Прежде чем свернуть за поворот, я оглянулся. Отвратительный горбун выехал на середину дороги и так и стоял там, пристально глядя мне вслед, словно грозная уродливая птица.
После встречи с горбуном мысли о Джозефе Тейте казались просто приятными. Тейт был красивым, хотя и неприятным человеком. Он никогда не стоял во главе событий, но всегда со злобной энергией спешил присоединиться к любому дурному начинанию. Да, думал я, охотно верю, что это он выстрелил в «Испаньолу», потому что, хоть я и не мог как должно различить на таком расстоянии, кто из них стрелял, другие двое казались гораздо слабее или же были слишком пьяны для столь яростного проявления злобной энергии.
Жив ли еще Тейт? Этот вопрос обещал быть особенно трудным. Из тех троих у него было больше всего шансов выжить. Не мог ли он построить плот? Попасть на какое-нибудь плывущее мимо судно и наплести там с три короба небылиц о кораблекрушении? Отыскать челнок Бена Ганна, починить или перестроить его и уйти с отливом? А может быть, он остался там и сносно устроился? Серебряными слитками покупает себе расположение любопытствующих путешественников? В таких то идущих вперед, то возвращающихся вспять размышлениях я доехал до «Короля Георга», но все же успел решить, как мне поступать.
Однако в этот погожий день все пошло совсем не так, как я ожидал. Прежде всего Джон Калзин сообщил мне, что ему не удалось выведать никаких новых подробностей об истории нашей незнакомки. Он рассказал, что и женщина, и мальчик поглощали пищу столь поспешно, будто у них долго не было ни крошки во рту. А может быть, предположил он, они ели так быстро еще и потому, что хотели как можно скорее двинуться дальше. Но после еды ни женщина, ни мальчик уже не смогли бодрствовать.
– Они тронули меня до глубины души, Джим, – сказал Джон. – Но, Джим, мальчишка просто необузданный какой-то, ты не думаешь? А она и не пробует его обуздать. И все же в мальчишке, видать, есть что-то доброе.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду… – начал было я, но тут Грейс Ричардсон, услышав наши голоса, вышла на лестницу. Мальчик стремглав сбежал вниз по ступенькам, промчался мимо нас с Джоном, ни слова не промолвив, и выскочил на залитый солнцем двор. Я высказал свое предложение о том, чтобы мать и сын остановились в гостинице «Адмирал Бенбоу», и Грейс Ричардсон согласилась его принять.
Пока мы готовились к отъезду, я тихонько спросил Джона, не проезжал ли здесь недавно горбун?
– Нет, Джим. Про такого не слыхал.
– Я встретил одного на дороге, – сказал я. – Неприятное существо.
– Да они обычно малорослые и вовсе безобидные создания.
– Только не этот, Джон, – возразил я. – Этот даже покрупнее тебя будет. Если он заедет сюда, глаз с него не спускай.
Наша маленькая компания направилась в гостиницу «Адмирал Бенбоу», стоявшую в полутора милях от «Короля Георга». Я отдал Грейс Ричардсон свою лошадь, а сам шел рядом, ведя лошадь под уздцы. Мать и сын выглядели отдохнувшими, но ее лицо все еще было омрачено беспокойством. Я задавался мыслью о том, как мне думать об этой женщине: называть ее в мыслях «Грейс» было бы слишком фамильярно; «мисс Ричардсон» казалось неподобающим – ведь у нее есть сын; но думать о ней как о «миссис Ричардсон» тоже было бы невозможно, если ее супругом когда-то был Джозеф Тейт. Я решил мысленно называть ее полным именем до тех пор, пока, как я надеялся, более длительное знакомство не приблизит меня к ней (любым возможным путем) настолько, что «Грейс» уже не будет казаться фамильярностью.
Мальчик – Луи, – казалось, обрел новые силы. Он побежал вперед, желая увидеть море. С определенной точки на нашей неширокой дороге можно увидеть внизу берег Корнуолла. Корнуолл (Cornwall) – исторический район и графство на юго-западе Великобритании; имеет живописное побережье. В настоящее время – крупный центр туризма (южное побережье Корнуолла называют Английской Ривьерой).
Мать Луи умоляла его оставаться на виду и не переставала внимательно оглядывать все вокруг.
– Мадам, это тихое место, – уверял я ее. – Пусть он побегает, он станет лучше себя чувствовать.
От неожиданного отчаянного крика, раздавшегося чуть ниже по дороге, меня словно морозом до костей прохватило. Я взглянул на Грейс Ричардсон и увидел, что на ее лице написан ужас.
