– Нам также понадобится стол, на котором можно писать, – потребовал секретарь.
Том и Джошуа подкатили пустую бочку и установили ее днищем вверх между скамьями. Молтби и его секретарь уселись с важным видом. Третий член их компании тоже к ним присоединился, и та самая троица, что всего несколько минут назад пыталась отнять у нас жизнь и уничтожить наше имущество, взяла на себя роль судебной коллегии – вершителя королевского правосудия. Горбун наблюдал все это, и глаза его сверкали.
В этот момент на днище пустой бочки шлепнулось яблоко, да с такой силой, что кожура его лопнула и сок брызнул на Молтби. Тот завопил от ярости. Я понял, кто швырнул яблоко из верхнего окна, и хотя не мог удержаться от улыбки, пламенно желал, чтобы такое больше не повторилось. Напрасная надежда: сверху вылетело еще одно яблоко, чуть не попавшее в секретаря. Молтби в гневе вскочил на ноги.
Я шепнул матушке:
– Поднимитесь наверх и велите мальчику перестать швыряться яблоками.
Матушка тоже улыбалась, несмотря на серьезность момента; она на цыпочках стала подниматься по лестнице.
Молтби стоял у бочки, решая, не атаковать ли нас снова, но передумал; он не желал терять время и опустился на скамью.
– Именем его величества короля Георга (как гладко произносил он эти слова!) я вызываю – сейчас, сию же минуту – владельца этой гостиницы предстать перед судом.
Но тут раздался голос, который я знал и любил: он отчетливо прозвучал в тихом предвечернем воздухе:
– Нет, сэр. Нет, пока я не дам на это свое позволение.
Из-за гостиничного крыльца спокойно вышел доктор Ливси. Он остановился у большой кадки с яркими цветами; матушка всегда ставит такие под эркерами.
– Кто вы такой, черт возьми, – прорычал Молтби.
– Я истинный блюститель закона в этих краях, – ответил доктор Ливси.
– А я – королевский блюститель закона, – заносчиво возразил Молтби.
– Вздор и чепуха! – воскликнул доктор Ливси. – Если в тихий солнечный день отряд моих соседей должен спешно скакать на выручку, я понимаю, что к нам явились разбойники, а вовсе не слуги короля.
– Я – сэр Томас Молтби. Кузен убитого герцога Бервикского. Я – придворный советник его величества.
Доктор Ливси поднял бровь.
– В таком случае, сэр, вам следовало бы изучить, как осуществляется королевское правосудие. И поскольку представляется, что вам это неизвестно, я вам процитирую, – и он произнес нараспев: – «Там, где присутствует мировой судья или где он может присутствовать, придворный советник объявляет свое участие в деле нецелесообразным дотоле, пока не будет призван к участию самим мировым судьею, поскольку таковой мировой судья есть один из четырех краеугольных камней английского правосудия». А я, сэр, вас не призываю!
Доктор Ливси энергично хлопнул в ладоши – раз, потом другой.
– Иными словами, сэр, поскольку это произошло в нашем округе, дело должно рассматриваться в нашем округе, а я и есть судья нашего округа. Если вы меня понимаете, сэр.
Теперь свою долю сарказма получил Молтби; я узнал столь знакомый мне острый ум доктора Ливси, его способность играть словами, его умение поиграть со словом «сэр». Молтби и его соратники впервые стали выказывать признаки замешательства. Секретарь сделал неопределенный жест рукой:
– При мне нет юридических книг, сэр, – начал он. – Однако мне известно, что придворный советник…
– Вам ничего об этом неизвестно. И вообще ничего, – прервал его доктор Ливси. – И вы не представили нам никаких доказательств вашего ранга.
– Убийство было совершено, – сказал Молтби. – Был сражен именитый джентльмен из благородной семьи. Мы полагаем, что в этом доме укрываются убийцы. И полагаю, я сейчас смотрю в направлении одного из них. – Он обратил взгляд на дверь гостиницы. – Я также полагаю, что соучастники, способствовавшие этому убийству, прячутся в этом же здании.
– Вы имеете намерение это доказать? – спросил доктор. – А вы видели, как произошло убийство? Где же ваши свидетели? Вы швыряетесь обвинениями, джентльмены, и в то же время выдаете себя за судью и присяжных. А я, дьявол меня побери, даже не знаю, кто вы такие. Может, вы сам дьявол и есть. Но кем бы вы ни были, сэр, я арестую вас, если вы нарушите мир и покой в нашем округе, клянусь своим париком. Так что сделайте мне одолжение, сойдите со скамьи. Вы обязаны подчиниться признанному и находящемуся под присягой мировому судье его величества короля Георга. А именно мне. Мое имя – Ливси.
