Пастух в скарлатине весь, живого места нет, кто его знает, выздоровеет ли. Ну, а мне пока за стадом ходить.
– А если не выздоровеет, ты все лето так и будешь за стадом ходить?
– Черт знает. Все лето не буду. Сбегу куда-нибудь. Недели две, может, и выдержу, а потом удеру.
Тоотс опускает голову. Как только зашла речь о том, что ему придется идти в пастухи, его на миг поднявшееся было настроение снова упало ниже нуля; даже голос у него стал печальным и сдавленным.
– Не горюй, Тоотс, – утешает его кто-то, кому грусть Тоотса западает, видимо, в самое сердце. – Ходить в пастухах – тоже не самый горький хлеб. И до тебя были пастухи, и после тебя будут.
– Еще бы! – подтверждают другие ребята.
– В пастухи-то идти можно, – отвечает Тоотс. – Только вот Юри-Коротышка, дьявол.
– А тебе что за дело до него, раз ты будешь коров пасти?
– В том-то вся и штука, что больше у меня с ним никаких дел не будет. Дьявольски быстро все случилось. Знал бы раньше, я бы уже… Нет, мой старик все-таки страшно бестолковый – что стоило ему вовремя сказать, что пастух скарлатиной заболеет. А теперь вот вдруг…
– Да подожди, откуда же твой отец мог знать, что пастух заболеет скарлатиной? И какие у тебя дела с кистером не доделаны? Довольно у тебя было с ним стычек зимой. Верно?
– Я бы ему, дьяволу, за все отплатил – и за ругань, и за то, что после уроков оставлял. Как он меня вечно донимал! Как всю зиму меня грыз!
– А, вот оно что! – восклицают мальчишки. – Ну да, теперь-то поздно, сразу всего не сделаешь.
– В том-то вся и штука! Нет, дурачье, за эти полдня я ничего не успею. Будь еще несколько недель, я бы что-нибудь придумал, надолго бы Юри-Коротышка меня запомнил, а сейчас все пропало.
Да, да. У Тооса есть все основания грустить.
Городошники закончили игру и подходят поближе. Среди них и Арно Тали. За последнее время он как-то вдруг окреп. На щеках его теперь играет румянец, глаза смотрят открыто и весело. Со смехом рассказывает он ребятам, как их команда потеряла было всякую надежду на победу, а в последний момент все-таки выиграла. Видя, что Тоотс сидит, окруженный ребятами, он прислушивается к их разговору.
– А если ничего другого сделать не удастся, – рассуждает Тоотс, – так возьму да загоню свое стадо к нему в огород, пусть сожрут и потопчут все, чтоб одна каша осталась. Пусть знает!
– Что такое? Что здесь такое? – спрашивают только что подошедшие ребята.
– Тоотс завтра уходит из школы, – отвечают им.
– Да, без меня остаетесь, повышая голос, добавляет Тоотс. – Но не беда, я к вам буду в гости приходить. По воскресеньям после обеда… Пошлю бобылиху за стадом присмотреть, а сам приду сюда. Тогда и обсудим вместе, как нам с этим Юри-Коротышкой быть. Ведь так этого нельзя оставить.
– Нельзя, нельзя! – поддерживают его ребята. Перед разлукой симпатии целиком п<| стороне Тоотса, чему немало способствует и подавленное настроение отъезжающего. Без Тоотса будет скучно. Что бы там Тоотс ни делал, сколько бы ни врал, а все-таки он парень удалой.
– А осенью вернешься и школу? – спрашивают его.
– Да кто знает, где я осенью буду, – отвечает Тоотс. – Начинай тут опять с кистером ноевать. И так он вечно твердил, что я здесь как на лезвии ножа держусь и о своей душе не забочусь. Неизвестно еще, что осенью скажет. Впрочем, не знаю, может, и приду, если не получу местечко в России.
Последнее замечание Тоотса вызывает у окружающих улыбку, но до насмешек дело не доходит. В час разлуки насмешки неуместны. Расставаться надо всегда по-хорошему. Да, по правде говоря, ни у кого из ребят и нет к Тоотсу злобы, нет за ним и старых грехов, за которые надо бы расплатиться. Верно, случалось иной раз… Но разве мало было других ребят, которые своим лицемерием и ябедами докучали куда больше, чем он.
– У меня здесь кое-какие вещи есть, – говорит Тоотс, вставая и шаря по карманам, – берите, если хотите. Вот ручка, это тебе, Имелик. Хоть ты и болтун порядочный, зато ябедничать не ходишь. Ты, Тоомингас, возьми себе эти два новомодных перышка, тебе зимой пришлось из-за меня стоять в углу, когда я спрятался у тебя под партой. Помните, ребята, как Юри-Коротышка тогда бесновался? Ох ты черт, как он меня тыкал своей бамбуковой палкой, прямо как злодей какой! Я тогда сам сглупил, высунул ногу из-под парты.