– Господи Боже мой! – воскликнула она. – Луи!
– Оставайтесь на месте! – велел я ей и со всех ног бросился вперед по дороге.
За поворотом, у обочины, стоял конь в богато убранной сбруе. Рядом, наполовину на траве, наполовину на твердо убитой дороге, лежал Луи. Какой-то молодой человек зверски избивал его ногами, и, должен признаться, я было подумал, что Луи сам вызвал его гнев. Но это выглядело слишком опасным. Человек, разодетый словно денди, угрожающе возвышался над мальчиком. Каждый удар ногой сопровождался безобразным ругательством.
В тот миг, не в силах понять происходящее, я решил, что этот щеголь собирается убить Луи, скорчившегося под жестокими ударами его сапог.
Напавший обернулся на мои крики. Этот человек был разодет так затейливо, что я никогда и не видел ничего подобного. В такой одежде надо бы скорее красоваться среди модников Бата, Бат (Bath) – курорт с горячими источниками на юге Англии.
чем здесь, на этой тихой и пустынной сельской дороге. Я снова крикнул, употребив несколько оскорбительных слов. Это сработало: я отвлек его внимание на себя, и денди потянулся за шпагой. Чтобы еще больше отвлечь его от мальчика, который теперь лежал без движения, я стал отступать назад, заманивая его за собой. Я не был вооружен: мужчины в наших краях надевают шпаги, только отправляясь в дальнюю дорогу.
В этот момент из-за поворота показалась обуреваемая горем Грейс Ричардсон. Ее крики отвлекли напавшего от меня, и он поспешил к ней, выкрикивая ругательства и таща коня в поводу. Мое суждение об увиденной сцене изменилось – он явно знал Грейс Ричардсон и был достаточно знаком с ней, чтобы иметь повод ее ненавидеть. Это не могло быть случайным нападением, вызванным дерзостью мальчика.
Щеголь в черном парике был толст и коренаст, но очень подвижен. Я бросился вслед за ним. Он поднял шпагу, собираясь то ли поразить женщину насмерть, то ли перерезать подпругу, чтобы ссадить ее с лошади. Несмотря на то, что я худощав и легок, я бросился наземь позади него, прямо ему в ноги, намереваясь его свалить, а затем каким-то манером сесть на него и дождаться, пока удастся позвать на помощь.
Руки мои пришли в соприкосновение с его ногами, и я добился своей цели. Я как бы сделал ему подножку: он упал. Копыта его коня взметнулись над моей головой и опустились поодаль. Голова щеголя громко ударилась о камни, усыпавшие здесь землю. Он издал какой-то хриплый звук и перекатился на спину, наполовину закрыв меня своим телом; его шпага, звеня, упала, пролетев мимо моего лица. Затем он снова перекатился на живот, будто плохо закрепленный люгер. Люгер (мор.) – здесь: небольшое двух-или трехмачтовое парусное судно.
После этого он больше не двигался. Конь его встал на дыбы – копыта снова мелькнули у самой моей головы – и ускакал прочь.
На несколько секунд воцарилась тишина. Я чувствовал, что мои руки расцарапаны, колени, локти и щека у скулы ободраны. Я к тому же понимал, что мой противник мертв. Выбираясь из-под него, я увидел, что Грейс Ричардсон спешивается.
Эта сцена и поныне, словно картина, запечатлена в моем мозгу: солнце сияет, небо ярко-голубое, на дороге – мертвый человек в сапогах с блестящими пряжками, в съехавшем набок завитом парике; молчащий избитый мальчик, его мать, обезумевшая от горя, разносящийся эхом стук копыт удаляющегося коня без всадника. Я, силящийся подняться – одно колено на твердой дороге; и ужас, ледяным холодом обдающий мое лицо.
Грейс Ричардсон бегом бросилась туда, где неподвижно лежал ее сын. Я двинулся следом, дыхание мое прерывалось от ужаса и напряжения. Но вскоре я почувствовал, что она успокаивается – мальчик оставался неподвижен скорее инстинктивно, чем из-за боли. Никаких следов побоев на голове у него не было – ни один из ударов не попал прямо в голову. Юный и гибкий, Луи пострадал более от страха, чем от побоев. Мать заключила его в объятия, шепча его имя.
– Ты жив, Луи? Ты жив? – восклицала она. Ее слова, ее голос рвали мне душу.
– Он жив? – услышал я свой собственный голос.
– Да, он жив, да, да, с ним все в порядке. Да, ты жив, ты жив! Луи, мой дорогой! Мой милый, милый Луи!
