– Пеппи отпил пива. – Я ржу. Джеку осталось только гадать, сколько пива уже выпил Пеппи.
– Я слышал, на днях умерла одна лошадь. Пеппи кивнул:
– Под стариком. Жеребец. Умер, еще не упав. Едва не прибил старика. Если б не отменная реакция, жеребец как минимум сломал бы ему ногу…
– И все?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Всего лишь сломал бы ногу?
– Если б это случилось на всем скаку или во время прыжка, а старик обожает прыгать через изгороди, он бы сломал себе шею. А так он просто больше не появляется.
– Кто?
– Старик. Док Редлиф. С того раза ни разу не ездил верхом. Меня это удивляет. Я думал, он вернется на следующее утро и вскочит на другую лошадь. Их же еще восемнадцать. Но я все равно прихожу в конюшню каждое утро и седлаю для него лошадь. Вдруг придет.
– А он больше так и не показался?
– Нет.
– Почему? Как ты думаешь, он испугался, когда под ним умер жеребец?
– Наверное. – Пеппи пожал плечами. – Он в последнее время не такой активный, как всегда. Я слышал, его чуть не сбросил и джип. Все его игрушки ломаются. Он проводит большую часть времени в кабинете и лаборатории.
– Его лаборатория сегодня взорвалась.
– Правда?
– Погиб человек. Доктор Уилсон.
– Будь я проклят. Еще один взрыв?
– Смертоносный газ. Потом взрыв.
– Будь я проклят. Старика загоняют в угол, верно? Еще чуть-чуть – и ему крышка.
– А чем болел жеребец?
– Ничем. Взял и упал. Говорят, у них тоже случаются инфаркты, но этот был абсолютно здоров.
– Ты уверен?
– Всякое, конечно, бывает. Только этот жеребец был покрепче остальных. Взлетал на холм, словно птица. Поэтому старик и любил его. И ноги у него никогда не болели. Здоровый трехлетка.
– Ты думаешь, жеребца убили? Отравили?
– Возможно. Нам этого не узнать. Мне велели сразу же захоронить его.
– Такого хорошего коня. Ничего не понимаю. Я бы на месте старика сделал вскрытие.
– Я бы тоже. Вдруг он умер от какого-нибудь вируса, инфекция могла перекинуться на других лошадей. Это же надо знать. Но нет. «Захорони его до того, как он успеет остыть, Пеппи», – сказал старик. Я и захоронил. Какими только глупостями не приходится тут заниматься!
– Значит, после смерти жеребца доктор Редлиф в конюшне не появлялся. Пеппи, ты думаешь, кто-то пытается добраться до него?
– До дока Редлифа? – Пеппи допил пиво. – Только круглый идиот может этого не замечать.
– А почему никто ничего не предпринимает? Почему он не уедет отсюда?
Пеппи пожал плечами:
– Откуда мне знать? Я всего лишь лошадь.
– А кто, по-твоему, мог отравить жеребца?
– Кто угодно. Здесь же ничего не запирается. Ты не заметил? – Пеппи указал на входную дверь. – Даже двери без замков. Надеюсь, ты оставил бриллианты дома.
– То есть даже в постели мы не можем чувствовать себя в безопасности.
– Ты, я вижу, все понял.
– А кто здесь может знать, как отравить лошадь?
– Кто угодно. Отравить лошадь – не проблема. Лошади – глупые, бедные существа, совсем как мы. Они могут лягнуть тебя, сбросить на землю, сломать тебе ногу о жердь, прыгая через изгородь, но если ты действительно замыслил что-то плохое, они перед тобой совершенно беспомощны.
Чей-то силуэт возник в дверном проеме.
Лицо находилось в тени, так что Джек не мог понять, кто к нему пожаловал.
– Я пришел на урок верховой езды, – послышался мужской голос. Пеппи встал:
– Да, сэр, кабальеро.
– Без седла. – Мужчина хохотнул.
– Вам потребуется хорошая лошадь. Которая вас не сбросит.
Джек поднялся, направился к двери, чтобы получше рассмотреть незваного гостя.
– Будешь буянить, я тебе уши оборву, – добродушно пробасил Чет.
Прыгнул к Пеппи. Схватил его за уши. Наклонил голову, поднял колено. Осторожно поводил носом Пеппи по своему бедру. Рассмеялся и отпустил парня.
– Пошли. – Он вернулся к двери. Посмотрел на Джека: – Хочешь составить нам компанию?
Густо покраснев, Пеппи взял пивную банку из руки Джека. Попытался одновременно смять обе. Из недопитой банки Джека выплеснулось наружу пиво.
– О, извини.
Чет уже прошел в соседнюю дверь.