– Ты, бес, чуть мне подошву с сапога не срезал, – говорит Тоомингас, разглядывая подаренные перышки.
– Да нет, я просто пошутил, – отвечает Тоотс, вытаскивая на свет божий новый подарок. – А ты, Тиукс, или как тебя там, на, возьми эту книжку рассказов и больше на меня не сердись. Тебе, Кезамаа, я дарю магнит. Только не держи его долго над другим куском железа, не то силу потеряет. Виппер… Ты парень богатый, ты летом денег подзаработал, мог бы купить у меня эту книжонку, но…
– О, меня выбрось из игры, мне ничего не надо, – откликается Виппер.
– Ну нет, возьми все-таки, возьми, – навязывает ему Тоотс книжку с картинками. Мне денег не нужно, я просто так сказал.
– Бери, бери, – уговаривают Виппера и другие, – он тебе от чистого сердца дарит, а ты не берешь.
– Может, это и есть та самая церковная книга? – спрашивает Виппер, принимая книжку.
Раздача подарков продолжается. О, в бездонных карманах Тоотса немало всякой всячины.
– Леста… где же Леста? – восклицает вдруг щедрый даритель. – Для него тут шелковый шнурок есть. На, можешь взять себе вместо цепочки для часов. Что? У тебя часов нет? Что же ты за мужчина тогда? Купи себе часы, а шнурок повесь вместо цепочки. Если хочешь, можешь мои часы купить.
– А что бы тебе подарить, Тали? Ты же такой тихоня… Ага, я тебе еще осенью обещал картинку с индейцем, да так и не дал: бери ее теперь.
Леста и Арно принимают подарки Тоотса почти с благодарностью; не то чтобы они испытывали особую радость, нет! Но уже одно то, что Тоотс вообще дарит им какие-то вещицы на память, – само по себе больше событие. Леста говорит:
– Спасибо.
– И ручку подай! поддразнивает его кто-то из ребят.
– А кому ты твой глобус оставишь? – раздаются в толпе крики.
– Глобус… глобус… задумывается Тоотс, прищуривая один глаз. Глобус можно бы подарить какой-нибудь девчонке. Да, верно! Ты, Имелик, хороводишься с Тээле, возьми, отнеси ей глобус.
– Тоотс, ты опять чепуху болтаешь! – краснея, отвечает Имелик. – С тобой нельзя серьезно говорить.
– Да нет же, чудак! А как же, разве ты… Отнеси, отнеси ей! Зимой я ее как-то плясать потащил и… Может, перестанет сердиться, если глобус получит.
– Да замолчи ты, куда ей с таким глобусом, он вроде огненного шара. Люди засмеют. Или же… – Имелик, раздумывая, вдруг улыбается. – Впрочем, можно и отдать. Я скажу ей, что ты послал, не мое дело. Пусть делает с ним что хочет.
– Ну да, неси! Увидишь, эта белобрысая еще и обрадуется, что получила такую шикарную вещь, хотя… По правде говоря, глобус должен быть синим, но… пускай, если захочет, сама перекрасит. Хотя бы дегтем, в черный цвет. Дареному коню в зубы не смотрят.
– Ну, а ты, Кийр, – и Тоотс поворачивается к Кийру, – тебя я перед уходом хотел бы вздуть как следует. Сплетник ты! Чуть что, сразу бежишь ябедничать.
– Да-а, а сам ты что у нас на крестинах делал? – отвечает Кийр, таинственно покачивая головой.
– Что бы я там ни делал, а бит будешь!
– Раздается звонок, возвещая о начале урока. Ребята с гиканьем несутся в класс.
– Еще какой-нибудь часок и… – говорит Тоотс, останавливаясь в дверях классной.
– И ты – генерал рогатого войска, – добавляет кто-то из мальчишек.
XXVII
Под вечер на берег реки направляются школьники с церковной мызы в сопровождении арендатора и Либле. У каждого на плечах по длинному шесту, а у арендатора вдобавок еще два багра. Они идут поднимать со дна реки плот, потопленный осенью.
Спасательные работы нелегки. На плоту лежат большие камни и скатить их оттуда шестами очень трудно. После первых же попыток вода становится мутной, дна совсем не видать и приходится нащупывать плот ипуыд. С Вескиярве притаскивают лодку. Мальчишки мечутея по берегу, суетятся и кричат, как будто это помогает поднимать плот. Либле грозится ткнуть им багром в живот, если они не будут держаться подальше.
