Глава 19

– Послушайте, милая моя, – добродушно вещал Мортимер, сидя на кровати Кристел. – У каждого из нас только два источника энергии. Один – сон. Второй – еда.
Зазвонил телефон, стоявший в углу спортивного зала.
– Нельзя читать всю ночь напролет. Не литературой единой сыт человек. Вам необходим сон.
– Я проголодалась. От голода не могла спать, – ответила Кристел. – Я хочу сказать, я привыкла думать, что голодна.
– Вот это хорошо. Ваши мысли двинулись в правильном направлении.
Мортимер снял трубку.
– Алле? Господи, неужели опять Флетчер? А я-то думал, мы избавились от Флетчера. Пожалуйста, по крайней мере скажи, что ты покинул пределы штата Вайоминг.
– Из штата я выехал, – признал Флетч.
– Это первая приятная новость о Вайоминге с той поры, как я здесь поселился – ты уехал.
Разговаривая по сотовому, Флетч шагал по извилистым дорожкам к особняку.
– Просто захотелось узнать, как вы двое поладили.
– Без тебя нам гораздо лучше.
– Вы еще не убили друг друга?
– Я наслаждаюсь общением с Кристел.
– Неужели?
– Давно уже не получал такого удовольствия. Очаровательная женщина! А какие она рассказывает истории!
– Да. Я знаю.
– Правда, ничего о боксе. Эти истории рассказываю я. Для нее это терра инкогнита.
– Значит, вы благодарны мне за то, что я привез Кристел?
– А потом уехал.
– Утром, однако, ваш прием не показался мне радушным.
– Все так.
– Я хочу сказать, вы нас очень уж холодно встретили.
– Ты и такого не заслуживал. Скажи спасибо, что мы тебя не застрелили. Да, мы стреляли в тебя, но не попали, о чем до сих пор сожалеем.
– Вы не попали бы в меня и с расстояния вытянутой руки, даже если бы вам и удалось перезарядить ружье.
– Вроде бы ты лежал на спине.
– Зацепился за что-то ногой, вот и упал.
– Именно так и говорил Шмелинг.
– И что из этого вышло?
– Получил нокаут, а потом о нем не слышали.
– Ладно, сдаюсь. Кристел далеко от телефона? Я хочу убедиться, что она еще среди дышащих и говорящих.
– Близко. И дышит, и говорит. Правда, я не понимаю, чего ей говорить с тобой.
– Флетч? – спросила Кристел. – Ты где?
– В Виндомии.
– Как такое возможно? Это же в Джорджии. Ты же утром уехал отсюда.
– Мистер Мортимер дышал в мои паруса.
– Джека видел?
– Только что. У него все хорошо. Как ты?
– Превосходно. Кто подсказал тебе, что именно мистер Мортимер может мне помочь?
– Я всегда стараюсь разглядеть в человеке что-то хорошее, хотя для меня это и чревато.
– Я тренируюсь!
– Как это?
– Он привязал грузы к моим запястьям и щиколоткам. Я поднимала руки и ноги, лежа в постели.
– Поднимала грузы в постели? Я этим тоже занимался.
– А до этого я сделала пять приседаний. Потом три. Осталось еще одно. Я чувствую, как кровь побежала по венам.
– Ты, должно быть, вымоталась.
– Он дает мне высококалорийную пищу. От такой еды просто хочется тренироваться. Он говорит, что от нее и живот подтягивается.
Шагая по дорожке Виндомии, Флетч представил себе, как подтягивается огромный белый живот Кристел. Все равно что тает полярная шапка.
– Это хорошо.
– И парни, которые здесь тренируются, меня вдохновляют. Господи, сколько же они расходуют энергии! Прыгают со скакалкой, часами поднимают тяжести, бьют грушу, бьют друг друга. Я и представить себе не могла, что юноши обладают таким количеством энергии.
– Потому-то и выдумали войны.
– Думаю, я тоже их вдохновляю. Всякий раз, когда они смотрят на меня, огромную гору жира, они прибавляют скорости. А у меня, когда я вижу, что они выделывают, появляется желание еще несколько раз поднять руки и ноги. Мы стимулируем друг друга.
– Мистер Мортимер ведет себя достойно?
– Он такой милый. Настоящий джентльмен.
– Если он – джентльмен, то я – форель.
– Ты – форель. Он такой заботливый, обходительный. Говорит, что через пять дней я уже буду делать те же упражнения стоя, а через семь начнутся пробежки.
– Только не разнеси груши, Кристел. От сильного удара они могут и разлететься.
– И мне не надо думать о том, чтобы сбавить вес. Все получится само собой.
– Так это хорошо.
– Моя цель – не сгонка веса. Главное – изменить образ жизни, образ мышления.
