Они то становятся друг на друга, на мех или перья, то сбиваются в шевелящуюся, подрагивающую кучу.
Адэр догадывалась, что они все еще экспериментируют. Кто бы они ни были, они – паразиты, и они – новички в этом деле, они испытывают новые формы и форматы, подбирают различные рабочие модели. Некоторые из них выглядят как Миссис Сентаво, почти безупречно, не отличишь от человека. Другие – это новые способы жизни и ее организации, и многие из них нежизнеспособны. Эволюция требует времени.
Адэр захотелось выстрелить в эту копошащую мешанину различных животных и увидеть, как разлетится в стороны это отвратительное месиво, но она была уверена, что оставшиеся части сразу же реорганизуются и нападут на нее. А потому она тихонько соскользнула с валуна со стороны противоположной ползунам, огляделась, не видно ли где-нибудь морпеха-убийцы. Иногда она чувствовала запах этой твари, запах трансформированной человеческой плоти, но пока он ее не поймал.
Адэр была голодна и очень устала, но в каком-то смысле она ощущала себя очень живой. И ей хотелось добраться до Кола и Вейлона и предупредить их.
Эта мысль заставила ее вспомнить о маме. И об отце. Сердце сжалось от боли. Она много раз слышала это выражение – от боли в сердце, но никогда прежде она не испытывала ничего по-настоящему похожего на боль в сердце. Это было как боль в сломанной кости. Эта боль находилась у нее внутри, в самой середине, там, где жили все чувства, и какая это была боль! Адэр знала, что родители погибли или даже хуже того.
Вспомнив об этом, она почувствовала гнев и злобу, и ей захотелось, чтобы сейчас же появился морпех или еще кто-нибудь из них, чтобы она могла их убить.
Миссис Сентаво. Ведь убила же она ее?
Адэр не думала об этом прямо, но сейчас до нее дошло. Она убила человека. Только ведь миссис Сентаво умерла еще раньше.
А что, если тот газ, о котором говорил майор, действительно существует? Что, если он подействовал на ее разум? Что, если она неправильно поняла действия миссис Сентаво? И убила ее…
Адэр выглянула из-за валуна. В семидесяти пяти ярдах от нее шло существо, похожее на шагающее пугало. Некоторое время она за ним наблюдала. Оно не принимало других форм, не менялось, не исчезало и не появлялось вновь. И как ни странно, Адэр чувствовала, что оно имеет массу, плотность. Оно было реальным!
Нет, ничего ей не чудится. Не она убила миссис Сентаво – тa женщина была давно мертва.
Адэр вспомнила строчку из Библии: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
Она снова отступила за валун, а потом, изо всех сил продираясь сквозь кустарник, пошла к огням города.
19.
13 декабря, ночь
Стэннер вошел в деревянную калитку заднего двора Крузона и тут испытал очень явственное ощущение – ощущение, с которым однажды уже сталкивался в маленьком переулке йеменской столицы и с тех пор никогда не забывал.
Это было ощущения пистолетного дула, прижатого к основанию шеи.
– Не двигаться, майор, – прозвучал голос полицейского коммандера Крузона.
Стэннер все анализировал ощущения на своей шее.
– Подождите, думаю, я прав: девятимиллиметровый. Так?
– Неплохо. И, кстати, он заряжен. И в стволе патрон. А теперь поворачивайтесь и идите за дом. Я сейчас уберу пистолет с вашей шеи, но он будет в двадцати четырех дюймах от вашей спины.
– Я понял. – Стэннер прошел вдоль стены дома, мимо пластиковой собачей будки и аккуратного рулона из зеленого садового шланга.
На заднем дворе в маленьком зеленом пруду с бетонными берегами оглушительно орали лягушки.
– По-моему, лягушкам сейчас не сезон, – заметил Стэннер.
– Точно, – отозвался Крузон.
Дом стоял у подножия холма, как многие дома в Квибре, и крутой склон заднего двора был превращен в террасы, удерживаемые камнем. Там росла небольшая декоративная слива с обнаженными ветками. Вдоль деревянных изгородей тянулись заросли розовых кустов. Двое мужчин постояли с минуту, слушая лягушек, а потом и сову.
– Красивый дворик, – сказал Стэннер. Крузон не ответил, и Стэннеру пришлось задуматься, не собирается ли он его пристрелить прямо сейчас.
– Повернитесь, – скомандовал Крузон.