Со страхом в душе я вернулся к распростертому у дороги телу щеголя. Лицо его было повернуто в профиль. Тонкая струйка ало-черной крови запятнала кружевной воротник. Я попытался нащупать биение его сердца. Золотое кольцо на его пальце сильно поцарапалось о камень, который принес щеголю смерть. Когда происходят ужасные события, мы часто обращаем внимание на мельчайшие подробности.
Поднимаясь на ноги, я задел рукой синий шелковый камзол и был потрясен замечательным качеством ткани. Я попытался заставить свои мысли следовать одной определенной линии. Ум мой твердил: «Что дальше! Решай, что делать дальше!»
– Мадам! – окликнул я. – Кто он? Как вы думаете, он был один?
Луи уже поднялся на ноги и стоял, растерянный и заплаканный.
– Кто он? – снова крикнул я ей. Все во мне рвалось кричать громче и громче.
Она колебалась, потом ответила в отчаянии:
– Я не могу сказать… Я… я не знаю. Но с ним часто бывают сопровождающие.
– Сопровождающие? Они едут следом?
Теперь я понял, что она, должно быть, опасалась враждебного преследования, отсюда и ее волнение, и странное поведение, и стремление поскорее двинуться дальше, где-то укрыться. И я спросил в третий раз: «Мадам, кто он такой?» Должно быть, я чувствовал, что его имя окажется весьма значительным. Она уловила твердую решимость в моем голосе и уступила:
– Я была причиной великой распри между его родом и моим. Он надеялся стать моим мужем. Теперь, когда он мертв, нет нужды скрывать его имя. Это герцог Бервикский.
Имя это было мне знакомо: фавориты короля, собиратели милиционной армии, герои битв за рубежами страны… Я стал причиной смерти известного человека. Опасность. Смятение. Я не знал, ехать ли нам назад, туда, откуда мы выехали, или продолжать путь к моему дому.
Дело решил мальчик, Луи. Как-то странно наклонив голову набок, он вдруг сказал:
– Другие уже недалеко.
Я взглянул на его мать, как бы спрашивая – откуда он знает?
Она погладила его по голове и тихо сказала:
– Вы можете ему верить. Луи часто знает, что должно случиться.
3. Снова в осаде
Мы поспешили прочь от этого рокового места. Мысли мои тоже неслись во всю прыть. Поначалу, в смятении, я подумал, мы должны вернуться в гостиницу «Король Георг»: у меня не было никакого желания нарушать покой моей матушки. Потом я изменил решение. Ведь насилие было совершено не мною. Этот человек сам навлек на себя беду. У меня есть свидетели. В любом случае тот, кто его найдет, решит, что он упал с лошади. Впрочем, нет, рассуждал я, он успел вытащить шпагу, она лежит на земле рядом с его телом. Это укажет на то, что был бой… и конь его исчез. Однако, если он надеялся жениться на этой даме, почему он захотел напасть на нее и на ее сына?
Далее я подумал о безопасности – для себя, для всех нас. Это заставило меня остановиться на моей собственной гостинице. Я не мог бы спрятать Грейс Ричардсон и ее сына от отряда солдат, но я мог создать там какое-то укрытие или послать за помощью.
Кое-как мы добрались до «Адмирала Бенбоу». Луи быстро пришел в себя, а его мать не стала снова садиться в седло; я вел позвякивавшую стременами лошадь в поводу, а Луи держался за мою руку, не отпуская. Красота его матери, казалось, еще возросла, золотисто-бледный цвет лица, окрашенного румянцем волнения, стал еще лучше (если такое возможно!). И хотя мы очутились в весьма тяжких обстоятельствах, лицо этой женщины зачаровывало меня сильнее, чем прежде.
У дверей нас встретил мой работник, Том Тейлор. Когда умер его отец, матушка наняла на работу Тома. С тех пор я успел взять к нам на работу и его жену, а потом и сына, юношу лет семнадцати. Том увидел наши ссадины и расстроенное выражение лиц.
– Нас, возможно, преследуют, Том, – сказал я ему. – Боюсь, мы наткнулись на какую-то разнузданную банду.
Том отличался живой сообразительностью, хотя обычную работу выполнял со скоростью улитки. Он тотчас же отправил своего сына, Джошуа, за доктором Ливси. Потом он запер все двери на засовы, закрыл на окнах ставни и тоже запер их на засовы; трактир был пуст – едва пробило четыре часа, все пребывало в покое. Но мое сжимающееся сердце подсказывало мне, что страх и опасность снова явились в гостиницу «Адмирал Бенбоу».