– Иначе взглянуть на свое будущее.
– Как Кэрри? Ты ее видел?
– Днем заскочил на ферму, чтобы переодеться. У нее все в порядке. Одна кобыла должна вот-вот разродиться.
– Флетч, ты, часом, не обратил внимания на одного здешнего юношу?
– Рикки? Обратил.
– Есть в нем что-то такое.
– Что-то… Что?
– Не знаю. Даже когда он просто стоит, из него идет какая-то энергия.
– Секс?
– Нечто большее. Так и хочется слушать его, наблюдать за ним.
– Он симпатичный, красивый, какой?
– Дело не только в этом…
– Харизма?
– Я читала ему после полудня книгу, которую принес мне мистер Мортимер. «Из мышей и людей» Стейнбека.
– Мистер Мортимер читает Стейнбека?
– У него очень много книг.
– Неужели?
– Сначала я просто читала Рикки. Он сидел на моей кровати. Потом я начала чувствовать идущие от него флюиды.
– От Стейнбека? Естественно.
– Нет. От Рикки. Потом, читая, начала наблюдать за ним. Он сидел, положив ногу на ногу. Я не видела, как двигались мускулы плеч, груди, предплечий, рук, даже лица, но они двигались. Я чувствовала, что они в движении. Я не слышала и не видела его дыхания, но могу точно сказать, что дыхание у него под контролем. И глаза пульсировали. Это правильный термин?
– Не знаю.
– Я хочу сказать, он растворялся в книге… ощущал ее, каждое слово… реагировал на нее… но я не понимала, что он делает и как ему это удается.
– Другими словами, пока ты читала Стейнбека, Рикки каким-то образом заставлял тебя наблюдать за ним.
– Да. Что-то в этом роде. Можешь ты это объяснить?
– Нет. Да.
– Мистер Мортимер корчит мне рожицы. – До Флетча донесся бубнеж. – Он говорит: «Чертов парень так долго смотрится в зеркало, что может слиться с ним. А теперь он хочет, чтобы и остальные составили ему компанию». – Кристел рассмеялась.
– Мистер Мортимер так и сказал?
– Так где твое объяснение?
– Нет объяснения. Только вопрос.
– Какой вопрос?
– В кого ты влюбилась, Кристел? В мистера Мортимера? Или Рикки? Или в обоих?
– Ты думаешь, я влюбилась? Возможно. Я люблю Вайоминг. О, я погорячилась! Мистер Мортимер говорит, что надо заканчивать. Мне пора приседать.
Разговор с Кристел Флетч заканчивал на самой высокой точке сада, которая находилась практически на одном уровне с большой террасой особняка Виндомии. Там толпились мужчины в белых смокингах и женщины в нарядных летних платьях.
Расположившись у края террасы, напротив бара, струнный квартет играл Гайдна.
Доктор Честер Редлиф, в очках в роговой оправе, стекла которых поблескивали в электрическом свете, приглашал гостей на обед.
Флетч заметил фонари, встроенные в стены дома, выходящие на террасу, и в окружающий ее парапет. На террасе хватало света не только в дни торжественных приемов.
Несколько секунд Флетч не отрывал глаз от богатого, умного мужчины, гостеприимного хозяина, с улыбкой приглашавшего своих многочисленных гостей к столу.
Богатого, умного, приятного в общении человека, которого пытались убить.
Сунув сотовый телефон в карман смокинга, Флетч присоединился к гостям.

Глава 20

– Закройте дверь.
Доктор Честер Редлиф стоял между огромным столом красного дерева и книжными, до потолка, стеллажами в своем кабинете в особняке Виндомии. Перед ним на специальной подставке красовался большой глобус.
Часы показывали десять вечера.
Флетч закрыл дверь.
– Не желаете коньяку? – спросил Редлиф.
– Вы пьете коньяк? – спросил Флетч, направляясь к хозяину кабинета.
– Бывает.
– С удовольствием.
Бутылка и две стопки стояли на полочке у окна, разделяющего стол и стеллажи. Редлиф разлил коньяк. На столе лежала книга Флетча «Пинто». Флетч взял стопку.
– Благодарю.
– Мистер Флетчер. – Редлиф понюхал коньяк. – Я хочу поблагодарить вас и вашего сына за проявленную ко мне заботу… за то, что нашли время приехать, чтобы помочь разрешить, как вам представляется, возникшие у меня затруднения.
– Моего сына?
– Да. Юношу, что приставлен к бассейну. Джека Фаони. Молодого человека, который перед обедом обносил гостей закусками.
– Вам известно, что он мой сын?
– Вы вдвоем кружили по террасе, перешептывались, всем своим видом показывая, что знать друг друга не знаете. Такое захватывающее зрелище даже в театре увидишь нечасто.
