Ч К Эгерту, к Эгерту зайди, Ч повторил Будягин, Ч позвоню ему. Значит, в ю
рисконсулы?
Так и сказал Ч юрисконсулы. Царапнул по сердцу.
И все же цель достигнута. Результат Ч только он имеет значение. Вот как эт
о делается! Одним трудно, другим все легко. Раньше легко было тем, кто имел
деньги, теперь тем, у кого власть.
Кончено с институтом, со столовой, пропахшей кислой капустой, с ненавист
ными субботниками, нудными собраниями, вечными проработками, страхом ск
азать не то слово. Он даже ни разу не появился в институте в новом костюме,
не хотел выделяться среди студентов, выклянчивающих в профкоме ордер на
брюки из грубошерстного сукна.
Они, конечно, будут заседать, произносить слова, Юра представлял их вражд
ебные лица, угрюмую непробиваемость вожаков. Увиливаешь, Шарок, дезертир
уешь… А он будет стоять перед ними спокойный, улыбающийся. Что, собственн
о, случилось? Из-за чего шум? Он возвращается в коллектив, который его выра
стил. Раньше там было семьсот рабочих, теперь пять тысяч. Первенец пятиле
тки! Работа на нем Ч честь для молодого специалиста. Он сам добивался это
го назначения? Почему же сам? Просто не отрывался от завода. И, ко
гда его спросили, хочет ли он после института вернуться обратно, ответил
«хочу». А что должен был ответить? Он гордится вниманием к его судьбе, судь
бе простого советского человека.
Так он им вмажет. Тут-то они и завиляют. Даже похлопают по плечу: «Давай, мол
, Шарок, действуй, давай!»
Он ощутил свою силу, свое превосходство и над теми, в институте, и над этим
и Ч здесь, в Пятом доме Советов. Эти властные интеллигенты всегда лишь сн
исходили к нему. Обратись к Будягину с такой просьбой Сашка Панкратов, Бу
дягин бы ему отказал Ч работать надо там, куда посылает партия! А тому, ко
го не уважаешь, можно бросить кусок. И эти ребята, сидящие в просторной сто
ловой, его школьные друзья, тоже никогда не уважали его. И сейчас презираю
т за то, что он прибегает к помощи Ивана Григорьевича. Пусть думают, что хо
тят. Быть может, он ходил к Будягину за советом. Как к старшему товарищу. Во
т именно, как к старшему товарищу ! Впрочем, они не спросят, зачем
ходил, деликатные.
Ч Привет! Ч сказал Шарок.
Ч Привет! Ч ответил за всех Максим Костин.
В отутюженной гимнастерке, до блеска начищенных сапогах, с тщательно при
чесанными русыми волосами, широкоплечий, румяный, Максим сиял, как полож
ено сиять молодому курсанту, получившему увольнительную на целый день.

Рядом с ним на диване сидела Нина Иванова, приминала пятками наполовину
снятые туфли. «Купила бы, дура, номером побольше», Ч подумал Шарок. Никог
да Нинка не умела одеваться, и в пир, и в мир Ч в одной кофте. И причесыватьс
я не умела, прикрывать надо лоб лошадиный, а не откидывать патлы назад.
Вадима Марасевича он похлопал по плечу. К этому безвредному пустобреху,
сынку известного московского врача, Юра относился миролюбиво. Тучный, ры
хлый, с толстыми губами и короткими лохматыми, как у рыси, бровями над мале
нькими мутными глазками, Вадим, развалясь в кресле, рассуждал об Уэллсе.

Маленький Владлен Будягин делал уроки, сидел, разбросав по столу тетради
, поджав под себя ноги в длинных коричневых чулках. Лена рассеянно следил
а за движением пера, которым брат выводил косые буквы, улыбнулась Юре, кив
нула Ч садись…
Вот и вся их компания. Нет только Саши Панкратова.
Ч Уэллс предсказывает войны, эпидемии, распад США, Ч говорил Вадим, Ч а
потом власть возьмут ученые и летчики.
Ч История человечества не фантастический роман, Ч возразила Нина, Ч в
ласть берут классы.
Ч Бесспорно, Ч снисходительно согласился Вадим, Ч но интересен ход мы
слей: ученые и летчики Ч рычаги будущей власти, технократия, покорившая
пространство.
