Я письмо написал, надеюсь послать из Красноярска. Но там, может бы
ть, привезут прямо в тюрьму. Поэтому напишите вы ей Ч из двух писем одно д
ойдет наверняка.
Саша положил бумажку с адресом в карман.
Милиционер и возчик кончили пить чай, вышли на улицу.
Всеволод Сергеевич оделся, взял мешок, опустил его на пол.
Ч Ну что же, попрощаемся, Саша.
Они обнялись, расцеловались.
Всеволод Сергеевич зашел на кухню, попрощался с хозяевами и вышел на ули
цу, положил мешок в сани.
В дверях стояла девчонка, дочь хозяйки, в накинутой на плечи шубейке.
Ч Ну, еще раз!
Всеволод Сергеевич и Саша расцеловались.
Всеволод Сергеевич сел в сани, укрыл ноги полостью, весело проговорил:
Ч Тронули, что ли!
Сани заскрипели...
Саша стоял, смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом.
И девочка стояла в дверях, смотрела.
Ссыльных в Мозгове осталось только двое: Саша и Лидия Григорьевна Звягур
о.

3

А на Арбате жизнь продолжалась по-прежнему, будто не было ссылок, тюрем, л
агерей, не было заключенных.
Знакомые заключенных, знакомые этих знакомых жили, как и жили. О них, о ряд
овых тружениках, об их славных делах писали в газетах, сообщали по радио, г
оворили на собраниях.
О таких, как Саша Панкратов, тоже писали в газетах, сообщали по радио и гов
орили на собраниях, но как о врагах, которых надо уничтожить. И тех, кто им с
очувствует, тоже надо уничтожить.
Так как никто не хотел быть уничтоженным, то никто не выражал сомнения в т
ом, что надо уничтожать людей, суда над которыми не было и о вине которых у
знавали из коротких газетных сообщений.
Безопаснее было вообще о них не говорить. Лучше говорить о другом. Наприм
ер, об отважных полярных летчиках, вывозивших в прошлом году со льдин Лед
овитого океана экипаж потерпевшего кораблекрушение парохода «Челюски
н». А если и приходила кому-нибудь в голову мысль, что спасение из тюрем не
винных людей не менее важно, чем спасение «челюскинцев», то вслух эту мыс
ль не высказывали.
Юрий Денисович Шарок носил теперь шпалу Ч старший оперуполномоченный
Ч и подчинялся непосредственно начальнику первого отделения Александ
ру Федоровичу Вутковскому и его заместителю Штейну.
Вутковский и Штейн ценили Шарока: серьезный, добросовестный, исполнител
ьный работник. И перспективный. Перспективным считался здесь тот, кто мо
г не только «расколоть» подследственного, не только заставить его призн
ать собственную вину, но, что главное, вывести его на связи, создать не еди
ничное, а групповое дело. Члены группы, в свою очередь, выведут следствие н
а новые связи. Таким образом, создается задел, обеспечивающий непрерывно
е функционирование карательных органов.
Шарок это усвоил хорошо, усвоил и много других истин, в частности ту, что н
е надо цепляться ни за чей хвост. Березин к нему благоволил, но Шарок держа
лся на расстоянии. И правильно. Березин загремел на Дальний Восток. И рабо
тников его рассовали кого куда. Так что ходишь по острию ножа. Сохранитьс
я здесь можно только величайшей осторожностью. Тем более, отделение их с
амое актуальное. Во втором отделении Ч меньшевики, бундовцы, анархисты,
в третьем Ч всякие национальные движения Ч мусаватисты, дашнаки и тому
подобное, в четвертом Ч эсеры, в пятом Ч церковники. Тихие отделения, ка
кие теперь меньшевики и эсеры... Шарок с удовольствием бы туда перешел. Как
-то ему представилась возможность перейти на церковные дела, но он после
некоторого колебания отказался. Не хотел связываться с Господом Богом. Ш
арок не верил в Бога. Но к богомольности матери относился терпимо Ч ее де
ло. Да и черт его знает! Верят же в Бога образованные люди, академик Павлов
например. Ученый с мировым именем, а завел церковь в Колтушах, бьет поклон
ы. Правительство между тем его ласкает, сам товарищ Сталин относится с ув
ажением.
Бог не Бог, а что-то необъяснимое существует. Судьба, что ли... Как он горева
л тогда, в октябре 1934 года: из-за дерьмового аппендицита не поехал в Ленинг
рад, к Запорожцу. А поехал бы Ч трубить ему сейчас в лагере.

Юра тогда вернулся с работы, как обычно, под утро, и часов в семь, наверно, ег
о скрутило. Боли были непереносимые, тело будто разламывало пополам, ни в
здохнуть, ни выдохнуть, на правый бок ложился, на левый, подтягивал ноги к
груди, ничего не помогало, не мог сдержать стона.
