– Войдите, мадам!
И тут же дверь, располагавшаяся напротив той, за которой скрылся Моран, отворилась.

III
АНЖЕЛА

На пороге стояла женщина; замерев, она оглядывала гостиную. Посетительница была высока, стройна и удивительно грациозна; узкое облегающее платье подчеркивало изящество ее фигуры. И хотя черная кружевная вуаль скрывала лицо женщины, в угрюмой сумрачной комнате вдруг повеяло счастливым дыханием молодости и красоты.
«Венере не спрятаться, – говорил латинский поэт, – богиню ты узнаешь сразу, ее выдаст походка, обнаружит прелесть движений». Не утаить и совершенства Божьего творения. Спрячьте розу – и ее тут же найдут по аромату.
Но в стихах Виргилия Венера идет, и ее узнают по божественной поступи, а эта женщина застыла в проеме двери, и неодолимое очарование источает сама ее неподвижность.
– Анжела! – прошептал больной; в глазах его затеплилась жизнь, щеки порозовели. – Подойдите ко мне. Я благодарен вам за то, что вы откликнулись на мой зов.
Не проронив ни слова, бесшумным легким шагом женщина пересекла комнату. Так ходит на бархатных лапах пантера, существо восхитительное и пугающее. Герцог, вздрогнув, замер, как замирают дети, страстно мечтавшие о чудесной игрушке и вдруг увидевшие ее перед собой.
Женщина остановилась у изголовья мужа (ибо это и была принцесса де Сузей, герцогиня де Клар), остановилась на том самом месте, где только что переминался с ноги на ногу Моран.
Она не произнесла еще ни единого слова, но каждое ее движение говорило, какая мучительная тревога терзает ее душу.
– Анжела! – повторил больной так, словно, произнося это имя, он испытывал и величайшее счастье, и несказанную муку; казалось, звуки эти и воскрешали герцога, и убивали. – Подойдите поближе.
Женщина послушно шагнула к изголовью кровати.
– Дайте мне вашу руку, – прошептал больной.
С той же покорностью женщина исполнила его просьбу, но, когда герцог хотел поцеловать пальцы жены, она отдернула руку, простонав:
– Не делайте этого, ваша светлость!
Он ответил ей голосом, полным мольбы:
– Разве вы не видите, что я умираю?
Черный муар платья и кружевная вуаль затрепетали.
– Я хотела бы, – прозвучал низкий певучий голос, – отдать свою жизнь – лишь бы продлилась ваша.
Губы де Клара искривила недоверчивая улыбка.
– Став вдовой, вы будете свободной, – прошептал он.
Женщина опустила голову и не проронила ни слова.
– Я хочу вас видеть. В последний раз, – произнес герцог.
Она подняла вуаль.
Будто поток ослепительного света хлынул в угрюмую комнату: облако золотых волос удивительного оттенка, что холодят и обжигают губы, стоит приникнуть к ним в поцелуе, высокий, по-девичьи чистый лоб и женский взгляд, вкрадчиво-пронзительный, будто дамасский клинок, в матовой стали которого искрят крупинки золота, прямой нос с красиво очерченными ноздрями, строгий рот, намекающий на чарующую улыбку, гибкая длинная шея – и вдобавок какая-то дивная, неуловимая прелесть цветения, уже щедрого, но еще юного, расточающего сокровища первых своих ароматов.
Возраст? Старшему из сыновей герцогини давно исполнилось двенадцать, но совершенной красоте сопутствует чудо вечной молодости. А эта женщина была «хороша до безумия», как сказал принц де Сузей, когда не был еще герцогом де Кларом и увидел ее в первый раз.
В ее внешности сочетались все типы красоты – от строгой до смешливой и пикантной; Анжела могла быть горделивой и приветливой, холодной и улыбчивой, высокомерной и нежданно покорной, в ней было все, вплоть до мягкой услужливости, которой от нее, казалось, невозможно было ожидать.
Женщина подняла вуаль, и две слезы скатились с длинных ресниц на побледневший бархат щек.
Герцог тихонько застонал; мучительная радость, которую он испытывал при виде Анжелы, была выше его слабеющих сил, и он невольно прикрыл глаза.
– Вы прекраснее самых счастливых воспоминаний! – сказал больной растроганным, восторженным голосом. – Я часто упрекал себя за свою безумную любовь к вам. Но как можно вас не боготворить?
На мгновение он умолк.
– Вы ведь страдали, Анжела, – проговорил он, вновь вглядываясь в ее лицо.
– Да, – отозвалась женщина, – страдала и, уверяю вас, страдаю до сих пор.