Стэннер повернулся и увидел, что Крузон не в форме, а одет в светло-коричневые слаксы и белую куртку на молнии. Свой девятимиллиметровый автоматический пистолет он держал твердой рукой, направляя его Стэннеру в грудь. Он стоял, словно бы размышляя и пытаясь принять решение. Фонарь на крыльце освещал его сзади, очерчивая в ночной тьме мерцающий силуэт. Лицо Крузона находилось в тени. У него за спиной, у раздвижных стеклянных дверей маленького кирпичного патио, лежал большой брезентовый сверток размером с человека. Содержимое свертка отчаянно дергалось резкими рывками.
Стэннер заметил, что из-за стекла на них смотрит маленькая девочка. Маленькая черноволосая дочка Крузона. Стэннер покачал головой и нахмурился, чтобы она ушла. Если ее отец собирается его застрелить, не надо, чтобы она смотрела.
Ребенок попятился, а потом побежал и скрылся из поля зрения Стэннера.
– Что это вы гримасничаете? – спросил Крузон.
– Там была маленькая девочка. Я подумал, ей не стоит… тут быть.
– Неглупо. Акт милосердия. Притворяетесь, что вам есть до нас дело?
Стэннер пожал плечами.
– Итак, вы полагаете, я – один из них? Не знаю, что на это ответить, коммандер. Только вот следовало бы убедиться, прежде чем стрелять в федерального агента.
– Сдается, что с каждым часом причин пристрелить кого-нибудь из федеральных агентов становится все больше. – Крузон протянул свободную руку назад, вынул из заднего кармана небольшой фонарик и включил его. – Собираетесь делать вид, что это началось не с вашего гребаного спутника? Становитесь на колени лицом ко мне.
Стэннер заколебался, но тут же решил, что если бы Крузон собирался его застрелить, то развернул бы спиной.
– Быстро! – рявкнул Крузон и прицелился Стэннеру в лоб.
Стэннер решил его не злить. Он нутром чуял, что Крузон пока оставался человеком. И он опустился на колени.
– А теперь открой рот! – скомандовал Крузон. Вместо этого Стэннер поднял бровь.
Крузон мотнул стволом пистолета, задев щеку Стэннера, очень чувствительно, но все же не сломав скулы.
– Открывай!
Стэннер открыл рот.
– Шире!
Стэннер открыл шире, а Крузон посветил ему в глотку фонариком. Прищурился. Потом что-то проворчал и на шаг отступил.
– О'кей, майор. Вставайте. – Крузон опустил пистолет, но держал его у бедра.
Стэннер поднялся на ноги. Пульс начинал успокаиваться.
– Они скоро это изменят, но пока это неплохой тест.
– Ну что, – с иронией спросил Крузон, – решили не гнать туфту, которой потчевали нас раньше? Газ, из-за которого люди себя странно ведут? Проклятая ложь.
– Ну да. Это часть моей работы. На то были причины.
– Причины! Пошли, майор. Я покажу вам ваши причины.
Крузон подошел к дергающемуся свертку у заднего крыльца и подал сигнал кому-то в доме, вероятно, жене. За раздвижными стеклянными дверями закрылась гофрированная штора. Крузон наклонился и стянул брезент. Внутри оказался человек, связанный скотчем и желтой пластиковой лентой. Во всяком случае, раньше он действительно был человеком. Короткие черные волосы, бледная кожа, мешки под серыми, невыразительными глазами, которые бесстрастно рассматривали Стэннера, остатки черного костюма. Рот был тоже заклеен пластырем. Костюм разорвался во многих местах, и сквозь Дыры Стэннер видел глубокие раны, а в ранах копошились маленькие металлические личинки. Внезапно человек высвободил одну руку, она удлинилась суставчатым металлическим штырем, и он выбросил ее, чтобы ухватить Крузона за щиколотку.
Крузон отскочил, обошел пленника, стал там, где тот не мог его достать, и носком туфли ударил по голове. Стэннер из осторожности тоже сделал шаг назад.
– Он был моим другом, – проговорил Крузон, глядя на ползуна повлажневшими глазами. – Он агент ФБР, несколько лет назад мы вместе работали, когда они пытались доказать, что один тип тут, у нас, убил жену и похоронил ее в Неваде. Пока Мартин был здесь, он полюбил филиппинские блюда. И нашу семью тоже полюбил. Хороший был парень его звали Мартин Брейкенридж.
