Челси улыбнулась. Когда все наполнили бокалы, она подняла свой.
— Тогда тост! — сказала она. — За затрещину Люсьену!
— За затрещину Люсьену! — подхватили все.
Глава 12
Люсьен вернулся из Франции после неудачной попытки обнаружить следы Перри и нашел, что, пока он отсутствовал, его жизнью взялись управлять другие и она ему больше не принадлежит.
Он был вне себя от злости.
— Как кто-то смеет диктовать мне условия? — процедил он сквозь зубы, когда Чарлз вручил ему указ, подписанный самим королем, в котором содержалось требование о немедленном браке между его светлостью герцогом Блэкхитом и Эвой де ла Мурье.
— Ну же, Люс, король это тебе не кто-то, — весело проговорил Эндрю, когда Люсьен с мрачным, как туча, лицом, глядел на указ, словно это был его смертный приговор. — Думаю, что тебе придется подчиниться.
— Да, было бы крайне неблагоразумно отказывать его величеству, — добавил Гаррет, беззаботно развалившись на диване в библиотеке.
— Это было бы катастрофой, — вставил Чарлз. Поднявшись, Гаррет плеснул в стакан щедрую порцию виски.
— Получается, что у тебя нет выбора, кроме как жениться на этой леди, особенно когда она носит в себе наследника семьи Блэкхит. — Он передал стакан Эндрю.
Эндрю отдал стакан Чарлзу.
— А мы все знаем, как серьезно ты относишься к семейным делам. Род должен продолжаться, ты же понимаешь.
— Вот именно, — сказал Чарлз, поднеся стакан своему застывшему на месте брату. — А главное — твоя будущая невеста уже здесь, в Розбриаре.
— Что очень удобно, — проговорил Гаррет.
— Да, и не нужно ехать опять за ней во Францию, — добавил Эндрю.
— Мы даже позаботились о том, чтобы выправить тебе специальное разрешение. Ты можешь жениться прямо сейчас.
Люсьен опустил указ и понурился. Чарлз взял у брата указ, вместо него отдав старшему в роду стакан с виски.
— Из нее получится прекрасная герцогиня, Люс. Просто великолепная.
Люсьену удалось сохранять полное самообладание, хотя на душе у него кошки скребли. В груди его клокотала ярость какой он еще не знал. На мгновение его глаза застлало красным туманом. Он даже испугался, что его голова вот-вот взорвется. Кулаки сжались — но нет. Воспитание взяло свое. Поджав губы и сверкая глазами — нетронутый стакан с виски в руке, — он повернулся к братьям спиной, не в состоянии смотреть на эти три добродушно-невинных лица, каждое из которых выглядело слишком счастливым, слишком довольным и слишком… торжествующем.
Не они ли стоят за всей этой страшной кутерьмой? Не собираются ли они распоряжаться его жизнью, как он распоряжался ими?
Они не стали бы.
Они не посмели бы.
Но он понимал, что они посмели… и что он свое получит.
Он услышал, как Эндрю откуда-то сзади сказал:
— В самом деле, Люс, все не так плохо. Просто подумай обо всех хитрых штучках, которые ты проделал, чтобы заставить нас жениться, когда мы этого вовсе не хотели. Но тебе было лучше знать, не правда ли? Что ж, теперь нам лучше знать. Тебе нужна герцогиня. Семья Блэкхит нуждается в наследнике. Черт, с Эвой ты получаешь и то и другое, все готово и ждет тебя.
Люсьен отставил нетронутый стакан, стоя спиной к братьям и напрягая каждый нерв, чтобы не взорваться. Он не покажет им, как сильно они его разозлили. Он мог не сдержаться. Ударить их. Наорать. Сказать грубость.
Лучше уйти, прежде чем он это сделает.
С напряженной спиной, с лицом мрачнее тучи он выдел из комнаты, не произнеся больше ни слова.
Ничего не видя вокруг, Люсьен вышел из дома на бодрящий, сырой зимний ветер. Ему нравилась промозглая погода. Ему нужно было подумать. Выработать какой-то план. О мести он и не помышлял, ему требовалось только принять какое-нибудь решение. Он побрел к конюшням и подозвав конюха, приказал оседлать Армагеддона. Слуга бросил взгляд на его страшное лицо и побледнев, кинулся выполнять приказ.
Люсьен вышагивал взад-вперед в ожидании, когда подведут жеребца, кровь бурлила у него в жилах. Он слышал, как конь бьет копытами у себя в стойле, затем последовала суматоха, когда черного как вороново крыло арабского скакуна, подаренного бедуином-шейхом во время одного из многочисленных путешествий Люсьена, стали выводить из конюшни. Норовистое животное мотало головой, взбрыкивало и едва не свалило двоих конюхов, которые пытались сдерживать его.
