А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ати фыркнул:
– Я слышал сильный рокот, но он шел от взрывов. Вот и все. Тебе скорее всего почудилось.
Оба юноши опять погрузились в молчание. В тишине вокруг слышны были обычные лесные шорохи, но и они вскоре затихли.
– Ати? – позвал Тигхи. – Ати? Как ты думаешь, что там, за Великой Дверью, которую охраняют Отре?
Однако Ати уже спал.

Глава 3

Рассветный шторм разбудил всех за исключением Мулваине, который по-прежнему находился в бессознательном состоянии. Они продолжали лежать, тесно прижавшись друг к другу, пока в небе не прояснилось и сквозь сучья не пролился первый нежный утренний свет. Равилре и Пелис встали и вдвоем отправились на поиски пищи. После их ухода Ати изобразил на своем лице глупую улыбку.
– Они спрячутся где-нибудь в расщелине и будут заниматься любовью. Я уверен, – рассмеялся он.
Все тело Тигхи ныло, а ноги онемели до того, что он едва мог пошевелить ими, зато острая боль в паху притупилась. Тигхи встал и, ступая враскорячку, подошел к Мулваине.
– Ати, – обратился он к приятелю, – принеси мне немного листьев с росой.
Они принялись вместе выжимать листья так, чтобы влага капала в рот Мулваине. Его губы распухли и стали черными как ночь. Набухли и веки, которые приобрели круглую форму. В уголках глаз и на ресницах образовалась зеленоватая слизь. Пот, выступивший на лбу раненого, на ощупь был холодным и липким. Его голова была слегка закинута назад, потому что на горле между ухом и челюстью и на шее появились опухоли, похожие на шишки. Тигхи попытался разжать черные губы Мулваине, чтобы влага попадала внутрь, однако у него ничего не получилось. Губы словно срослись.
– Он болен, – сказал Ати, сделав кислое лицо.
Тигхи немного подвинулся назад, чтобы посмотреть на простреленное колено Мулваине. Кровотечение прекратилось, а кровь стала черной и липкой, как смола. Поверх всей этой густой, похожей на повидло массы начинала затвердевать корка. Она была еще тонкая и испещрена трещинами. Дырки, оставленные шипами, уже начинали затягиваться.
Грудь Мулваине по-прежнему едва заметно поднималась и опускалась. Через час с небольшим Равилре и Пелис вернулись с пустыми руками. Они вынырнули из листвы взволнованные и запыхавшиеся. Вид такой, словно за ними кто-то гнался.
– Где же добыча? – издевательским тоном поинтересовался Ати и в притворном гневе воздел руки вверх.
– По-моему, мы увидели катерпила с когтями, – начала сбивчиво объяснять Пелис. – Мы побежали и немного заблудились, а потом сообразили, в какую сторону идти.
– Не может быть! – уже серьезно вскричал Ати.
– Не знаю, – поспешно сказал Равилре, – были ли это катерпилы с когтями. Я видел что-то, но это существо было небольшим, во всяком случае, не больше того червя, которого мы съели вчера.
– Однако у него была совсем другая окраска, – стояла на своем Пелис. – Я уверена, что это был катерпил с когтями. Мы должны уйти отсюда – нужно подняться повыше.
– Нет, – сказал Тигхи. Его голос задрожал, когда он произносил это слово, поэтому юноша повторил еще раз, но уже более твердо: – Нет, нельзя нести Мулваине туда. Подождем, пока ему не станет лучше.
– Что? – грозно спросил Ати, поворачиваясь к Тигхи. – Он умрет.
– Пройдет день-другой, и он начнет поправляться, – не сдавался Тигхи. – А когда ему станет лучше, мы поможем ему подняться вверх по стене.
– А катерпилы с когтями?!
– Думаю, все же мы находимся на такой высоте, куда катерпилы с когтями не забираются, – объяснил Тигхи. – Помните, что сказал Уолдо? Тогда они шли по Сетчатому Лесу гораздо ниже. Вот почему Папы повели нас через лес так высоко.
– Папы, – фыркнула Пелис.
Ати повернулся к ней.
– Не насмехайся над Папами! – пропищал он. – Не смей!
Они долго еще грызлись между собой, и Тигхи не стал вмешиваться и мирить их. Он закрыл глаза и ушел в себя. Боль в паху теперь ослабла до такой степени, что давала о себе знать, только если он делал резкие движения тазом или бедрами. Когда Ати и Пелис надоело препираться и они умолкли, Тигхи снова открыл глаза.