Ну так вот. Пару дней назад двое моих парней не вышли на дежурство в свою очередь. Я как раз ехал мимо радиостудии и увидел, как один из них держит здоровенную пачку денег и расплачивается за целую гору товаров. Я проследил за одним из них, по имени Лэнсбери. Он зашел к себе в дом, потом вышел. Тут я немного нарушил закон, хотел разобраться, что происходит. Когда он ушел, я обыскал его дом и в подвале нашел кучу денег. Похоже, что это деньги, украденные из банка. Тут он возвращается домой, застает меня врасплох и пытается убить. Вот так. – Он помолчал, облизал губы. – И я убиваю Лэнсбери – другого выхода не было. Пришлось трижды выстрелить в голову, чтобы, наконец, его остановить. И я узнаю, что он такое. Думаю, что неплохо бы узнать еще кое-что, и звоню в ФБР своему другу Брейкенриджу. Опасаюсь, что мне не поверят, если я просто расскажу эту историю, а вот если позвать его кое на что посмотреть и не говорить, на что, так сказать, дать ему увидеть все собственными глазами, тогда он поверит. Это было еще до того, как они заблокировали телефоны.
И он и, правда, мне поверил. Когда присмотрелся к Лэнсбери. Должен был поверить. Он сунул Лэнсбери в багажник, чтобы отвезти его к себе в контору и кому-то показать. Что ж, думаю, он этого так и не сделал… Они за ним уже следили. Думаю, поймали его. Преобразовали раньше, чем он уехал из Квибры. Потому что Брейкенридж явился ко мне домой, когда меня не было, и пытался изменить мою жену, сделать одной из них. Думаю, он готовил для меня ловушку. Я вернулся домой и застал его за этим делом. – Крузон вздохнул, с трудом проглотил комок в горле и продолжал прерывающимся голосом: – И я застрелил агента Брейкенриджа. Из десятизарядного револьвера. Но он не мертв. Их можно убить, но это не так-то легко. Надо знать, как стрелять. Он теперь один из них.
То есть он поддерживает с ними связь. Они собираются явиться сюда за ним… и потому что я про них знаю. Насколько я понял, они, эти твари, все время говорят друг с другом мысленно. – Крузон обернулся к Стэннеру, посмотрел на него, но показал на существо, которое было когда-то агентом ФБР Брейкенриджем. – И как же вот это лезет в ваши причины, о которых вы мне лгали?
– Ситуация… Похоже, ситуация изменилась, – чувствуя отвращение к себе, произнес Стэннер. – Не думаете, что надо избавить этого сукина сына от мучений?
– Думаю, в таком виде он будет лучшей уликой. – И Крузон снова натянул брезент на пленника. – А теперь, Стэннер, вы расскажете мне все гребаные подробности, которые вам известны. Прямо сейчас, майор. Сейчас. А потом сделаете несколько телефонных звонков.
Потирая исцарапанную и распухшую щеку, Стэннер сказал:
– Я расскажу вам, что могу, но…
– Все, – непререкаемым тоном проговорил Крузон. – А потом будем звонить и докладывать.
Стэннер сделал над собой усилие и поборол приверженность к соблюдению секретности.
– Хорошо. Я расскажу вам все. Но от телефонных звонков не будет толку, надо звонить не из города.
– Угу. Я уже придумал как. – Он взглянул на Брейкенриджа. – Давайте положим его ко мне в багажник. Если нести осторожно…
– Подождите, – возразил Стэннер. – Он ведь может с ними общаться. Если мы даже его убьем и оставим тело для доказательства, откуда нам знать, что какая-нибудь часть тела не продолжает с ними сообщаться? Может, она все равно будет вести передачу. Нам придется его сжечь, но тогда он уже не будет никаким доказательством. Так что – нет.
Глаза Крузона наполнились слезами, он отвернулся и вытер их. Потом снова взглянул острым взглядом на Стэннера.
– Нет, – мрачно кивнув, согласился он. – Мы заберем его с собой. Давайте положим его в вашу прокатную машину.
Стэннер с изумлением на него посмотрел. Потом понял.
– О'кей, – громко согласился он. Так, чтобы Брейкенридж услышал.
Но им все равно пришлось убить существо, которое было Мартином Брейкенриджем. Нельзя было позволять ему действовать и дальше, заражая все вокруг. Чем меньше их будет, тем лучше.
И сделать это пришлось быстро. Стэннер выполнил саму работу, а Крузон следил за улицей. Стэннер почти ничего не чувствовал, трижды выстрелив Брейкенриджу в затылок, а потом еще дважды в спину. Затем отсек топором ему голову, словно тот был сверхъестественным созданием древних времен. Сложил останки в багажник машины, которую взял напрокат, и отогнал ее за насколько кварталов, на широкую, грязную дорогу, куда направил его Крузон, потом свернул на узкую дорогу вдоль ручья; ее заслоняла высокая стена эвкалиптов, и местные подростки иногда останавливались здесь, чтобы потрахаться. Стэннер вылез из машины, оставив мотор включенным, положил на педаль газа увесистый булыжник и толкнул машину вперед, к ручью Квибра-Крик.