– Вот и будь тут вроде водолаза, вытягивай корабль со дна морского, – ворчит он, обращаясь к арендатору. – Пусть бы мальчишки сами его тащили, коли им так уж приспичило.
– Тащи, тащи, Либле! – уговаривают его школьники.
– Да чего мне тут тащить. Камень – это не охапка хворосту, крючком его не подденешь. Ныряйте сами, скатите с плота камни, вот он и выплывет.
– Но, Либле, кто же туда полезет? отвечают мальчишки.
– Ну и что ж такого? Люди молодые, а нырять боитесь. Я в ваши годы мог по полчаса под водой торчать.
– Правда? – изумляются школьники, и некоторые из них начинают уже раздеваться.
– Правда, правда. У человека молодого легкие, как бочонок, на бери в них воздуху да и копошись под водой, как выдра. Разве вы этого не знаете?
– Правда? И так можно будет и камни сбросить?
– Конечно!
– Не ходите, – предупреждает арендатор, заметив, что барчуки действительно собираются лезть в воду.
– Пусть идут, черти, – шепчет Либле, подмигивая арендатору.
В это время в приходской школе заканчиваются уроки, и ребята с шумом и гамом выбегают во двор. Увидев на берегу реки толпу, они умолкают и с любопытством смотрят, как Либле и арендатор пытаются что-то выудить из реки шестами и баграми. Вскоре ребята догадываются, в чем дело, а Тыниссон и Тали обмениваются долгим многозначительным взглядом.
– Пойдем посмотрим, – предлагает кто-то.
– Не стоит, – предостерегает другой. – Опять драка начнется, как осенью. Кто потом разбираться станет.
Но вскоре подбегает Тоотс и решает, что «поглядеть все-таки можно бы».
С этими словами, засунув палец в рот, он направляется к реке и зовет с собой ребят постарше.
Ярвеотс, Кезамаа и Тоомингас медленно шагают за ним, а вскоре и вся толпа мальчишек устремляется с пригорка вниз, к реке.
– Не подходите, не подходите! – кричат им издали школьники с церковной мызы и машут руками, чтобы те вернулись.
Тоотс на минуту останавливается, но тут же решает, что берег реки принадлежит ребятам из приходской школы больше, чем кому-либо другому. Он шагает дальше, невзирая ни на какие предупреждения.
– Пускай идут, – успокаивает Либле молодых господ. – Парни смелые, помогут плот поднять.
– Они не помогать поднять плот, они уметь только потопить плот, – отвечают немецкие барчуки. Появление непрошенных гостей их очень злит. Один из них хватает с земли сухой корень аира и бросает в приближающихся ребят.
– Это что за угощение? – спрашивает Тоотс у своих товарищей, рассматривая корень аира. – Ты такое ешь? – кричит он бросившему корень мальчишке.
– Ты есть самый большой беспутник в школе, – отвечают ему с берега. Тоотс вопросительно глядит на своих товарищей, недоуменно пожимает плечами и, указывая на барчуков, говорит:
– Ну, разве не дураки!
– И бросает корень аира обратно на берег.
– Ты здесь не бросать! – орет самый высокий школьник с той стороны. Если не уйдешь, мы тебя опять будем бить хлыстом. Убирайся отсюда!
– Не знаю, кто от кого осенью удирал, – отзывается Тоотс, – я от вас или вы от меня. Не беспокойтесь, я припас себе в печке кочергу, суньтесь только, она у меня под рукой.
– Я тебя на багор насадить, как салаку.
– А я тебе нос поджарить, как картошку, – отвечает Тоотс и хохочет, как одержимый.
– Ну, ребята, ребята, – пытается арендатор успокоить разбушевавшиеся страсти, – не надо ссориться! Всяк себя молодцом считает. Главное – попробуем плот вытащить.
– Да нет, чего они сами лезут, – говорит Тоотс. – У них больше прав на этот берег, чем у нас, что ли? Мы пришли посмотреть, как вы будете плот вытаскивать. Его только вот как можно достать: вбейте в него крюк, прицепите веревку и тащите.
– Скажи, пожалуйста, какой мудрец объявился! – Говорит арендатор. – Ну, ежели ты такой храбрый, так иди, вбей крючок и прицепи веревку, а уж вытащим мы сами.
– Это пустяк, – заявляет Тоотс и направляется к берегу. – Где у вас крюк и веревка?
– Крюк и веревка… – Арендатор собирается ответить, но в это мгновение кто-то изо всей силы толкает Тоотса в спину и он шлепается в воду. Арендатор протягивает ему шест. Барчуки хохочут во всю глотку.
В толпе учеников приходской школы возникает движение.
– Ну разве не черти, сами в драку лезут, – возмущается Тыниссон.
– Нет, это прямо дикая выходка! – говорит Тоомингас. – Давай, ребята, на помощь!
