«…В 1848 г. в моем участке была холера жестокая; рассчитываем, что и теперь она будет не слабее…» – сообщает он Н. А. Лейкину.
В эпидемию, о которой упоминает А. П. Чехов, из 377 деревень Серпуховского уезда очаги инфекции вспыхнули почти в 300 селениях и унесли более 4000 жизней.
«…Мы, уездные лекаря, приготовились, – записывает Антон Павлович, когда были проведены основные противоэпидемические мероприятия, – программа действий у нас определенная, и есть основания думать, что в своих районах мы понизим процент смертности от холеры. Помощников у нас нет, придется быть и врачом и санитарным служителем в одно и то же время; мужики грубы, нечистоплотны, недоверчивы; но мысль, что наши труды не пропадут даром, делает все это почти незаметным…»
Стоит сравнить это письмо с размышлениями Ольги в финале «Мужиков» («…Они грубы, не честны, грязны, не трезвы, живут несогласно… Да, жить с ними было страшно, но все же они люди, они страдают и плачут как люди…»), чтобы убедиться, что эта его повесть – одна из самых беспощадно-правдивых и сильных в творчестве Антона Павловича, не только густо настоена на жизненном опыте земского врача Чехова, но и выстрадана им.
А. П. Чехов не ошибся: бескорыстный и упорный труд земских врачей принес ожидаемые результаты. В эпидемию 1892 г. в Серпуховском уезде было зарегистрировано всего 14 случаев заболевания с четырьмя смертельными исходами, а очаги инфекции были быстро локализованы. И произошло это не потому, что холера стала менее жестокой, а благодаря той огромной работе, которую проделали земские врачи Серпуховского уезда, включая доктора А. П. Чехова.
«…В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить все, что делается…» – писал он на курорт в Биарриц сбежавшему от холеры А. С. Суворину.
Когда эпидемия холеры отступит и Антон Павлович сложит с себя официальные полномочия участкового врача, он с удовольствием будет вспоминать прошедшее лето.
Несмотря на неимоверные затраты сил, на отсутствие помощников, на разбитые дороги, на плохих лошадей и экипаж, нездоровье и безденежье, он напишет: «…Ни одно лето не проводил так хорошо, как это… Мне нравилось и хотелось жить… Завелись новые знакомства и новые отношения. Прежние наши страхи перед мужиками кажутся теперь нелепостью. Служил я в земстве, заседал в Санитарном совете, ездил по фабрикам – и это мне нравилось. Меня уже считают своим…»
Своим его считают в первую очередь врачи и окрестные крестьяне.
Бок о бок с Антоном Павловичем в Белопесоцкой волости того же Серпуховского уезда воюет с холерой его старая знакомая, «уважаемая товарищ» Елена Михайловна Линтварева.
Руководит земской медициной в Серпуховском уезде его коллега еще по Чикинской больнице, самый талантливый ученик Е. А. Осипова – П. И. Куркин, дружеские отношения с которым у Антона Павловича сохранятся на всю жизнь.
Он тесно сойдется и с другими врачами – И. И. Орловым, Д. Н. Жбанковым, И. Г. Витте, Н. И. Невским, В. А. Павловской, с директором губернской земской психиатрической больницы, расположенной в 17 верстах от Мелихова, доктором В. И. Яковенко и другими.
«…Земцы здесь интеллигентны, товарищи дельные и знающие люди…» – скажет он о них. И это в его устах самая высокая оценка.
«…Поразительно вспомнить, – писал П. И. Куркин, – до какой степени серьезно и интимно вошел Антон Павлович в профессиональные интересы практического общественного работника, каким является у нас участковый врач…»
Говоря это, Петр Иванович упускает из виду, что Чехов был подготовлен к подобной работе еще с тех пор, когда впервые в Чикинской больнице у П. А. Архангельского надел на себя красную рубаху земского врача. (В одном из писем 1885 г. Антон Павлович просит своего товарища И. Г. Розанова привезти забытую им в Звенигородской больнице красную рубаху.)