Вдалеке возник звук сирен. Стэннер остановился и прислушался. Сирены приближались. Существо, которое было Брейкенриджем, передало именно то, на что они рассчитывали; некоторые из них, выглянув из окон, видели, что он поехал в сторону старой дороги и к ручью. Какое-то время они будут толочься вокруг в поисках машины, а потом, если он сам хорошо спрячется, вернутся в дом Крузона. Это их хоть немного задержит. Крузон оказался ловким полицейским.
13 декабря, ночь
Глупо было возвращаться домой, – думал Вейлон.
Он сидел на корточках в зарослях большого куста камелии в палисаднике какого-то урода напротив своего дома. Цветы камелии зимой, надо же! Красные цветы покрывали купол из темно-зеленых листьев. Опавшие цветки со слегка потемневшими краешками распадались на лепестки под ногами.
Вейлон чувствовал, что замерз, но как-то отдаленно чувствовал, на самом деле ему было плевать на это, он был голоден, но есть не хотелось.
Сначала он пошел к Расселу, потому что Рассел – парень из пиццерии, который продавал ему дурь – жил всего через полтора квартала от дома, который снимала мать, на Хиллвью-стрит, над Квибра-Вэлли. Он подумал, что, может, отсидится у Рассела, пока эта мать не уйдет, и тогда он сможет нырнуть в дом, забрать жесткий диск из компьютера и какую-нибудь одежду. И пистолет калибра 0,25, который мать хранила в стенном шкафу.
Возле дома Рассела он услышал, что в гараже кто-то ходит, и решил сначала провести разведку. Заглянул в боковую дверь гаража и увидел Рассела возле деревянного верстака у тисков. Рассел, с его конским хвостом, хомячьей неуклюжестью, с татуированными руками, Рассел в дурацкой футболке с пожарной скоростью собирал передающую установку, причем его руки двигались так шустро, что Вейлон не мог уследить за ними.
А потому Вейлон попятился от гаража Рассела и поплелся к собственному дому. Плелся и размышлял.
Некоторых людей нельзя превратить в этих тварей без массы хлопот, а вот других – можно. Вроде как это зависит от состояния твоего мозга. От того, сказал Рональд, стал ты уже наполовину таким или нет. Ну, типа того. Чем больше ты уже запрограммирован, тем легче станешь полностью запрограммированным. Вроде так.
Кажется, что взрослых изменить очень легко. Они потеряли что-то такое, что заставляет их сопротивляться. Во всяком случае, большинство.
Вроде его мамы.
С тех пор как Вейлону удалось сбежать из школы, он пребывал словно бы в относительном покое мертвой зоны торнадо. Просто переставлял ноги, пытался не вспоминать, как вырывались лучи из глаз его матери, не думать о мальчике, который лежал на спине в душевой, а ему силой разжимали челюсти. Но сейчас ураган снова подхватил его и понес. Вейлон упал на колени и зарыдал от горя, боль накатывала на него волнами.
Мама! Моя мама!
Обессиленный, он не мог решить, что теперь делать. Сначала он думал пойти в полицию, но кто знает, может, копы тоже все измененные? Ведь их должны были изменить в первую очередь?
Вот потому он и оказался возле дома, возле той квартиры, где он жил с мамой. Оказался скорее потому, что это был его дом, а не потому, что в нем есть что-то полезное.
Раз уж я здесь, – думал он, – может, пойти и забрать пистолет. Маленький пистолетик, который мама прятала в кладовке.
Нет. Надо уходить.
Он встал, несколько раз согнул колени, чтобы восстановить кровообращение, и почувствовал, что готов к действиям.
Он пойдет искать Адэр. Где можно, пройдет дворами, чтобы не мозолить никому глаза на освещенных улицах.
И тут Вейлон увидел мать. Она ползла по крыше многоквартирного дома на той стороне улицы. Одета так же, как в школе, но босиком. Она подтаскивала себя по чуть наклонной красной крыше, цепляясь за черепичные плитки руками и ногами и продвигая себя короткими рывками: бросок – остановка – подтягивание – вращение головой.
Вейлон резко отвернулся. Его вырвало на опавшие лепестки камелии.
