А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 


— Так он умер? О, я не знал! — просто ответил Понте.— Бедный Рафаэлито! Когда я был в Ронде в пятьдесят шестом году, незадолго до падения кабинета Эспартеро1, он еще пешком под стол ходил. Потом раза два или три мы встречались в Мадриде... Здесь он обычно проводил осень, был завсегдатаем Королевского театра, дружил с семей-
1 Эспартеро Бальдомеро (1793—1879) — генерал и политический деятель, возглавлял испанское правительство в 1854—1856 гг.
ством Устарис, на выборах поддерживал Риоса Росаса ... Бедный, бедный Рафаэль! Отличный друг, искренний и сердечный человек, страстный охотник!.. Мы сходились с ним во всем, кроме одного: он любил сельскую жизнь, его постоянно тянуло в деревню, я же терпеть не могу поля и рощи, всю жизнь провел в городах, отдавая предпочтение столице...
-— Присядьте, пожалуйста,— сказал дон Ромуальдо, хлопнув ладонью по сиденью мягкого стула, из которого густым облаком поднялась пыль.
Через минуту, когда наш галантный кабальеро узнал о том, что ему достанется часть наследства Рафаэля, он был так ошарашен, что едва не брякнулся в обморок, и допил всю воду, которая осталась после доньи Франсиски. Теперь уместно будет указать на идеальное соответствие особы священника его родовому имени Седрон , ибо ростом, крепким сложением и даже цветом кожи он напоминал могучий кедр; если сравнивать людей с деревьями, между ними можно найти сходство и даже родство. Кедр высок, а кроме того, красив, благороден, древесина его хотя и ломкая, но приятна глазу и пахуча. Таков был и дон Ромуальдо: высокий, крепкого сложения, загорелый, а кроме того — добрая душа, безупречный служитель церкви, светский человек в той мере, в какой это допустимо для священника, пастырь, умеющий убеждать, терпимый к человеческим слабостям, приветливый, в высшей степени сострадательный, во всех делах соблюдавший такт и меру, что особенно ценно для человека его положения. Одевался он хорошо, но без претензии на элегантность, курил хорошие сигары, ел и пил все, что необходимо для поддержания крепкого и сильного тела. Огромные руки и ноги вполне гармонировали с могучим торсом. Крупные и резкие черты лица благодаря своей пропорциональности и правильности делали его красивым, такое лицо можно изваять в стиле Микеланджело, чтобы украсить импост, консоль или портал, дополнив его фестонами и гирляндами.
Перейдя к подробностям, которые, естественно, очень интересовали наследников Рафаэля, Ромуальдо Седрон охотно рассказал им обо всех пунктах завещания, и донья Пака и Понте слушали его с религиозным благоговением. Душеприказчикам, кроме Седрона, были дон Сандалио
1 Р и о с-и-Р о с а с Антонио де (1812 — 1873) — председатель испанского конгресса в 1863 г.
2 От исп. сейго — кедр.
Матурана и маркиз де Гвадалерсе. В той части завещания, которая особенно интересовала присутствующих наследников, Рафаэль распорядился следующим образом: Обдулии и Антоньито, детям своего двоюродного брата Антонио Сапаты, он оставил ферму «Альморайна», но только в пожизненное пользование. Душеприказчики предоставят в их распоряжение доходы от этой фермы, а после смерти Антонио и Обдулии она будет разделена на две равные части и перейдет к их наследникам. Донье Франсиске и Понте, как и многим другим родственникам, он назначил пожизненную пенсию в виде ренты за счет процентов с государственных ценных бумаг, составлявших основной капитал завещателя.
Слушая священника, Фраскито без конца заправлял за уши свои поредевшие кудри. А донья Франсиска так и не могла понять, что же происходит, ей казалось, она грезит. Затем ее охватило лихорадочное возбуждение, в порыве ликования она вышла в коридор и крикнула:
— Нина, Нина, поди сюда, у нас такая новость!.. Мы теперь богатые!.. То есть мы уже не бедняки!..
И тут она вспомнила, что Бенина исчезла, и, вернувшись в гостиную, разрыдалась и сказала Седрону:
— Простите меня, я забыла о том, что потеряла спутницу своей жизни...
— Скорей всего, она объявится,-— вновь успокоил ее священник.
— Объявится,— эхом откликнулся Фраскито.
— Если бы даже она умерла,— заявила донья Франсиска,— я уверена, что моя невыразимая радость заставила бы ее воскреснуть.