Тоотс, фыркая, вылезает на берег и хочет уже подняться, но его снова толкают шестом в грудь, и он валится в воду.
– Не смейте, вы! – в один голос вскрикивают арендатор и Либле, но молодые господа не обращают на них внимания. С берега до носится новый взрыв хохота, и снова уже наготове несколько шестов, чтобы столкнуть Тоотса.
– Помогите! Помогите! – вопит Тоотс.
Он барахтается на одном месте, так как с берега на него грозно уставились шесты и багры, готовые еще и еще раз сбросить его в реку. Убедившись, что здесь выкарабкаться на сушу не удастся, Тоотс, собравшись с силами, плывет к противоположному берегу.
– Ага, аг-а-а, ты нас поджаривать! – издеваются над ним безжалостные противники. – Теперь ты сам плавать в реке, как салака. В другой раз ты знайт, что под нашим окном орать не смейт.
Тыниссон, Тоомигас, Кезадаа, Ярвеотс и еще несколько наиболее отважных считают, что пришло время напасть на распоясавшихся молодчиков. Но чтоты голыми руками сделаешь! Тоотс уже недосягаем для врагов и шесты их устремлены на нападающих. Тоомин-гасу, правда, удается ловким движением ухватиться за кончик одного шеста, но он тут же вынужден выпустить его из рук: с другой стороны его так сильно толкают в бок, что у него дыхание захватывает. Ярвеотсу врезаета в руку брошенная кем-то острая раковина, и ранка чуть ли не выводит из строя этого крепыша. Но Тыниссон, сделав большой круг в обход, оказывается у одного из неприятелей за спиной и могучим рывком бросает его наземь. На мгновение кажется, будто перевес в бою на стороне наступающих, но здесь к противнику Тыниссона приходит подмога, и его, такого сильного парня, тоже сбивают с ног. Шест, который он уже успел захватить, вырывают у него из рук и кидают в воду. Ребята в страхе отступают, ибо неприятель, воодушевленный неудачами атакующих, начинает контрнаступление Напрасно Тоотс, стоя на другом берегу и угрожая врагу смертью и гибелью, швъряет грязью и тиной в тех противников, что поближе к берегу. Ничто не помогает. Ребята потрусливее, удирая, достигли уже пригорка и никакая сила не могла бы заставить их вернуться. Тогда Кезамаа в отчаянии хватает с земли кусок дерна и бросает в самого смелого из неприятелей. Удар угодил в цель! Мокрый дерн попадает противнику прямо в лицо и мигом превращает его в мавра. Это производит на барчуков такое ошеломляющее впечатление, что они на минуту останавливаются и глядят на товарища, словно раздумывая, будет ли еще когда-нибудь толк из такой физиономии. Передышка эта на руку ребятам из приходской школы: Тыниссону удается вырваться из рук схвативших его трех самых сильных неприятелей и, подбежав к наступающим сзади, сшибить сразу двух мальчишек поменьше. В то же время он завладевает и шестом.
– Жарь, жарь ж, Тыниссон! – кричит Тоотс. – Бей их! В реку их!
Кажется, будто до ниточки промокший мальчуган вот-вот снова бросится в воду, тобы прийти на помощь товарищам.
В это время Кезамаа, отступая, снова набрел на кусок дерна, однако он его не бросает, а держит на тот случай, если под рукой не окажется лучшего оружия. Правой, свободной рукой он кидает врагам в лицо все что попадается: комья земли, камешки, хворост, сухой конский навоз, даже камыш и листья – и те летят в нападающих. Кезамаа дерется, как безумшьй, с дикой отвагой, будто это борьба не на жизнь, а на смерть. Что стоило бы ему сейчас убежать в классную комнату, где он бьи бы избавлен от всех опасностей, но нет! – он отступает перед прсиосходящими силами врага только с боем. Ярвеотсу, пока он перевязывает платком свою рану, приходит в голову счастливая мысль. Он хватает здоровенный кол, лежащий у изгороди, и появляется перед противниками; вид у него такой устрашающий, что кое-кто из врагов, уверовавший было в победу, в испуге останавливается. Крепкие удары по жердям отбивают руки нападающим барчукам, более слабые роняют свое оружие и трясут руками от боли.
Сымер, великолепный стрелок, с пригорка мечет в неприятеля мелкие камешки.
Битва приобретает ожесточенный характер. Кажется, будто военная фортуна начинает отворачиваться от школьников с церковной мызы. Дело в том, что на берегу реки идет другая битва, правда, в меньшем масштабе. Здесь Имелик и Виппер сражаются против четырех неприятелей, и весьма удачно.