У меня все еще хранились двуствольные пистолеты, которые Долговязый Джон Сильвер дал мне в тот день, когда пираты набросились друг на друга. У Тома Тейлора было собственное охотничье ружье. Жена Тома, Клара, взяла на себя заботу о Грейс Ричардсон и Луи. Когда они отправлялись наверх, я настоятельно просил их сидеть тихо, а Кларе велел сказать матушке, что вскоре объясню ей все как следует.
Однако, когда любопытство матушки возбуждено, никакая сила в мире не может ее остановить. Спустя всего лишь несколько минут я услышал на лестнице ее шаги. Мы с Томом сидели, положив заряженное оружие на стол перед собой.
– Что тут у нас происходит? – спросила матушка, неожиданно обнаружив, что в зале трактира темно. – Неужели опять осада?
Снова в памяти моей зазвучало постукивание страшной палки слепого Пью по мерзлой дороге. Снова вспомнилась та давняя ночь, когда мы с матушкой рылись в матросском сундучке умершего капитана, а мерзкая банда Пью взломала двери и ворвалась в гостиницу буквально пару минут спустя после того, как мы бежали оттуда.
– Матушка, – начал я чуть резковато, так как в тот момент не желал выслушивать ее упреки, – я тут вовсе ни при чем. И мы уже послали за помощью.
Она не обратила на мои слова никакого внимания.
– У нас есть еще два ружья, – произнесла она. – В бельевом шкафу, на верхней площадке. Сейчас принесу.
Я попытался возразить ей. Том Тейлор покачал головой: не надо. Матушка возвратилась, пододвинула стул к столу, села и принялась осматривать принесенные ею ружья.
– Матушка, – сказал я в некотором раздражении, – мне было бы легче, если бы вы…
– Не сомневаюсь, что тебе было бы легче, – прервала она меня. – Но если станет трудно, кто будет вам ружья перезаряжать?
Когда-то я считал матушку существом хрупким. В ту ночь, когда пираты крушили наш трактир, она, казалось, вот-вот потеряет сознание. Однако с той поры, как я вернулся с Острова Сокровищ, я почувствовал, что она словно обрела новые жизненные силы. Другие это тоже заметили.
Доктор Ливси говорил мне: «Многие женщины расцветают в период вдовства, Джим. Твоя матушка питала слишком большое уважение к мужу, чтобы позволить другим заметить, что она сильнее его. Мне часто приходилось видеть такое. Эти качества свойственны замечательным женщинам».
Эта «замечательная женщина», на губах которой, как я заметил, даже в столь мрачных обстоятельствах играла легкая улыбка, сказала, обратившись ко мне:
– Я с большим нетерпением ожидаю услышать все, что тебе известно о даме, которую ты к нам привез. Откуда, – тут ее тон стал холоднее, – она о тебе узнала?
Я покраснел. Как я догадывался, все могло объясняться моими хвастливыми рассказами об Острове Сокровищ; слухи о них достигли ушей Грейс Ричардсон: так мой болтливый язык навлек на нас беду.
Наш кот, по имени Кристмас, оглаживал хвостом мои ноги, словно красил. Вдруг он отошел от меня, замер и зашипел. По дороге застучали копыта. Времени прошло слишком мало, чтобы подоспела помощь. Значит, это преследователи.
Том Тейлор поднял руку и принялся считать, разгибая пальцы. Один. Два. Три. Кристмас прыжками бросился к лестнице и замер там в ожидании, выгнув спину.
– Трое, – прошептал Том. И снова прислушался. – Нет, четверо, – решил он.
Копыта умолкли, фыркнула лошадь, звякнуло железо. Мы сидели молча. Деревянная рукоять пистолета увлажнилась – ладонь у меня взмокла. В небе прокричала чайка. Снаружи послышался какой-то разговор, но говорили негромко, слов было не разобрать. Звук копыт одной из лошадей послышался совсем близко. Раздался мощный стук в дверь, очень высоко – на уровне сидящего в седле всадника. Мы не отвечали.
– Эй вы там, в доме! – раздался голос. По выговору – человек не из наших мест. Дыхание его было хриплым.
Тишина.
Один из преследователей выругался. У меня задрожали руки. О эти бесчисленные ночи, когда я просыпался в ужасе, порожденном Островом Сокровищ! Неужели эти страхи так ослабили меня? Я зажмурился и снова открыл глаза. В животе у меня горело.
– Эй вы там, в доме! – снова крикнул всадник. – Слышите?! Выходи наружу, кто-нибудь! Выходи!