Спустя несколько секунд Люсьен уже галопом мчался от имения.
Оказавшись вдали от чужих глаз, он отдался на волю коня. Конь молнией летел по пастбищам, из-под копыт сыпались камни, разлетались фазаны, два зайца бросились наутек, под прикрытие колючих кустов ежевики. Насыщенный запахами влажной земли зимний ветер бодрил, но ярость Люсьена никак не унималась. Даже этот сумасшедший галоп по продуваемым холодным ветром пустошам не мог ее остудить.
Внезапно Армагеддон задрал голову, прижал уши, и Люсьен понял, что он не один.
Он оглянулся через плечо. Еще один всадник на взмыленном гнедом появился позади и стал быстро приближаться.
Это была Эва.
На мгновение ее вид — разгоряченное ветром лицо, летящие юбки — вся она, гибкая, стройная, красиво сидящая в седле, — заставила его ощутить истому в паху и затаить дыхание. Но только на мгновение. Он слишком зол на нее, чтобы позволить себе восхищаться ее мастерской ездой, безукоризненной посадкой и чувством равновесия. Эва была великолепна — пышные рыжие волосы отброшены назад и ниспадают из-под шляпки, глаза сияют возбуждением от езды. Он натянул поводья, чтобы она смогла его догнать.
— Вам в вашем положении не следует носиться по пустоши, — холодно произнес он, когда она поравнялась с ним.
— Значит, вы в курсе.
— Конечно, в курсе. Мои злорадные родственники не замедлили сообщить мне. — Он повернулся и очень пристально взглянул на нее. — Вам будет приятно узнать, мадам, что во имя сохранения вашей и моей гордости я не стал рассказывать им всю правду.
— О чем, о том, что я делала с вами что хотела? Он устремил холодный взгляд вперед.
— Именно.
— Что ж, Блэкхит, пусть будет так. Но, если мне не изменяет память, вы так же желали обладать мной, как и я вами. Я думала, что вы понимаете это. Не валите с больной головы на здоровую.
— Вы были неосторожны.
— Я была неосторожна? Позвольте напомнить вам, Блэкхит, чтобы зачать ребенка, нужны два человека.
— Не трудитесь читать мне лекции, мадам. Я сейчас не в том настроении.
— И вы не трудитесь рассказывать мне о подходящих настроениях, — едко парировала она. — Достаточно плохо почувствовать себя беременной, но знать, что отец не кто иной, как вы, — это причиняет мне бесконечную муку.
Он обернулся и испытующе посмотрел на нее, умело сдерживая рвущегося вперед, гарцующего жеребца.
— А вам точно известно, что отец я, мадам?
Она прищурила глаза, которые вспыхнули из-под украшенной перьями шляпки для верховой езды.
— Ненавижу мужчин, — ледяным тоном сказала она. — Вы были первым с тех пор, как умер мой жалкий муж, и, уверяю вас, последним. — Она отвернулась. — Я пустила вас в свою постель лишь для того, чтобы удостовериться, что у меня в руках настоящий эликсир.
— Который, позволю себе напомнить вам, теперь находится на безопасном расстоянии от ваших вероломных когтей и там останется.
— Поскольку он дважды послужил причиной моей опалы, то я в нем больше не нуждаюсь, так что постарайтесь не демонстрировать свое торжество.
— Нет, вы нуждаетесь в нем. А каких же еще тогда мерзких целей ради, мадам, вы были готовы причинить физический ущерб моим братьям и пробирались в мою спальню, чтобы раздобыть его?
— Это вас абсолютно не касается.
— Может быть, и нет. — Его улыбка вызывала озноб. — Но будьте уверены, я это выясню. Между тем я все еще жду, когда вы мне расскажете, как заставили меня в Париже потерять сознание даже без единого удара.
— Я не собираюсь ни с кем делиться своими секретами.
— А-а, значит, вы намерены оставаться таинственной женщиной, не так ли?
— Я намереваюсь оставаться независимой женщиной. А теперь прекратите болтать, Блэкхит. Я… я должна «подумать.
Они продолжали ехать стремя в стремя, из лошадиных ноздрей вырывались клубы пара, их копыта вязли в густой белой грязи, когда тропа начала подниматься в гору между группками кленов и буков. Голые ветви, казалось, доставали до низкого, свинцового неба. Люсьен искоса взглянул на свою спутницу. Лицо разрумянилось, глаза искрятся. Прелестна. Легкая улыбка тронула его губы. Он достаточно — более чем достаточно — хорошо знал женщин, чтобы понимать, что это означает. Он смутил ее. Поразил. Выбил из колеи.