Когда он снова поднял глаза, она, как обезьяна в зоопарке, сидела на корточках возле спутниковой антенны, на которой была масса дополнительных проводков и еще каких-то металлических штучек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Адэр догадывалась, что они все еще экспериментируют. Кто бы они ни были, они – паразиты, и они – новички в этом деле, они испытывают новые формы и форматы, подбирают различные рабочие модели. Некоторые из них выглядят как Миссис Сентаво, почти безупречно, не отличишь от человека. Другие – это новые способы жизни и ее организации, и многие из них нежизнеспособны. Эволюция требует времени.
Адэр захотелось выстрелить в эту копошащую мешанину различных животных и увидеть, как разлетится в стороны это отвратительное месиво, но она была уверена, что оставшиеся части сразу же реорганизуются и нападут на нее. А потому она тихонько соскользнула с валуна со стороны противоположной ползунам, огляделась, не видно ли где-нибудь морпеха-убийцы. Иногда она чувствовала запах этой твари, запах трансформированной человеческой плоти, но пока он ее не поймал.
Адэр была голодна и очень устала, но в каком-то смысле она ощущала себя очень живой. И ей хотелось добраться до Кола и Вейлона и предупредить их.
Эта мысль заставила ее вспомнить о маме. И об отце. Сердце сжалось от боли. Она много раз слышала это выражение – от боли в сердце, но никогда прежде она не испытывала ничего по-настоящему похожего на боль в сердце. Это было как боль в сломанной кости. Эта боль находилась у нее внутри, в самой середине, там, где жили все чувства, и какая это была боль! Адэр знала, что родители погибли или даже хуже того.
Вспомнив об этом, она почувствовала гнев и злобу, и ей захотелось, чтобы сейчас же появился морпех или еще кто-нибудь из них, чтобы она могла их убить.
Миссис Сентаво. Ведь убила же она ее?
Адэр не думала об этом прямо, но сейчас до нее дошло. Она убила человека. Только ведь миссис Сентаво умерла еще раньше.
А что, если тот газ, о котором говорил майор, действительно существует? Что, если он подействовал на ее разум? Что, если она неправильно поняла действия миссис Сентаво? И убила ее…
Адэр выглянула из-за валуна. В семидесяти пяти ярдах от нее шло существо, похожее на шагающее пугало. Некоторое время она за ним наблюдала. Оно не принимало других форм, не менялось, не исчезало и не появлялось вновь. И как ни странно, Адэр чувствовала, что оно имеет массу, плотность. Оно было реальным!
Нет, ничего ей не чудится. Не она убила миссис Сентаво – тa женщина была давно мертва.
Адэр вспомнила строчку из Библии: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
Она снова отступила за валун, а потом, изо всех сил продираясь сквозь кустарник, пошла к огням города.
19.
13 декабря, ночь
Стэннер вошел в деревянную калитку заднего двора Крузона и тут испытал очень явственное ощущение – ощущение, с которым однажды уже сталкивался в маленьком переулке йеменской столицы и с тех пор никогда не забывал.
Это было ощущения пистолетного дула, прижатого к основанию шеи.
– Не двигаться, майор, – прозвучал голос полицейского коммандера Крузона.
Стэннер все анализировал ощущения на своей шее.
– Подождите, думаю, я прав: девятимиллиметровый. Так?
– Неплохо. И, кстати, он заряжен. И в стволе патрон. А теперь поворачивайтесь и идите за дом. Я сейчас уберу пистолет с вашей шеи, но он будет в двадцати четырех дюймах от вашей спины.
– Я понял. – Стэннер прошел вдоль стены дома, мимо пластиковой собачей будки и аккуратного рулона из зеленого садового шланга.
На заднем дворе в маленьком зеленом пруду с бетонными берегами оглушительно орали лягушки.
– По-моему, лягушкам сейчас не сезон, – заметил Стэннер.
– Точно, – отозвался Крузон.
Дом стоял у подножия холма, как многие дома в Квибре, и крутой склон заднего двора был превращен в террасы, удерживаемые камнем. Там росла небольшая декоративная слива с обнаженными ветками. Вдоль деревянных изгородей тянулись заросли розовых кустов. Двое мужчин постояли с минуту, слушая лягушек, а потом и сову.
– Красивый дворик, – сказал Стэннер. Крузон не ответил, и Стэннеру пришлось задуматься, не собирается ли он его пристрелить прямо сейчас.
– Повернитесь, – скомандовал Крузон.