– Какими только глупостями не приходится тут заниматься! – повторил Пеппи.
Джек слушал, как возились за стеной Пеппи и Чет Потом сунул плавки в карман шорт и отправился на велосипедную прогулку.
Проехал мимо административного корпуса, аэропорта, поля для гольфа с девятью лунками.
В ранних сумерках в клубе горел свет. На стоянке Флетч насчитал несколько дорогих автомобилей.
Не слышалось ни музыки, ни смеха.
До него донеслись запахи готовки. Жарили рыбу.
Дорога вывела его к красивым домам, искусно вписанным в ландшафт. Они сильно отличались от маленьких коттеджей деревни. Каждый был с подъездной дорожкой.
Он объехал большой особняк с тыла. Остановился на холме. Оглядел постройку. Действительно, площадь крыши никак не меньше пяти акров. Над ней реяли десять огромных бело-синих флагов. Они хлопали даже под легким ветерком.
Джек посмотрел вниз, на большой сад, благоухающий красными, желтыми, белыми, даже синими розами. Никого там не увидел.
Слез с велосипеда, покатил его к саду.
На скамье сидели мужчина и женщина.
В мужчине Джек узнал доктора Редлифа.
Говоря, тот держал руку женщины в своих.
Это была Шана Штауфель.
Она, вскинув голову, повернулась к Джеку. И улыбнулась одними губами.
Мужчина Джека словно и не заметил.
Джек сел на велосипед и быстро уехал.
В деревне Виндомия он прошелся по Центру отдыха. Юноша и девушка играли в пинг-понг. Дети, за дисплеями, – в компьютерные игры. Четверо подростков смотрели видеоконцерт на экране огромного телевизора.
На него никто внимания не обращал.
На веранде две пары сидели в синих креслах-качалках. На столике стояли высокие стаканы, судя по всему, с ледяным чаем.
Отдыхающие посмотрели на проходящего мимо Джека, но не сказали ни слова.
Возможно, они не разговаривали и между собой. Джек переоделся в плавки и один поплавал в пятидесятиметровом, ярко освещенном бассейне.

Глава 11

– Видишь ли. – Флетч говорил с Кристел, сидя на складном стуле у грузовичка. – Я тоже долго не знал о том, что у меня есть отец. Наверное, поэтому я испытываю противоречивые чувства по отношению к Джеку и тебе. Ты же не сказала мне о существовании Джека, две недели назад я и понятия не имел, что он есть… Вот я никак и не могу определиться, как мне на него реагировать.
– Твой отец умер при родах, – ответила Кристел из грузовичка. – Ты так всегда говорил.
– Не совсем.
– Не умер?
– Нет.
Уже стемнело.
Грузовичок стоял на автостоянке мотеля, рядом с номером, который снял Флетч.
Кристел сидела на кровати, подложив под спину подушки. Флетч откинул задний борт, сдвинул боковую дверь, чтобы Кристел обдувал легкий ветерок.
Люди, проходившие мимо, с удивлением поглядывали на сидящего на складном стуле мужчину, о чем-то беседующего с женщиной, устроившейся на кровати в грузовичке, но никто ничего не говорил.
Кристел и Флетч поужинали жареными курами, картофельным салатом, шинкованной капустой и запили все чаем со льдом.
Днем Флетчу то и дело приходилось останавливать грузовичок, чтобы купить Кристел еды. За раз она съедала больше, чем он мог съесть за неделю, а через несколько минут начинала жаловаться на голод. Он послушно останавливал грузовичок, никак не комментируя ее аппетит, но изумлялся объемам поглощаемой пищи. Он не считал себя вправе хоть в чем-то ограничивать ее. Ограничения, полагал он, заставят ее страдать, а она и так натерпелась в этом псевдосанатории.
В компании Кристел и Флетч стал есть больше, чем всегда. Он постоянно сидел за рулем, практически не двигался, и полный желудок вызывал у него неприятные ощущения. Его клонило в сон, ремень все сильнее впивался в живот, и ему это совсем не нравилось.
Не доставляли удовольствия и остановки в зонах отдыха, где он помогал Кристел подняться с кровати, на платформе гидроподъемника опускал на землю и сопровождал к женскому туалету, где она могла облегчиться. В грузовичке соответствующие удобства отсутствовали. Впервые Флетч осознал, сколь далек путь от автостоянки до туалетов. Кристел всеми шестьюстами фунтами наваливалась на Флетча, каждый шаг давался с трудом, потому что одно ее бедро зацеплялось за другое. Люди, особенно женщины и дети, в изумлении таращились на них. От такого унижения Кристел плакала. Тяжело дыша, она снова и снова повторяла: «Флетч, как я могла до такого дойти? Флетч, как я могла?»