Мать металась по комнате: «Может, грелку поставить?» Слава богу, отец еще н
е ушел на работу, догадался, в чем дело, не разрешил ставить грелку, сказал:
«Будем вызывать карету „Скорой помощи“». Юра отказывался: карета «Скоро
й помощи» наверняка увезет его в больницу, а ему вечером «Красной стрело
й» ехать в Ленинград к Запорожцу, из больницы могут не отпустить, и накрое
тся поездка, пропадет Ленинград, опять ему ходить под Дьяковым.
Ч Давай телефон, Ч настаивал отец.
Ч Не надо звонить, сейчас пройдет.
Ч Не дашь свою «скорую», вызову городскую.
Юра попытался сесть на постели, застонал, повалился на подушку, нет, терпе
ть невозможно, «скорая» хоть укол сделает, и боль пройдет. Он показал, отку
да достать записную книжку. Через полчаса пришла машина, Юру вынесли на н
осилках, весь дом глядел, весь подъезд переполошился. Привезли на Варсон
офьевский, в больницу НКВД сразу положили на стол, прооперировали. Сказа
ли, шов снимут дней через десять. Все! Накрылся Ленинград! Как горевал тогд
а, как горевал, а выходит, аппендицит спас его. Вот и не верь после этого в су
дьбу.
Ч Ваше счастье, вовремя привезли, а еще часа два-три, и был бы перитонит,
Ч сказал профессор Цитронблат, делавший ему операцию. Лучший хирург, и ч
то интересно: с протезом вместо ноги.
Но, как оказалось, не только в том было счастье, что от перитонита спасли, г
лавное Ч не поехал в Ленинград.
Дня через два после операции принесли ему пакет с фруктами Ч апельсины,
мандарины, яблоки Ч и записку: «Юрочка, как ты себя чувствуешь? Что тебе н
адо, напиши. Лена».
Юра опустил записку. Лена пришла! Пришла все-таки! Уставший, измученный бо
лью, он расчувствовался, даже в горле запершило. Значит, любит его, если вс
е простила, не ревнует больше.
Правда, мелькнула и неприятная мысль: а может, это их интеллигентские шту
чки?.. Что бы ни было в прошлом, надо в трудную минуту прийти на помощь, прояв
ить внимание, сочувствие. Так принято у приличных людей, ведь о
ни приличные люди... Никто к нему не пришел, а она пришла. Только В
утковский Александр Федорович звонил, справлялся о здоровье, но он начал
ьник, ему положено проявлять заботу о подчиненных. Ну и мать, конечно, прих
одила. Принесла какую-то бестолковщину, пироги, дура, испекла, хоть бы у вр
ача спросила, что можно, чего нельзя. А ему тут ничего и не нужно, кормят хор
ошо, центральная больница НКВД все-таки... А Лена по-интеллигентному: манд
арины, апельсины Ч не еда, не пироги с гречневой кашей, а знак внимания.
И все же не из приличия она явилась! Не может забыть его. Такие, как она, не з
абывают. И таких, как он, тоже не забывают. Не хлюпик Мужчина!
Ч Пишите ответ, Ч сказала сестра.
Ч Трудно писать... Пусть зайдет на пару минут.
Ч В палату нельзя. Начнете ходить, выйдете в коридор, у нас тут зальчик ес
ть для посещающих. Потерпите.
На обороте Лениной записки Юра написал:
«Леночка, спасибо за передачу. Мне ничего не надо, все есть, не беспокойся.
Хочется повидаться. Через два дня мне позволят ходить, и я выйду к тебе. Пр
иходи...»
И, подумав, дописал: «Целую».
Через два дня Юре позволили вставать, в тот же день пришла Лена.
Они сидели в небольшом холле неподалеку от Юриной палаты. У Лены на плечи
был наброшен белый халат с болтающимися завязками, под халатом синий кос
тюм, белая блузка, на ногах высокие боты, обтягивающие полные, сильные ног
и. Никогда он не мог равнодушно смотреть на ее ноги, и запах ее духов волно
вал... Красивая, здоровая, сияющая, а он в уродливом фланелевом халате, под х
алатом нижнее белье, на ногах шлепанцы, небритый.
Ч Узнала меня, Ч усмехнулся Шарок, Ч я, наверное, похож на покойника?
Ч Не преувеличивай, Ч улыбнулась Лена, Ч немного бледный, это естеств
енно в больнице. Сколько тебя здесь продержат?
Ч Недели две-три.
Ч Не горюй, я буду тебя навещать.
Хорошая все-таки баба! Чужая, но хорошая, годится! Добрая, ласковая, любит е
го, он это видит, опять на все готова ради него, и тем не менее есть какая-то
точка отталкивания, так, что ли, это называется по-научному. Именно ее доб
рота, ласковость, порядочность, деликатность, все, что так приятно в ней, п
ротивопоказано ему Ч он не может быть с ней откровенен, не может быть так
им, каков есть на самом деле.
