Мужские пальцы бережно разбирали прядки ее волос, освобождая их от шпилек. А Насте хотелось, чтобы они вообще не кончались, тогда Фаддей был бы рядом с ней подольше.
— У вас прекрасные волосы, Настя! — сказал вдруг Сергей тихо. — Я впервые вижу такую красоту!
— Спасибо за комплимент, — пробормотала она смущенно. — Я бы очень хотела помыть голову, принять ванну, но это сейчас невозможно.
— Насколько мне известно, в городе есть приличная гостиница. Думаю, мы сумеем там не только отдохнуть, но и привести себя в порядок.
Ратманов осторожно освободил ее от остальных шпилек. Волосы тяжелой мягкой волной хлынули ей на плечи и спину. Настя, вздохнув с облегчением, расчесала их и заплела в одну косу, убрала выбившиеся прядки за уши и с благодарностью посмотрела на поэта.
— Вы становитесь просто незаменимым человеком, Фаддей! — улыбнулась она.
— Не искушайте меня, Настя, прошу вас! — Он мягко привлек ее к своей груди, и ей вновь захотелось прижаться щекой к теплой загорелой коже, и если уж быть до конца откровенной, то более всего на свете она мечтала сейчас дотронуться до нее губами. Но это желание было равнозначно прыжку в воду с самого высокого моста, а на подобный серьезный поступок надо было еще самым серьезным образом настроиться. Поэтому она лишь коснулась кончиками пальцев его ключицы, не подозревая, что этот невинный жест заставит Фаддея вздрогнуть, как от молниеносного удара, и еще крепче сжать девушку в своих объятиях. — Настя, — почти простонал он. — Сжальтесь надо мной! Мне нестерпимо хочется поцеловать вас, но я не могу воспользоваться своим случайным преимуществом перед Сергеем. Я до сих пор считаю вас его невестой, и для меня этот поцелуй будет равнозначен преступлению.
«Господи, — подумала Настя про себя, — почему эти глупые приличия постоянно мешают ему воспользоваться своим преимуществом?» Она отстранилась от него и почти весело взглянула на слегка побледневшее лицо, или это ей показалось, и просто тень от облаков легла на его щеки, затуманив глаза и очертив под ними темные круги…
— Пойдемте, Фаддей, — девушка подала ему руку. Сергей осторожно сжал ее, изо всех сил уговаривая
Себя не думать о ней как о женщине, которая стала для него самой близкой и желанной за столь короткое время. И совершенно невозможно предугадать, что его ждет в будущем. Скорее всего он сойдет с ума или окончательно влюбится в нее. И первое предпочтительнее второго. Слепая страсть ни к чему хорошему не приведет, а любовь слишком редкое и сильное чувство, чтобы надеяться, что оно когда-нибудь настигнет его.
Так думал граф Ратманов, помогая своей ничего не подозревающей невесте выбраться из зарослей. По полотенцу, на котором их дожидался обед, прыгало несколько вездесущих воробьев, а на верхушке стога пристроились две черно-белые подружки-сороки. Их разочарованию не было предела. Люди не только с аппетитом пообедали, но и забрали с собой остатки провизии. Сварливо переругиваясь, птицы слетели вниз, но более ловкие воробьи успели выхватить у них из-под клюва самые лакомые остатки обеда, оставив оскорбленным подругам лишь скорлупу от яиц и несколько пустых кукурузных початков.
Тем временем коляска, которую тянули трофейные кони, въехала с проселочной дороги на тракт, тряска уменьшилась, и Настя неожиданно уснула, уютно прижавшись к плечу своего спутника. Засыпая, она вспомнила о матери, но теперь уже без обычного чувства вины и сожаления. Не может быть, чтобы ее мама не отбилась от гостей и ее несносного жениха. Ведь она так ловко и умело распоряжалась по дому и командовала слугами в Красноярске! А папины друзья и служащие, бывалые мужики, которые прошли огонь и воду и только что с медведем не спали в обнимку, побаивались ее и в то же время уважали, хотя она никогда не повышала на них голоса, не ругала и не оскорбляла. Да и папа остерегался лишний раз с ней спорить. Настя улыбнулась сквозь сон, вспоминая виноватое лицо отца, когда мама неожиданно вернулась из гостей и застала его и Курея распивающими «Смирновскую» на полу гостиной у жарко горящего камина. Настя сидела рядом с ними и вовсю уплетала картошку, испеченную на углях, запивая айраном, который Курей привез в подарок своему другу и брату. Мама сделала большие глаза, выхватила из рук десятилетней дочери замызганную деревянную пиалу и метнула ее в стену. Чаша разбилась прямо над папиной головой, и в следующее мгновение мужчин словно ветром сдуло из гостиной. А на следующее утро Настя услышала из маминой спальни глуховатый голос отца. Папа оправдывался, словно нашкодивший гимназист перед попечительским советом…
Голова ее постоянно соскальзывала с мужского плеча, и Настя обхватила Сергея обеими руками за шею. Граф, удерживая одной рукой вожжи, второй обнял девушку за талию, и так, прижавшись друг к другу, они продолжали свое путешествие в сторону Самары.