Стэннер повернулся и увидел, что Крузон не в форме, а одет в светло-коричневые слаксы и белую куртку на молнии. Свой девятимиллиметровый автоматический пистолет он держал твердой рукой, направляя его Стэннеру в грудь. Он стоял, словно бы размышляя и пытаясь принять решение. Фонарь на крыльце освещал его сзади, очерчивая в ночной тьме мерцающий силуэт. Лицо Крузона находилось в тени. У него за спиной, у раздвижных стеклянных дверей маленького кирпичного патио, лежал большой брезентовый сверток размером с человека. Содержимое свертка отчаянно дергалось резкими рывками.
Стэннер заметил, что из-за стекла на них смотрит маленькая девочка. Маленькая черноволосая дочка Крузона. Стэннер покачал головой и нахмурился, чтобы она ушла. Если ее отец собирается его застрелить, не надо, чтобы она смотрела.
Ребенок попятился, а потом побежал и скрылся из поля зрения Стэннера.
– Что это вы гримасничаете? – спросил Крузон.
– Там была маленькая девочка. Я подумал, ей не стоит… тут быть.
– Неглупо. Акт милосердия. Притворяетесь, что вам есть до нас дело?
Стэннер пожал плечами.
– Итак, вы полагаете, я – один из них? Не знаю, что на это ответить, коммандер. Только вот следовало бы убедиться, прежде чем стрелять в федерального агента.
– Сдается, что с каждым часом причин пристрелить кого-нибудь из федеральных агентов становится все больше. – Крузон протянул свободную руку назад, вынул из заднего кармана небольшой фонарик и включил его. – Собираетесь делать вид, что это началось не с вашего гребаного спутника? Становитесь на колени лицом ко мне.
Стэннер заколебался, но тут же решил, что если бы Крузон собирался его застрелить, то развернул бы спиной.
– Быстро! – рявкнул Крузон и прицелился Стэннеру в лоб.
Стэннер решил его не злить. Он нутром чуял, что Крузон пока оставался человеком. И он опустился на колени.
– А теперь открой рот! – скомандовал Крузон. Вместо этого Стэннер поднял бровь.
Крузон мотнул стволом пистолета, задев щеку Стэннера, очень чувствительно, но все же не сломав скулы.
– Открывай!
Стэннер открыл рот.
– Шире!
Стэннер открыл шире, а Крузон посветил ему в глотку фонариком. Прищурился. Потом что-то проворчал и на шаг отступил.
– О'кей, майор. Вставайте. – Крузон опустил пистолет, но держал его у бедра.
Стэннер поднялся на ноги. Пульс начинал успокаиваться.
– Они скоро это изменят, но пока это неплохой тест.
– Ну что, – с иронией спросил Крузон, – решили не гнать туфту, которой потчевали нас раньше? Газ, из-за которого люди себя странно ведут? Проклятая ложь.
– Ну да. Это часть моей работы. На то были причины.
– Причины! Пошли, майор. Я покажу вам ваши причины.
Крузон подошел к дергающемуся свертку у заднего крыльца и подал сигнал кому-то в доме, вероятно, жене. За раздвижными стеклянными дверями закрылась гофрированная штора. Крузон наклонился и стянул брезент. Внутри оказался человек, связанный скотчем и желтой пластиковой лентой. Во всяком случае, раньше он действительно был человеком. Короткие черные волосы, бледная кожа, мешки под серыми, невыразительными глазами, которые бесстрастно рассматривали Стэннера, остатки черного костюма. Рот был тоже заклеен пластырем. Костюм разорвался во многих местах, и сквозь Дыры Стэннер видел глубокие раны, а в ранах копошились маленькие металлические личинки. Внезапно человек высвободил одну руку, она удлинилась суставчатым металлическим штырем, и он выбросил ее, чтобы ухватить Крузона за щиколотку.
Крузон отскочил, обошел пленника, стал там, где тот не мог его достать, и носком туфли ударил по голове. Стэннер из осторожности тоже сделал шаг назад.
– Он был моим другом, – проговорил Крузон, глядя на ползуна повлажневшими глазами. – Он агент ФБР, несколько лет назад мы вместе работали, когда они пытались доказать, что один тип тут, у нас, убил жену и похоронил ее в Неваде. Пока Мартин был здесь, он полюбил филиппинские блюда. И нашу семью тоже полюбил. Хороший был парень его звали Мартин Брейкенридж.