С Викой Ч поблядухой Ч он мог бы быть откровенным, конечно, будь она не с
тукачкой, а женой. С ней можно было бы говорить начистоту, выложить всю под
ноготную без всяких там цирлих-манирлих, и поняла бы, и совет хороший дала
. А с Леной нельзя. Нужно приспосабливаться к ее представлениям о морали и
нравственности. А какая мораль и нравственность в его деле, в его жизни, да
и существуют ли они вообще?
Какая мораль и нравственность у ее отца, уважаемого Ивана Григорьевича Б
удягина? Скольких людей он перестрелял, будучи председателем Губчека? Ка
кой моралью руководствовался, отправляя людей на тот свет? Интересами пр
олетариата? А кто определил эти интересы? Партия? Ленин? Прекрасно. И он, Ша
рок, тоже руководствуется интересами пролетариата, только определяет и
х теперешний вождь партии Ч товарищ Сталин. Но объяснять все это Лене бе
ссмысленно. О людях он должен говорить, как и она, уважительно, о преследуе
мых тоже, как и она, с сочувствием. Сказал однажды что-то поперек, она не воз
разила, но посмотрела испуганно, испортила ему настроение.
В постели баба горячая, покорная, притягивает к себе, не оторвешься. Все эт
о так, но и поговорить ведь с кем-то надо... Какой толк из того, что она таскае
тся к нему в больницу каждый день?
Ему бы выложить ей все, что его волнует, погоревали бы вместе, что сорвался
Ленинград, прикинули бы, кто из ребят мог попасть на его место в команду З
апорожца. А вместо этого они болтают о какой-то чепухе, говорит он не то, чт
о думает, все время настороже, как бы не сказать не то слово, как бы не увиде
ть ее испуганные глаза, это тяготило Шарока. Но и порывать не хотелось...
Шарок выписался из больницы, и их встречи снова возобновились от случая
к случаю.
Юра работал по ночам, Лена работала днем. Да и встречаться было негде: квар
тира дьяковской Ревекки отпала, хватит с него того провала с Викой. Пару р
аз они съездили на дачу к Лене в Серебряный Бор, дача зимой отапливалась, н
о по выходным кто-то приезжал и на каникулах жил Владлен, катался на лыжах
.
Как-то Юра позвонил ей вечером с работы. Она обрадовалась, спросила, как д
ела.
Ч Устал, как собака, возился тут с одним сукиным сыном.
Она, конечно, тут же замолчала. Чистоплюйка. Принцесса. Не то сказал, видит
е ли, не для их нервов такие слова. Он измотан, как мочалка, не может же он вз
вешивать каждую фразу.
Ч Ладно, не думай о наших заботах. Расскажи о своих.
Ч У меня ничего, все по-прежнему.
Ч Я тебе просто так позвонил, Ч сказал Шарок, Ч давно не слышал твой гол
ос. Как майские проведем?
Ч А сколько ты будешь свободен?
Ч Два дня.
Ч И я два дня. Давай поедем куда-нибудь.
Ч Куда?
Ч Придумаем... У нас три недели впереди.
Ч Добро, Ч сказал Шарок, Ч давай думать.

Это были два упоительных дня. Специально поданный автобус привез их в по
дмосковный закрытый санаторий для научных работников.
Ч Как достала путевки? Ч спросил Юра.
Лена ответила уклончиво:
Ч Какая разница.
Но когда предъявляла талоны администратору, Юра увидел, что выписаны они
на фамилию Будягина. Понятно, папаша расстарался для доченьки.
Дом шикарный, но ни одного знакомого лица вокруг, а Лена здоровалась со мн
огими. Назвала Юре несколько фамилий Ч ученые, есть среди них и академик
и, приехали с женами и детьми провести два дня первомайских праздников.
Им дали небольшую комнату, окна выходили в березовую рощу. Ветки на дерев
ьях еще голые, но уже были как бы окутаны еле заметным светло-зеленым обла
чком, значит, листья вот-вот проклюнутся из почек.
Ч Только весной у берез бывают такие белые стволы, Ч Лена посмотрела на
Юру, Ч ты не замечал?
Нет, он не замечал.
Ч Я уже и не помню, когда последний раз был за городом.
Из-под прошлогодних листьев высовывалась молодая травка, дни стояли пре
красные, солнечные, теплые, но лес еще не просох, под ногами хлюпала вода, т
ропинки влажные. Все ходили без пальто, женщины закатывали рукава на пла
тьях, холеные, породистые бабы.