Цвет рубахи имеет символическое значение. Недаром в его раннем рассказе «Не судьба!» несостоявшийся председатель земской управы, помещик и махровый реакционер Шилохвостое прямо заявляет: «…Чуть замечу, что который из учителей пьяница и социалист – айда, брат! Чтоб и духу твоего не было! У меня, брат, земские доктора не посмеют в красных рубахах ходить!..»
Дело, конечно, не в рубахе, а в том, что деятельность земских врачей, провозгласивших принцип бесплатной медицинской помощи многомиллионному крестьянскому населению России, вошла в противоречие с существующим частнособственническим строем. Недаром министр внутренних дел В. К. Плеве назвал земских служащих «микробами общественного скандала».
На следующий год снова пришлось предпринять исключительные меры, чтобы погасить новую эпидемию холеры, и снова доктор А. П. Чехов, по словам П. И. Куркина, «встал под ружье». «…Лето в общем было не веселое… Я опять участковый врач и опять ловлю за хвост холеру, лечу амбулаторных, посещаю пункты и разъезжаю по злачным местам…»
Больных, как и прошлым летом, через руки Антона Павловича прошло более тысячи, и он нередко даже не успевает заводить на них карточки.
Рабочие отчеты земского врача, опубликованные в 16-м томе, являются правомочной составной частью собрания сочинений писателя. Некоторые подробности отчетов потом можно встретить в художественных произведениях А. П. Чехова. Так, например, сторожа Никиту из «Палаты № 6» Антон Павлович поместил в сени на груду больничного хлама, подобно тому, где проводил время школьный сторож из отчета 1892 г.: «…в маленьких сенях спит на лохмотьях сторож и тут же стоит чан с водой для учеников…»
В медицинском отчете, направленном земству, он чересчур самокритично укажет, что амбулаторным больным уделял внимания недостаточно из-за частых разъездов по участку и «собственных занятий, от которых… не мог отказаться».
«Собственные занятия» – литературный труд, который он не оставляет и в эти напряженные дни.
Кстати, докладывая санитарному начальству об особенностях медицинского обслуживания на его участке, Антон Павлович укажет только на те трудности, которые испытывают больные, а не он, доктор: «…В половодье и осенью в бездорожье все пункты моего участка, за исключением двух-трех, бывают совершенно или почти отрезаны от больниц, а фабрики моего участка, присоединившиеся к земской медицинской организации, за дальностью расстояния пользуются медицинской помощью далеко не в том размере, на какой они по праву могли бы рассчитывать…»
«…Бывают дни, – писал он Суворину, – когда мне приходится выезжать из дому раза четыре или пять. Вернешься из Крюкова, а во дворе уже дожидается посланный из Васькина. И бабы с младенцами одолели».
В письмах этой поры нередко слышится раздражение, усталость, а иногда – просто крик отчаяния: «…Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры…»

Антон Павлович и Николай Павлович (1881–1882)
Однако на основании подобных высказываний Антона Павловича делать вывод, что он разочарован в медицине и практической работе, по меньшей мере несправедливо. Через два месяца он напишет тому же адресату: «Летом трудно жилось, но теперь мне кажется, что ни одно лето я не проводил так хорошо, как это».
Замечательный доктор Астров, которого трудно обвинить в нелюбви к больным или к своей профессии, откровенно раскрывает перед старой нянькой понятные любому человеку и вполне оправданные переживания: «…От утра до ночи все на ногах, покою не знаю, а ночью лежишь под одеялом и боишься, как бы к больному не потащили. За все время, пока мы с тобой знакомы, у меня ни одного дня не было свободного…»
Правда, в свое время (1905 г.) Г. П. Задера в серии статей обрушился на чеховских врачей, в том числе на доктора Астрова, именно за это признание, в пылу полемики расценив эти слова как отказ врача оказывать помощь нуждающимся.
По-видимому, было бы противоестественно, если бы неожиданный вызов к больному, да еще по дальней дороге в непогоду и ночью воспринимался врачом как приглашение к легкой и приятной прогулке.
Занимаясь медицинской деятельностью. Антон Павлович вел обычную жизнь врача-труженика, врача-подвижника. Сколько раз, когда он, не чувствуя страха, «ловил за хвост холеру» или спешил на вызов к ребенку, больному дифтерией, или считал пульс у тифозного больного – сколько раз он рисковал собственной жизнью, совершенно не думая о себе?