Ну так вот. Пару дней назад двое моих парней не вышли на дежурство в свою очередь. Я как раз ехал мимо радиостудии и увидел, как один из них держит здоровенную пачку денег и расплачивается за целую гору товаров. Я проследил за одним из них, по имени Лэнсбери. Он зашел к себе в дом, потом вышел. Тут я немного нарушил закон, хотел разобраться, что происходит. Когда он ушел, я обыскал его дом и в подвале нашел кучу денег. Похоже, что это деньги, украденные из банка. Тут он возвращается домой, застает меня врасплох и пытается убить. Вот так. – Он помолчал, облизал губы. – И я убиваю Лэнсбери – другого выхода не было. Пришлось трижды выстрелить в голову, чтобы, наконец, его остановить. И я узнаю, что он такое. Думаю, что неплохо бы узнать еще кое-что, и звоню в ФБР своему другу Брейкенриджу. Опасаюсь, что мне не поверят, если я просто расскажу эту историю, а вот если позвать его кое на что посмотреть и не говорить, на что, так сказать, дать ему увидеть все собственными глазами, тогда он поверит. Это было еще до того, как они заблокировали телефоны.
И он и, правда, мне поверил. Когда присмотрелся к Лэнсбери. Должен был поверить. Он сунул Лэнсбери в багажник, чтобы отвезти его к себе в контору и кому-то показать. Что ж, думаю, он этого так и не сделал… Они за ним уже следили. Думаю, поймали его. Преобразовали раньше, чем он уехал из Квибры. Потому что Брейкенридж явился ко мне домой, когда меня не было, и пытался изменить мою жену, сделать одной из них. Думаю, он готовил для меня ловушку. Я вернулся домой и застал его за этим делом. – Крузон вздохнул, с трудом проглотил комок в горле и продолжал прерывающимся голосом: – И я застрелил агента Брейкенриджа. Из десятизарядного револьвера. Но он не мертв. Их можно убить, но это не так-то легко. Надо знать, как стрелять. Он теперь один из них.
То есть он поддерживает с ними связь. Они собираются явиться сюда за ним… и потому что я про них знаю. Насколько я понял, они, эти твари, все время говорят друг с другом мысленно. – Крузон обернулся к Стэннеру, посмотрел на него, но показал на существо, которое было когда-то агентом ФБР Брейкенриджем. – И как же вот это лезет в ваши причины, о которых вы мне лгали?
– Ситуация… Похоже, ситуация изменилась, – чувствуя отвращение к себе, произнес Стэннер. – Не думаете, что надо избавить этого сукина сына от мучений?
– Думаю, в таком виде он будет лучшей уликой. – И Крузон снова натянул брезент на пленника. – А теперь, Стэннер, вы расскажете мне все гребаные подробности, которые вам известны. Прямо сейчас, майор. Сейчас. А потом сделаете несколько телефонных звонков.
Потирая исцарапанную и распухшую щеку, Стэннер сказал:
– Я расскажу вам, что могу, но…
– Все, – непререкаемым тоном проговорил Крузон. – А потом будем звонить и докладывать.
Стэннер сделал над собой усилие и поборол приверженность к соблюдению секретности.
– Хорошо. Я расскажу вам все. Но от телефонных звонков не будет толку, надо звонить не из города.
– Угу. Я уже придумал как. – Он взглянул на Брейкенриджа. – Давайте положим его ко мне в багажник. Если нести осторожно…
– Подождите, – возразил Стэннер. – Он ведь может с ними общаться. Если мы даже его убьем и оставим тело для доказательства, откуда нам знать, что какая-нибудь часть тела не продолжает с ними сообщаться? Может, она все равно будет вести передачу. Нам придется его сжечь, но тогда он уже не будет никаким доказательством. Так что – нет.
Глаза Крузона наполнились слезами, он отвернулся и вытер их. Потом снова взглянул острым взглядом на Стэннера.
– Нет, – мрачно кивнув, согласился он. – Мы заберем его с собой. Давайте положим его в вашу прокатную машину.
Стэннер с изумлением на него посмотрел. Потом понял.
– О'кей, – громко согласился он. Так, чтобы Брейкенридж услышал.
Но им все равно пришлось убить существо, которое было Мартином Брейкенриджем. Нельзя было позволять ему действовать и дальше, заражая все вокруг. Чем меньше их будет, тем лучше.
И сделать это пришлось быстро. Стэннер выполнил саму работу, а Крузон следил за улицей. Стэннер почти ничего не чувствовал, трижды выстрелив Брейкенриджу в затылок, а потом еще дважды в спину. Затем отсек топором ему голову, словно тот был сверхъестественным созданием древних времен. Сложил останки в багажник машины, которую взял напрокат, и отогнал ее за насколько кварталов, на широкую, грязную дорогу, куда направил его Крузон, потом свернул на узкую дорогу вдоль ручья; ее заслоняла высокая стена эвкалиптов, и местные подростки иногда останавливались здесь, чтобы потрахаться. Стэннер вылез из машины, оставив мотор включенным, положил на педаль газа увесистый булыжник и толкнул машину вперед, к ручью Квибра-Крик.