Виппер, который в начале битвы был безучастным зрителем и только посмеивался, теперь, увидев, что у приходских мальчиков дела пошли скверно, по настоянию Имелика пришел им на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– А если не выздоровеет, ты все лето так и будешь за стадом ходить?
– Черт знает. Все лето не буду. Сбегу куда-нибудь. Недели две, может, и выдержу, а потом удеру.
Тоотс опускает голову. Как только зашла речь о том, что ему придется идти в пастухи, его на миг поднявшееся было настроение снова упало ниже нуля; даже голос у него стал печальным и сдавленным.
– Не горюй, Тоотс, – утешает его кто-то, кому грусть Тоотса западает, видимо, в самое сердце. – Ходить в пастухах – тоже не самый горький хлеб. И до тебя были пастухи, и после тебя будут.
– Еще бы! – подтверждают другие ребята.
– В пастухи-то идти можно, – отвечает Тоотс. – Только вот Юри-Коротышка, дьявол.
– А тебе что за дело до него, раз ты будешь коров пасти?
– В том-то вся и штука, что больше у меня с ним никаких дел не будет. Дьявольски быстро все случилось. Знал бы раньше, я бы уже… Нет, мой старик все-таки страшно бестолковый – что стоило ему вовремя сказать, что пастух скарлатиной заболеет. А теперь вот вдруг…
– Да подожди, откуда же твой отец мог знать, что пастух заболеет скарлатиной? И какие у тебя дела с кистером не доделаны? Довольно у тебя было с ним стычек зимой. Верно?
– Я бы ему, дьяволу, за все отплатил – и за ругань, и за то, что после уроков оставлял. Как он меня вечно донимал! Как всю зиму меня грыз!
– А, вот оно что! – восклицают мальчишки. – Ну да, теперь-то поздно, сразу всего не сделаешь.
– В том-то вся и штука! Нет, дурачье, за эти полдня я ничего не успею. Будь еще несколько недель, я бы что-нибудь придумал, надолго бы Юри-Коротышка меня запомнил, а сейчас все пропало.
Да, да. У Тооса есть все основания грустить.
Городошники закончили игру и подходят поближе. Среди них и Арно Тали. За последнее время он как-то вдруг окреп. На щеках его теперь играет румянец, глаза смотрят открыто и весело. Со смехом рассказывает он ребятам, как их команда потеряла было всякую надежду на победу, а в последний момент все-таки выиграла. Видя, что Тоотс сидит, окруженный ребятами, он прислушивается к их разговору.
– А если ничего другого сделать не удастся, – рассуждает Тоотс, – так возьму да загоню свое стадо к нему в огород, пусть сожрут и потопчут все, чтоб одна каша осталась. Пусть знает!
– Что такое? Что здесь такое? – спрашивают только что подошедшие ребята.
– Тоотс завтра уходит из школы, – отвечают им.
– Да, без меня остаетесь, повышая голос, добавляет Тоотс. – Но не беда, я к вам буду в гости приходить. По воскресеньям после обеда… Пошлю бобылиху за стадом присмотреть, а сам приду сюда. Тогда и обсудим вместе, как нам с этим Юри-Коротышкой быть. Ведь так этого нельзя оставить.
– Нельзя, нельзя! – поддерживают его ребята. Перед разлукой симпатии целиком п<| стороне Тоотса, чему немало способствует и подавленное настроение отъезжающего. Без Тоотса будет скучно. Что бы там Тоотс ни делал, сколько бы ни врал, а все-таки он парень удалой.
– А осенью вернешься и школу? – спрашивают его.
– Да кто знает, где я осенью буду, – отвечает Тоотс. – Начинай тут опять с кистером ноевать. И так он вечно твердил, что я здесь как на лезвии ножа держусь и о своей душе не забочусь. Неизвестно еще, что осенью скажет. Впрочем, не знаю, может, и приду, если не получу местечко в России.
Последнее замечание Тоотса вызывает у окружающих улыбку, но до насмешек дело не доходит. В час разлуки насмешки неуместны. Расставаться надо всегда по-хорошему. Да, по правде говоря, ни у кого из ребят и нет к Тоотсу злобы, нет за ним и старых грехов, за которые надо бы расплатиться. Верно, случалось иной раз… Но разве мало было других ребят, которые своим лицемерием и ябедами докучали куда больше, чем он.
– У меня здесь кое-какие вещи есть, – говорит Тоотс, вставая и шаря по карманам, – берите, если хотите. Вот ручка, это тебе, Имелик. Хоть ты и болтун порядочный, зато ябедничать не ходишь. Ты, Тоомингас, возьми себе эти два новомодных перышка, тебе зимой пришлось из-за меня стоять в углу, когда я спрятался у тебя под партой. Помните, ребята, как Юри-Коротышка тогда бесновался? Ох ты черт, как он меня тыкал своей бамбуковой палкой, прямо как злодей какой! Я тогда сам сглупил, высунул ногу из-под парты.