На этом долгом, изнурительном пути Флетч оглядывал народ в поисках крепкой, сильной женщины, в глазах которой читалось сочувствие. Такую женщину он мог попросить помочь Кристел в женском туалете. Некоторые качали головами, отвечали «нет» и уходили, отводя взгляд.
В мотеле, где они провели прошлую ночь, ему пришлось самому отводить ее в ванную вечером и утром и помогать ей. Он, конечно, пытался обратить все в шутку, но удовольствия никакого не получил.
Флетч обожал человеческое, особенно женское, тело и пришел в ужас, увидев, во что оно может превратиться, если им не пользоваться.
Обе ночи он спал в номере, а Кристел – на кровати в грузовичке. В первую ночь она много читала, не забывая опустошать пакеты с едой, купленной им в придорожном магазинчике.
Если не считать вышеуказанных неудобств, путешествие Флетчу нравилось. Он мчался по прекрасным автострадам Америки, он беседовал с Кристел, лежащей на кровати за его спиной. Их головы разделял какой-то метр, но лежала она затылком к нему, так что иногда ей приходилось повторять то, что он не услышал с первого раза.
Они говорили о Джеке. Флетч засыпал ее вопросами о сыне. Кристел отвечала подробно, зачастую остроумно. Чувствовалось, что она любит Джека, восхищается им.
Они говорили о газетах, в которых работали вместе, о материалах, которые готовили, о людях, с которыми встречались.
– Так ты говоришь, твой отец не умер? – спросила Кристел.
– Нет. Это выдумка моей матери. Полагаю, она думала, что так мне будет легче.
– И ты с ним встретился.
– Скорее, наткнулся на него.
– Как интересно.
– Более чем.
Зажужжал спутниковый телефон Флетча. Он взял трубку.
– Слушаю?
– Папа! Папа! – Он услышал детский голос.
– О боже. – Флетч сразу понял, что это Джек. – Неужели другой сын?
– Нет, тот же самый, – ответил Джек уже своим голосом. – Как мама?
– Хочешь с ней поговорить?
– Конечно.
Пока они разговаривали, Флетч собрал пакеты, коробочки и прочую упаковку, оставшиеся после обеда, и отнес в мусорный ящик. «Понимают это американцы или нет, – думал Флетч, – но мы поедаем наши деревья».
– Флетч… – Кристел протянула трубку. Флетч взял трубку, уселся на раскладной стул.
– Бип.
– Когда ты доставишь маму в то место, куда ты ее везешь?
– Завтра. – Он не сказал, что не знает, удастся ли ему оставить Кристел в тренировочном лагере мистера Мортимера. В глубине души он понимал, что идея, пусть и блестящая, но из разряда безумных.
– Я вот думаю.
– Это хороший признак.
– Тут действительно творится что-то странное.
– В Виндомии?
– Да.
– Поэтому ты и приехал туда, верно?
– Я говорю из телефона-автомата у супермаркета деревни Виндомия.
– А я на автостоянке мотеля в Вайоминге. Что из этого?
– Я думаю, на жизнь доктора Редлифа покушались по меньшей мере пять раз, возможно, шесть. Вчера одна попытка удалась, правда, убили другого человека.
– Кого?
– Ученого, работающего в его лаборатории.
– Рассказывай.
– Первым умер трехлетний жеребец доктора Редлифа, на котором тот любил прыгать через изгороди.
– Это ничего не значит. Лошадь обычно делает то, чего от нее не ждешь. Смерть лошади от сердечного приступа – далеко не редкость.
– Конюх думает, что лошадь могли отравить.
– Ладно. А что показало вскрытие?
– Доктор Редлиф не разрешил делать вскрытие.
– Вот это уже непонятно.
– Кто-то оголил и облил водой провода его кофеварки. Обычно он сам вставлял штепсель в розетку. В темноте. И только чудом заметил, что провода оголены и мокрые.
– От этих домашних приборов только и ждешь какой-нибудь пакости.
– Сами провода оголиться не могли. Как и искупаться.
– Может, доктор Редлиф и зачистил провода. А потом полил водой.
– Коттедж, в котором он обычно предавался раздумьям в четыре часа дня, взлетел на воздух в четверть пятого.
– М-м-м. Инцидент расследовался?
– Думаю, нет. Сказали, что взорвался обогреватель.
– Может, так оно и было.
– Чтобы в Джорджии летом включали обогреватели?
– Может, он встроен в систему кондиционирования.
– Когда он ехал в гору, сломалась передняя ось его нового джипа.
– Возможно, заводской дефект.
– И, наконец, после того, как доктора Джима Уилсона отравили смертоносным газом, когда Редлиф вбежал в лабораторию, пытаясь спасти доктора Уилсона, лаборатория взорвалась. Я при этом присутствовал. Я все видел. Я не сомневался, что Редлиф погиб.
