Очевидно, Маккей считал, что Рольф Лавенжанс чем-то отличается от прочих работников замка, раз удостоил его такой чести. Может, это из-за того, что Джеймс назвался французом? При этой мысли Джеймс скривил губы в улыбке.
Он уложил свои нехитрые пожитки в небольшой старый сундук и отправился в свою мастерскую. До этого помещение использовалось под прачечную. Женщины занимались здесь раньше стиркой и грели воду, чтобы приготовить горячую ванну для господ. Видимо, сейчас им приходится стирать белье во дворе. А когда кто-то из хозяев надумает принять ванну, слугам придется таскать тяжелые ведра с водой вверх по лестнице. Джеймс надеялся, что этот факт не восстановит служанок против его персоны. Ведь сейчас ему, как никогда, понадобится поддержка окружающих – для того, чтобы доказать свою невиновность. И Джеймсу было не с руки наживать себе врагов.
Открыв широкую тяжелую дверь во двор, он полной грудью вдохнул свежий воздух. День выдался необыкновенно солнечным. Джеймса радовал запах свежевыстиранного белья, которое висело на веревке в саду за кухней. Раньше он не придавал большого значения подобным вещам, а теперь они давали ему ни с чем не сравнимое чувство, что он дома. И Джеймсу еще сильнее захотелось вырвать Данкрейг из когтей этого стервятника – Доннела Маккея. Это вотчина Джеймса, и он так просто не отступится.
– Ну что, кажется, ты остался доволен своей комнатой, парень? Знатная у тебя будет мастерская, ничего не скажешь!
Услышав чей-то скрипучий голос, Джеймс оглянулся и замер от страха, опасаясь разоблачения. Перед ним стояла Большая Марта и сердито смотрела на него, скрестив руки на груди. Как он сразу не сообразил? Даже если стражники сменились все до одного, то большинство слуг остались. Большая Марта была отличной кухаркой. И к сожалению, изо всех слуг лучше всего его знала именно она. Она прищурилась и пристально посмотрела на Джеймса, словно, разглядывая его черты, размышляла, он это или нет.
– Мне ничего другого не оставалось, как согласиться на то, что мне предложили.
Женщина удивленно вытаращила глаза.
– Ну и ну! Вот чудеса-то! Ты ведь, кажется, на нашем языке и говорить-то толком не умеешь, правда? А мне сдается, что я раньше тебя уже где-то видела, кого-то ты мне напоминаешь. Вот только кого? Что-то знакомое… Хотя вряд ли… Я отродясь не видала ни одного француза. И сто лет бы мне их не видать. Хотя и впрямь, какой с тебя спрос? Ты же тут ни при чем. И что это я на тебя накинулась? – сказала она и вздохнула. – Это все проклятый болван, который только и думает, как снова выкинуть что-нибудь, чтобы сделать нашу жизнь невыносимой. – Она сдвинула брови и бросила на Джеймса мрачный взгляд: – Эй, парень, ты хоть понимаешь, что я тебе говорю?
– Уи.
– Раз ты киваешь, стало быть, надо думать, что это означает «да».
– Да.
– Ну ладно! Вижу, ты парень ладный и с лица пригож, поэтому повторяю тебе то, что говорю другим: держись подальше от девушек, которые работают у меня на кухне. У нас и без вас своих забот хватает. И без этих дурней, которыми Маккей окружил себя. Они бегают за каждой юбкой в Данкрейге. Если что-то узнаю про твои шашни с моими девушками, помяни мое слово: уж я до тебя доберусь. Понял?
Джеймс снова кивнул. Выполнить это обещание ему будет несложно. Разумеется, после трех лет отшельничества он истосковался по женской ласке, но риск разоблачения был слишком велик. Опасаясь, что его могут предать или застать врасплох, он не заводил себе любовниц. Как-то однажды одна девушка из таверны за пару монет подарила ему удовлетворение, и после этого он больше ни разу не вспоминал о ней. Как бы там ни было, даже если бы он мог себе позволить потакать своим прихотям, Джеймс не стал бы развлекаться со служанкой, работающей в Данкрейге. Никогда бы не стал. Этому неписаному правилу учил Джеймса и его сводных братьев его приемный отец.
– Гм, что-то не верится, что ты станешь меня слушаться. Чем ты лучше этих сторожевых псов Маккея? Ну что же… Поживем – увидим. – Большая Марта огляделась по сторонам: – Что же ты будешь здесь мастерить для этого болвана?