За этим снова последовал мощный удар в верхнюю часть двери и ругань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
После встречи с горбуном мысли о Джозефе Тейте казались просто приятными. Тейт был красивым, хотя и неприятным человеком. Он никогда не стоял во главе событий, но всегда со злобной энергией спешил присоединиться к любому дурному начинанию. Да, думал я, охотно верю, что это он выстрелил в «Испаньолу», потому что, хоть я и не мог как должно различить на таком расстоянии, кто из них стрелял, другие двое казались гораздо слабее или же были слишком пьяны для столь яростного проявления злобной энергии.
Жив ли еще Тейт? Этот вопрос обещал быть особенно трудным. Из тех троих у него было больше всего шансов выжить. Не мог ли он построить плот? Попасть на какое-нибудь плывущее мимо судно и наплести там с три короба небылиц о кораблекрушении? Отыскать челнок Бена Ганна, починить или перестроить его и уйти с отливом? А может быть, он остался там и сносно устроился? Серебряными слитками покупает себе расположение любопытствующих путешественников? В таких то идущих вперед, то возвращающихся вспять размышлениях я доехал до «Короля Георга», но все же успел решить, как мне поступать.
Однако в этот погожий день все пошло совсем не так, как я ожидал. Прежде всего Джон Калзин сообщил мне, что ему не удалось выведать никаких новых подробностей об истории нашей незнакомки. Он рассказал, что и женщина, и мальчик поглощали пищу столь поспешно, будто у них долго не было ни крошки во рту. А может быть, предположил он, они ели так быстро еще и потому, что хотели как можно скорее двинуться дальше. Но после еды ни женщина, ни мальчик уже не смогли бодрствовать.
– Они тронули меня до глубины души, Джим, – сказал Джон. – Но, Джим, мальчишка просто необузданный какой-то, ты не думаешь? А она и не пробует его обуздать. И все же в мальчишке, видать, есть что-то доброе.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду… – начал было я, но тут Грейс Ричардсон, услышав наши голоса, вышла на лестницу. Мальчик стремглав сбежал вниз по ступенькам, промчался мимо нас с Джоном, ни слова не промолвив, и выскочил на залитый солнцем двор. Я высказал свое предложение о том, чтобы мать и сын остановились в гостинице «Адмирал Бенбоу», и Грейс Ричардсон согласилась его принять.
Пока мы готовились к отъезду, я тихонько спросил Джона, не проезжал ли здесь недавно горбун?
– Нет, Джим. Про такого не слыхал.
– Я встретил одного на дороге, – сказал я. – Неприятное существо.
– Да они обычно малорослые и вовсе безобидные создания.
– Только не этот, Джон, – возразил я. – Этот даже покрупнее тебя будет. Если он заедет сюда, глаз с него не спускай.
Наша маленькая компания направилась в гостиницу «Адмирал Бенбоу», стоявшую в полутора милях от «Короля Георга». Я отдал Грейс Ричардсон свою лошадь, а сам шел рядом, ведя лошадь под уздцы. Мать и сын выглядели отдохнувшими, но ее лицо все еще было омрачено беспокойством. Я задавался мыслью о том, как мне думать об этой женщине: называть ее в мыслях «Грейс» было бы слишком фамильярно; «мисс Ричардсон» казалось неподобающим – ведь у нее есть сын; но думать о ней как о «миссис Ричардсон» тоже было бы невозможно, если ее супругом когда-то был Джозеф Тейт. Я решил мысленно называть ее полным именем до тех пор, пока, как я надеялся, более длительное знакомство не приблизит меня к ней (любым возможным путем) настолько, что «Грейс» уже не будет казаться фамильярностью.
Мальчик – Луи, – казалось, обрел новые силы. Он побежал вперед, желая увидеть море. С определенной точки на нашей неширокой дороге можно увидеть внизу берег Корнуолла. Корнуолл (Cornwall) – исторический район и графство на юго-западе Великобритании; имеет живописное побережье. В настоящее время – крупный центр туризма (южное побережье Корнуолла называют Английской Ривьерой).
Мать Луи умоляла его оставаться на виду и не переставала внимательно оглядывать все вокруг.
– Мадам, это тихое место, – уверял я ее. – Пусть он побегает, он станет лучше себя чувствовать.
От неожиданного отчаянного крика, раздавшегося чуть ниже по дороге, меня словно морозом до костей прохватило. Я взглянул на Грейс Ричардсон и увидел, что на ее лице написан ужас.
– Господи Боже мой! – воскликнула она. – Луи!