Это сказано не ради красного словца. В. В. Вересаев в «Записках врача» приводит страшные статистические данные: от заразных болезней умирало около шестидесяти процентов земских врачей; в 1892 году половина всех умерших земских врачей погибла от сыпного тифа.
Чехов не только рисковал собственной жизнью, но и сокращал ее, потому что нес эту неимоверную нагрузку тяжело больной человек, которому самому требовались покой и лечение.
Верил он в медицину твердо и крепко…
Чехов любил свою медицину, дорожил и гордился званием врача. По свидетельству многих его современников, он близко к сердцу принимал сомнения в его врачебных достоинствах:
«…Когда-нибудь убедятся, что я, ей-богу, хороший медик», – заметил он в беседе с братом одного из основателей Московского Художественного театра, писателем Василием Ивановичем Немировичем-Данченко. И это при той исключительной скромности, которая отличала Чехова!
«Ты думаешь, я плохой доктор? – спрашивает он у В. А. Гиляровского и в свойственной ему манере заканчивает иронически: – Полицейская Москва меня признает за доктора, а не за писателя, значит, я доктор. Во „Всей Москве“ (справочном издании того времени. – Б. Ш.) напечатано: „Чехов Антон Павлович. Малая Дмитровка. Дом Пешкова. Практикующий врач“. Так и написано: не писатель, а врач…»
В другой раз, обиженный отказом писательницы Л. А. Авиловой выполнить какую-то его просьбу, он пригрозил полушутливо, полусердито: «Даже если заболеете, не приеду… Я хороший врач, но я потребовал бы очень дорого. Вам не по средствам…».
Вызванное резким ухудшением здоровья в 1897 г. прекращение регулярной медицинской практики было для него, как он признавался, крупным лишением.
Однако и после этого он не переставал чувствовать себя врачом, щедро раздавая своим друзьям и знакомым медицинские советы.
«…Зачем Вы все болеете? Отчего не полечитесь серьезно? – спрашивает он актрису Веру Федоровну Комиссаржевскую. – Ведь болезни, особенно женские, портят настроение, портят жизнь, мешают работать. Я ведь доктор, я знаю, что это за штуки…»
Нередко даже серьезные медицинские советы он смягчает своим добрым, грустноватым юмором.
«Если Вы серьезно больны, то должны серьезно и лечиться. Бросили ли Вы курить? Вам нельзя ни курить, ни пить, – отвечает он Лике Мизиновой. – Ни табаку, ни вина, ни даже квасу – ни-ни! Остерегаться холодного и сырого воздуха: всегда держать грудь в тепле, хотя бы в кофте толщиною с одеяло. Есть возможно больше; самое лучшее – побольше сливок. Утром, в обед, в вечерний чай и в ужин – сливки и сливки. Пить не залпом, а глоточками – это и здорово, и грациозно. Жареное мясо предпочитать вареному, сухой хлеб мягкому. Овсянка, манная каша и кисели – все это хорошо. Перед едой принимать какую-нибудь горечь: гофманский эликсир… или хинную тинктуру по 15 капель. Если желудок хорош и если купаться нельзя, то принимайте для укрепления своих дамских нервов бромистый калий и мышьяк. Кровать поставьте посреди комнаты. Во время прогулок возвышенные места предпочитайте низменным. Поменьше разговаривайте и, когда беседуете с бабушкой или Левитаном, не кричите. В письмах добрых знакомых не называйте идиотами…»
По многу месяцев лечась в Ялте от туберкулеза, он подсказывает своим петербургским и московским коллегам, плохо знающим крымские условия, когда туда следует направлять туберкулезных больных.
В декабре 1898 г. во многих городах России отмечалось столетие Военно-медицинской академии. В эти дни в Ялту пришло письмо, свидетельствующее о необычайной популярности имени Чехова среди врачей: «Многоуважаемый Антон Павлович! Врачи города Севастополя – морские, военные и гражданские, желая достойным образом отпраздновать столетний юбилей Военно-медицинской академии, постановили 18 декабря устроить юржественное заседание и литературно-музыкальный вечер в пользу приюта имени С. П. Боткина и обращаемся к Вам как к бывшему питомцу академии с просьбой принять личное участие в торжественном заседании, товарищеском завтраке и в литературно-музыкальном вечере.