– Буду вырезать вещи из дерева и украшать их резьбой. – Джеймс показал на деревянные заготовки и на инструменты. – Хозяину понравился мой кубок.
– А-а, ясно! Кубок и впрямь замечательный. Славная работа! В жизни не видела ничего лучше. Так, значит, у нашего великого лэрда теперь будет больше красивых цацек? А бедные детки будут надрывать животики, плача от голода. Зато его зад будет восседать на новом стуле с изысканной резьбой, и этот чревоугодник будет пить вино из красивого кубка. – Большая Марта энергично закивала. – В общем, не беспокой моих девушек и не сори в других комнатах. И чтобы я не видела твои деревяшки у меня на кухне!
Сказав это, Большая Марта удалилась, и Джеймс вздохнул с облегчением. Если эта женщина и узнала его, то не подала виду, а значит, не собирается поднимать шум.
Джеймс подошел к столу и провел рукой по большому куску дерева. Эта заготовка из дуба пойдет на резную каминную полку, которую заказал ему Маккей. Джеймсу не терпелось поскорее взяться за работу. Он и в самом деле был настоящим мастером и раньше часто жалел, что у него не хватает времени на любимые занятия. Может быть, удастся совместить приятное с полезным? И пока он будет собирать доказательства, необходимые для того, чтобы избавить Данкрейг от Маккея, между делом смастерит что-то, что-нибудь. Пусть Маккей думает, что все эти вещицы послужат для возвеличивания его персоны, Джеймс знает, что в конечном итоге, когда он освободится от обвинений и снова станет лэрдом Данкрейга, этими красивыми предметами будет пользоваться он сам.
– Все, что мне нужно, – это время и немножко удачи, – проговорил он себе под нос, разглядывая древесину и обдумывая, как будет выглядеть каминная полка в деталях.
Как раз в тот момент, когда Джеймс уже взялся за работу, в комнату с важным видом вошла Большая Марта, держа в руках поднос, на котором лежал хлеб с сыром и стояла большая кружка эля. Она поставила поднос на стол и посмотрела на Джеймса. Пока женщина пристально вглядывалась в его лицо, Джеймс затаил дыхание. Он боялся, что Большая Марта узнает его. В ее умных карих глазах он видел радость и любопытство.
– Я подумала, что тебе нужно подкрепиться. Потребуется много сил для важного дела, которое тебе предстоит совершить, парень, – многозначительно промолвила она, проницательно глядя на него, и сразу после этого направилась к двери.
Джеймс посмотрел на поднос с едой и на высокую кружку эля. Большая Марта узнала его – теперь он в этом не сомневался. Как, интересно? Джеймс был уверен, что ему удалось измениться до неузнаваемости. Конечно, Большая Марта была знакома с ним, но Эдмунд и Ида тоже давно его знали. А они согласились с Джеймсом, что в новом обличье никто не признает в нем бывшего лэрда Данкрейга.
– Лучше всегда держи глаза долу, парень. Эти зеленые глаза женщинам не так-то просто забыть, – напоследок сказала Большая Марта, выходя из комнаты.
Джеймс оглянулся, но увидел только, как в дверном проеме мелькнул подол ее юбки. Джеймс чертыхнулся – одной повязки на глазу явно недостаточно для маскировки. Теперь он будет строить из себя скромника и опускать глаза, когда с ним попытается заговорить какая-нибудь девушка из тех, что жили в Данкрейге, когда он был здесь лэрдом. Когда все закончится, они вместе с его родней дружно посмеются над этим.
Джеймс собирался притвориться робким, застенчивым малым, сторонящимся женщин, который с трудом изъясняется на местном наречии. Он будет остерегаться выражать чувства к своему собственному ребенку. Он будет исполнять роль слуги, несмотря на то что у него руки чешутся – до того ему хочется свернуть Маккею шею. А вместо этого ему придется, стиснув зубы, прятаться под маской и терпеливо искать доказательства преступлений, совершенных этим ужасным человеком.
Задача перед Джеймсом стояла чрезвычайно трудная, он боялся, что долго не выдержит. А поэтому нужно как можно быстрее доказать свою невиновность – иначе он сойдет с ума от всех этих игр.
Глава 3
– А что ты делаешь?