– Мы останемся с Мулваине. А вы, Равилре и Пелис, должны опять идти искать пищу. Если мысль о катерпилах с когтями не дает вам покоя, можете подняться повыше и вести свои поиски там. А мы с Ати пойдем к роднику, который нашли вчера, и принесем Мулваине воды.
Тигхи возвратился с водой во рту и попытался разъединить зубы Мулваине. Ему пришлось запустить пальцы в рот юноши, который вот уже второй день находился без чувств. Ощутив под пальцами зубы, Тигхи с силой дернул вниз нижнюю челюсть, и из уголков рта стала сочиться темно-коричневая кровь, разукрасившая темными линиями щеки.
Это зрелище внушало отвращение. Тигхи потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы коснуться своим ртом потрескавшихся, черных, кровоточащих губ Мулваине. Он выпустил воду из своего рта и быстро отстранился назад, чтобы увидеть, проглотил ее Мулваине или нет, однако так ничего и не понял.
– Теперь ты, Ати. Твоя очередь, – сказал он, однако Ати сам проглотил свою воду и стал фыркать, выражая этим свое отвращение.
– У него безобразные, отталкивающие губы, – произнес он. – Ты говоришь, он проснется. Если так, то может попить и сам, когда проснется.
Возмущение и отчаяние Тигхи были столь велики, что он не мог даже подыскать подходящий способ для их выражения.
Ати и Тигхи не разговаривали между собой целый час, пока не вернулись Равилре и Пелис. У первого в левой руке была пара жилистых, в палец толщиной червей, а под мышкой правой торчал жук, в лазуритовом панцире размером с кулак. На брюхе у насекомого шевелилось множество ножек, похожих на ресницы. Пелис принесла в подоле рубашки кучу насекомых меньшего размера.
Маленькие насекомые не представляли особой ценности, потому что едоку приходилось выбрасывать большую часть – оболочку, ноги. Оставался лишь крошечный кусочек мяса. Четверка бывших флатаров разбитой Имперской армии приступила к трапезе, однако праздник желудка был недолгим, и у каждого осталось чувство неудовлетворенности и пустоты. Жук в лазуритовом панцире оказался на вкус очень противным, хотя Равилре, более голодный, чем другие – во всяком случае, он постоянно твердил об этом, – долго возился с ним. Черви оказались вполне съедобными, однако их было слишком мало.
После такого завтрака на всех напала апатия. Равилре и Пелис уже не скрывали взаимных симпатий и не выпускали друг друга из объятий.
– Мы и в самом деле пойдем домой? – спросила Пелис.
– Мы все пойдем домой, – ответил Тигхи. Сказанные слова взволновали его самого. – Каждый из нас. Включая Мулваине. Я обещаю.
– Значит, ты придешь в мой дом, – сказала Пелис, протянув руку вверх и нежно взяв Равилре за подбородок. – Ты придешь к нам и познакомишься с моей матерью и ее супругом, и с моей бабушкой тоже. Как они будут восхищаться тобой!
Однако Равилре никак не отреагировал. Тигхи вдруг заметил, что в глазах юноши стоят слезы. Впрочем, это почти не удивило Тигхи. Все понимали, что он переживает смерть Бел.
Наступила неловкая тишина. Ничего не сказав, Равилре повернулся лицом к стене и уткнулся в нее лбом.
Настроение у всех окончательно испортилось.
Позднее вся четверка отправилась на поиски съестного. Тигхи уже достаточно оправился, чтобы проявлять на охоте большую ловкость, и неплохо перепрыгивал с ветки на ветку. Он вернулся с пригоршней муравьев, зажатых в кулаке, и невероятно длинным червяком, длиною с двух взрослых мужчин, однако толщиною меньше самого маленького пальца. Червяк извивался, и его было неудобно нести, поэтому Тигхи оторвал ему голову. И все равно тварь продолжала извиваться, тогда юноша оторвал червяку хвост. Но даже после этого его непросто было удержать. Тигхи все же нашел выход: он обвязался червяком вокруг талии, как веревкой или канатом, и в таком виде стал пробираться через заросли к телу спящего Мулваине.
Остальные вернулись с подобными же трофеями. Исключение составила Пелис, которая поймала еще одного жирного серого червяка. Теперь все наелись досыта. Они ели и ели, пока животы не раздулись от пищи. Настроение поднялось. Вялость и апатичность уступили место шуткам и смеху.