Молтби и его секретарь подчинились. Затем заговорил Молтби:
– Пусть будет так, сэр. Но мы подаем серьезную жалобу и посему требуем, чтобы были совершены аресты. Наш сотоварищ, мой крен, был убит в вашем округе. Конь его был украден.
– Откуда вам известно, что это убийство? – спросил доктор. – Или что это конокрадство? Я вижу, вы предпочитаете тяжкие обвинения.
– Мы полагаем, что наши обвинения точны. А те, кого мы обвиняем, скрываются в этой гостинице.
– Нет! – закричал я. – Неправда! Дело в том…
Доктор Ливси резко прервал меня:
– Молчать… Всем молчать! Я проведу это расследование, как подобает моему положению и опыту. И прежде всего – в соответствии с законом. Я начну отбирать показания незамедлительно.
Он направился к Молтби.
– Отдайте мне вашу шпагу, сэр. Истцу, так же как и ответчику, не положено носить оружие во время судебного разбирательства.
Никто и никогда еще не выказывал подобного нежелания расстаться с оружием. Доктор Ливси забрал шпаги и у остальных соратников Молтби.
– Но те люди вооружены, – запротестовал Молтби, указывая на маленький отряд сквайра Трелони.
– Вы не выдвинули против них обвинений, – ответил доктор Ливси. – Так что они не подлежат этому расследованию. А теперь, сэр, напоминаю вам, что вы не должны покидать этот участок земли, не получив на то моих указаний. – И доктор быстро прошел мимо Тома Тейлора, мимо меня, прячущегося за дверью, прямо в затемненный трактирный зал.
Том последовал за ним и принялся открывать ставни. Я заметил, что он привлек внимание доктора к повреждениям, нанесенным преследователями, и показал ему не успевший взорваться ящик под окном. Доктор Ливси прижал к носу палец; я знал, что у него это знак нарастающего раздражения. Минуты через две Том прошел мимо меня во двор.
– Сквайр Трелони! – крикнул он громовым голосом (в Томе давным-давно дремал, в ожидании подходящего момента, общественный деятель).
Сквайр прошел мимо моего укрытия, и я закрыл за ним дверь.
Очень скоро в настроении, царившем в трактирном зале, начали происходить изменения. Доктор Ливси перестал посматривать в мою сторону, и они со сквайром заговорили так тихо, что я не мог расслышать их слова.
Беспокойный день клонился к вечеру; в небе кувыркались грачи, кружились чайки, лошади склоняли тяжелые головы к траве у края двора. Во дворе царило молчание.
Вдруг я услышал, как выкликнули мое имя:
– Мистер Джеймс Хо-о-окинс!
Ну, подумал я, Том слишком уж всерьез стал принимать свои временные обязанности в суде.
По ту сторону зала сквайр Трелони удобно откинулся на спинку дивана. Доктор Ливси сидел за одним из наших старых столов – как ни смешно, за тем самым, за которым когда-то предпочитал пить свой ром капитан Билли Боне.
– Джим, – сказал доктор Ливси. – Тебе надо как можно яснее рассказать мне о том, что произошло. – Он не отрывал от меня твердого взгляда.
Я начал свой рассказ и довел его до конца; меня ни разу не прервали. Но сердце мое замирало, когда я взглядывал на мрачное лицо доктора Ливси. Наконец он заговорил.
– Джим, я не объявил официально, что это – слушание дела. Заметь – от тебя не потребовали принести присягу. У меня есть для этого свои причины. Но все это очень плохо. Боюсь, мне слышатся шаги палача.

5. Все мы – беглецы

Доктор Ливси вздохнул: он взял на себя столь тяжкую ношу, что она вывела его из душевного равновесия. Он продолжал:
– Думаю, что я не смогу сдержать этих людей. Самое малое, что они могут потребовать, это арестовать тебя как подозреваемого. Если этого не удастся избежать, боюсь, суды более высокой инстанции возьмутся за нас, и эти «джентльмены» (он просто не знал, как их называть) используют свое огромное влияние. И присягнут, что ты убил их сотоварища.
– Но я не убивал!
– Они наведут о тебе справки. Услышат про твои россказни. Про наши приключения на острове. Про Израэля Хендса.