Дорога то взбегала на увал, густо поросший лесом, то резво бежала вниз и пересекала одну долину за другой. Слева и справа мелькали села, утонувшие в садах, огромные баштаны с заметными там и сям балаганами сторожей. Потом дорога опять шла вверх, и перед Сергеем открывались прекрасные картины южнорусской природы, щедрой на краски и разнообразие ландшафтов. Дыхание спящей, доверчиво прильнувшей к нему девушки касалось его щеки, и это непривычное для него ощущение наполняло его душу предвкушением того, что все его надежды и мечты вот-вот исполнятся. Он вздохнул полной грудью. Не так уж и плоха, оказывается, жизнь, если есть на что надеяться!
Дорога опять пошла под гору. Теплый поток воздуха ударил в лицо, Сергей на мгновение зажмурился и вдруг неожиданно для себя рассмеялся. А когда колеса экипажа и копыта лошадей простучали по старому каменному мосту, он бросил поводья и привлек к себе Настю. Она улыбнулась ему в ответ, и, уже не помышляя о последствиях, они припали друг к другу в поцелуе, словно спешили напиться из источника, запретного и вместе с тем желанного.
Впервые в жизни Сергей не просчитывал последствия своего поступка. Впервые он позволил женщине завладеть его чувствами и мыслями. Впервые он перестал контролировать себя, а все мысли о несправедливости, обмане, мести и наказании показались ему настолько мелкими и по-мальчишески глупыми, что ничего, кроме стыда за то, что позволил им зародиться, граф Ратманов не испытывал.
А сердце Насти не просто билось в ее груди в неистовом, поистине сумасшедшем ритме, оно пело жаворонком в его объятиях. Ее губам было немного больно, но тем не менее приятно. Сергей целовал девичье лицо и шею, прерываясь на миг, чтобы прошептать ее имя и опять припасть к нежным губам.
Тот первый поцелуй был для Насти неожиданным подарком, но уже тогда возникло у нее предчувствие чего-то необыкновенного. И чудо произошло! Фаддей вновь поцеловал ее! И этот второй поцелуй окончательно убедил Настю в том, что ее сердце отныне и навсегда принадлежит Фаддею Багрянцеву. Без всяких сомнений и долгих раздумий она выбрала свою судьбу, поэтому ей глубоко безразличны и осуждающий шепоток за спиной, и соболезнующие взгляды маменькиных подруг. А слухи, которые поползут им вдогонку, исчезнут без следа, когда они поженятся. С этого мгновения никто не в состоянии разуверить ее в том, что Фаддей неравнодушен к ней и его поцелуи так же искренни, как его голос, улыбка, взгляд…
Настя чувствовала себя в полной безопасности, ей было легко и спокойно рядом с надежным и любящим мужчиной. А разве нужен кто-то еще молодой, неискушенной девушке? И разве нельзя уже сейчас с]легким сердцем подумать об их будущей совместной жизни? Как хорошо, что у нее есть деньги и они смогут жить безбедно, ни от кого не зависеть и надеяться только на собственные силы! Фаддей непременно согласится сопровождать ее в экспедицию. И теперь уже вдвоем они обнаружат то загадочное месторождение, те сокровища, которые отняли жизнь у ее отца…
На дереве резко закричала потревоженная сойка. Молодые люди вздрогнули и отодвинулись друг от друга. Солнце потихоньку перевалило через зенит и постепенно скатывалось к верхушкам деревьев.
— Нужно спешить! — прошептал ей на ухо любимый. — Иначе придется ночевать посреди поля. — Он прикрикнул на лошадей, и коляска тронулась с места.
