А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Два техника медленно вели отца, его тело казалось безвольным, третий тащил меня за запястье. К скафандру отца был прикреплен новый резервуар с кислородом, но его радио молчало, не реагируя на мои обращения.
Медики встретили нас в шлюзовой камере. Они расстегнули его шлем, едва произошла герметизация. Незамеченный, я прислонился к стене, рыдая до тех пор, пока в конце концов отец не зашевелился, пытаясь с ругательствами сорвать с себя кислородную маску.
Только тогда я снял свой скафандр и избавился от невыразимо грязной одежды под ним.
Кто-то закутал меня в шерстяное одеяло и проводил до ванной. Я плакал все время, пока мылся.
Затем я вышел, хлюпая носом, и опять кто-то завернул меня в одеяло и проводил в приемную Адмиралтейства. Я нашел там отца, разговаривавшего с господином Торном.
– Ты не представляешь проблемы, с которой столкнулся Кан. Из-за тебя на большей части Европы не работали телефоны.
Отец обессиленно закрыл глаза.
Торн добавил:
– Я услышал только конец его выступления. До тех пор, пока Эд не позвонил, меня… ничего не интересовало.
– Довольно резкое и внезапное изменение точки зрения на проблему.
– У меня? О, ты имеешь в виду Кана. – Лицо Торна прояснилось. – Он согласился на весь твой план действий. Отступление войск ООН, амнистия всем, поставки воды начнутся с понедельника. Конечно, под охраной полиции. Он утверждает, что чрезмерно жесткие действия осуществлялись по приказу Лисон и ее окружения, в то время как он был не в курсе происходящего, находясь вне пределов досягаемости.
– Кто-нибудь будет должен помочь Чангу договориться с нижним населением. Его самообладание несколько поизносилось.
– Да.
– Итак, тогда… – Отец бросил взгляд на закрытую решетку кабинета. – Кто меня арестует? Эд Вилкес?
– О чем ты говоришь?
– Не играй со мной. Что за обвинение предъявлено мне? В мятеже?
– Ну, это вопрос, относящийся к амнистии. Капитан Вилкес!
Решетка раздвинулась. Вилкес замер на пороге.
– Да, сэр?
– Какова формулировка приказа об амнистии?
– Разрешите мне принести распечатку, – Через мгновение капитан вернулся и зачитал:
– «…Предоставляю полную амнистию всем лицам, гражданским и военным, за какое-либо и все деяния, касающиеся беспорядков в Нью-Йорке и его окрестностях…»
Отец сдвинул брови.
– Но я сказал…
– Разрешите мне закончить, «…военные меры противодействия, уничтожение имущества, смерть лиц», и так далее и тому подобное.
– Исключая меня! Я ясно дал понять…
– Да. Я записал и зарегистрировал наш разговор полностью; он доступен, в случае если кто-нибудь заинтересуется. К сожалению, из-за неразберихи я не сумел записать ту часть, в которой…
– Ты что? – Отец вскочил. – Черт побери, Джефф…
– Это была всего лишь оплошность, – раздражительно произнес Торн. – Под давлением человек чего только не сделает!
– Оплошность. – Отец с гримасой отвращения отвернулся.
Глаза Торна наполнились слезами. Он пересек комнату, обнял отца.
– Идите с Богом, господин Генеральный секретарь.
– И ты, Джефф.
– Мы скоро приземлимся. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – я хотел было продолжить, но стюард всем своим видом демонстрировал, что он не был столь разговорчив.
Отец протер глаза.
– У меня ужасно болит голова.
– Так и должно было быть.
– Или хуже. Думаешь, у меня по-прежнему мозги на месте?
Улыбка стюарда выглядела неуклюжей.
– Я уверен, что вы совершенно здоровы, – тихо сказал он и пошел дальше.
Я отпустил руку отца, которая довольно долго теребила мою новую накрахмаленную рубашку. Голубой не был моим любимым цветом, но я был благодарен за то, что мне не пришлось ехать обнаженным.
Я сказал отцу:
– У меня была самая настоящая истерика. – Как будто речь шла о ком-то другом!
– Смерть – неприятная вещь. Это нормальная реакция.
– Но ты не боялся.
– О, ерунда. – Он откинулся назад в кресле. – Я только не был до такой степени… громким.
Презирая самого себя, я вымученно улыбнулся. Через некоторое время я отважился спросить:
– Почему мы летим в Нью-Йорк, вместо того чтобы отправиться домой?
– У меня есть… незаконченные дела.