Джеймс обрадовался, что успел закончить вырезать сложный изысканный завиток на заготовке каминной полки. Иначе, услышав милый звонкий детский голосок, от которого сладко защемило сердце, он мог испортить узор, потому что его рука дрогнула. Мегги! Его ненаглядная девочка! Он медленно повернулся. Вот уже целую неделю Джеймс жил в Данкрейге, но только сейчас наконец-то ему посчастливилось встретиться с дочерью. Мегги сама подошла к нему, движимая любопытством, и вот теперь ему представилась возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Джеймсу так хотелось подбежать к ней, схватить на руки, прижать к себе и закружить по комнате! Но ему нельзя выдавать себя.
– Я делаю полку для камина. Понимаешь? – ответил он.
Мегги осторожно вошла в мастерскую. У Джеймса сердце кровью обливалось, когда он видел, что девочка смотрит на него с опаской, готовая чуть что броситься наутек. А ведь от природы Мегги была жизнерадостна и доверяла людям! Очевидно, жизнь в Данкрейге с Доннелом Маккеем научила ее быть острожной и остерегаться людей. Жить в страхе, не чувствуя себя в безопасности в стенах собственного дома, – плохая жизненная школа для ребенка. Джеймс не сомневался, что этим страхом Мегги, а также все остальные в Данкрейге были обязаны вспыльчивому характеру Маккея. Джеймс мысленно пообещал себе, что в один прекрасный день он заставит Доннела заплатить и за это преступление точно так же, как и за все остальные его злодеяния.
– Я вырезаю каминную полку для покоев лэрда, поняла? Уи? – объяснил Джеймс, когда Мегги остановилась возле него и, насупив брови, посмотрела на Джеймса.
– О да! Я понимаю вас, сэр. Хотя вы говорите немножко не так, как все. Нет, мне просто интересно, зачем сэр Маккей велел вам мастерить для него эту полку? У него же уже есть каминная полка. Зачем ему понадобилась еще одна? – Мегги подошла поближе, внимательно разглядывая кусок дерева, над которым только что трудился Джеймс. – Ух, как красиво!
– Спасибо, ты очень добра. – Мегги рассмеялась, а он улыбнулся ей в ответ, с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее. – Почему ты назвала лэрда сэр Маккей? Разве он – не твой папа?
– Нет, хотя он всем рассказывает, что я его дочь. – Мегги заметно нервничала. – Но только, пожалуйста, никому не говорите, что я вам это сказала, хорошо?
– Я никому об этом не расскажу – никогда. Это будет наш секрет, о котором никто не должен знать. Уи?
– Да, это секрет. Я знаю, он поцеловал мою маму, но все равно он не мой отец. Он целовал многих женщин. Мой папа был красивый и добрый. И еще он был очень веселым, всегда улыбался. А сэр Маккей только и знает, что кричать и бросаться на всех с кулаками. Он плохой человек, злой.
«Я знаю, он поцеловал мою маму»… Эти слова девочки словно полоснули Джеймса по сердцу. Он не сразу смог ответить на неожиданное признание Мегги.
– Да, но если кто-то кого-то поцеловал, это не значит, что у них будут дети. А где твоя няня?
– Аннора? Она работает в саду. Вон там, видите? – Мегги показала испачканной в земле рукой в сторону сада. – Я ей помогаю. Мне захотелось пить, и я пошла в дом. Я ходила на кухню, и Большая Марта дала мне воды. И почему только эту женщину зовут Большая Марта? Ведь она – маленького роста. Почему ее так прозвали?
– Может, ее так называют в шутку? Чтобы люди больше улыбались?
– А-а. Выходит, они ее дразнят? Как вы думаете, ей не обидно?
– Нон. По-моему, она вполне довольна своим прозвищем. У нее большое сердце, понимаешь? И она сильна духом.
Мегги улыбнулась и кивнула, встряхнув кудряшками.
– Большая Марта и правда добрая и очень сильная, поэтому все ее слушаются. – Девочка перевела взгляд на заготовку, над которой трудился Джеймс: – У вас получается очень, очень красиво, правда. Можно мне будет потрогать это, когда я вымою руки?
– Уи. Мне еще многое предстоит сделать. Я почти все время буду здесь. Можешь в любое время приходить ко мне в мастерскую, если хочешь.
– Мегги!
– Это Аннора. Мне нужно бежать, а то она будет волноваться, понимаете?
В тот же миг Мегги убежала. Джеймс с тоской посмотрел на дверь, за которой только что исчезла ее фигурка. Он был погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Слова дочери, сказанные невинным тоном, не давали ему покоя.
«Я знаю, он поцеловал мою маму».