Тут мой голос чуть не сорвался на визг.
– Но я убил Израэля Хендса потому, что Израэль Хендс пытался убить меня! Он гонялся за мной по всему кораблю! Да я и не собирался его убивать – пистолет выстрелил, когда он швырнул в меня ножом!
Должно быть, я выглядел необычайно расстроенным, потому что доктор поднялся на ноги.
– По моему разумению, – медленно произнес он, – твои дела не могли бы обстоять хуже. У тебя нет свидетелей, так как они представят обвинения и против тех, кто был с тобой. Им будет легко получить вердикт «Виновен». Так вот и обделываются подобные делишки.
– И что же мне делать? – мой голос дрожал, да и весь я дрожал не меньше.
Холодным тоном доктор обратился к сквайру:
– Я предлагаю перенести расследование отсюда в другое место – в гостиницу «Король Георг» или, если вы позволите, Джон, к вам в Холл. – Сквайр кивнул, а доктор продолжал: – Я обяжу тех джентльменов, что сидят во дворе, проследовать туда незамедлительно.
Он направился к выходу, а сквайр Трелони тихо сказал мне:
– А вдруг тебе не удастся явиться туда, Джим?…
Я почувствовал, что два моих друга успели о чем-то договориться меж собой.
– Но тогда я стану беглым преступником!
– Любое дурное дело требует времени! – ответил сквайр.
Доктор Ливси не смотрел на меня. Оба они понимали вставшую передо мной дилемму. Бежать – значит признать свою вину. Остаться и стать заключенным, может быть, сидеть в эксетерской тюрьме, да еще по такому тяжкому обвинению, не обещало ничего хорошего. К тому же меня сильно смущала мысль о том, что я считаю себя человеком чести.
Однако она же заставила меня принять решение. Лицо этой странной прелестной женщины, лицо ее необузданного сынишки там, в верхней гостиной, трогали мою душу. Я помню, что тогда подумал: «За всем этим кроется какая-то давняя история. И ничего нельзя решить, пока не будет раскрыта эта тайна. Но я не могу бросить этих двух людей. Даже несмотря на то, что они сами навязали мне заботу о них».
Так случилось, что мы вовсе не отправились в Холл. Через час, когда все люди разъехались и все пути оказались свободны, мы, с одобрения моей матушки, покинули «Адмирала Бенбоу» в сопровождении Тома Тейлора.
Наши сборы были, по необходимости, поспешными. Мы взяли еду и одежду на два дня, но ведь тюки должны были быть как можно легче. Некоторая задержка произошла из-за того, что трудно было подобрать одежду для двух наших беглецов: они-то явились к нам без какого-либо имущества. На помощь был призван весь гардероб моей матушки, и если одежда, которую теперь пришлось надеть Грейс Ричардсон, не соответствовала по роскоши ее обычным нарядам, она и ее сын получили прочное платье для защиты от неожиданностей, с которыми мы могли повстречаться в пути.
Теплые юго-западные ветры дули нам в спину, когда мы поскакали прочь от моря, в глубь страны. Мы направлялись к высокой гряде холмов, чтобы как можно дольше пользоваться светом долгого летнего вечера, и надеялись, что ясная погода продержится и будет достаточно теплой, чтобы дать нам возможность ночевать в поле.
Казалось, Грейс Ричардсон привыкла к побегам. Когда они с сыном спустились в трактирный зал, она попыталась принести извинения, но я не пожелал их слушать; да к тому же у нас все равно не было времени для разговоров.
– Луи, – сказал я, – хочу похвалить тебя за меткость.
Он глянул на меня исподлобья, потом посмотрел на мою матушку. Она ему улыбнулась.
– Но я же промахнулся. Два раза, – ответил он. – Яблоками точно не попадешь.
После этого он пошел помочь матери, которая быстро и молча трудилась, упаковывая одежду и еду. Я отметил, что мальчик тоже был привычен к таким делам.
И снова, не впервые в этот день, моя матушка поразила меня. Ведь это она определила наше место назначения.
– Поезжайте в Бристоль, – посоветовала она. – Там множество людей останавливается – словно перелетные птицы.
– Но согласятся ли наши… наши гости? Они только что приехали из Бристоля.
– Тем более разумно ехать туда, – рассудила матушка. – Кому в голову придет искать их там, откуда они бежали?
Однако меня тревожило еще одно сомнение.