Джек говорил Флетчу, что рядом с Редлифом чувствуешь себя, как в компании атомного авианосца: жалкой букашкой.
– Вы не можете знать, что Джек Фаони – мой сын. Даже вашей любовнице, Шане Штауфель, это неизвестно.
Редлиф улыбнулся:
– Проживающие в Виндомии уверены, что все телефоны прослушиваются, за исключением того, что у супермаркета.
– А прослушивается только он, – кивнул Флетч.
– Дешевле и эффективнее прослушивать один телефон, а не несколько десятков. Уж вы-то это понимаете.
– Да, понимаю. – Значит, Редлиф слышал каждое слово Джека, сказанное ему, когда он двигался по дороге в Вайоминг. – Вы пригласили меня, чтобы я вам что-нибудь спел под аккомпанемент Джека?
– Я пригласил вас, чтобы поблагодарить. И заверить, что все в полном порядке.
– Отнюдь.
– Вы уже успели поговорить с сыном, и он выложил вам все, что узнал обо мне и моем окружении.
– Совершенно верно.
– Шана позвонила Джеку без моего ведома или разрешения. Я очень удивился, прочитав распечатку ее разговора с Джеком по телефону у…
– …магазина.
– Эта распечатка подтвердила то, что я уже знал о ней, и открыла кое-что новое. Подтвердила, что она действительно меня любит и боится, как бы со мной чего не случилось. И не догадывался я о том, что ее возбуждает снег.
– Простите?
– Судя по всему, несколько лет назад, в снежную ночь, она набросилась на вашего разгоряченного, вспотевшего сына в Стоу, штат Вермонт, разорвала на нем рубашку и затащила в постель, где они несколько часов предавались любовным утехам.
– Однако.
– Он вам этого не рассказывал?
– Пока еще нет.
– Год назад, в Берлине, в снежную ночь, мы с Шаной на улице играли в снежки, пытались насыпать свежего снега друг другу за шиворот. – Редлиф застенчиво улыбнулся. – Кончилось это тем, что остаток той ночи мы провели в одной кровати. На основе этой, новой для меня информации следующей зимой в Европе я буду проводить деловые совещания исключительно в Сен-Морице.
– Шана действительно вас любит, – вставил Флетч. – Вы говорите об этом?
– Со всей страстью. Это же хорошо, правда?
– Изумительно.
– Итак, она позвонила Джеку. Джек приехал. И позвонил вам. Приехали вы. Между прочим, я читал «Пинто». Мне понравилось.
– Никаких пометок на полях?
– Разумеется, пометки есть. Нет вопросов. Во всяком случае, тех, что запомнились.
– Это хорошо. Я боялся, что этим вечером мне придется держать экзамен.
– Экзамена не будет, – ответил Редлиф. – Я лишь хотел поблагодарить вас и заверить, что никаких проблем нет.
– Проблемы есть.
– Вас действительно интересует Бьерстадт?
– Я бы хотел взглянуть на него.
– Отлично. Я покажу вам его утром, как и планировалось, до вашего отъезда.
– Доктор Редлиф, кто-то, и не один человек, пытаются вас убить.
– И что? – Пальцы Редлифа потирали грудь.
– Разве этого мало?
– Сколько попыток покушения на мою жизнь насчитали вы, Джек и Шана? Четыре?
– Кофеварка, взорванный коттедж, сломанная ось джипа, отравленная лошадь…
– Остановитесь на восемнадцати. Хорошее число. Или на двадцати четырех.
– Неужели их было так много?
– Я ничего не знаю о полученном вами образовании, мистер Флетчер, но, думаю, понятие научного метода вам не чуждо. – Редлиф поднял левую руку. Согнул, разогнул. – Когда вам известно о четырех или пяти попытках покушения на мою жизнь, у вас есть все основания для тревоги. Если же вы знаете о двух дюжинах, причем ни одна не удалась…
– Одна удалась. И я не думаю, что доктор Джим Уилсон думал о главенстве научного метода, умирая от ядовитого газа, который ждал вас в вашей же лаборатории.
– Согласен, меня. Но кого вы подозреваете? Мою жену? Вы знаете, что я и Шана Штауфель – любовники.
– За обедом я сидел рядом с вашей женой. Она все говорила о «доминирующих страстях». Спрашивала, есть ли такие у меня. Она уверена, что всеми, кто ее окружает, движет какая-то страсть, за исключением ее самой.
– Да, – кивнул Редлиф. – Амалия иной раз зрит в корень.
– Как раз вашу жену я не обвиняю.
– Вы обвиняете моих детей? Полагаю, вы уже догадались о том, что я в курсе страстей, которые ими движут.