— Мы еще поговорим об этой женщине,— сказал Сед-рон.— А пока что вернемся к тому, что представляет для вас главный интерес. Душеприказчики, зная, что вы и сеньор Понте находитесь в очень стесненных обстоятельствах по причинам, которые я не хочу сейчас обсуждать (да в этом и нет надобности), решили, сообразно с волей завещателя, давшего им широкие полномочия, не дожидаясь, пока будет произведена точная оценка наследуемого состояния за вычетом королевских налогов и прочая и прочая...
Донья Пака и Фраскито, слушавшие его затаив дыхание, едва не задохнулись.
— Так вот, они решили... вернее, мы решили месяца два тому назад выплачивать вам ежемесячно пятьдесят дуро в качестве временного пособия или, если хотите, аванса, пока не будет установлен точный размер пенсии. Вы понимаете?
— Да, да, сеньор, понимаем... прекрасно понимаем,— в один голос воскликнули оба наследника.
— Вы давно бы уже получили это пособие,— продолжал священник,— но мне стоило не мало труда установить ваше местожительство. У кого только ни спрашивал, ни допытывался, наверно, у половины мадридских жителей, и вот наконец... Мне еще повезло, что в этом доме я нашел и ту и другую дичь — простите мне охотничье выражение,— которую преследовал много дней...
Донья Пака поцеловала правую руку священника, а Фраскито — левую. Оба роняли слезы.
— Вам уже причитается пенсия за два месяца, и как только мы выполним необходимые формальности, каждый из вас тотчас получит...
Сеньору Понте показалось, что пол поплыл у него под ногами, и он ухватился за подлокотники кресла, как воздухоплаватель за борт гондолы.
— Мы готовы выполнить все, что вы скажете,— сказала донья Франсиска, а про себя подумала: «Этого не может быть, это сон».
Радость, переполнявшую душу вдовы, омрачало лишь то, что Нина не может разделить ее с ней. Как бы угадав мысли вдовы, Понте Дельгадо сказал:
— Как жаль, что нет с нами Нины!.. Но не надо думать, что с ней обязательно произошло какое-нибудь несчастье. Правда, сеньор дон Ромуальдо? Это могло быть и...
— Сердце мое говорит мне, что она жива и здорова и сегодня вернется...— объявила донья Пака с безграничным оптимизмом, ибо в эту минуту все вокруг виделось ей в розовом свете.— Наверняка она... Простите меня, сеньор, моя бедная голова идет кругом... я хотела сказать, что... Как только мне сказали, что пришел дон Ромуальдо, я, услышав это имя, решила, что вы — тот почтенный священник, у которого моя Бенина служит приходящей прислугой. Выходит, я ошиблась?
— Получается так.
— Людям, душа которых исполнена великого милосердия, свойственно скрывать это, отрекаться от самих себя, чтобы избежать изъявлений благодарности и огласки своих святых добродетелей... Сделайте милость, сеньор дон Ромуальдо, не скрывайте от нас свои великие благодеяния. А правда ли, что вас за ваши добрые дела хотят сдедфть епископом?
— Меня?.. Первый раз слышу.
— Ведь вы из Гвадалахары, из тех краев?
— Да, сеньора.
— А есть у вас племянница, которую зовут донья Патрос?
— Нет.
— Вы служите мессу в церкви святого Севастиана?
— Нет, в церкви святого Андрея.
— Значит, вам не подарили на днях дикого кролика?
— Вот это возможно... ха-ха-ха... но точно боюсь сказать.
— Так или иначе, сеньор дон Ромуальдо, вы уверяете, что не знаете мою Бенину?
— Кажется... Нет, не могу утверждать, сеньора, что она мне незнакома. Я с ней как будто встречался.
— Ага! Значит, я права... Вы не представляете себе, синьор де Седрон, как я рада!
— Не горячитесь. Скажите, ваша Бенина ходит в черном, ей лет шестьдесят, и на лбу у нее бородавка?..
-— Это она, она самая, сеньор дон Ромуальдо: очень скромная, не по возрасту живая. .
— Другие приметы: просит милостыню в компании со слепым африканцем по имени Альмудена.
— Господи Иисусе! — воскликнула донья Пака, оторопев от изумления и страха.— Нет, это не она, избави бог, нет... Теперь я вижу, что вы ее не знаете.
И она посмотрела на Фраскито, как бы призывая его подтвердить ее слова. Понте глянул на священника, потом перевел взгляд на хозяйку дома — душу его терзали сомнения.