– Оставайтесь на месте! – велел я ей и со всех ног бросился вперед по дороге.
За поворотом, у обочины, стоял конь в богато убранной сбруе. Рядом, наполовину на траве, наполовину на твердо убитой дороге, лежал Луи. Какой-то молодой человек зверски избивал его ногами, и, должен признаться, я было подумал, что Луи сам вызвал его гнев. Но это выглядело слишком опасным. Человек, разодетый словно денди, угрожающе возвышался над мальчиком. Каждый удар ногой сопровождался безобразным ругательством.
В тот миг, не в силах понять происходящее, я решил, что этот щеголь собирается убить Луи, скорчившегося под жестокими ударами его сапог.
Напавший обернулся на мои крики. Этот человек был разодет так затейливо, что я никогда и не видел ничего подобного. В такой одежде надо бы скорее красоваться среди модников Бата, Бат (Bath) – курорт с горячими источниками на юге Англии.
чем здесь, на этой тихой и пустынной сельской дороге. Я снова крикнул, употребив несколько оскорбительных слов. Это сработало: я отвлек его внимание на себя, и денди потянулся за шпагой. Чтобы еще больше отвлечь его от мальчика, который теперь лежал без движения, я стал отступать назад, заманивая его за собой. Я не был вооружен: мужчины в наших краях надевают шпаги, только отправляясь в дальнюю дорогу.
В этот момент из-за поворота показалась обуреваемая горем Грейс Ричардсон. Ее крики отвлекли напавшего от меня, и он поспешил к ней, выкрикивая ругательства и таща коня в поводу. Мое суждение об увиденной сцене изменилось – он явно знал Грейс Ричардсон и был достаточно знаком с ней, чтобы иметь повод ее ненавидеть. Это не могло быть случайным нападением, вызванным дерзостью мальчика.
Щеголь в черном парике был толст и коренаст, но очень подвижен. Я бросился вслед за ним. Он поднял шпагу, собираясь то ли поразить женщину насмерть, то ли перерезать подпругу, чтобы ссадить ее с лошади. Несмотря на то, что я худощав и легок, я бросился наземь позади него, прямо ему в ноги, намереваясь его свалить, а затем каким-то манером сесть на него и дождаться, пока удастся позвать на помощь.
Руки мои пришли в соприкосновение с его ногами, и я добился своей цели. Я как бы сделал ему подножку: он упал. Копыта его коня взметнулись над моей головой и опустились поодаль. Голова щеголя громко ударилась о камни, усыпавшие здесь землю. Он издал какой-то хриплый звук и перекатился на спину, наполовину закрыв меня своим телом; его шпага, звеня, упала, пролетев мимо моего лица. Затем он снова перекатился на живот, будто плохо закрепленный люгер. Люгер (мор.) – здесь: небольшое двух-или трехмачтовое парусное судно.
После этого он больше не двигался. Конь его встал на дыбы – копыта снова мелькнули у самой моей головы – и ускакал прочь.
На несколько секунд воцарилась тишина. Я чувствовал, что мои руки расцарапаны, колени, локти и щека у скулы ободраны. Я к тому же понимал, что мой противник мертв. Выбираясь из-под него, я увидел, что Грейс Ричардсон спешивается.
Эта сцена и поныне, словно картина, запечатлена в моем мозгу: солнце сияет, небо ярко-голубое, на дороге – мертвый человек в сапогах с блестящими пряжками, в съехавшем набок завитом парике; молчащий избитый мальчик, его мать, обезумевшая от горя, разносящийся эхом стук копыт удаляющегося коня без всадника. Я, силящийся подняться – одно колено на твердой дороге; и ужас, ледяным холодом обдающий мое лицо.
Грейс Ричардсон бегом бросилась туда, где неподвижно лежал ее сын. Я двинулся следом, дыхание мое прерывалось от ужаса и напряжения. Но вскоре я почувствовал, что она успокаивается – мальчик оставался неподвижен скорее инстинктивно, чем из-за боли. Никаких следов побоев на голове у него не было – ни один из ударов не попал прямо в голову. Юный и гибкий, Луи пострадал более от страха, чем от побоев. Мать заключила его в объятия, шепча его имя.
– Ты жив, Луи? Ты жив? – восклицала она. Ее слова, ее голос рвали мне душу.
– Он жив? – услышал я свой собственный голос.
– Да, он жив, да, да, с ним все в порядке. Да, ты жив, ты жив! Луи, мой дорогой! Мой милый, милый Луи!