Играли в волейбол, в крокет, Шарок крокет видел впервые, старомодная игра,
смешно было смотреть, как солидные академики и их дамы спорят и ссорятся
из-за каких-то непонятных Юре правил: дотронулся до шара Ч не дотронулся
, прошел ворота Ч не прошел. И те, кто наблюдал за игрой, тоже вмешивались в
эти споры, игравшие вежливо, но твердо и даже язвительно просили не мешат
ь им.
В общем, на крокетной площадке было довольно забавно. Юра смотрел, как игр
ала Лена, улыбался ей, когда они встречались глазами. На вид такая далекая
от спорта, большая, медлительная, она, как убедился Юра в Серебряном Бору,
прекрасно плавала, здесь хорошо играла в крокет и в волейбол хорошо игра
ла. Молодец, спортивная баба, оказывается. Веселая, глаза блестят, была вни
мательна к Юре.
Они уезжали на второй день к вечеру. После обеда прилегли... И, когда наступ
ила пора вставать, она, лежа на его руке, спросила:
Ч Хорошо было здесь, правда?
Ч Да, подходяще, Ч в полудреме ответил он.
Ч А ведь мы с тобой расстаемся, Юра, Ч сказала она спокойно. И, как показа
лось Юре, даже улыбнулась.
До него не сразу дошел смысл ее слов.
Ч Не понимаю.
Ч Я говорю, что мы с тобой расстаемся, Юра, и на этот раз навсегда.
Ч Почему вдруг?
Ч Это не вдруг. Это я решила не сегодня. Но я хотела с тобой расстаться хор
ошо, даже счастливо.
Ч Поэтому и привезла сюда?
Ч Поэтому и привезла.
Ч Ну что ж, красиво, элегантно, по высшему классу. Королева, так сказать, от
страняет своего фаворита. И все же хотелось бы знать причину.
Ч Причину? Ч Она откинулась, легла на спину, заложила руки за голову. Ч
Стоит ли называть причину... Мы с тобой не дети уже, не юные влюбленные. Таки
е встречи по телефонному вызову не для нас... Не думай, это я не к тому, чтобы
мы поженились.
Ч А почему?.. Может быть, я хочу жениться на тебе.
Она засмеялась.
Ч Может быть, ты хочешь. А я, может быть, не хочу.
Да он и не собирался жениться на ней. Смешно говорить об этом. Но самолюбие
его было задето.
Ч Чем же я не подхожу тебе, интересно?
Ч Ты мне подходишь, и я тебе вроде бы подхожу Но это здесь, на этой или како
й-нибудь другой постели. Но постель Ч это еще не вся жизнь.
Ч Ты что, опять заревновала к Вике?
Ч А откуда ты знаешь, что я ревновала к Вике, я тебе на этот счет ничего не
говорила.
Ч Ты не говорила, а я знаю, мне все положено знат ь .
Ч Эту фразу Шарок любил вставлять к месту и не к месту.
Ч Ну, так вот: и я знаю. Знаю, зачем и в качестве кого Вика приходила на ту кв
артиру.
Теперь он приподнялся на локте. Что-то тут неясно, попахивает неприятным.
Она знает, что Вика была осведомительницей. Откуда знает? Не призналась л
и сама Вика? Тогда у него прокол.
Ч В качестве кого же она ко мне приходила?
Ч Я не желаю обсуждать эту тему.
Он услышал в ее голосе металлическую будягинскую твердость.
Ч Мне эта тема не интересна. И от меня это никуда дальше не пойдет. Так что
не беспокойся: никакого вреда я тебе никогда, ни при каких обстоятельств
ах не причиню. Это ты прекрасно знаешь. Да, когда я увидела Вику у тебя, я воз
мутилась и порвала наши отношения. Но потом поняла, что была неправа. Так ч
то тот случай не имеет сейчас никакого значения. Почему мы расстаемся? Не
хотела говорить, но, если ты настаиваешь, скажу: я опять беременна, Юра. Я жд
у ребенка. И, как ты, вероятно, догадываешься, больше никакой горчицы не бу
дет. У меня родится сын или дочь. Я тебя ни к чему не принуждаю. И алиментов с
тебя не потребую, и отцом тебя не запишу Ч я знаю, ты этого не хочешь.
Ничего себе новости! Даже не так поразило само это известие, как ее спокой
ный, властный голос.
Ч Почему, собственно говоря?.. Ч начал Шарок.
Но она перебила его:
Ч Не возражай! То, о чем мы говорим, не повод для словоблудия.
Она не повысила голос, но в нем опять слышалась их, будягинская, категорич
ность.
Ч Этот брак не нужен нам обоим, зачем же притворяться?
Шарок встал, подошел к окну, раздвинул шторы, долго стоял так.
Правильно все. Он ей не нужен, и она ему не нужна. Войти в чужую семью, вечно
жить с внутренним напряжением, обдумывать каждую фразу, это исключено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12