Джеймс пытался успокоиться, говоря себе, что Мегги все это почудилось, что это – ее детские фантазии. Ведь Мегги было всего два года, когда умерла Мэри. Ребенок такого возраста не мог понимать, что именно она видела, да к тому же три года держать это в памяти. Однако Джеймс ничего не мог с собой поделать, потому что слова Мегги никак не давали ему покоя.
Неужели Мэри была ему неверна? Он не мог в это поверить. Его жена была болезненно стыдлива. Она чувствовала неловкость даже во время занятий любовью. А может быть, это была вовсе не стыдливость? Вдруг все объяснялось тем, что Мэри были неприятны его прикосновения? Джеймс всегда надеялся, что со временем она начнет испытывать удовольствие от интимной стороны брака. Неужели, лежа с ним в постели, Мэри думала о другом мужчине, с которым у нее, возможно, была связь? Может быть, с тем, другим, она давала волю своей страсти? Неужели его милая скромница Мэри любила другого?
Он с такой силой сжал в руке шило, что чуть не сломал его. Джеймс всегда недоумевал, зачем Мэри принимала у них дома Доннела Маккея. Может быть, ему нужно было внимательнее следить за ними? Было нелегко осознавать, что его так долго дурачили, но, очевидно, настало время взглянуть на свой брак критически. Ему было по-прежнему трудно представить, что Мэри его обманывала.
После того как он более-менее свыкся с мыслью о том, что Мэри, возможно, совсем не та милая, стыдливая женушка, которой он всегда ее считал, Джеймс начал сомневаться в том, что она умерла на самом деле. Тело, найденное после пожара, так сильно обгорело, что эту женщину невозможно было узнать. Все решили, что это Мэри, потому что свидетели утверждали, будто видели ее в маленькой хижине во время пожара. На обуглившейся руке было кольцо, которое он сам надел ей на палец на их свадьбе. К тому же были найдены обгоревшие кусочки ткани от платья, в которое Мэри была одета в тот день. Тем не менее сомнения все же оставались. Здесь было над чем задуматься, и теперь случившееся представлялось Джеймсу совсем иначе. И все же ему было трудно предположить, что Мэри была искусной интриганкой и что она с леденящим душу расчетом разработала и претворила в жизнь столь коварный план. Да еще к тому же так долго не объявлялась, продолжая от всех скрываться.
Джеймс постарался отвлечься от тяжелых мыслей, сосредоточившись на орнаменте. Неспешная, кропотливая работа, как обычно, успокаивала ему нервы и придавала четкость мысли. Одно Джеймсу стало ясно: Данкрейг на самом деле таит гораздо больше загадок, чем он предполагал. А это значит, что нужно сохранять хладнокровие, нельзя возбуждать ничьих подозрений, пока он занимается расследованием. Однако в глубине души Джеймс надеялся, что в конечном итоге истина не будет заключаться в том, что он был слепцом и болваном, купившимся на нежные улыбки и стыдливый румянец бесчестной и коварной женщины, и сам стал причиной своих несчастий.
– Где ты пропадала? – спросила Аннора Мегги, когда девочка подбежала к ней. – За это время можно было выпить не стакан воды, а целое ведро.
Мегги рассмеялась:
– Я разговаривала с тем мужчиной, который вырезает из деревяшек красивые вещицы.
Аннора бросила взгляд на дом, а потом строго посмотрела на Мегги:
– Нельзя мешать человеку во время работы.
– А он сказал, что я ему не мешаю.
– Может быть, мастер Лавенжанс из вежливости не попросил, чтобы ты оставила его в покое.
– Нет, он со мной беседовал.
– Ну что ж, это очень мило с его стороны. И все-таки не стоит ему надоедать.
– Он сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу, и смотреть, как он работает. И что, когда я вымою руки, мне можно будет потрогать красивые вещицы, которые он мастерит из дерева.
Первым побуждением Анноры было заявить свое решительное «нет» и запретить девочке делать то, что ей хочется, но мастер Лавенжанс и впрямь творит из дерева чудеса. Такой поразительной красоты Аннора в жизни не видела. Нет ничего удивительного в том, что Мегги так живо интересуется его работой. Глупо запрещать ребенку дружить с этим человеком только из-за соображений безопасности. Девочка и так ничего хорошего не видит в жизни. Запрет может сломить ее дух и притупить естественное детское любопытство и жажду новых впечатлений.
