходило между ним и королем и касалось его будущего, и хотя новости эти немного раздражали Марию, тем не менее она была бесконечно рада письмам принца, так как, похоже, он совершенно не сомневался в том, что когда-нибудь они смогут соединиться.
Король не дал принцу разрешения на поездку за границу, и поскольку все наперебой твердили, что ослушаться короля невозможно, принц принял другие меры. Он договорился со своим братом Фредериком, и тот пообещал занять на троне его место.
Мария попыталась представить себе последствия подобного решения. Принц должен будет торжественно отречься от престола. А что, если он впоследствии раскается в содеянном?
Перед Марией лежало тридцать семь страниц, исписанных витиеватым почерком: принц повествовал о своей любви к ней, говорил о том, что единственным утешением служат ему эти письма, и умолял вернуться, уверяя, что, если она не внемлет его мольбам, он умрет.
Это было очень трогательно, очень приятно.
Мария задавалась вопросом: а знала ли какая-нибудь другая женщина столь верную, преданную любовь? Ведь принц ради нее готов отказаться от короны!
Если бы только не се строгое религиозное воспитание… Мария гнала от себя преступные мысли, но на самом деле она все чаще думала о том, чтобы сдаться.
* * *
Однажды она проехала в карете мимо всадника, который отвесил ей галантный поклон. Он был чрезвычайно хорош собой и держался как благородный господин. На следующий день Мария повстречала его вновь. На третий день всадник заступил дорогу ее карете и Марии ничего не оставалось делать, кроме как приказать кучеру остановиться.
– Простите, мадам, – молвил мужчина, – но я почувствовал себя обязанным сказать, что мне невыразимо приятно видеть в нашей сельской глуши такую красавицу.
Мария наклонила голову и ответила:
– Вы очень добры, сэр. Доброе утро!
– По-моему, мы соседи… по крайней мере, мы живем не так уж далеко друг от друга.
– Неужели?
– Я вижу, что вам не терпится продолжить прогулку, поэтому я лучше поскорее представлюсь. Я маркиз де Беллуа, а вы, насколько мне известно, английская леди, которая оказала нам высокую честь, проникшись симпатией к Лорейну и решив ненадолго остановиться в этих краях. Я не сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся.
И Мария поехала дальше в некотором смятении. Мужчина показался ей дерзким, и у нее не было ни малейшего желания продолжать это знакомство.
Однако маркиз проявил настойчивость, и вскоре Мария оказалась втянута в жизнь местных аристократов. Не знаться с соседями было бы грубо, а раз она принимала их приглашения, то и ей приходилось приглашать к себе светских людей, живших неподалеку. Вскоре она стала столь же часто участвовать в увеселениях, как когда-то в Свиннертоне, где они жили вместе с Томасом. И всегда рядом с ней был маркиз де Беллуа.
Он говорил ей, что она очаровательна, ни на кого не похожа. С тех пор, как он встретил несравненную миссис Фитцерберт, другие женщины его не интересовали.
Марии удалось кое-что разузнать про маркиза. Репутация его оставляла желать лучшего; он обладал всеми умениями, которые можно было приобрести при дворе – в частности, французском, – однако его считали авантюристом, а про нее все говорили, что она женщина состоятельная. Мария была далеко не глупа. Она прекрасно понимала, какие замыслы роятся в голове маркиза. Он наделал долгов и искал подходящую жену. Красивая молодая вдова-англичанка его вполне устраивала. Ну, а слухи о любви принца Уэльского только еще больше подогревали искателя приключений.
Неужели он рассчитывает добиться ее расположения после того, как она отвергла верного, любящего и бескорыстного принца? – спрашивала себя Мария. Ее разбирал смех, когда она сравнивала свои доходы и состояние принца Уэльского. Да ему ее денег не хватит на… на пряжки для туфель! И все же он не думал о деньгах. Он думал только о любви. Она убежала от него, причинила ему страшную боль, но он по-прежнему обожал свою Марию…
Когда маркиз сделал Марии предложение, она, не раздумывая, отказала.
– Но я не требую ответа прямо сейчас, – сказал он. Мария устало улыбнулась и вновь вспомнила про принца. Однако присутствие маркиза в ее доме – а он приходил к ней постоянно – начало докучать Марии. Маркиз заявил, что он настроен решительно, весьма решительно, и Мария немного испугалась, ибо в его настойчивости было что-то зловещее. Ей рассказывали о его приключениях с деревенскими девушками. Что, если он попытается устроить ей западню?
Мария приказала слугам не впускать незнакомых людей, а когда ее навещал маркиз, просила служанку сидеть в соседней комнате и в случае чего немедленно прийти к ней на помощь.
В конце концов она решила, что дольше эту неловкость терпеть не следует и, сделав все необходимые приготовления, потихоньку уехала из Пломбьерса в Париж.
Мария вернулась в монастырь и вновь поселилась там, хотя эта жизнь ее не устраивала. В Париже становилось очень неспокойно. Все судачили о странной истории с бриллиантовым колье. Кардинала де Роана арестовали, и существовало серьезное подозрение, что в темной истории замешана сама королева.