Ваше присутствие, товарищ, в качестве гостя среди нас будет для нас в высочайшей степени отрадно и радостно, а Ваше участие в литературном вечере, бесспорно, обеспечит успех доброго дела.
Общество выражает надежду видеть Вас у себя и покорнейше просит не отказать…»
Причисление А. П. Чехова к числу выпускников Военно-медицинской академии было ошибочным. Но ошибка эта вряд ли обидела Антона Павловича, потому что академия в ту пору считалась лучшим учебным заведением России.
Отозвался ли писатель на приглашение – неизвестно (помешать поездке могла болезнь, которая все больше ограничивала свободу передвижения).
Юбилей вылился в праздник передовой медицинской науки. На имя начальника академии известного патофизиолога профессора В. В. Пашутина было прислано более 500 поздравительных адресов, писем, телеграмм. Пришло поздравление и из Ялты: «В день столетия академии, в этот праздник истинной науки, истинной любви, самоотверженного служения русскому народу, приветствую от всей души уважаемых профессоров, товарищей врачей и студентов. Шлю лучшие пожелания. Антон Чехов».
80 лет назад телеграмма Чехова была опубликована в Юбилейном сборнике академии и с тех пор «затерялась» среди огромной массы поздравительных документов. Совсем недавно ее разыскал любитель и знаток творчества Чехова врач О. Н. Домбровский. Телеграмма эта является еще одним подтверждением того, что тяжело больной писатель не терял интереса к развитию медицинской мысли и остро чувствовал свою принадлежность к большой армии передовых русских врачей.
Однажды, когда М. Горький предложил Антону Павловичу поехать с ним в Китай корреспондентом освещать ход боксерского восстания, Чехов ответил, что, если война затянется, он поедет, но только не в качестве журналиста и писателя, а врачом, военным врачом.
В его переписке несколько раз встречается упоминание о возможной войне, и каждый раз Чехов заявляет, что если она состоится, то поедет не сражаться, а лечить.
Когда Петербургская академия наук избрала его почетным членом, он написал жене Ольге Леонардовне Книппер, актрисе МХТ: «…Хотел я сначала сделать тебя женою почетного академика, но потом решил, что быть женою лекаря куда приятнее…»
Даже за четыре месяца до смерти прикованный к постели писатель не перестает напоминать, что он был и остается врачом.
«…Как я тебе уже говорил, я врач, я друг Женских медицинских курсов. Когда был объявлен „Вишневый сад“, то курсистки обратились ко мне с просьбой как к врачу – устроить для их вспомогательного общества один спектакль: бедность у них страшная, масса уволенных за невзнос платы и проч. и проч.», – пишет он О. Л. Книппер-Чеховой.
Врач «выглядывает» из многих его рассказов и очерков, даже не имеющих никакого отношения к медицинской тематике. Увидеть врача часто помогает отношение к предметам, к их сущности, нередко выраженной точным сравнением, почерпнутым из врачебного опыта.
Так, в путевом очерке «Из Сибири» он остроумно сравнивает первоклассного кузнеца, осматривающего сломанный тарантас, с хорошим врачом-практиком, которому скучно лечить неинтересную болезнь. О тунеядце, живущем за счет женщины, он говорит, что это был «нарост вроде саркомы, который истощал ее совершенно».
Даже кляксы у него на бумаге – вовсе не кляксы, а следы коховских запятых, микрококков и другой нечисти, свивших гнездо в его чернильнице. И еще – сказать о самых близких людях, что они ему дороги, как больные, которых он вылечил, мог только настоящий врач.
А. И. Куприн, близко знавший Антона Павловича, часто встречавшийся с ним в последние годы его жизни, в статье, посвященной памяти своего учителя и старшего друга, писал:
«…Если бы Чехов не был таким замечательным писателем, он был бы прекрасным врачом. Доктора, приглашавшие его изредка на консультации, отзывались о нем, как о чрезвычайно вдумчивом наблюдателе и находчивом, проницательном диагносте…»
То же самое и почти теми же словами писали о Чехове и профессор Г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28