– Ну ладно! Когда вымоешь руки, сходи и посмотри на его работу, если уж тебе так этого захотелось, – наконец смягчилась Аннора. – Можешь поступать так и в дальнейшем, если мастер Лавенжанс не возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Он уложил свои нехитрые пожитки в небольшой старый сундук и отправился в свою мастерскую. До этого помещение использовалось под прачечную. Женщины занимались здесь раньше стиркой и грели воду, чтобы приготовить горячую ванну для господ. Видимо, сейчас им приходится стирать белье во дворе. А когда кто-то из хозяев надумает принять ванну, слугам придется таскать тяжелые ведра с водой вверх по лестнице. Джеймс надеялся, что этот факт не восстановит служанок против его персоны. Ведь сейчас ему, как никогда, понадобится поддержка окружающих – для того, чтобы доказать свою невиновность. И Джеймсу было не с руки наживать себе врагов.
Открыв широкую тяжелую дверь во двор, он полной грудью вдохнул свежий воздух. День выдался необыкновенно солнечным. Джеймса радовал запах свежевыстиранного белья, которое висело на веревке в саду за кухней. Раньше он не придавал большого значения подобным вещам, а теперь они давали ему ни с чем не сравнимое чувство, что он дома. И Джеймсу еще сильнее захотелось вырвать Данкрейг из когтей этого стервятника – Доннела Маккея. Это вотчина Джеймса, и он так просто не отступится.
– Ну что, кажется, ты остался доволен своей комнатой, парень? Знатная у тебя будет мастерская, ничего не скажешь!
Услышав чей-то скрипучий голос, Джеймс оглянулся и замер от страха, опасаясь разоблачения. Перед ним стояла Большая Марта и сердито смотрела на него, скрестив руки на груди. Как он сразу не сообразил? Даже если стражники сменились все до одного, то большинство слуг остались. Большая Марта была отличной кухаркой. И к сожалению, изо всех слуг лучше всего его знала именно она. Она прищурилась и пристально посмотрела на Джеймса, словно, разглядывая его черты, размышляла, он это или нет.
– Мне ничего другого не оставалось, как согласиться на то, что мне предложили.
Женщина удивленно вытаращила глаза.
– Ну и ну! Вот чудеса-то! Ты ведь, кажется, на нашем языке и говорить-то толком не умеешь, правда? А мне сдается, что я раньше тебя уже где-то видела, кого-то ты мне напоминаешь. Вот только кого? Что-то знакомое… Хотя вряд ли… Я отродясь не видала ни одного француза. И сто лет бы мне их не видать. Хотя и впрямь, какой с тебя спрос? Ты же тут ни при чем. И что это я на тебя накинулась? – сказала она и вздохнула. – Это все проклятый болван, который только и думает, как снова выкинуть что-нибудь, чтобы сделать нашу жизнь невыносимой. – Она сдвинула брови и бросила на Джеймса мрачный взгляд: – Эй, парень, ты хоть понимаешь, что я тебе говорю?
– Уи.
– Раз ты киваешь, стало быть, надо думать, что это означает «да».
– Да.
– Ну ладно! Вижу, ты парень ладный и с лица пригож, поэтому повторяю тебе то, что говорю другим: держись подальше от девушек, которые работают у меня на кухне. У нас и без вас своих забот хватает. И без этих дурней, которыми Маккей окружил себя. Они бегают за каждой юбкой в Данкрейге. Если что-то узнаю про твои шашни с моими девушками, помяни мое слово: уж я до тебя доберусь. Понял?
Джеймс снова кивнул. Выполнить это обещание ему будет несложно. Разумеется, после трех лет отшельничества он истосковался по женской ласке, но риск разоблачения был слишком велик. Опасаясь, что его могут предать или застать врасплох, он не заводил себе любовниц. Как-то однажды одна девушка из таверны за пару монет подарила ему удовлетворение, и после этого он больше ни разу не вспоминал о ней. Как бы там ни было, даже если бы он мог себе позволить потакать своим прихотям, Джеймс не стал бы развлекаться со служанкой, работающей в Данкрейге. Никогда бы не стал. Этому неписаному правилу учил Джеймса и его сводных братьев его приемный отец.
– Гм, что-то не верится, что ты станешь меня слушаться. Чем ты лучше этих сторожевых псов Маккея? Ну что же… Поживем – увидим. – Большая Марта огляделась по сторонам: – Что же ты будешь здесь мастерить для этого болвана?
– Буду вырезать вещи из дерева и украшать их резьбой. – Джеймс показал на деревянные заготовки и на инструменты. – Хозяину понравился мой кубок.