На улицах, в кафе и в лавках, где торговали прохладительными напитками, люди обсуждали случившееся и показывали друг другу мерзкие картинки, на которых королева – в неизменном бриллиантовом колье – изображалась в непристойных позах со своими фаворитами, мужчинами и женщинами.
Обстановка в Париже делалась все неприятней, и Марию обуревала страшная тоска по Лондону. Парижские франты носили сюртуки, сшитые по английской моде, в лавках пили чай, считавшийся английским напитком, люди начали увлекаться скачками… Все эти новшества привез из Англии герцог Орлеанский, однако французы перенимали новые привычки, слегка извращая их, ведь они ненавидели англичан и постоянно с ними враждовали.
Однако все равно это непрестанно напоминало Марии о родине, где она не была уже почти год и куда стремилась всей душой. А принц опять разыскал ее!
«Как же лихо работают его шпионы!» – со снисходительной усмешкой говорила себе Мария… Что ж, пожалуй, она вернется к нему. И они сочетаются законным браком. И тогда все сдерживающие ее преграды будут устранены. Если принц уже не будет наследником трона, он сможет жениться по своему выбору.
Но как же быть с Брачным кодексом, который категорически утверждает, что члены королевского семейства, не достигшие двадцати пяти лет, не могут жениться и выходить замуж без согласия правящего монарха? А ведь ее любимый не просто член королевской семьи. Он принц Уэльский!
Герцог Глочестерский и герцог Камберлендский женились без согласия короля, и их жены не были приняты при дворе, однако все же считались герцогинями. Да, но ведь они вышли замуж до того, как был принят этот закон!
Принц может жениться на ней (священник освятит их брак, он обещал ей это в письме!), но государство не признает их брак… Однако Мария думала не о государстве. Она думала о церкви. Если они с принцем принесут брачные обеты в присутствии священника, то в глазах церкви они будут считаться мужем и женой.
На самом деле Марию волновали церковные обычаи, а не законы государства.
Принц написал ей, что, как ему кажется, отец не будет против его договора с Фредериком. Отец всегда ненавидел своего первенца, а Фредерик был любимым сыном – правда, король давно не встречался с Фредериком, но наверняка он с большим удовольствием увидит на троне его, чем своего непутевого и нелюбимого первенца. Принц и Фредерик с детства очень дружили, и Фредерик готов ради любимого брата и друга на любую жертву. Он женится на девушке, которую ему подберут, произведет на свет потомство и даже сможет жить в мире и согласии с королем и королевой, что ему, принцу, кажется самым что ни на есть трудным делом.
«Так чего же она ждет?» – спрашивала себя Мария. Ей нужно лишь вернуться, и начнется райская жизнь…
* * *
Мария думала об этом постоянно. Целый год она провела в добровольном изгнании, и все это время принц был ей верен. Разве это не достаточное доказательство его любви?
Если бы только можно было пожениться так, чтобы не нарушить обычаев Святой Церкви…
Но, конечно же, это возможно!
Мария словно слышала два внутренних голоса, которым никак не удавалось договориться между собой. Она знала, что один – голос рассудка, а другой – голос сердца. И ей надо послушаться первого.
Но она была так одинока, так тосковала по родине! И потом год, проведенный вдали от принца, показал, что она действительно его любит…
В Париж пришла зима, и жидкая грязь, покрывавшая улицы, оказалась под снегом. Напряжение в обществе росло, поговаривали о том, что весной состоится суд над кардиналом де Роаном и его сообщниками.
Марии хотелось вернуться домой. Хотелось обрести покой в доме на Парк-стрит, полюбоваться сельскими красотами Ричмонд-Хилл. И повеселиться в Карлтон-хаусе!
А затем она прочла в сводке придворных новостей, что маркиз де Беллуа прибыл в Париж…
Мария послала письмо принцу Уэльскому. Она возвращается домой. Она больше не может жить вдали от родины и… от него.
Его радостный ответ привел ее в такой экстаз, что она больше не могла прислушиваться к доводам рассудка.
Мария рвалась домой, рвалась к своему возлюбленному – человеку, известному всей стране по прозвищу Принц-Само-Очарованье, перед которым никто не мог устоять.
А раз так, то как могла она – женщина, любившая его больше всех на свете, – отказать своему любимому?
ФОКС ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
Чарлз Джеймс Фокс страшно нервничал. Приехав домой в Чертси, в местечко под названием Сент-Энн-Хилл, он обсудил новый поворот событий с Лиззи Армистед; она очень редко видела его таким взволнованным.
– Это может означать только одно, Лиз, – сказал Фокс. – Принц вполне однозначно предложил милой дамочке руку и сердце, иначе она не вернулась бы в Англию.
– Да быть того не может! Как он на ней женится?
– Зная Его Королевское Высочество, я готов поклясться, что он наобещал красавице с три короба. Он ведь заливается соловьем, если ему что-нибудь нужно.
– Но миссис Фитц далеко не дура! Нет, он должен был бы предложить ей настоящее замужество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43