Настя засмеялась и приникла к самому дорогому для нее человеку. Их руки вновь переплелись. Фаддей ласково коснулся ее лба губами, и Настя опять задремала на его плече. И на этот раз ей приснился огромный луг, усыпанный ромашками и желтой льнянкой, по которому они с Фаддеем, взявшись за руки, спешат навстречу солнцу, встающему над горизонтом. А чуть впереди идут мама и отец, на плече которого восседает, как принцесса на троне, крошечная девочка с зелеными глазами…
Глава 10
Первым делом по приезде в город Настя и Фаддей побывали в небольшом магазинчике верхнего платья, в котором нашли все необходимое, потом отыскали обувную лавку и купили Насте легкие башмачки на кожаной подошве. Ее нарядные туфли развалились с первых шагов по булыжной мостовой городка. Потом они выехали на окраину города и переоделись в густых зарослях на берегу реки.
Пока Настя возилась со своими многочисленными одежками, Сергей спустился к самой кромке берега, разулся и вошел в реку. Теплая желтоватая вода ласково обняла его лодыжки. Возле берега она светлая, все камни на дне видны. А дальше, к середине реки, — темная, глубокая. Но это не везде. Есть и такие места, где внезапно выходит из-под воды остров-коса. Сергей вспомнил сказку, которую в детстве любила рассказывать ему няня… Темной июньской ночью блеснет над рекой молния, ударит гром, и усеет черт такую вот косу своими пальцами. Надо эти пальцы собрать, зарыть на Лысой горе, потом притаиться и ждать. В полночь прилетит черт за своими пальцами. Вот тогда и проси у него один глаз в обмен на пальцы. Рассвирепеет черт: не хочется ему делиться, но тут вновь ударит с неба молния, пора черту пальцы разбрасывать… И отдаст он тебе свой глаз как миленький, и вдень ты его в колечко, и носи всегда при себе, потому как он все беды отгонит, желания исполнит, счастливым поможет стать. Сергей вздохнул, сейчас даже всесильный чертов глаз не в состоянии был бы ему помочь!
Он сполоснул ноги и, осторожно ступая босыми ногами по теплым, нагретым солнцем камням, прошел по берегу и присел на принесенный половодьем, выбеленный солнцем обломок тополя. Ласточки-береговушки проносились над головой, почти задевая его крыльями. Теплый воздух струился над камнями, речная вода набегала на берег и с тихим шорохом откатывалась назад. Давно Сергею не было так хорошо. Там, наверху, его дожидалась прекрасная девушка, которой он был не безразличен. Сегодня он понял это окончательно. И сейчас, в эти минуты одиночества, Сергею предстояло разобраться, какие чувства он испытывает к ней. Все его первоначальные намерения увезти Настю сначала в Москву, а потом в Петербург, чтобы устроить этот идиотский скандал, подверглись серьезным сомнениям и уже не были столь решительными.
Но что в нем изменилось? Он, знаменитый покоритель женских сердец, и вдруг такие метания! Разве не ему приписывает молва чрезмерный опыт именно в подобных занятиях? Не его ли объявили чуть ли не чемпионом по части обольщения женщин, и юных барышень в особенности? Тогда почему желание обнять Настю, поцеловать ее становится все сильнее и сильнее его возмущения, занимает все его мысли, разрушая так хорошо задуманный и замечательно простой план? Почему мысли о женитьбе на ней все чаще и чаще посещают его? К тому же он уже начинает задумываться, как лучшим образом организовать будущую экспедицию в тайгу. В ее обществе ему легко и спокойно. Она не прибегала к каким-либо уловкам, чтобы вызвать интерес к себе, не делала никаких попыток завоевать его; она была сама естественность. Именно о такой девушке он мечтал — простой, милой, умной и в то же время необыкновенно очаровательной! Девушка его мечты, с которой он хотел бы прожить всю жизнь, но не знал, как найти теперь достойный выход из той недостойной ситуации, виновником которой оказался он сам.
Сверху раздался голос Насти. Она звала его, и Сергей, так и не найдя решения проблемы, быстро вбежал вверх по откосу, поросшему густым и колючим терновником.
Девушка дожидалась его у коляски. Теперь они оба выглядели более или менее прилично, Сергея только смущала щетина на щеках. Она была гораздо темнее, чем волосы, и это придавало ему вид опереточного злодея. Именно таких постояльцев очень быстро берут на заметку в провинциальных гостиницах и тут же доносят в полицейский участок о появлении подозрительного жильца. А Сергею в нынешней ситуации совсем не хотелось обращать на себя внимание ни хозяина гостиницы, ни простых обывателей, ни полицейских тем более.