– Ты, бес, чуть мне подошву с сапога не срезал, – говорит Тоомингас, разглядывая подаренные перышки.
– Да нет, я просто пошутил, – отвечает Тоотс, вытаскивая на свет божий новый подарок. – А ты, Тиукс, или как тебя там, на, возьми эту книжку рассказов и больше на меня не сердись. Тебе, Кезамаа, я дарю магнит. Только не держи его долго над другим куском железа, не то силу потеряет. Виппер… Ты парень богатый, ты летом денег подзаработал, мог бы купить у меня эту книжонку, но…
– О, меня выбрось из игры, мне ничего не надо, – откликается Виппер.
– Ну нет, возьми все-таки, возьми, – навязывает ему Тоотс книжку с картинками. Мне денег не нужно, я просто так сказал.
– Бери, бери, – уговаривают Виппера и другие, – он тебе от чистого сердца дарит, а ты не берешь.
– Может, это и есть та самая церковная книга? – спрашивает Виппер, принимая книжку.
Раздача подарков продолжается. О, в бездонных карманах Тоотса немало всякой всячины.
– Леста… где же Леста? – восклицает вдруг щедрый даритель. – Для него тут шелковый шнурок есть. На, можешь взять себе вместо цепочки для часов. Что? У тебя часов нет? Что же ты за мужчина тогда? Купи себе часы, а шнурок повесь вместо цепочки. Если хочешь, можешь мои часы купить.
– А что бы тебе подарить, Тали? Ты же такой тихоня… Ага, я тебе еще осенью обещал картинку с индейцем, да так и не дал: бери ее теперь.
Леста и Арно принимают подарки Тоотса почти с благодарностью; не то чтобы они испытывали особую радость, нет! Но уже одно то, что Тоотс вообще дарит им какие-то вещицы на память, – само по себе больше событие. Леста говорит:
– Спасибо.
– И ручку подай! поддразнивает его кто-то из ребят.
– А кому ты твой глобус оставишь? – раздаются в толпе крики.
– Глобус… глобус… задумывается Тоотс, прищуривая один глаз. Глобус можно бы подарить какой-нибудь девчонке. Да, верно! Ты, Имелик, хороводишься с Тээле, возьми, отнеси ей глобус.
– Тоотс, ты опять чепуху болтаешь! – краснея, отвечает Имелик. – С тобой нельзя серьезно говорить.
– Да нет же, чудак! А как же, разве ты… Отнеси, отнеси ей! Зимой я ее как-то плясать потащил и… Может, перестанет сердиться, если глобус получит.
– Да замолчи ты, куда ей с таким глобусом, он вроде огненного шара. Люди засмеют. Или же… – Имелик, раздумывая, вдруг улыбается. – Впрочем, можно и отдать. Я скажу ей, что ты послал, не мое дело. Пусть делает с ним что хочет.
– Ну да, неси! Увидишь, эта белобрысая еще и обрадуется, что получила такую шикарную вещь, хотя… По правде говоря, глобус должен быть синим, но… пускай, если захочет, сама перекрасит. Хотя бы дегтем, в черный цвет. Дареному коню в зубы не смотрят.
– Ну, а ты, Кийр, – и Тоотс поворачивается к Кийру, – тебя я перед уходом хотел бы вздуть как следует. Сплетник ты! Чуть что, сразу бежишь ябедничать.
– Да-а, а сам ты что у нас на крестинах делал? – отвечает Кийр, таинственно покачивая головой.
– Что бы я там ни делал, а бит будешь!
– Раздается звонок, возвещая о начале урока. Ребята с гиканьем несутся в класс.
– Еще какой-нибудь часок и… – говорит Тоотс, останавливаясь в дверях классной.
– И ты – генерал рогатого войска, – добавляет кто-то из мальчишек.
XXVII
Под вечер на берег реки направляются школьники с церковной мызы в сопровождении арендатора и Либле. У каждого на плечах по длинному шесту, а у арендатора вдобавок еще два багра. Они идут поднимать со дна реки плот, потопленный осенью.
Спасательные работы нелегки. На плоту лежат большие камни и скатить их оттуда шестами очень трудно. После первых же попыток вода становится мутной, дна совсем не видать и приходится нащупывать плот ипуыд. С Вескиярве притаскивают лодку. Мальчишки мечутея по берегу, суетятся и кричат, как будто это помогает поднимать плот. Либле грозится ткнуть им багром в живот, если они не будут держаться подальше.
– Вот и будь тут вроде водолаза, вытягивай корабль со дна морского, – ворчит он, обращаясь к арендатору. – Пусть бы мальчишки сами его тащили, коли им так уж приспичило.