– А-а, ясно! Кубок и впрямь замечательный. Славная работа! В жизни не видела ничего лучше. Так, значит, у нашего великого лэрда теперь будет больше красивых цацек? А бедные детки будут надрывать животики, плача от голода. Зато его зад будет восседать на новом стуле с изысканной резьбой, и этот чревоугодник будет пить вино из красивого кубка. – Большая Марта энергично закивала. – В общем, не беспокой моих девушек и не сори в других комнатах. И чтобы я не видела твои деревяшки у меня на кухне!
Сказав это, Большая Марта удалилась, и Джеймс вздохнул с облегчением. Если эта женщина и узнала его, то не подала виду, а значит, не собирается поднимать шум.
Джеймс подошел к столу и провел рукой по большому куску дерева. Эта заготовка из дуба пойдет на резную каминную полку, которую заказал ему Маккей. Джеймсу не терпелось поскорее взяться за работу. Он и в самом деле был настоящим мастером и раньше часто жалел, что у него не хватает времени на любимые занятия. Может быть, удастся совместить приятное с полезным? И пока он будет собирать доказательства, необходимые для того, чтобы избавить Данкрейг от Маккея, между делом смастерит что-то, что-нибудь. Пусть Маккей думает, что все эти вещицы послужат для возвеличивания его персоны, Джеймс знает, что в конечном итоге, когда он освободится от обвинений и снова станет лэрдом Данкрейга, этими красивыми предметами будет пользоваться он сам.
– Все, что мне нужно, – это время и немножко удачи, – проговорил он себе под нос, разглядывая древесину и обдумывая, как будет выглядеть каминная полка в деталях.
Как раз в тот момент, когда Джеймс уже взялся за работу, в комнату с важным видом вошла Большая Марта, держа в руках поднос, на котором лежал хлеб с сыром и стояла большая кружка эля. Она поставила поднос на стол и посмотрела на Джеймса. Пока женщина пристально вглядывалась в его лицо, Джеймс затаил дыхание. Он боялся, что Большая Марта узнает его. В ее умных карих глазах он видел радость и любопытство.
– Я подумала, что тебе нужно подкрепиться. Потребуется много сил для важного дела, которое тебе предстоит совершить, парень, – многозначительно промолвила она, проницательно глядя на него, и сразу после этого направилась к двери.
Джеймс посмотрел на поднос с едой и на высокую кружку эля. Большая Марта узнала его – теперь он в этом не сомневался. Как, интересно? Джеймс был уверен, что ему удалось измениться до неузнаваемости. Конечно, Большая Марта была знакома с ним, но Эдмунд и Ида тоже давно его знали. А они согласились с Джеймсом, что в новом обличье никто не признает в нем бывшего лэрда Данкрейга.
– Лучше всегда держи глаза долу, парень. Эти зеленые глаза женщинам не так-то просто забыть, – напоследок сказала Большая Марта, выходя из комнаты.
Джеймс оглянулся, но увидел только, как в дверном проеме мелькнул подол ее юбки. Джеймс чертыхнулся – одной повязки на глазу явно недостаточно для маскировки. Теперь он будет строить из себя скромника и опускать глаза, когда с ним попытается заговорить какая-нибудь девушка из тех, что жили в Данкрейге, когда он был здесь лэрдом. Когда все закончится, они вместе с его родней дружно посмеются над этим.
Джеймс собирался притвориться робким, застенчивым малым, сторонящимся женщин, который с трудом изъясняется на местном наречии. Он будет остерегаться выражать чувства к своему собственному ребенку. Он будет исполнять роль слуги, несмотря на то что у него руки чешутся – до того ему хочется свернуть Маккею шею. А вместо этого ему придется, стиснув зубы, прятаться под маской и терпеливо искать доказательства преступлений, совершенных этим ужасным человеком.
Задача перед Джеймсом стояла чрезвычайно трудная, он боялся, что долго не выдержит. А поэтому нужно как можно быстрее доказать свою невиновность – иначе он сойдет с ума от всех этих игр.
Глава 3
– А что ты делаешь?
Джеймс обрадовался, что успел закончить вырезать сложный изысканный завиток на заготовке каминной полки. Иначе, услышав милый звонкий детский голосок, от которого сладко защемило сердце, он мог испортить узор, потому что его рука дрогнула. Мегги! Его ненаглядная девочка! Он медленно повернулся. Вот уже целую неделю Джеймс жил в Данкрейге, но только сейчас наконец-то ему посчастливилось встретиться с дочерью. Мегги сама подошла к нему, движимая любопытством, и вот теперь ему представилась возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Джеймсу так хотелось подбежать к ней, схватить на руки, прижать к себе и закружить по комнате! Но ему нельзя выдавать себя.