Она хотела его так же сильно, как и он ее.
И как он может не хотеть? Люсьен скользнул взглядом по ее груди, наслаждаясь тем, как красиво она натягивает темно-фиолетовый бархат амазонки. Он подумал, что соски должны быть упругими, их коралловые бутоны изнемогают в ожидании его прикосновений. Что ж, им не придется долго страдать. И ему тоже — поскольку, что уж притворяться, он давно желал ее. Ему ничего другого не хотелось, только потянуться к ней, обнять за талию и поцелуями смыть с ее лица это гордое, несчастное выражение.
Ничего другого не хотелось, только просунуть руку под ее облегающий, плотно застегнутый жакет и положить ладонь на эту идеальной формы грудь.
Ничего другого не хотелось, только стащить ее с лошади, прижать к земле и заниматься с ней любовью прямо здесь, на влажной траве, раз за разом, пока он не насытится ею.
Он с трудом отвел глаза.
— Итак, мы оказались вовлечены в ситуацию, которой ни я, ни вы не хотим. Скажите, мадам, каким вы видите урегулирование этого вопроса?
— Я бы предпочла, чтобы вы нашли выход, поскольку именно по вашей вине мы оказались в подобном затруднении.
— По моей вине?
— Да, по вашей. Если бы ваша сестра не обнаружила, что вы, а не какой-то мифический испанский родственник, подстроили отъезд лорда Брукхэмптона из Англии, то ваши братья никогда не решились бы зайти настолько далеко. Знаете ли, все они очень раздосадованы. А теперь и я должна расплачиваться за ваши дьявольские козни.
Люсьен почувствовал, как кровь при этих словах отхлынула от его лица.
— Моя сестра… она знает?
— Конечно, она знает! И не думаю, что она скоро простит вас. Вы чудовище.
Люсьен глубоко вздохнул, пытаясь справиться с внезапно заколотившимся сердцем. Дьявол и проклятие! Нерисса знает. Она знает. О Господи…
Он сжал зубы.
— У моих братьев достаточно поводов, чтобы замыслить козни против меня, но уверяю вас, это не имеет никакого отношения к Нериссе и лорду Брукхэмптону.
— Ах да. Я слышала о том, что вы вмешались и в их жизнь тоже. Вы просто невыносимы, Блэкхит.
— Да, это мне говорили. Однако бессмысленные пререкания относительно моего характера не разрешат наших собственных проблем. Я полагаю, что вы рассчитываете на мою женитьбу?
— Женитьбу? Ха! Брак, особенно с таким ужасным чудовищем, как вы, стал бы ярмом, а не благословением. — Она вскинула голову, устремив взгляд вдаль. — Кроме того, я слишком много знаю о мужчинах, чтобы второй раз совершить ту же ошибку.
— Моя дорогая Эва, — насмешливо проговорил он, — вы, конечно же, думали о замужестве, в противном случае вы бы никогда не стали искать меня в Англии, не говоря уж о том, чтобы оставаться здесь после того, как узнали о планах, которые вынашивают мои братья на наш счет.
— Я приехала в Англию потому, что меня попросили покинуть Париж и мне некуда больше было ехать, — еще одно несчастье в моей жизни, всю вину за которое я могу возложить непосредственно на вас.
— Око за око.
— Это не смешно, Блэкхит.
— А я вовсе и не смеюсь, мадам. На самом деле мы обсуждаем очень серьезную проблему.
— Я не понимаю, о чем мы можем говорить.
— Ребенок — вот о чем стоит поговорить. Независимо от обстоятельств, при которых он был зачат, независимо от того, как мы относимся друг к другу, независимо от нашей общей антипатии к идее брака истина в том, что вы беременны. Я не стану расплачиваться с вами и отсылать прочь, как ненужный багаж. Я не позволю вам в одиночку разбираться с этим затруднением.
Она искоса взглянула на него.
— Что это вы говорите, Блэкхит?
— То, что я не вижу альтернативы тому, чтобы сделать вас герцогиней.
Она побледнела и резко натянула поводья.
— Ну нет, Блэкхит, не смейте даже мечтать об этом. Я не собираюсь выслушивать ваши предложения.
— У вас нет выбора. — Он загородил ей дорогу, заставив повернуть обратно. Схватив за повод ее лошадь, он посмотрел в дерзкие зеленые глаза Эвы. — И у меня, должен добавить, тоже.
— Конечно, у вас есть возможность выбирать, у мужчин всегда есть выбор. А поскольку вы герцог, то у вас больше вариантов, чем у простых смертных.