– Но пристало ли молодой женщине вот так запросто отправляться в дорогу с молодым мужчиной ее возраста? Не будет ли это несколько…
Взгляд матушки дал мне понять, что я совершил бестактность, подвергнув сомнению и свое собственное понимание принципов, и отношение к ним моей спутницы. На мой вопрос матушка не потрудилась ответить.
– Остановитесь у твоего дядюшки. Он тебя любит. А взгляды у него весьма здравые.
– А что потом? – спросил я больше себя самого, чем матушку. – Что нам потом делать? Вечно быть в бегах? Не можем же мы навсегда спрятаться у дядюшки Амброуза.
Она попросила дать ей время подумать, пока мы собираемся. Перед самым нашим отъездом она позвала меня.
– Тебе хорошо известно, что мне было вовсе не по душе, когда вы отправились на тот остров. И тебе хорошо известно, что я не хотела, чтобы ты туда отправился. Но ты поступил правильно. Это дало тебе такие возможности, каких ты и за полсотни лет не получил бы, оставаясь в этой гостинице.
Я заерзал на стуле от ее похвалы: не так уж часто мне приходилось такое слышать.
– Вот что я думаю, – продолжала она. – Пусть тобой руководит твое чувство чести. Ты – сын своего отца. Ты не убийца. И никогда убийцей не станешь, что бы ни заявляли эти негодяи и какой бы властью они ни обладали. Но ведь и то правда, что в их власти белое замазать черной краской. Такие люди и день могут в ночь обратить. А наше положение слишком скромное, чтобы мы могли им противостоять. Нам не добиться победы.
Она умолкла и пошла к двери проверить, не подслушивает ли кто. Закончила она шепотом:
– Я узнала: за всем этим кроется целая история. Мы поговорили, как женщинам свойственно. Нам с тобой следует лишь восхищаться и испытывать уважение к этим двоим из-за того, что им пришлось перенести. – Она коснулась моей руки. – И я очень жду новой встречи с этой прекрасной молодой женщиной.
– Матушка, я считаю, вам очень повезло, что вы узнали хоть что-то из произошедшего с этой женщиной и ее сыном. Мне об этом ничего неизвестно. – Тон мой был суховат.
– Ты все узнаешь. И ты сможешь справиться со злом только тогда, когда выяснишь, что кроется за всем этим. Так что, когда доберешься до Бристоля, руководись тем, что сам сочтешь необходимым, и суждениями твоего дядюшки. До тех пор, пока ты будешь стремиться к тому, чтобы все разрешилось по-доброму, ты не можешь ошибиться.
Получив такое благословение, я повел свой маленький отряд прочь от «Адмирала Бенбоу». Теперь на мне лежала новая, пугающая ответственность.
Обычный путь на Бристоль лежит по берегу. Мы же поехали прочь от берега, узкими сельскими дорогами, проселками и путями скотогонов, чтобы никому не попадаться на глаза. Какая-то женщина с корзиной, собиравшая травы, и несколько ребятишек, залезших, играя, на дерево, помахали нам руками. Я надеялся, что мы показались им ничем не примечательными: ведь не могло быть ничего необычного в том, что мужчина, женщина и ребенок едут летним вечером по дороге в сопровождении слуги. Если бы их стали расспрашивать вскоре после того, как мы там проскакали, они не могли бы выделить нас среди прочих по времени и скорости, с какой мы ехали. Я не разрешал замедлить ход до тех пор, пока мы не отъедем по меньшей мере часа на два с лишним от «Адмирала Бенбоу» и пока длинные тени не пролягут между живыми изгородями.
Мы ехали, а я в это время пытался разобраться в нашем положении. Нас еще не обвинили в убийстве, но мы – подозреваемые. Никаких свидетелей не было с нами во время этого ужасающего события; остается лишь наше слово против слова этих людей. Однако, как совершенно явно опасались сквайр и доктор Ливси, обвинения наших врагов будут иметь значительно больший вес: сэр Томас Молтби говорил с такой уверенностью об их высоком положении и связях. Наша предосторожность – этот наш побег – была правильной, если не думать о том, что всякое действие влечет за собой соответствующие последствия.
Итак, что же теперь будет? Придется ли нам покинуть Англию? Если так, то каким образом уехать и куда? И как надолго? Если же остаться, знаем ли мы кого-нибудь, к кому можем обратиться? Это должен быть человек такого же положения в обществе или еще более высокого, если решит выступить против наших обвинителей, до этого совершивших на нас нападение. И как быть с Джозефом Тейтом, из-за которого я оказался втянутым в эту историю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35