– Я делаю полку для камина. Понимаешь? – ответил он.
Мегги осторожно вошла в мастерскую. У Джеймса сердце кровью обливалось, когда он видел, что девочка смотрит на него с опаской, готовая чуть что броситься наутек. А ведь от природы Мегги была жизнерадостна и доверяла людям! Очевидно, жизнь в Данкрейге с Доннелом Маккеем научила ее быть острожной и остерегаться людей. Жить в страхе, не чувствуя себя в безопасности в стенах собственного дома, – плохая жизненная школа для ребенка. Джеймс не сомневался, что этим страхом Мегги, а также все остальные в Данкрейге были обязаны вспыльчивому характеру Маккея. Джеймс мысленно пообещал себе, что в один прекрасный день он заставит Доннела заплатить и за это преступление точно так же, как и за все остальные его злодеяния.
– Я вырезаю каминную полку для покоев лэрда, поняла? Уи? – объяснил Джеймс, когда Мегги остановилась возле него и, насупив брови, посмотрела на Джеймса.
– О да! Я понимаю вас, сэр. Хотя вы говорите немножко не так, как все. Нет, мне просто интересно, зачем сэр Маккей велел вам мастерить для него эту полку? У него же уже есть каминная полка. Зачем ему понадобилась еще одна? – Мегги подошла поближе, внимательно разглядывая кусок дерева, над которым только что трудился Джеймс. – Ух, как красиво!
– Спасибо, ты очень добра. – Мегги рассмеялась, а он улыбнулся ей в ответ, с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее. – Почему ты назвала лэрда сэр Маккей? Разве он – не твой папа?
– Нет, хотя он всем рассказывает, что я его дочь. – Мегги заметно нервничала. – Но только, пожалуйста, никому не говорите, что я вам это сказала, хорошо?
– Я никому об этом не расскажу – никогда. Это будет наш секрет, о котором никто не должен знать. Уи?
– Да, это секрет. Я знаю, он поцеловал мою маму, но все равно он не мой отец. Он целовал многих женщин. Мой папа был красивый и добрый. И еще он был очень веселым, всегда улыбался. А сэр Маккей только и знает, что кричать и бросаться на всех с кулаками. Он плохой человек, злой.
«Я знаю, он поцеловал мою маму»… Эти слова девочки словно полоснули Джеймса по сердцу. Он не сразу смог ответить на неожиданное признание Мегги.
– Да, но если кто-то кого-то поцеловал, это не значит, что у них будут дети. А где твоя няня?
– Аннора? Она работает в саду. Вон там, видите? – Мегги показала испачканной в земле рукой в сторону сада. – Я ей помогаю. Мне захотелось пить, и я пошла в дом. Я ходила на кухню, и Большая Марта дала мне воды. И почему только эту женщину зовут Большая Марта? Ведь она – маленького роста. Почему ее так прозвали?
– Может, ее так называют в шутку? Чтобы люди больше улыбались?
– А-а. Выходит, они ее дразнят? Как вы думаете, ей не обидно?
– Нон. По-моему, она вполне довольна своим прозвищем. У нее большое сердце, понимаешь? И она сильна духом.
Мегги улыбнулась и кивнула, встряхнув кудряшками.
– Большая Марта и правда добрая и очень сильная, поэтому все ее слушаются. – Девочка перевела взгляд на заготовку, над которой трудился Джеймс: – У вас получается очень, очень красиво, правда. Можно мне будет потрогать это, когда я вымою руки?
– Уи. Мне еще многое предстоит сделать. Я почти все время буду здесь. Можешь в любое время приходить ко мне в мастерскую, если хочешь.
– Мегги!
– Это Аннора. Мне нужно бежать, а то она будет волноваться, понимаете?
В тот же миг Мегги убежала. Джеймс с тоской посмотрел на дверь, за которой только что исчезла ее фигурка. Он был погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Слова дочери, сказанные невинным тоном, не давали ему покоя.
«Я знаю, он поцеловал мою маму».