– Ты думаешь… – Я сжал руку отца. – Ты будешь так же рад, как и я, вернуться в резиденцию? К уединению за нашими стенами?
– Уединение. Я хотел бы этого. – Тон его голоса был печальным. – Больше, чем чего-нибудь в мире.
Вертолет приземлился на плоскую крышу башни Франджи в ослепительном сиянии сотен огней голографических камер. В углу, около лифтов, нас ждала мама, ее рука лежала на плече старого господина Чанга. Он выглядел как тяжелобольной человек, она – измученной и мрачной. Я судорожно сглотнул, напуганный расплатой, ожидавшей меня впереди.
Лопасти винта вертолета замедлили свое вращение. Генерал Рубен сказал что-то сенатору Боланду, прикрывая рот рукой, и сделал знак солдату, чтобы тот выдвинул лестницу.
Когда дверь отъехала в сторону, отец крепко схватил мою руку.
– Сэр, вы не должны держать меня. Я не убегу.
– Ты уверен в этом?
– Клянусь Господом Богом, сэр! – Я выдержал его пристальный взгляд. Спустя долгую минуту, удовлетворенный, он отпустил мою руку и вошел в легкий вечерний туман.
Толпа журналистов и должностных лиц ринулась вперед. Они старались прикоснуться к нему, сунуть ему в лицо камеры и микрофоны.
Я ожидал, что он оттолкнет их в сторону в ярости, но он улыбнулся и расправил плечи. Вспышки огней усилились.
Когда на какое-то мгновение возникло затишье, сенатор Боланд сделал шаг вперед, его сын Роб остался на месте.
– Добро пожаловать назад, капитан Сифорт. Вы покорили мир.
Отец кивнул, но прошел мимо него и не остановился, пока он не достиг ограждения. Опираясь одной рукой на стальной поручень, он повернулся, намереваясь обратиться к толпе журналистов.
– Какие чувства вы испытали…
– Вы знали, что Генеральный секретарь Кан отступит?
– Были ли вы…
– Будете ли вы…
Я пробивал себе дорогу сквозь толкающуюся людскую массу к дальнему углу плоской крыши. Господин Чанг бегло осмотрел меня.
– Чако, – сказал он.
– Не-а. Фити.
По его губам скользнула легкая улыбка.
– Должно быть, смутил та.
Я повернулся к маме. Ее лицо было каменным. Я положил свою голову к ней на грудь, мои руки обхватили ее и соединились за ее спиной.
Прошла целая минута. Наконец мамина рука коснулась моего затылка и медленно погладила меня по шее. Спустя некоторое время я высвободился из объятий.
– Я должен послушать, – сказал я, – сейчас же вернусь обратно. – И начал протискиваться сквозь толпу.
– …Нет, я не был уверен, – говорил отец. – Как я мог быть уверен?
Он поднял руку и не опускал ее, призывая к тишине. Медленно приближаясь, я остановился позади Робби Боланда и его отца.
– Больше никаких вопросов. Я хочу сделать заявление.
Люди, толкаясь, зашикали друг на друга, пока действительно не стало тихо.
Отец окинул взглядом толпу, его волосы блестели в легком тумане.
Ричард Боланд тихо сказал:
– Посмотри. Они жадно ловят каждое его слово.
– Ты, папа, не выглядишь неуклюжим на трибуне.
– Но я – не… Рыболов. – Он выговорил это слово так, как будто оно принадлежало к другому языку.
– Что от него зависит?
Сенатор Боланд не ответил. Отец говорил:
– Я принимаю утверждение господина Кана, что он поступал добросовестно во всех отношениях и не подозревал об уровне злоупотребления власти от его имени. Он принял заявления об отставке Мэрион Лисон и Уилла Банкса, министра обороны, и это хорошо.
Отец сделал паузу, затем продолжил:
– Но это обязанность Генерального секретаря – контролировать своих подчиненных, даже если он находится в тот момент далеко от фактического руководства. Вот в чем я обвиняю господина Кана – его временная изоляция от власти и невнимание к своим обязанностям послужили причиной гибели более пятидесяти тысяч людей, многие из которых расстались с жизнью в последние часы непрекращающихся беспощадных ожесточенных лазерных атак на этот город.
Воздух был наэлектризован напряжением.
– Его администрация – безнравственна. Теперь это стало более чем очевидным – что его администрация также лишилась поддержки общественности.
Отец в упор смотрел на сенатора Боланда.
– Папа, он поддерживает тебя! – услышал я голос Роба Боланда.