– Тащи, тащи, Либле! – уговаривают его школьники.
– Да чего мне тут тащить. Камень – это не охапка хворосту, крючком его не подденешь. Ныряйте сами, скатите с плота камни, вот он и выплывет.
– Но, Либле, кто же туда полезет? отвечают мальчишки.
– Ну и что ж такого? Люди молодые, а нырять боитесь. Я в ваши годы мог по полчаса под водой торчать.
– Правда? – изумляются школьники, и некоторые из них начинают уже раздеваться.
– Правда, правда. У человека молодого легкие, как бочонок, на бери в них воздуху да и копошись под водой, как выдра. Разве вы этого не знаете?
– Правда? И так можно будет и камни сбросить?
– Конечно!
– Не ходите, – предупреждает арендатор, заметив, что барчуки действительно собираются лезть в воду.
– Пусть идут, черти, – шепчет Либле, подмигивая арендатору.
В это время в приходской школе заканчиваются уроки, и ребята с шумом и гамом выбегают во двор. Увидев на берегу реки толпу, они умолкают и с любопытством смотрят, как Либле и арендатор пытаются что-то выудить из реки шестами и баграми. Вскоре ребята догадываются, в чем дело, а Тыниссон и Тали обмениваются долгим многозначительным взглядом.
– Пойдем посмотрим, – предлагает кто-то.
– Не стоит, – предостерегает другой. – Опять драка начнется, как осенью. Кто потом разбираться станет.
Но вскоре подбегает Тоотс и решает, что «поглядеть все-таки можно бы».
С этими словами, засунув палец в рот, он направляется к реке и зовет с собой ребят постарше.
Ярвеотс, Кезамаа и Тоомингас медленно шагают за ним, а вскоре и вся толпа мальчишек устремляется с пригорка вниз, к реке.
– Не подходите, не подходите! – кричат им издали школьники с церковной мызы и машут руками, чтобы те вернулись.
Тоотс на минуту останавливается, но тут же решает, что берег реки принадлежит ребятам из приходской школы больше, чем кому-либо другому. Он шагает дальше, невзирая ни на какие предупреждения.
– Пускай идут, – успокаивает Либле молодых господ. – Парни смелые, помогут плот поднять.
– Они не помогать поднять плот, они уметь только потопить плот, – отвечают немецкие барчуки. Появление непрошенных гостей их очень злит. Один из них хватает с земли сухой корень аира и бросает в приближающихся ребят.
– Это что за угощение? – спрашивает Тоотс у своих товарищей, рассматривая корень аира. – Ты такое ешь? – кричит он бросившему корень мальчишке.
– Ты есть самый большой беспутник в школе, – отвечают ему с берега. Тоотс вопросительно глядит на своих товарищей, недоуменно пожимает плечами и, указывая на барчуков, говорит:
– Ну, разве не дураки!
– И бросает корень аира обратно на берег.
– Ты здесь не бросать! – орет самый высокий школьник с той стороны. Если не уйдешь, мы тебя опять будем бить хлыстом. Убирайся отсюда!
– Не знаю, кто от кого осенью удирал, – отзывается Тоотс, – я от вас или вы от меня. Не беспокойтесь, я припас себе в печке кочергу, суньтесь только, она у меня под рукой.
– Я тебя на багор насадить, как салаку.
– А я тебе нос поджарить, как картошку, – отвечает Тоотс и хохочет, как одержимый.
– Ну, ребята, ребята, – пытается арендатор успокоить разбушевавшиеся страсти, – не надо ссориться! Всяк себя молодцом считает. Главное – попробуем плот вытащить.
– Да нет, чего они сами лезут, – говорит Тоотс. – У них больше прав на этот берег, чем у нас, что ли? Мы пришли посмотреть, как вы будете плот вытаскивать. Его только вот как можно достать: вбейте в него крюк, прицепите веревку и тащите.
– Скажи, пожалуйста, какой мудрец объявился! – Говорит арендатор. – Ну, ежели ты такой храбрый, так иди, вбей крючок и прицепи веревку, а уж вытащим мы сами.
– Это пустяк, – заявляет Тоотс и направляется к берегу. – Где у вас крюк и веревка?
– Крюк и веревка… – Арендатор собирается ответить, но в это мгновение кто-то изо всей силы толкает Тоотса в спину и он шлепается в воду. Арендатор протягивает ему шест. Барчуки хохочут во всю глотку.
В толпе учеников приходской школы возникает движение.
– Ну разве не черти, сами в драку лезут, – возмущается Тыниссон.
– Нет, это прямо дикая выходка! – говорит Тоомингас. – Давай, ребята, на помощь!