– Станет ли ваша боль меньше, если я прощу вас, лежа на смертном одре? – тихо спросил герцог.
Быстрым, я сказал бы, молниеносным движением Анжела склонилась к руке мужа и поцеловала ее. Больной, чьи силы иссякали, не выдержал сердечного волнения; на глазах его выступили слезы.
– Если бы вы мне доверились, как бы мы были счастливы! – с трудом проговорил он. Язык уже отказывался ему повиноваться…
Женщина распрямилась, как пружина; лицо ее стало гордым и суровым.
– Я никогда не обманывала вашу светлость, – холодно отчеканила она, – и если принимаю ваше прощение с благодарностью, то лишь потому, что невольно принесла вам несчастье, но, поверьте, непреднамеренно.
Больной снова закрыл глаза.
– Мой сын жив? – прошептал он минуту спустя.
– Жив, – кивнула Анжела.
– А ваш? – осведомился больной.
– Жив! – резко бросила женщина.
Ответ на оба вопроса был одним и тем же, но как различалась интонация!
Безнадежная грусть камнем легла на сердце герцога де Клара.
– Я позаботился о судьбе вашего сына, мадам, – тихо проговорил он.
– Я ничего для него не просила! – надменно ответила Анжела.
– Верно! – горько вздохнул герцог. – Вы им очень гордитесь. Вы его любите, а другого… Мой сын обречен… У него не будет отца, нет и матери! Анжела! Я ненавижу и проклинаю вас!
Женщина не плакала; опустив голову, она стояла в глубокой задумчивости.
– Принц, – наконец сказала Анжела, – что вы знаете обо мне? Ваш сын – это ведь и мой сын, и, Бог мне свидетель, я счастлива, исполняя свой материнский долг. Вы заблуждаетесь, полагая, что ненавидите меня, и не имеете никаких оснований проклинать!
Эти слова герцогиня произнесла с высокомерным видом, но бархатный льющийся голос смягчал резкость высказывания. И вдруг она опустилась на колени у изголовья больного. Он не ждал этого, запротестовал, но она прикрыла ему рот рукой, и герцог невольно начал страстно целовать эту нежную душистую ладонь.
– Вильям, – продолжала Анжела, – я стою на коленях не потому, что молю вас о прощении, а потому, что хочу сама простить вас. Так мы ближе друг к другу, так вы лучше услышите меня и сможете глубже заглянуть мне в душу. Да, я была невестой человека, который страстно обожал меня и которого, как мне казалось, любила я. Перед Богом я стала его женой, и если я виновата, то только перед этим мужчиной, ведь у нас был сын. Человек, о котором я говорю и чье имя вам было столь ненавистно…
– Абель Ленуар, – прервал ее с горечью де Клар.
– Да, Абель Ленуар, – подхватила Анжела, – и он не предавал нашего союза. В душе Ленуара живет чувство большее, чем страсть к женщине, – чувство долга.
– Вы любили его! – ревниво вскричал герцог.
– О, если бы Бог помог мне любить его так, как Абель заслуживал! – воскликнула Анжела. – Но я – всего лишь суетная женщина, и, видимо, привязанность к человеку с чистым сердцем, не ведающим ни эгоизма, ни тщеславия, оказалась для меня непосильной ношей…
– Так кого же вы любили? – в волнении спросил больной.
– Моего сына, – ответила герцогиня, потупив глаза, – дитя, что лежало между нами в колыбели.
– Но его отца вы оставили, – вскричал де Клар. Он приподнялся на локте, негодование придало ему сил и вернуло голос.
Анжела виновато опустила голову. Женщине было больно и стыдно, искренность ее раскаяния не вызывала сомнений. При этом герцогиня была так божественно красива, что больной откинулся на подушки, изнемогая от любовной тоски.
– Да, – подтвердила Анжела, – я перед ним виновата, и только он один имеет право проклинать меня…
– Мне нет до него дела! – воскликнул герцог. – Я его ненавижу. Вы с ним встречаетесь? – резко осведомился больной.
– Никогда, – твердо ответила Анжела. – Но я пришла сюда говорить вовсе не о нем, а о вас. Вспомните, Вильям, вы появились передо мной в ореоле красоты, блистательного изящества и того безумия страсти, что так притягательно для нас, женщин. Знатностью вы могли поспорить с королем, а богатством – со сказочным принцем! И все-таки вспомните, Вильям, о чем я вас предупредила, когда наша несчастная судьба свела нас вместе?
Герцог молчал.