К сожалению, на дверях единственной в городе парикмахерской висело объявление: «Нахожусь на временном отдыхе». Словоохотливый дворник из соседней подворотни пояснил, что на самом деле парикмахер в очередном запое и ближайшие полмесяца горожане будут ходить небритые, нестриженые и не освеженные одеколоном «Марсель».
Гостиницу они обнаружили сразу недалеко от въезда в город. Но, опасаясь встретить в ней кого-либо из знакомых, соседей по имению, а возможно, и преследователей, беглецы решили до вечера провести время в городе. Большой воскресный базар подходил для этих целей как нельзя лучше.
Здесь продавали свежую и соленую рыбу, ситные хлебцы и баранки, яйца и живую птицу. Над берестяными туесами с медом роились пчелы и осы. Словно прокаленные солнцем, баштанщики наперебой хватали проходящих мимо покупателей за руки, уговаривали купить самые лучшие астраханские, самарские, саратовские арбузы и дыни. И везде, на всех прилавках, громоздились, грудились, лежали целые горы помидоров, огурцов, яблок, груш, винограда: черного, темно-синего, желтого, розового, бледно-зеленого. В молочных рядах, где торговали варенцом, ряженкой, молоком, сметаной, торговки к концу дня почти все поголовно охрипли, зазывая к себе дачников и их кухарок.
Между рядами бродил продавец сладостей и усталым тягучим голосом бубнил:
— Вот рожки, конфеты, тянучки, леденцы! Вот пряники с картинками — забава для ребят, радость для родителей!
Дети то и дело подбегали к нему, протягивали зажатые в руках медяки, получая взамен тугие черные рожки, маковки и перевитые яркими бумажными ленточками длинные конфеты.
Недалеко от лоточника ходил мороженщик с широким ящиком на ремне, перекинутом через шею. Он продавал мороженое в костяных стаканчиках и с костяной же ложечкой. Настя и Фаддей съели уже по две порции, и мороженщик, когда они в который уже раз проходили мимо, ласково на них посматривал и еще громче начинал расхваливать свой товар: «Мороженое сливочное, ореховое, клубничное! Самое вкусное и симпатичное!..»
По базару в основном сновали дачники: солидные дамы с корзиночками и зонтиками, их мужья со сдвинутыми на затылок шляпами и перекинутыми через руку пыльниками и веселые дети в матросских костюмчиках, соломенных шляпках и кружевных платьицах. Но хватало здесь и простого люда: мужиков в сатиновых и ситцевых рубахах с потными спинами, баб с грудными ребятишками, цыган в теплых меховых шапках и цыганок с серьгами в ушах, монистами на шее и в широченных, донельзя грязных юбках. Татары с черными от степного солнца лицами, в длинных ватных халатах и в тюбетейках на бритых головах держались особняком. Они торговали прохладным и острым, отдающим в нос кумысом. Фаддей с Настей с удовольствием выпили по пиале слегка кисловатого напитка, заработав тем самым одобрительную улыбку старого татарина.
Черноглазая цыганка крепко ухватила руку молодой женщины и водила пальцем по ее ладони. У женщины за спиной плакал ребенок, на локте висела тяжелая корзина, платок съехал набок, но она внимательно вслушивалась в то, что бойко тараторила цыганка. Лицо ее стало вдруг изумленным, она радостно кивнула головой, сунула цыганке несколько монеток и, продолжая радостно улыбаться, скрылась в толпе. Настя, заглядевшись на женщину, несколько отстала от Фаддея, и тут же одна из цыганок вцепилась в нее мертвой хваткой:
— Красивая, золотая, серебряная, дай погадаю, всю правду скажу, что было, что будет…
Настя растерянно поискала глазами Фаддея, но он уже и сам спешил ей на помощь, отдал цыганке пятак, но та, не отпуская руку девушки, торопливо проговорила:
— Через счастливую судьбу свою скоро разбогатеешь, через черную женщину получишь хлопоты и слезы…
— Довольно, довольно, милая! — Сергей весело рассмеялся, отстранил гадалку и взял Настю под руку. — Пойдемте, я что-то вам покажу.
Они пошли на заунывный скрипучий звук шарманки. Шарманщик и шарманка были, похоже, одного возраста. Старик, одетый в выцветшую и потрепанную рубаху, вращал ручку своего допотопного инструмента, извлекая из него хриплую мелодию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42