Вдалеке возник звук сирен. Стэннер остановился и прислушался. Сирены приближались. Существо, которое было Брейкенриджем, передало именно то, на что они рассчитывали; некоторые из них, выглянув из окон, видели, что он поехал в сторону старой дороги и к ручью. Какое-то время они будут толочься вокруг в поисках машины, а потом, если он сам хорошо спрячется, вернутся в дом Крузона. Это их хоть немного задержит. Крузон оказался ловким полицейским.
13 декабря, ночь
Глупо было возвращаться домой, – думал Вейлон.
Он сидел на корточках в зарослях большого куста камелии в палисаднике какого-то урода напротив своего дома. Цветы камелии зимой, надо же! Красные цветы покрывали купол из темно-зеленых листьев. Опавшие цветки со слегка потемневшими краешками распадались на лепестки под ногами.
Вейлон чувствовал, что замерз, но как-то отдаленно чувствовал, на самом деле ему было плевать на это, он был голоден, но есть не хотелось.
Сначала он пошел к Расселу, потому что Рассел – парень из пиццерии, который продавал ему дурь – жил всего через полтора квартала от дома, который снимала мать, на Хиллвью-стрит, над Квибра-Вэлли. Он подумал, что, может, отсидится у Рассела, пока эта мать не уйдет, и тогда он сможет нырнуть в дом, забрать жесткий диск из компьютера и какую-нибудь одежду. И пистолет калибра 0,25, который мать хранила в стенном шкафу.
Возле дома Рассела он услышал, что в гараже кто-то ходит, и решил сначала провести разведку. Заглянул в боковую дверь гаража и увидел Рассела возле деревянного верстака у тисков. Рассел, с его конским хвостом, хомячьей неуклюжестью, с татуированными руками, Рассел в дурацкой футболке с пожарной скоростью собирал передающую установку, причем его руки двигались так шустро, что Вейлон не мог уследить за ними.
А потому Вейлон попятился от гаража Рассела и поплелся к собственному дому. Плелся и размышлял.
Некоторых людей нельзя превратить в этих тварей без массы хлопот, а вот других – можно. Вроде как это зависит от состояния твоего мозга. От того, сказал Рональд, стал ты уже наполовину таким или нет. Ну, типа того. Чем больше ты уже запрограммирован, тем легче станешь полностью запрограммированным. Вроде так.
Кажется, что взрослых изменить очень легко. Они потеряли что-то такое, что заставляет их сопротивляться. Во всяком случае, большинство.
Вроде его мамы.
С тех пор как Вейлону удалось сбежать из школы, он пребывал словно бы в относительном покое мертвой зоны торнадо. Просто переставлял ноги, пытался не вспоминать, как вырывались лучи из глаз его матери, не думать о мальчике, который лежал на спине в душевой, а ему силой разжимали челюсти. Но сейчас ураган снова подхватил его и понес. Вейлон упал на колени и зарыдал от горя, боль накатывала на него волнами.
Мама! Моя мама!
Обессиленный, он не мог решить, что теперь делать. Сначала он думал пойти в полицию, но кто знает, может, копы тоже все измененные? Ведь их должны были изменить в первую очередь?
Вот потому он и оказался возле дома, возле той квартиры, где он жил с мамой. Оказался скорее потому, что это был его дом, а не потому, что в нем есть что-то полезное.
Раз уж я здесь, – думал он, – может, пойти и забрать пистолет. Маленький пистолетик, который мама прятала в кладовке.
Нет. Надо уходить.
Он встал, несколько раз согнул колени, чтобы восстановить кровообращение, и почувствовал, что готов к действиям.
Он пойдет искать Адэр. Где можно, пройдет дворами, чтобы не мозолить никому глаза на освещенных улицах.
И тут Вейлон увидел мать. Она ползла по крыше многоквартирного дома на той стороне улицы. Одета так же, как в школе, но босиком. Она подтаскивала себя по чуть наклонной красной крыше, цепляясь за черепичные плитки руками и ногами и продвигая себя короткими рывками: бросок – остановка – подтягивание – вращение головой.
Вейлон резко отвернулся. Его вырвало на опавшие лепестки камелии.
Когда он снова поднял глаза, она, как обезьяна в зоопарке, сидела на корточках возле спутниковой антенны, на которой была масса дополнительных проводков и еще каких-то металлических штучек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44