– Неужели вы забыли? – горестно воскликнула Анжела. – Ну так я вам напомню. Я повторяла вам раз сто, а может быть, и больше, что у меня есть тайна, которая обрекает нас на вечную разлуку.
– Я полагал, что таким образом вы просто пытаетесь избавиться от меня, – пробормотал герцог. – Я так боялся, что вы меня не любите!
– Я любила вас, Вильям, – вздохнула Анжела, – любила – как бы вам это объяснить – совсем другой любовью, возможно, гораздо более земной, чем та, что я испытывала к Абелю. Мне же едва исполнилось шестнадцать. Я была тогда совсем ребенком. Вы ослепили меня, словно солнце. Но и зачарованная сиянием, которое, казалось, окружало вашу светлость, я не утратила понятия о долге. Вы разбудили во мне любопытство и жажду жизни, присущие юности наравне со страхами и опасениями. И все-таки – вы должны поверить мне – я никогда не вышла бы за вас замуж, если бы не маркиз…
– Ваш отец, – с нескрываемым презрением проронил герцог.
– О нет! – твердо сказала Анжела, поднимаясь с колен; в голосе ее прозвучали ужас и отвращение.
– Как? – изумился де Клар. – Разве маркиз де Тюпинье вам не отец?
– Слава Богу, я избавилась хоть от этого позора, – воскликнула женщина.
– Но я был уверен… – прошептал в изумлении герцог. – Как же так?
Анжела готова была все объяснить, ей дали возможность оправдаться, и она не сомневалась в своей победе, однако, пристально взглянув на больного, женщина с беспокойством заметила, что тот слабеет на глазах.
– Может, вы отдохнете, ваша светлость? – предложила она. – Вы же изнемогаете от усталости.
– Я вас слушаю, – тихо ответил герцог де Клар. Казалось, голос больного вот-вот угаснет вместе с ним самим. – И раз у меня так мало времени, не тратьте его на ложь.
Анжела взяла себя в руки, сосредоточилась и заговорила:
– Вы узнаете обо мне все, но я постараюсь, чтобы рассказ мой был как можно более кратким, ибо я пришла сюда не ради себя.
– Неужели ради меня? – горько усмехнулся герцог.
– Вы мой муж, ваша светлость, – спокойно промолвила женщина, – и вопреки вашим заблуждениям, я сохраняю к вам почтительную привязанность. Но я не буду лгать, поспешила я сюда не ради вас, а ради сына, ради того из своих сыновей, в жилах которого течет и ваша кровь и который должен стать принцем де Сузеем, герцогом де Кларом.

IV
КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ АНЖЕЛЫ

– Когда мы встретились, вы говорили мне только о любви, – продолжала Анжела. – И вот однажды я наконец согласилась следовать за вами в Шотландию, где мы и обвенчались вопреки воле вашей семьи. Вспомните, всякий раз, когда я пыталась объясниться с вами до нашей свадьбы, вы не давали мне вымолвить ни слова, считая, что я ищу предлог, чтобы отказаться от брака с вами. Маркиза Тюпинье я и правда звала отцом, но он – мой крестный. Этот человек действительно крестил меня. Полагаю, вам он заявил, что я – его родная дочь…
– Да, это так, – подтвердил герцог.
– И догадываюсь, почему… – вздохнула Анжела. – Он не просчитался – и выкачал из вас немало денег…
– Оставим, он – просто ничтожество! – сердито воскликнул больной.
– Он хуже, чем вы думаете. Он – мерзкое ничтожество, – грустно усмехнулась женщина. – К нему в дом меня привезли, забрав из монастырского пансиона после смерти моих отца и матери. Мне тогда исполнилось десять лет, и с тех пор у меня не было другой семьи, кроме маркиза. Абель хотел спасти меня, попытавшись избавить от пагубного покровительства господина Тюпинье. Не будь маркиза, я стала бы женой Ленуара…
– Счастливой женой, – с горечью добавил герцог.
– Возможно… – задумчиво проговорила Анжела. – Маркиз ненавидел Абеля и за бедность, и за доброту, и за мужество. Абель внушал господину Тюпинье страх, а мой брак с Ленуаром не сулил маркизу никакой выгоды. Вас маркиз тоже боялся и тоже ненавидел, но вы были богаты, и его алчность избрала вас мне в мужья.
Вам известно, что мы – представители древнего рода. Маркиз появился на свет во дворце, а позже унаследовал немалое состояние и безупречное имя. Он связан кровными узами с самыми знатными семьями Европы; вы ведь тоже – наш кузен, ваша светлость.