– Подожди.
– …Нет ни одного кандидата какой-либо партии, чьей первоочередной заботой было бы примирение наших людей. Поэтому я выставляю свою кандидатуру на пост Генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Я даю торжественное обещание, что моя администрация – когда она будет избрана – будет действовать решительно, чтобы положить конец страданиям наших городов, интегрировать в нашу культуру жителей города, которые…
Окончание его речи утонуло в шуме, аплодисментах. Людская волна едва не сбила его с ног, но он, быстро завладев ситуацией, приветственно помахал рукой камерам.
Наблюдая за суматохой, Роберт Боланд стоял с подавленным видом. По прошествии некоторого времени он задумчиво сказал, обращаясь к своему отцу:
– Это должен был быть ваш счастливый момент.
– Ладно. – Ричард уныло похлопал его по плечу. – Возможно… в другой раз.
Нагибаясь под поднятыми гол о графическими камерами, я пробирался вперед, пока не оказался на расстоянии нескольких футов от отца. Был ли это обман освещения или ракурса, с которого я смотрел на него? Был ли я единственным, кто смог разглядеть слезу которая ползла вниз по его щеке?

Эпилог
1 марта 2230 года
Башня «Вид на реку». Школа. Видеокласс.
Большой Нью-Йорк, США.
Эй, мистр Чанг! Учительница английского языка говорить, что Пуук обязан написать настоящее письмо кому-то, кто ему нравится, но у меня есть две проблемы. Хорошо, я научиться писать по буквам свое имя, чертовски здоровское занятие. Но написать, что я думаю? Тогда я ни разу не мог сделать это. И кто мне должен нравиться? Босс мидов Карло? Фа!
Итак, я сказал учительнице, ни в коем случае, а она сказать, ладно, сказать, чтобы я наговорить письмо на видео и послать его вам. Я думаю, о том чтобы написать Джареду-верхнему, но не могу в данный момент. Таким образом, с тех пор как Элли умерла, а Раули занят расчисткой сабвея, вы – единственный, кого я знаю, за исключением Фити.
Вы, должно быть, свихнулись, посылая меня в школу для верхних. Не знаю, почему я сначала согласился. И почему я должен жить в башне до каникул? Сабвей только в нескольких кварталах отсюда. И если я не могу жить там, ваш магазин все еще на месте, не так ли?
Этим утром какой-то сопливый верхний посмеяться надо мной. Риди утихомирить меня, так это называть учительница. Лучше бы ему не делать этого снова. Я выбил из него дерьмо, сбросил его вниз с лестницы. Почему учительница вести себя так, будто это конец света? Как еще мальчику научиться? По крайней мере, у меня не было ножа, как на улицах. Должен идти в кабинет директора, когда я закончу здесь, и все остальные дети смеются, и все говорят здорово, когда он суметь схватить тебя.
Не знаю, мистр Чанг. Ночное время быть самое трудное. Я лежу на мягкой кровати, слушая, как храпит мальчик Уинстон, и думаю о сабвее, Джареде, и как Халбер сопротивляться. Иногда это заставлять меня плакать.
Понимаете, я не могу догадаться, чего вы ожидаете от меня здесь. Думаете, что я превращусь в верхнего, в опрятной одежде и отполированного? Этого не произойти, мистер Чанг. Я быть Пуук, из убежища Пуука.
Хорошо, я слышать, что вы говорили мне прежде. Должен узнать, как они живут, Пуук, научиться ходить среди них, не боясь. Потому что нижний город меняться, и нам будут нужны нижние, которые смогут жить в обоих мирах.
Честно, я стараюсь. Чтение быть нездорово, но я учу буквы и произношу дурацкие слова. Только некоторые мальчишки не смеются больше, потому что я разделаться с ними, когда никто не видеть. Но остальной учебный материал быть скучна.
Кому интересно, где раньше находиться Белфаст, или почему они прекращают использование ядерного оружия? Что я действительно хочу, знать, где быть вошиты и почему гуды и роки всегда такие бешеные?
Фити прийти, чтобы увидеть меня один раз, месяц назад или около того. Его мать привезла его, та же самая верхняя тетка из бродов. Она, конечно, выглядеть по-другому, одета как верхняя. Мы поговорить немного, Фити и я, о первом дне, когда я увидел его с Джэгом и Сви.
Это быть долгое время назад, он говорить, и полагаю, я должен с ним согласиться.
Они заняли вас работой, мистр Чанг? Может быть, нужна помощь? Я сделаю все, что вы сказать, мистр Чанг. Только вытащите меня отсюда.