Джеймс пытался успокоиться, говоря себе, что Мегги все это почудилось, что это – ее детские фантазии. Ведь Мегги было всего два года, когда умерла Мэри. Ребенок такого возраста не мог понимать, что именно она видела, да к тому же три года держать это в памяти. Однако Джеймс ничего не мог с собой поделать, потому что слова Мегги никак не давали ему покоя.
Неужели Мэри была ему неверна? Он не мог в это поверить. Его жена была болезненно стыдлива. Она чувствовала неловкость даже во время занятий любовью. А может быть, это была вовсе не стыдливость? Вдруг все объяснялось тем, что Мэри были неприятны его прикосновения? Джеймс всегда надеялся, что со временем она начнет испытывать удовольствие от интимной стороны брака. Неужели, лежа с ним в постели, Мэри думала о другом мужчине, с которым у нее, возможно, была связь? Может быть, с тем, другим, она давала волю своей страсти? Неужели его милая скромница Мэри любила другого?
Он с такой силой сжал в руке шило, что чуть не сломал его. Джеймс всегда недоумевал, зачем Мэри принимала у них дома Доннела Маккея. Может быть, ему нужно было внимательнее следить за ними? Было нелегко осознавать, что его так долго дурачили, но, очевидно, настало время взглянуть на свой брак критически. Ему было по-прежнему трудно представить, что Мэри его обманывала.
После того как он более-менее свыкся с мыслью о том, что Мэри, возможно, совсем не та милая, стыдливая женушка, которой он всегда ее считал, Джеймс начал сомневаться в том, что она умерла на самом деле. Тело, найденное после пожара, так сильно обгорело, что эту женщину невозможно было узнать. Все решили, что это Мэри, потому что свидетели утверждали, будто видели ее в маленькой хижине во время пожара. На обуглившейся руке было кольцо, которое он сам надел ей на палец на их свадьбе. К тому же были найдены обгоревшие кусочки ткани от платья, в которое Мэри была одета в тот день. Тем не менее сомнения все же оставались. Здесь было над чем задуматься, и теперь случившееся представлялось Джеймсу совсем иначе. И все же ему было трудно предположить, что Мэри была искусной интриганкой и что она с леденящим душу расчетом разработала и претворила в жизнь столь коварный план. Да еще к тому же так долго не объявлялась, продолжая от всех скрываться.
Джеймс постарался отвлечься от тяжелых мыслей, сосредоточившись на орнаменте. Неспешная, кропотливая работа, как обычно, успокаивала ему нервы и придавала четкость мысли. Одно Джеймсу стало ясно: Данкрейг на самом деле таит гораздо больше загадок, чем он предполагал. А это значит, что нужно сохранять хладнокровие, нельзя возбуждать ничьих подозрений, пока он занимается расследованием. Однако в глубине души Джеймс надеялся, что в конечном итоге истина не будет заключаться в том, что он был слепцом и болваном, купившимся на нежные улыбки и стыдливый румянец бесчестной и коварной женщины, и сам стал причиной своих несчастий.
– Где ты пропадала? – спросила Аннора Мегги, когда девочка подбежала к ней. – За это время можно было выпить не стакан воды, а целое ведро.
Мегги рассмеялась:
– Я разговаривала с тем мужчиной, который вырезает из деревяшек красивые вещицы.
Аннора бросила взгляд на дом, а потом строго посмотрела на Мегги:
– Нельзя мешать человеку во время работы.
– А он сказал, что я ему не мешаю.
– Может быть, мастер Лавенжанс из вежливости не попросил, чтобы ты оставила его в покое.
– Нет, он со мной беседовал.
– Ну что ж, это очень мило с его стороны. И все-таки не стоит ему надоедать.
– Он сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу, и смотреть, как он работает. И что, когда я вымою руки, мне можно будет потрогать красивые вещицы, которые он мастерит из дерева.
Первым побуждением Анноры было заявить свое решительное «нет» и запретить девочке делать то, что ей хочется, но мастер Лавенжанс и впрямь творит из дерева чудеса. Такой поразительной красоты Аннора в жизни не видела. Нет ничего удивительного в том, что Мегги так живо интересуется его работой. Глупо запрещать ребенку дружить с этим человеком только из-за соображений безопасности. Девочка и так ничего хорошего не видит в жизни. Запрет может сломить ее дух и притупить естественное детское любопытство и жажду новых впечатлений.
– Ну ладно! Когда вымоешь руки, сходи и посмотри на его работу, если уж тебе так этого захотелось, – наконец смягчилась Аннора. – Можешь поступать так и в дальнейшем, если мастер Лавенжанс не возражает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28