— Бенина — ангел,— робко сказал он.— Не знаю, просит она милостыню или нет, но все равно она — ангел, поверьте моему слову.
— Ну, это вы оставьте... Чтоб моя Бенина попрошайничала... шаталась по улицам с каким-то слепым!..
— По внешности — из арабов,— добавил дон Ромуальдо.
— Должен сообщить вам,— честно и простодушно сказал Понте,— что не так давно, проходя по площади Прогре-со, я видел, как она сидела у подножья памятника со слепым нищим, который смахивал на уроженца Риффа.
Так велико было смятение мыслей и чувств доньи Паки, что радость ее в мгновение ока обернулась печалью, она не хотела верить своим ушам, ей опять стало казаться, что собеседники привиделись ей во сне, и вся эта история с наследством — плод ее фантазии. Она боялась пробуждения, возврата к мрачной действительности и, зажмурившись, сказала про себя: «Господи, избавь меня от страшных сомнений, просвети мой разум!.. Где правда, где ложь? Я — наследница Рафаэлито Антринеса, у меня есть средства к жизни!.. Нина попрошайничает вместе с каким-то мавром!..»
— Ну и пусть! — воскликнула она наконец с отчаянием в голосе.— Лишь бы Нина была жива, пусть вместе с мавром, с мавританской братией из всего Алжира, но только б мне ее увидеть, пусть возвращается домой, пусть даже с африканцем в корзине!
Дон Ромуальдо расхохотался и рассказал, как он познакомился с Бениной: его друг, коадъютор церкви святого Андрея, человек весьма образованный и гуманный, знаток восточных языков, обратил его внимание на араба Альму-дену, которого сопровождала женщина, служанка некоей вдовы, кажется андалуски, проживающей на улице Импе-риаль.
— Эти сведения неизбежно навели меня на мысль о сеньоре Франсиске Хуарес, которую я тогда не имел чести знать, и сегодня, как только вы стали печалиться по поводу исчезновения своей служанки, я сказал себе: «Если речь идет о той самой женщине, поищем иголку — найдется и нитка, найдем мавра — найдем и одалиску. Как, вы говорите, ее полное имя?
— Бенигна де Касия... именно де Касия, отчего ее в шутку прозвали родственницей святой Риты Кассийской.
Седрон добавил еще, что не из-за каких-то там заслуг, а благодаря доверию, которым почтили его основатели приюта для престарелых под названием «Милосердие», он-состоит его попечителем и главным управляющим, и ходатайства о приеме поступают к нему, на каждом шагу его осаждают нищие, проходу не дают, суют рекомендации и визитные карточки, добиваясь, чтобы их приняли в приют.
— Порой кажется,— добавил он,— что страна наша кишит нищими и надо бы превратить ее в один огромный приют, где нашли бы убежище мы все до одного. Если дела наши и дальше пойдут так же, мы скоро станем самой большой богадельней в Европе... Я вспомнил об этом, потому что мой друг коадъютор, знаток восточных языков, попросил меня взять в приют подругу Альмудены.
— Умоляю вас, дорогой сеньор дон Ромуальдо,— попросила вовсе отчаявшаяся донья Франсиска,— не верьте всему этому, забудьте об этих мнимых бенинах, сколько бы их ни оказалось, а говорите о настоящей Нине, о той, что каждое утро ходит в ваш дом прислуживать и видит от вас столько благодеяний, каковых немало видела и я через нее. Только эта Нина настоящая, законная, ее мы будем искать и найдем с помощью сеньора де Седрона, его достойной сестры доньи Хосефы и племянницы доньи Патрос... Вы, пожалуй, снова станете отрицать, что знаете ее, из желания скрыть свои святые добродетели, но это бесполезно, сеньор, бесполезно. Я знаю, вы святой человек и держите в тайне свое высокое милосердие, знаю, потому так и говорю. Так давайте же вместе искать Нину, и как только она возвратится ко мне, мы обе в один голос крикнем: «Святой человек! Святой!»
Выслушав ее речь, Седрон понял лишь, что донья Франсиска Хуарес немного тронулась умом, и, полагая, что возражения не вернут ей ясность рассудка, решил на том покончить дело и стал прощаться, обещая прийти на следующий день, чтобы ознакомиться с бумагами и вручить под расписку причитающиеся наследникам суммы денег.