Ко времени нашего брака от дворянской чести маркиза осталась лишь видимость, которая мало кого обманывала; я не сомневаюсь, что и вы заблуждались на сей счет по собственной воле. Маркиз низко пал, но с тех пор сумел скатиться еще ниже. Не спрашивайте меня, какой из пороков его сгубил, он – раб всех пороков; если понадобится, он, не задумываясь, пойдет на преступление. Грязь этой подлой души замешана на крови. Осуществляя свои мерзкие замыслы, он пользовался любыми средствами.
Но когда я была маленькой, он был необыкновенно добр ко мне, и сознаюсь, я с радостью покинула монастырь и поселилась у него в доме. Я очень любила маркиза, а он баловал меня. Но узнав о трогательной любви моей юности, он впал в страшную ярость; его негодование поразило меня в самое сердце. Но он пошел дальше и послал Абелю от моего имени подложное письмо, в котором я гнала Ленуара от себя, упрекая в том, что он коварно воспользовался моим неведением и моей невинностью. Абель поверил этому письму и исчез; он совсем перестал бывать у нас, и тогда маркиз обвинил его в предательстве и измене.
Когда я впервые увидела вас, я считала себя покинутой. И не могу передать, как я была благодарна своему крестному, своему опекуну, человеку, который заменил мне отца, за поддержку, нежность и снисходительность. Я доверяла ему. А он твердил: «Дело моей жизни – восстановить твое доброе имя. Прислушивайся к моим советам, и твое прошлое будет похоронено. Более того, я помогу тебе выйти замуж за порядочного человека, рядом с которым и ты, и твой сын будете счастливы».
Нет, я не защищаю себя! Пылкая, всепоглощающая любовь, которую я читала в ваших глазах, влекла меня к вам, словно волшебный напиток. Вы очаровали меня силой своей страсти. И еще… Я признаюсь и в этом: да, мне хотелось стать герцогиней. Блеск и пышность вашей жизни неудержимо манили меня…
Однажды вечером маркиз вернулся домой пьяным и попытался овладеть мной… С тех пор его дом внушал мне ужас, а ваш показался мне надежным убежищем.
Взглянув на маркиза новыми глазами, я перестала доверять его советам, мне захотелось излить вам душу, но он и вас оплел своей паутиной, сумел внушить вам страх перед любыми объяснениями, любой отсрочкой. Боялась промедления и я; ведь если бы я тогда лишилась вас, то полностью оказалась бы во власти маркиза.
Шотландский священник обвенчал нас, и на следующее утро мой крестный бесстыдно потребовал с меня платы за удачно провернутое дело…
Ужаснитесь, Вильям, плата должна была быть двойной. Я и теперь вижу, как он говорит мне с наглой улыбкой: «Всего-навсего два ключика, душенька-герцогиня: от твоей спальни и от его шкатулки с деньгами, иначе пеняй на себя!»
Я бросилась к вам, я все вам рассказала, но было поздно. Вы уже знали мою историю…
– Он выложил мне ее, – прошептал герцог, – но я не поверил…
Страдание исказило его черты, но душевные муки отняли последние силы де Клара – по мертвенно-бледному лицу герцога заструился холодный пот.
Анжела наклонилась над мужем и вытерла благоухающим платочком эти крупные капли, так красноречиво свидетельствующие о близости смертного часа.
Герцог обеими руками схватил платок и жадно вдохнул его аромат, пугая и вызывая жалость безумием своей страсти.
– Я умру, обожая тебя, – прошептал он.
И переведя дыхание (а дышал больной с трудом), он простонал:
– О, если бы ты любила меня, Анжела, мечта моя, услада моего сердца, безумие страсти, солнце моей души! Если бы ты только меня любила!
Женщина побледнела, подумав: «Сейчас он умрет».
Но она вновь продолжила все тем же ласковым и вместе с тем отстраненным тоном, каким начала этот разговор:
– Вы требовали того, чего у меня не было, вы были безжалостны…
– К себе больше, чем к вам, мадам, – закончил герцог, словно пробуждаясь от волшебного сна. – Я покинул дом, который выбрал, мечтая сделать его раем, а швырнул свою жизнь в адское пламя оргий, и она наконец сгорела дотла. Этот способ самоубийства занял некоторое время…
– Вы так молоды, – горько вздохнула Анжела, и голос ее невольно дрогнул, – так сильны, так хороши собой!..
Больной молитвенно сложил руки и, едва сдерживая рыдания, произнес:
– Так ответьте мне, прошу вас от всего сердца, которое вот-вот перестанет биться и которое билось лишь ради вас! Ответьте мне прямодушно и честно, почему вы не могли любить меня?
Анжела смешалась, щеки ее порозовели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39