В ту ночь Тигхи впервые за долгое время спал хорошо. Ему не снились никакие странные сны; он не просыпался от острых приступов боли. Единственным посторонним ощущением, которое регистрировало сознание юноши, был холод, и поэтому его состояние было сном лишь наполовину, другая половина сознания бодрствовала. В темноте, перед тем как начался рассветный шторм, Тигхи почувствовал себя особенно неуютно. Когда завыл ветер, юноша покрепче прижался к Ати, и у него появилось странное ощущение уюта и безопасности. Он чувствовал рядом теплое тело Ати; гнев и хаос рассветных ветров были где-то там, за пределами леса, и ему ничего не угрожало.
Утром ветры были особенно влажными, и к Тигхи под одежду начала проникать сырость. Он убрал руку с тела Ати и провел ладонью по своему боку и ноге, а затем по лбу. Ладонь стала мокрой, и Тигхи прижал ее к своим губам. Влага приятно освежала прохладой. Он вспомнил о почерневших, распухших губах Мулваине, но тут же успокоил себя мыслью о том, что рассветный шторм наверное смочит влагой и спящие губы Мулваине и наполнит его живот водой. Драгоценная вода. Даже думать о ней было почти так же приятно, как пить ее.
Тигхи лежал с закрытыми глазами и слушал удалявшийся гул рассветного шторма. Наконец беснование стихии прекратилось, и Тигхи услышал шорохи листвы, скрипы сучьев и стук капель влаги. Приятные, музыкальные звуки.
Тигхи открыл глаза. Звуки, которые он сейчас слышал, наводили на размышления. Было странно думать, что такие простые вещи, как стук капелек влаги и шорох листвы, могли звучать настолько по-человечески. Их можно было сравнить со звуками, которые производит младенец, сосущий материнскую грудь. Они навевали Тигхи воспоминания о жизни в деревне; он вспомнил, что когда девушка по имени Инти родила ребенка, то часто кормила его грудью, и он издавал такое же чмоканье и бульканье. Еще звуки напомнили ему козлят, сосавших материнские соски. Тигхи подумал о своей ма. В памяти возник ее яркий образ; ее лицо, которое вдруг высветилось до мельчайших подробностей; улыбка, полная тепла и любви.
Дед Джаффи убил ее. Столкнул с мира. Тигхи забыл об этом; ужасное событие просто выпало из его памяти. Он выдавил его из памяти, как выдавливают молоко из вымени козы. И к юноше вернулся старый рефрен; незначительность всего происходящего. Люди – муравьи, стена – муравейник. После всего, что он видел: великое столкновение двух империй, война, которая потрясла всю стену, – идея, что дед убьет свою собственную дочь ради нескольких коз, ради того, чтобы еще более укрепить свое положение самого влиятельного человека в деревне, показалась юноше абсурдной и мелочной. Она не имела масштаба. И это, в свою очередь, заставило Тигхи вернуться к своему восприятию всего окружающего. Наверное, эта мысль была как нельзя кстати, потому что все огромное, возвышавшееся над ним бескрайнее пространство мировой стены являлось просто-напросто миниатюрным сооружением, экспериментом маленького бога с ограниченными возможностями.
Настроение Тигхи испортилось. Выпутавшись из объятий Ати, он сел и попытался сосредоточиться на боли в паху. Однако ничего не получилось, потому что боль уже почти не ощущалась.
Он протер глаза и посмотрел туда, где лежал Мулваине.
Происхождение чавкающего, хлюпающего звука стало очевидным.
Какая-то тварь – очевидно, катерпил с когтями, хотя по величине она была куда меньше, чем те, о которых рассказывал Уолдо, – вгрызлась в ногу Мулваине. Она уже полностью прогрызла колено, и теперь вся нижняя часть ноги – голень и ступня – отделилась от тела Мулваине и не отваливалась только потому, что ее удерживала штанина. После этого катерпил с когтями принялся обгладывать бедро Мулваине, точно так же, как маленькая гусеница обгладывает зеленый лист.
– Нет! – вскрикнул Тигхи. – Нет!
Он вскочил и бросился к телу Мулваине.
Катерпил с когтями имел серо-зеленую окраску и в окружности был такой же величины, как и сам Тигхи, хотя, если бы его поставили вертикально, он был бы пониже юноши. На разделенной кольцами на части спине росли густые светло-коричневые волосы, а из-под пластин выбивалась щетина потемнее и покороче. Когда тварь глотала мясо, которое ее черные, дергавшиеся челюсти откусывали от бедра Мулваине, видневшегося из разорванной штанины, ее бок, покрытый плотной, гладкой кожей, пульсировал и перекатывался. Чавканье перемежалось хрустом, когда челюсти катерпила вместе с мясом перемалывали кости.