— Нет никаких вариантов, когда король издает указ, в котором написано, что этот герцог должен жениться.
— Ваш король — не мой. Мне нет нужды потакать его желаниям, и я не собираюсь этого делать.
— Я не прошу вас потакать его желаниям. Я прошу вас внять потребностям этого ребенка.
Эва еще некоторое время всматривалась в пустошь, сдерживая желание отстраниться от Блэкхита, борясь с нарастающей паникой, с целым вихрем эмоций. Помоги, Господи. Если она выйдет за него замуж и он узнает истинную причину похищения эликсира, то тот же самый король, который желает их брака, отрубит ей голову за измену. Во рту у Эвы пересохло. Она в ловушке. Испуганная. Отчаявшаяся…
Должно быть, что-то в ее лице насторожило его. Он догадался, о чем она думает. Он наклонился к ней так близко, что она могла заглянуть прямо в пустой колодец его черных глаз, прямо за пределы своей собственной свободы. Он взял ее за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
— Я предупреждаю вас, Эва, что, если вы вздумаете убежать, я все равно найду вас, Я буду преследовать вас, как волк зайца. И не успокоюсь, пока не догоню. — Он отпустил ее. — Я ясно выразился?
Она, вскинув голову, устремила взгляд на пустошь, чтобы не смотреть на него, в надежде, что он не заметит, как дрожат ее руки.
— Запомните, мы сейчас обсуждаем не ваши желания, а нужды еще не родившегося ребенка. Я даю вам время до конца этой недели, чтобы принять мое предложение, Эва. Не больше. Всего доброго, мадам.
Он в знак прощания едва наклонил голову, и только после того, как он пустил в галоп своего дьявольского коня, Эва решилась глубоко, судорожно вздохнуть… и наконец по-настоящему почувствовать, кто она на самом деле.
Испуганная женщина.
Глава 13
Люсьен прискакал в Розбриар, передал Армагеддона конюху и немедленно отправился искать Нериссу. Она сидела, запершись, в своих апартаментах и никого не желала видеть.
Он постучал в дверь и тихо позвал.
— Нерисса.
— Уходи, Люсьен. Я больше не желаю ни видеть тебя, ни говорить с тобой.
Даже если бы она вонзила ему в сердце нож, он не почувствовал бы такой боли. Она его сестра, самая младшая в его семье, единственная женщина, за которую он с радостью отдаст жизнь, только бы увидеть ее счастливой. И вот он разрушил ее жизнь, лишил ее всяких шансов обрести свое счастье. Он глубоко вздохнул и сделал вторую попытку.
— Пожалуйста, Нерисса. Нам надо о многом поговорить.
Тишина. Затем тихий звук шагов, щеколда поднялась, и появилась Нерисса.
Вид сестры поразил его. Она осунулась. Некогда ясные голубые глаза потускнели, щеки запали. Ее волосы утратили блеск, а губы словно разучились улыбаться. Она прямо и тяжело смотрела ему в глаза.
— Почему? — прошептала она. Ее губы задрожали. — Почему ты не мог просто оставить нас в покое, Люсьен?
Впервые в жизни Люсьен не знал, что сказать. Он вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
— Тебе было недостаточно того, что ты едва не погубил наших братьев, — продолжала она говорить срывающимся шепотом. — О нет. Ты должен был снова сыграть роль Бога, да?
— Как ты узнала? — хрипло спросил он, даже ему самому показалось, что его голос доносится откуда-то издалека.
— Один из твоих друзей немного перебрал на балу у Челси и Эндрю, и у него развязался язык. Он рассказал мне об испанском имении. Об остальном я догадалась сама. Ты просто решил убрать Перри из Англии, не правда ли?
Для Люсьена невыносим был горький укор в печальных голубых глазах сестры. Он, стиснув зубы, отвел взгляд.
— Я ненавижу тебя, — тихо проговорила Нерисса. — Я ненавижу тебя так, что мне противен даже твой вид.
Эти слова потрясли его, но не настолько, как отвращение, изобразившееся на ее некогда доверчивом, любящем лице. Даже сама смерть не способна нанести такой удар. Ему стало больно дышать.
Он заслужил это, отрицать невозможно, но он не может стоять и смотреть, как страдает его милая сестра, понимать, что он, и никто другой, повинен в ее страдании.
Он не мог решиться заговорить сейчас. Он поговорит с ней позже, когда у него будет время, чтобы собраться с мыслями и силами, чтобы вынести ее отвращение и презрение. Он повернулся к двери и поднял щеколду. Но его остановил едва слышный, скорбный шепот:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28