Со страхом в душе я вернулся к распростертому у дороги телу щеголя. Лицо его было повернуто в профиль. Тонкая струйка ало-черной крови запятнала кружевной воротник. Я попытался нащупать биение его сердца. Золотое кольцо на его пальце сильно поцарапалось о камень, который принес щеголю смерть. Когда происходят ужасные события, мы часто обращаем внимание на мельчайшие подробности.
Поднимаясь на ноги, я задел рукой синий шелковый камзол и был потрясен замечательным качеством ткани. Я попытался заставить свои мысли следовать одной определенной линии. Ум мой твердил: «Что дальше! Решай, что делать дальше!»
– Мадам! – окликнул я. – Кто он? Как вы думаете, он был один?
Луи уже поднялся на ноги и стоял, растерянный и заплаканный.
– Кто он? – снова крикнул я ей. Все во мне рвалось кричать громче и громче.
Она колебалась, потом ответила в отчаянии:
– Я не могу сказать… Я… я не знаю. Но с ним часто бывают сопровождающие.
– Сопровождающие? Они едут следом?
Теперь я понял, что она, должно быть, опасалась враждебного преследования, отсюда и ее волнение, и странное поведение, и стремление поскорее двинуться дальше, где-то укрыться. И я спросил в третий раз: «Мадам, кто он такой?» Должно быть, я чувствовал, что его имя окажется весьма значительным. Она уловила твердую решимость в моем голосе и уступила:
– Я была причиной великой распри между его родом и моим. Он надеялся стать моим мужем. Теперь, когда он мертв, нет нужды скрывать его имя. Это герцог Бервикский.
Имя это было мне знакомо: фавориты короля, собиратели милиционной армии, герои битв за рубежами страны… Я стал причиной смерти известного человека. Опасность. Смятение. Я не знал, ехать ли нам назад, туда, откуда мы выехали, или продолжать путь к моему дому.
Дело решил мальчик, Луи. Как-то странно наклонив голову набок, он вдруг сказал:
– Другие уже недалеко.
Я взглянул на его мать, как бы спрашивая – откуда он знает?
Она погладила его по голове и тихо сказала:
– Вы можете ему верить. Луи часто знает, что должно случиться.
3. Снова в осаде
Мы поспешили прочь от этого рокового места. Мысли мои тоже неслись во всю прыть. Поначалу, в смятении, я подумал, мы должны вернуться в гостиницу «Король Георг»: у меня не было никакого желания нарушать покой моей матушки. Потом я изменил решение. Ведь насилие было совершено не мною. Этот человек сам навлек на себя беду. У меня есть свидетели. В любом случае тот, кто его найдет, решит, что он упал с лошади. Впрочем, нет, рассуждал я, он успел вытащить шпагу, она лежит на земле рядом с его телом. Это укажет на то, что был бой… и конь его исчез. Однако, если он надеялся жениться на этой даме, почему он захотел напасть на нее и на ее сына?
Далее я подумал о безопасности – для себя, для всех нас. Это заставило меня остановиться на моей собственной гостинице. Я не мог бы спрятать Грейс Ричардсон и ее сына от отряда солдат, но я мог создать там какое-то укрытие или послать за помощью.
Кое-как мы добрались до «Адмирала Бенбоу». Луи быстро пришел в себя, а его мать не стала снова садиться в седло; я вел позвякивавшую стременами лошадь в поводу, а Луи держался за мою руку, не отпуская. Красота его матери, казалось, еще возросла, золотисто-бледный цвет лица, окрашенного румянцем волнения, стал еще лучше (если такое возможно!). И хотя мы очутились в весьма тяжких обстоятельствах, лицо этой женщины зачаровывало меня сильнее, чем прежде.
У дверей нас встретил мой работник, Том Тейлор. Когда умер его отец, матушка наняла на работу Тома. С тех пор я успел взять к нам на работу и его жену, а потом и сына, юношу лет семнадцати. Том увидел наши ссадины и расстроенное выражение лиц.
– Нас, возможно, преследуют, Том, – сказал я ему. – Боюсь, мы наткнулись на какую-то разнузданную банду.
Том отличался живой сообразительностью, хотя обычную работу выполнял со скоростью улитки. Он тотчас же отправил своего сына, Джошуа, за доктором Ливси. Потом он запер все двери на засовы, закрыл на окнах ставни и тоже запер их на засовы; трактир был пуст – едва пробило четыре часа, все пребывало в покое. Но мое сжимающееся сердце подсказывало мне, что страх и опасность снова явились в гостиницу «Адмирал Бенбоу».