Прощание было долгим, ибо как донья Пака, так и Фраскито проводили его до самой лестницы, бессчетное число раз повторяя слова благодарности и целуя руки священника. Когда достопочтенный Седрон скрылся из виду за поворотом лестницы, а дама из Ронды и кавалер из Альхесираса остались одни, донья Пака спросила:
— Дорогой Фраскито, скажите мне: это все взаправду?
—- Я только что собирался спросить вас о том же... Может, нам это приснилось? Как вы думаете?
— Я?.. Не знаю... мысли путаются... Мне не хватает соображения, не хватает памяти, не хватает ума — мне не хватает Нины.
— Мне тоже чего-то не хватает... Не знаю, как рассудить.
— Может, мы оба поглупели, сошли с ума?.. Я все себя спрашиваю: почему это дон Ромуальдо отрицает, что его племянницу зовут донья Патрос, что его хотят возвести в сан епископа и что ему подарили кролика?
— Насчет кролика он не отрицал... Простите, что перебил. Он сказал, что не помнит.
— Верно... А что, если дон Ромуальдо, которого мы только что видели, окажется духом, порожденным колдовством или черной магией... ну, скажем, испарится или обратится в дым, и все это было обманом зрения, игрой теней, наваждением?..
— Сеньора, ради господа бога!
— А если он больше не придет?
— Если не придет!.. Не придет и не вручит мне... нам... Тут на увядшем и выцветшем лице Фраскито появилось
поистине трагическое выражение. Он провел рукой по глазам и со стоном упал в кресло: кровь ударила ему в голову, и с ним случился приступ, как в тот злополучный вечер на углу Ирландской и Медиодиа-Гранде.
XXXIV
Благодаря заботам доньи Паки, которой помогали дочери позументщицы, Понте довольно скоро оправился от нового рецидива болезни и к вечеру уже мог вести беседу с хозяйкой дома; они сошлись на том, что дон Ромуальдо Седрон — живой человек, и наследство — вещь, безусловно, реальная. Тем не менее оба были ни живы ни мертвы до следующего дня, когда образ священника-благодетеля снова явился им, на этот раз в сопровождении нотариуса, который оказался старинным знакомым доньи Франсиски Хуарес де Сапата. После того как все убедились, что бумаги в полном порядке, наследники Рафаэлито Антринеса получили в счет назначенной им пенсии по такой сумме денег в банковских билетах, которая обоим показалась сказочной, по той причине, разумеется, что казна и у того, и у другого была совершенно пуста. Обладание кучей денег — неслыханное за долгие безрадостные годы жизни доньи Паки событие — произвело весьма странное действие на ее психику: у нее помутился рассудок, утратилось представление о времени, она никак не могла подобрать слов, чтобы выразить мысли, которые бились в ее голове, точно рвущиеся к свету мухи на стекле. Она хотела поговорить о Нине, а вместо этого несла всякий вздор. Словно издалека доносились до нее звуки голосов и отдельные слова; когда Фраскито и оба гостя говорили о ее служанке, она вроде бы поняла, что беглянка скорей всего объявится, ибо обнаружен ее след — но и только... Мужчины разговаривали стоя, рядом с Седроном стоял нотариус. Он был маленький, горбоносый и походил на попугая, который собирается лезть на дерево, цепляясь когтями за кору.
После того как любезные гости, заверив наследников, что от всей души готовы служить им, распрощались и ушли, дама из Ронды и кавалер из Альхесираса порядочное время бесцельно бродили по дому, заходя без всякой надобности то в кухню, то в столовую, а когда встречались, обменивались ничего не значащими фразами. Справедливости ради надо сказать, что радость доньи Паки была неполной, оттого что она не могла поделиться ею со своей компаньонкой, поддерживавшей ее в трудное время столько долгих лет. Ах, если бы Нина сейчас вошла, какой сюрприз преподнесла бы ей госпожа, сначала прикинувшись огорченной полным безденежьем, а затем выложив на стол кипу ассигнаций! Какое бы у той сделалось лицо! Как широко она разинула бы рот! Чего бы не накупила верная служанка на горсть монет! Нет, что бы там ни говорили, бог никогда не доводит дело до конца. Творит ли он зло или добро, всегда оставляет лазейку судьбе иной. Насылая на нас величайшее несчастье, дает возможность перевести дух, а когда вершит милосердие, обязательно забудет какую-нибудь мелочь, из-за которой все идет насмарку.
При одной из встреч на пути из гостиной в кухню или из кухни в спальню Понте пригласил свою землячку пообедать в таверне и тем самым отпраздновать столь знаменательное событие. Этим приглашением он хоть как-то ответит на ее щедрое гостеприимство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29