– Газ вспыхнул от искры.
– С чего такая задержка? Газ вспыхнул бы гораздо быстрее. И потом, зачем физику держать в лаборатории смертоносный газ?
– Кто знает? Мало ли какие идеи могли возникнуть у Редлифа.
– Папа…
Флетч поежился от холодного ветерка.
– Такое ощущение, что у доктора Редлифа пошла черная полоса. Может, он разбил одно из своих идеальных зеркал?
– Шана ничего не выдумывала, когда просила меня приехать. Я думаю, его хотят убить.
– А как ты? Ты соблюдаешь осторожность?
– Да, конечно Никто не подозревает, кто я такой. Я получил работу.
– Какую же?
– Приглядываю за бассейнами, теннисными кортами, спортивным залом, инвентарем. Мне платят больше, чем я того заслуживаю.
– Это хорошо.
– Но я слишком далеко от эпицентра событий. Редлифа видел лишь дважды Мы не знакомы. Я не могу защитить его. Я не могу выяснить, что происходит.
– А что тебе удалось выяснить?
– Он построил рай на земле для себя, семьи и сотрудников. Они в полной безопасности, у них есть все, чего они только пожелают.
– Звучит неплохо.
– Они разбалованы до крайности, особенно его дети.
– Само собой.
– Они его ненавидят.
– Естественно.
– Больше чем ненавидят. Терпеть не могут. Не могут терпеть его существования.
– Ты думаешь, детки стараются избавиться от своего папаши?
– С другой стороны, доктор Редлиф желает держать под полным контролем всех и вся. Кто где живет, с кем, что делает, говорит, думает, ест, пьет. И так все двадцать четыре часа в сутки. На проезд от единственных ворот поместья до автостоянки мне отпустили ровно шесть минут.
– Ты приехал на машине? У тебя есть своя машина?
– Я ее купил. В Виргинии.
– Какая модель?
– «Миата». Подержанная.
– Похоже, в «Глоуб кейбл ньюс» тебе тоже переплатили. Придется поговорить с Алексом Блейром. Большие гонорары негативно отражаются на моих дивидендах, знаешь ли.
– Я думаю, Шана права. Кто-то пытается убить Честера Редлифа.
– Шана – девушка, которая собирается выйти замуж за молодого Честера?
Джек помялся.
– Не уверен, что она собирается за него замуж.
– Как так? Неужели твое появление в двухместном кабриолете так потрясло ее, что она передумала?
– Я думаю, кое в чем она все-таки ошиблась.
– Слушай, я вот складываю два и два, и…
– Надеюсь, что получается у тебя пять. Так оно и есть. Ты не хотел бы приехать в Виндомию?
– Меня не приглашали.
– Ты должен признать, что совпадений слишком уж много.
– Действительно, многовато.
– И тебе проще говорить на равных с Честером Редлифом.
– Мне? Маленькому человечку? Да как я могу говорить на равных с изобретателем идеального зеркала? Или ты думаешь, что я тоже что-то изобрел?
– Перестань, папа. Я всего лишь мальчишка. – От холодного ветерка Флетч вновь поежился. – Какой у меня жизненный опыт?
– Прежде всего, я должен устроить твою мать.
– Я пытаюсь предотвратить убийство и не думаю, что в моем распоряжении много времени.
– Ну, не знаю. Посмотрю, что можно сделать.
– Хорошо. Мама не страдает отсутствием аппетита?
– Старайся не бить зеркал, – напутствовал его Флетч.

* * *

– Флетч? – Прошло уже много времени, но Кристел и Флетч – последний уже клевал носом – все еще разговаривали на стоянке мотеля. Из ресторана мотеля доносилась музыка. – В чем разница между толстыми и тощими?
– Толстые больше весят? – вопросительно ответил Флетч.
– Я серьезно. Дело, наверное, не в широких костях. Вот у меня кость узкая. И не в железах. Тут можно воспользоваться хирургией.
– Генетическая наследственность?
– Среди моих родственников толстяков не было. Таких, как я.
– Я думаю, тут есть несомненная связь с тем, что человек кладет в рот. Ты согласна?
– Это я знаю. Но почему ты кладешь в рот одно, а я – другое.
– Мне не по себе от ощущения сытости. А вот тебе это нравится.
– Я понимаю. Тебя тошнит от всех этих пакетов с едой, которыми заставлен кузов. Ты морщишь нос всякий раз, открывая для меня очередной пакет.
– Морщу?
– Именно. Морщишь и отводишь взгляд. Почему еда, которая так нравится мне, вызывает у тебя отвращение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17