У меня все еще хранились двуствольные пистолеты, которые Долговязый Джон Сильвер дал мне в тот день, когда пираты набросились друг на друга. У Тома Тейлора было собственное охотничье ружье. Жена Тома, Клара, взяла на себя заботу о Грейс Ричардсон и Луи. Когда они отправлялись наверх, я настоятельно просил их сидеть тихо, а Кларе велел сказать матушке, что вскоре объясню ей все как следует.
Однако, когда любопытство матушки возбуждено, никакая сила в мире не может ее остановить. Спустя всего лишь несколько минут я услышал на лестнице ее шаги. Мы с Томом сидели, положив заряженное оружие на стол перед собой.
– Что тут у нас происходит? – спросила матушка, неожиданно обнаружив, что в зале трактира темно. – Неужели опять осада?
Снова в памяти моей зазвучало постукивание страшной палки слепого Пью по мерзлой дороге. Снова вспомнилась та давняя ночь, когда мы с матушкой рылись в матросском сундучке умершего капитана, а мерзкая банда Пью взломала двери и ворвалась в гостиницу буквально пару минут спустя после того, как мы бежали оттуда.
– Матушка, – начал я чуть резковато, так как в тот момент не желал выслушивать ее упреки, – я тут вовсе ни при чем. И мы уже послали за помощью.
Она не обратила на мои слова никакого внимания.
– У нас есть еще два ружья, – произнесла она. – В бельевом шкафу, на верхней площадке. Сейчас принесу.
Я попытался возразить ей. Том Тейлор покачал головой: не надо. Матушка возвратилась, пододвинула стул к столу, села и принялась осматривать принесенные ею ружья.
– Матушка, – сказал я в некотором раздражении, – мне было бы легче, если бы вы…
– Не сомневаюсь, что тебе было бы легче, – прервала она меня. – Но если станет трудно, кто будет вам ружья перезаряжать?
Когда-то я считал матушку существом хрупким. В ту ночь, когда пираты крушили наш трактир, она, казалось, вот-вот потеряет сознание. Однако с той поры, как я вернулся с Острова Сокровищ, я почувствовал, что она словно обрела новые жизненные силы. Другие это тоже заметили.
Доктор Ливси говорил мне: «Многие женщины расцветают в период вдовства, Джим. Твоя матушка питала слишком большое уважение к мужу, чтобы позволить другим заметить, что она сильнее его. Мне часто приходилось видеть такое. Эти качества свойственны замечательным женщинам».
Эта «замечательная женщина», на губах которой, как я заметил, даже в столь мрачных обстоятельствах играла легкая улыбка, сказала, обратившись ко мне:
– Я с большим нетерпением ожидаю услышать все, что тебе известно о даме, которую ты к нам привез. Откуда, – тут ее тон стал холоднее, – она о тебе узнала?
Я покраснел. Как я догадывался, все могло объясняться моими хвастливыми рассказами об Острове Сокровищ; слухи о них достигли ушей Грейс Ричардсон: так мой болтливый язык навлек на нас беду.
Наш кот, по имени Кристмас, оглаживал хвостом мои ноги, словно красил. Вдруг он отошел от меня, замер и зашипел. По дороге застучали копыта. Времени прошло слишком мало, чтобы подоспела помощь. Значит, это преследователи.
Том Тейлор поднял руку и принялся считать, разгибая пальцы. Один. Два. Три. Кристмас прыжками бросился к лестнице и замер там в ожидании, выгнув спину.
– Трое, – прошептал Том. И снова прислушался. – Нет, четверо, – решил он.
Копыта умолкли, фыркнула лошадь, звякнуло железо. Мы сидели молча. Деревянная рукоять пистолета увлажнилась – ладонь у меня взмокла. В небе прокричала чайка. Снаружи послышался какой-то разговор, но говорили негромко, слов было не разобрать. Звук копыт одной из лошадей послышался совсем близко. Раздался мощный стук в дверь, очень высоко – на уровне сидящего в седле всадника. Мы не отвечали.
– Эй вы там, в доме! – раздался голос. По выговору – человек не из наших мест. Дыхание его было хриплым.
Тишина.
Один из преследователей выругался. У меня задрожали руки. О эти бесчисленные ночи, когда я просыпался в ужасе, порожденном Островом Сокровищ! Неужели эти страхи так ослабили меня? Я зажмурился и снова открыл глаза. В животе у меня горело.
– Эй вы там, в доме! – снова крикнул всадник. – Слышите?! Выходи наружу, кто-нибудь! Выходи!
За этим снова последовал мощный удар в верхнюю часть двери и ругань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35