Пуук
Филип Сифорт
Резиденция Генерального секретаря ООН
Большой Нью-Йорк
Март 18. 2230
Арлану Скиару, доктору психологии Вашингтон, (штат Вашингтон) США
Дорогой господин Скиар!
Четыре месяца тянулись достаточно долго, но отец был непреклонен, и мама поддержала его. Не то чтобы я действительно ожидал чего-то другого, даже если они не живут вместе. Тем не менее это огромное облегчение, что я, по крайней мере, могу считать себя уже не пленником.
Мне одиноко без господина Тенера и Джареда. Господин Торн – приятный человек, но это не то же самое. Он утверждает, что ему до сих пор непонятно, как отец убедил его стать начальником штаба, хотя господину Торну, собственно, некуда было больше податься, когда он получил это предложение.
Документы Боланда об усыновлении получили одобрение на прошлой неделе. Он устроил небольшое торжество по этому поводу, куда мама и я пошли. Джаред почти закончил принимать гормон, восстанавливающий душевное равновесие, но он все еще часто плачет и не может обойтись без лекарств. Я был удивлен, вспоминая прежние заявления Джара о его взрослости, когда увидел, как он позволял господину Боланду утешать себя. Как странно видеть Роберта Боланда в качестве отца. Я-то думал, что ему вовсе не нравился Уджар.
Я предполагаю, что у господина Боланда будет время научиться. Однажды ночью после очередного приема, лежа в кабинете отца, делая домашнее задание, я спросил, почему Роб оставил свой пост, особенно сейчас, когда его отец – Секретарь по колониальным вопросам. Отец только улыбнулся и сказал, что мне не следует думать, что Робби покончил с политикой. Мать господина Боланда была у нас на чаепитии на днях.
Когда мама прибыла в Нью-Йорк, мы пошли в больницу навестить господина Чанга. Старик суетился и ворчал, но я думаю, что он был рад видеть нас. Он выглядел слабее, чем когда-либо, но мама говорит, что он до сих пор отказывается от трансплантанта. Он только позволяет делать предоперационные лабораторные анализы. Отец настаивает, чтобы он являлся посредником – пока не сформированы советы племен. Папа хочет сделать его Специальным уполномоченным по городским делам, хотя господин Чанг говорит, что он слишком слаб для этого. Мама взяла меня посмотреть новую выставку Родена. Когда она забросила меня затем домой, я рассердился и был готов расплакаться. Я ждал отца под дверью его кабинета – он разговаривал с адмиралом, и позволил ему крепко сжать меня в объятиях. Он сказал, что вопреки происходящему, он не удивится, если мама приедет домой, чтобы здесь остаться. Поздно той ночью я спустился на цыпочках вниз по лестнице и слышал, как он разговаривал с ней по телефону Я не мог расслышать все слова, и когда он заглянул ко мне, я притворился, что заснул, – так же я поступал в старые добрые времена.
Но я уже не ребенок. Через несколько месяцев мне будет четырнадцать. У меня растут волосы где положено, и я повторно прошел тестирование на половую зрелость. В целом, отец стал более строгим, и я не думаю, что это из-за его политической деятельности. Несколько дней назад я вышел из себя, и он наклонил меня к своему рабочему столу и ударил ремнем. Прежде он этого не сделал бы. После, когда мы помирились, он сказал, что он был полон решимости контролировать меня и не допустить, чтобы я постепенно впал в состояние подростковой замкнутости. Он дал мне три главы астронавигации, чтобы я перестал думать о себе.
Теперь, когда рынки стабилизировались, я через мои сети занимаюсь акциями – в качестве хобби. Мама знает об этом и обещает не говорить отцу.
Забавно, как все происходит. Честно говоря – отец утверждает, что я слишком злоупотребляю этой фразой и пора придумать другую – я до сих пор в значительной степени расстроен. Вы помогли мне во многом, даже несмотря на то что я вижу вас не часто. Спасибо за ваш домашний номер телефона; это дает мне приятное чувство защищенности, безопасности, стабильности.
Это своего рода забава – снова быть просто мальчишкой. Но ночью, в постели, я думаю о том, как наши жизни были исковерканы. Именно тогда я с трудом пытаюсь не «ускоряться». Был ли мятеж моей виной? Был ли я ответственен за Джареда и за применение лазеров? Вы и отец говорите – абсолютно нет, я всего лишь ребенок и не должен винить себя.
Я думаю, что вы оба не правы, но время покажет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63