Тоотс, фыркая, вылезает на берег и хочет уже подняться, но его снова толкают шестом в грудь, и он валится в воду.
– Не смейте, вы! – в один голос вскрикивают арендатор и Либле, но молодые господа не обращают на них внимания. С берега до носится новый взрыв хохота, и снова уже наготове несколько шестов, чтобы столкнуть Тоотса.
– Помогите! Помогите! – вопит Тоотс.
Он барахтается на одном месте, так как с берега на него грозно уставились шесты и багры, готовые еще и еще раз сбросить его в реку. Убедившись, что здесь выкарабкаться на сушу не удастся, Тоотс, собравшись с силами, плывет к противоположному берегу.
– Ага, аг-а-а, ты нас поджаривать! – издеваются над ним безжалостные противники. – Теперь ты сам плавать в реке, как салака. В другой раз ты знайт, что под нашим окном орать не смейт.
Тыниссон, Тоомигас, Кезадаа, Ярвеотс и еще несколько наиболее отважных считают, что пришло время напасть на распоясавшихся молодчиков. Но чтоты голыми руками сделаешь! Тоотс уже недосягаем для врагов и шесты их устремлены на нападающих. Тоомин-гасу, правда, удается ловким движением ухватиться за кончик одного шеста, но он тут же вынужден выпустить его из рук: с другой стороны его так сильно толкают в бок, что у него дыхание захватывает. Ярвеотсу врезаета в руку брошенная кем-то острая раковина, и ранка чуть ли не выводит из строя этого крепыша. Но Тыниссон, сделав большой круг в обход, оказывается у одного из неприятелей за спиной и могучим рывком бросает его наземь. На мгновение кажется, будто перевес в бою на стороне наступающих, но здесь к противнику Тыниссона приходит подмога, и его, такого сильного парня, тоже сбивают с ног. Шест, который он уже успел захватить, вырывают у него из рук и кидают в воду. Ребята в страхе отступают, ибо неприятель, воодушевленный неудачами атакующих, начинает контрнаступление Напрасно Тоотс, стоя на другом берегу и угрожая врагу смертью и гибелью, швъряет грязью и тиной в тех противников, что поближе к берегу. Ничто не помогает. Ребята потрусливее, удирая, достигли уже пригорка и никакая сила не могла бы заставить их вернуться. Тогда Кезамаа в отчаянии хватает с земли кусок дерна и бросает в самого смелого из неприятелей. Удар угодил в цель! Мокрый дерн попадает противнику прямо в лицо и мигом превращает его в мавра. Это производит на барчуков такое ошеломляющее впечатление, что они на минуту останавливаются и глядят на товарища, словно раздумывая, будет ли еще когда-нибудь толк из такой физиономии. Передышка эта на руку ребятам из приходской школы: Тыниссону удается вырваться из рук схвативших его трех самых сильных неприятелей и, подбежав к наступающим сзади, сшибить сразу двух мальчишек поменьше. В то же время он завладевает и шестом.
– Жарь, жарь ж, Тыниссон! – кричит Тоотс. – Бей их! В реку их!
Кажется, будто до ниточки промокший мальчуган вот-вот снова бросится в воду, тобы прийти на помощь товарищам.
В это время Кезамаа, отступая, снова набрел на кусок дерна, однако он его не бросает, а держит на тот случай, если под рукой не окажется лучшего оружия. Правой, свободной рукой он кидает врагам в лицо все что попадается: комья земли, камешки, хворост, сухой конский навоз, даже камыш и листья – и те летят в нападающих. Кезамаа дерется, как безумшьй, с дикой отвагой, будто это борьба не на жизнь, а на смерть. Что стоило бы ему сейчас убежать в классную комнату, где он бьи бы избавлен от всех опасностей, но нет! – он отступает перед прсиосходящими силами врага только с боем. Ярвеотсу, пока он перевязывает платком свою рану, приходит в голову счастливая мысль. Он хватает здоровенный кол, лежащий у изгороди, и появляется перед противниками; вид у него такой устрашающий, что кое-кто из врагов, уверовавший было в победу, в испуге останавливается. Крепкие удары по жердям отбивают руки нападающим барчукам, более слабые роняют свое оружие и трясут руками от боли.
Сымер, великолепный стрелок, с пригорка мечет в неприятеля мелкие камешки.
Битва приобретает ожесточенный характер. Кажется, будто военная фортуна начинает отворачиваться от школьников с церковной мызы. Дело в том, что на берегу реки идет другая битва, правда, в меньшем масштабе. Здесь Имелик и Виппер сражаются против четырех неприятелей, и весьма удачно.
Виппер, который в начале битвы был безучастным зрителем и только посмеивался, теперь, увидев, что у приходских мальчиков дела пошли скверно, по настоянию Имелика пришел им на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35