Тигхи ухватился за сук и принялся ожесточенно дергать его. Ему пришлось заломить его пару раз, прежде чем он оторвался. Он бросился вперед и начал хлестать суком гусеницу-катерпила. Листья, оставшиеся на суку, смягчали удары. Кроме того, они не давали размахнуться как следует. Катерпил не реагировал на нападение Тигхи, словно ничего и не происходило.
К тому времени проснулись и повскакали со своих мест остальные. Охваченные ужасом при виде отвратительного зрелища, они плакали и оглашали воздух истошными криками. Какая-то часть разума Тигхи, несмотря ни на что, продолжала функционировать с предельной четкостью и ясностью. Юноша принялся лихорадочно обрывать с сука ветки с листьями. Через несколько секунд сук превратился в дубинку, пусть и не слишком большую.
Тигхи подступил к гигантскому насекомому и начал лупить его дубинкой по спине, покрытой панцирем. Впервые катерпил с когтями перестал делать то, что он делал. Чавканье и хлюпанье прекратились. Тварь повернула голову и смерила Тигхи каменным взглядом. Ее глаза представляли собой скопища крошечных шариков, миллионы малюсеньких яиц насекомых, находившихся по обе стороны головы. Под глазами был рот, весь в крови и волокнах мяса. Он безостановочно открывался и закрывался.
Тигхи испытал прилив страха. Один вид этого чудовища внушал страх. Взгляд его отвратительных глаз не оставлял сомнений относительно его намерений. У Тигхи возникло непреодолимое желание бросить дубинку и бежать как можно дальше и быстрее. Это было невыносимо. Взгляд монстра заставлял отводить глаза. Однако руки Тигхи действовали почти механически, не подчиняясь мозгу.
Используя дубинку в качестве рычага, они просунули ее под сравнительно мягкое брюхо катерпила с когтями и перевернули его. Катерпил отреагировал с ужасающей быстротой, свернувшись и защелкав челюстями; однако угол наклона дубинки был уже слишком высоким, и челюсти сомкнулись в воздухе, а не на бедре Мулваине. Еще пара секунд – и тварь уже кувыркалась в воздухе.
Раздался громкий треск сучьев и веток, и монстр, проламывая себе дорогу в зарослях, покатился вниз и исчез из поля зрения Тигхи и остальных.
Тигхи часто дышал. В глазах его стояли слезы. Затем он почувствовал их и на своих щеках. Ноги под ним подкашивались, и юноша присел на ствол дерева. Сердце было готово выскочить из груди.
Взволнованные друзья сгрудились вокруг.
– Тигхи! – повторял Ати снова и снова. – Тигхи! Тигхи!
– Я знала, что видела катерпила с когтями, – жалобно проскулила Пелис. – Я так и знала, что они водятся здесь.
Дыхание Тигхи стало чуть более размеренным, хотя слезы по-прежнему струились из глаз. Он вытер их дрожащими пальцами и, опираясь на плечо Ати, с усилием встал на ноги и выпрямился.
– Что мы будем делать? – спросил Равилре. – Что мы будем делать?
Тигхи подошел к телу Мулваине. Раненый выглядел гротескно и почти неузнаваемо. Его лицо было так искажено, что он совершенно не напоминал прежнего Мулваине, каким его привыкли видеть друзья. Теперь он едва ли походил на человеческое существо. Щеки и рот вздулись, а кожа потрескалась и лопнула. Плотно закрытые глаза были окружены россыпью фурункулов. Волосы спутались и слиплись в плотную массу. Как ни странно, но укороченная нога выглядела более или менее естественно. Мулваине лежал так, что казалось, будто он поджал ногу под себя.
Тигхи наклонился над ним и поразился: Мулваине все еще дышал, его грудь до сих пор едва заметно поднималась и опускалась.
– Он все еще жив! – объявил Тигхи. – Он все еще жив!
Друзья сгрудились вокруг.
– Рана. Его нога, – сказал Равилре. – Из нее не идет кровь. Как это может быть? Почему она не течет?
– Не знаю, – ответил Тигхи.
Пелис стала озираться во все стороны, очевидно, опасаясь, как бы из листвы не выползли другие катерпилы.
– Нам нельзя здесь оставаться, – произнесла девушка.
– Да, – подтвердил Тигхи. – Оставаться нельзя.
– Какое ужасное зрелище! – сказал Ати, обхватив голову руками. – Как страшно! Непостижимо, как Бог мог создать таких чудовищ!
– Мировая стена кишит чудесами, – сухо произнес Тигхи. – Мулваине все еще жив. Мы обязаны перенести его вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59