– Доктор Редлиф, вы создали в Виндомии очень необычную среду обитания.
– Необычную? – Редлиф посмотрел в потолок. – Разве это не идеальная среда для моих сотрудников, друзей, родственников? Разве вам не нравится в Виндомии, При личной встрече автор спросил у переводчика, не напоминает ли ему Виндомия Советский Союз (Грегори Макдональд не бывал ни в СССР, ни в России). Переадресую этот вопрос читателю

мистер Флетчер.
– Вы создали диктатуру.
– Неужели вас не учили в школе, что лучшая форма управления – милосердная диктатура?
– Меня учили, что милосердными диктатуры остаются очень недолго.
– Моя вот остается. Мне не надо собирать налоги. Наоборот. Мне не надо вести войны.
– Но вы предъявляете требования. Вы загоняете одного сына в политику, другого – в бизнес, дочь – в кинозвезды…
– Я имею полное право требовать. Посмотрите на все то, что я им дал. Получив так много, они должны что-то и отдать, если не мне, то миру. Формула проста. – Он тряхнул левой рукой, словно хотел сбросить с нее капельки воды. – Я ненавижу вторые поколения, которые транжирят свои ресурсы.
– Должен ли я напомнить вам результаты, к которым привело практическое использование этой «формулы»?
– Я знаю, знаю. Моя дочь, Аликсис, прошлой ночью забралась в постель вашего сына.
– Забралась?
– В вашем сыне есть что-то магнетическое.
– Он играет на гитаре.
– Я его слышал. Хорошо играет. Полагаю, молодой человек, умеющий использовать пальцы, несомненно, обладает сексуальной привлекательностью.
Флетч вздохнул. Он выпил только капельку коньяка, а его уже потянуло в сон.
Очень уж длинным выдался день.
– И мой сын, герой футбольных полей, член «Фи-Бета-Каппа», Чет, трахает соседского мальчика. В смысле, соседа вашего сына. А Дункан со следующего понедельника будет проходить курс лечения. В одном из коттеджей, здесь, в Виндомии.
– И ваша трижды замужняя дочь шантажирует вас.
– Это процесс взросления, мистер Флетчер. В наши дни.
– Вам это так представляется.
– Безусловно. Детский бунт. Они делают именно то, что меня повергает в ужас. К сожалению, повод для бунта у них только один… я. А я терпеливо жду, когда они вырастут, повзрослеют, добьются уважения окружающих, начнут приносить пользу обществу, чего я от них и жду.
– Вы рассчитываете дожить до этого времени?
– В Виндомии у них есть все шансы выжить. – Отблеск ламп на очках доктора Редлифа не позволял Флетчу заглянуть ему в глаза. – Они повзрослеют. Должны.
– Доктор Редлиф, кто-то убил, мы думаем, по ошибке, доктора Джима Уилсона.
– Я не желаю слышать ни одного плохого слова о моей семье, жене, теще, сыновьях или дочерях. То, что вы и ваш сын здесь узнали, не должно стать достоянием широкой публики, или я гарантирую вам…
– Что?
– Что ваш сын вновь отправится в федеральную тюрьму за преступление, которое он не совершал, только на этот раз он проведет за решеткой всю жизнь. Я могу это устроить.
– Уверен, что можете.
– Тем не менее утром мы насладимся мастерством Бьерстадта. Мне очень понравилась ваша книга. И я благодарен вам за стремление оказать мне посильную помощь.
– Эрик Бьювилль…
Редлиф вскинул правую руку:
– Достаточно. К моим сотрудникам я питаю те же чувства, что и к родственникам.
– Речь идет о том, какие чувства питают они к вам, идиот!
Редлиф рассмеялся:
– Меня никогда не называли идиотом. Как свежо это прозвучало!
– Извините. С вами очень трудно сохранить хладнокровие. Вы – не Господь Бог, доктор Редлиф.
– Мне это уже говорили. Я никогда не претендовал на Его лавры. Никогда не полагал себя Богом. Просто…
– Что?
– Если у человека есть большие способности…
– Почему не употребить их на контроль людей с меньшими способностями? Так?
– Почему не помочь другим полностью реализовать себя? Именно этим я и занимаюсь, мистер Флетчер.
К примеру, вы упомянули Эрика Бьювилля. Никто другой не назначил бы его главным управляющим. Голова у него не очень, работоспособность тоже хромает. Он – вечно второй, первым ему не быть нигде. Однако он думает, что где-то еще он будет счастливее, чем в Виндомии. Не будет.
– И вы блокируете каждую его попытку уйти от вас.
– Для его же блага, для блага его семьи. Здесь они счастливы. И денег в семью он приносит больше – Редлиф улыбнулся. – Опять же, выкуривает в день всего две сигареты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17