Ч Братцы, Ч сказал Максим, Ч вооружаться будет Германия, все вооружаю
тся.
Ч Гитлер долго не продержится, Ч возразила Нина, Ч восемь миллионов г
олосовали за социал-демократов, пять Ч за коммунистов.
Ч А Тельмана спрятать не смогли, Ч вступил в разговор Юра, имея в виду, чт
о пять миллионов, не сумевших сберечь одного, ничего не стоят.
Но никому и в голову не пришло искать в его словах тайный смысл. Слишком он
и верили сами, чтобы ставить под сомнение веру товарища. Они могли спорит
ь, ссориться, но были непоколебимы в том, что составляло смысл их жизни: ма
рксизм Ч идеология их класса, мировая революция Ч конечная цель их бор
ьбы, Советское государство Ч несокрушимый бастион международного про
летариата.
Ч Отучились от конспирации, Ч сказал Максим.
Ч Димитров трясет это государство, как грушу, Ч подхватил Вадим Марасе
вич, Ч феерическое зрелище, процесс века!
Он заговорил о процессе Димитрова, о возможности войны, то есть о симптом
ах ее, понятных ему и непонятных другим. Но здесь хорошо знали Вадима и не
дали ему разглагольствовать. Новая бойня? Человечество не забыло мирову
ю войну, унесшую десять миллионов жизней. Нападение на Советский Союз? Ра
зве допустит это мировой рабочий класс? И Россия уже не та. Выдают чугун Ма
гнитка и Кузнецк, пущены Сталинградский, Челябинский и Харьковский трак
торные заводы, Горьковский и Московский автомобильные, «Фрезер», «Калиб
р», «Шарикоподшипник», построены первые советские блюминги.
Их сердца наполнялись гордостью. Вот она, их страна, ударная бригада миро
вого пролетариата, оплот грядущей мировой революции. Да, они живут по кар
точкам, отказывают себе во всем, зато они строят новый мир. Когда люди голо
дны, тучные витрины торгсинов Ч отвратительное зрелище. Но на это золот
о будут построены заводы Ч залог будущего изобилия.
Так они говорили всегда. И все здесь такое, как всегда. Натертые полы, длин
ный стол под низким абажуром, на столе мармелад Ч покой устроенного сан
овного дома. Разливая чай, Ашхен Степановна спрашивает: «Максим, тебе с ли
моном?» Ч и, как всегда, русское имя «Максим» в устах этой армянки кажется
Шароку нарочитым.
И все же? Чего достигли они, которым все доступно? Нина Ч учительница, Лен
а Ч переводчица с английского в технической библиотеке. Максим кончает
пехотное училище, будет тянуть армейскую лямку. Они простодушны Ч вот в
чем их роковая слабость. Таковы были мысли Юрия Шарока. Но спросил он след
ующее:
Ч Ребята, а где же Саша?
Ч Не придет, Ч ответил Максим.
В его коротком ответе Шарок уловил неприятную ему сдержанность комсомо
льских активистов, знающих то, чего не должны знать другие.
Ч Что-нибудь случилось?
Лена сказала, что у Саши неприятности и ее отец звонил Глинской.
Несгибаемый Сашка! Вот это номер! Юра пришел в хорошее настроение. Когда е
го, Шарока, принимали в комсомол, Саша произнес короткое «не доверяю» и во
здержался при голосовании. На заводе Шарока определили в ученики к фрезе
ровщику, а Саша вызвался идти на срочную разгрузку вагонов и на год застр
ял в грузчиках Ч стране, видите ли, нужны и грузчики. Хотел поступить на и
сторический, пошел в технический: стране нужны инженеры. Из того же матер
иала, что и Будягин, недаром тот так его любит. Но что все же произошло? Будь
это ерунда, Будягин бы не вмешивался.
Ч У нас в институте, Ч сказал Юра, Ч один парень подал на собрании репли
ку: «Что такое жена? Гвоздь в стуле…»
Ч Вычитал у Менделя Маранца, Ч заметил Вадим Марасевич.
Ч …А собрание было по поводу Восьмого марта. Его исключили из института,
из комсомола, из профсоюза…
Ч Реплика была не к месту, Ч сказала Нина Иванова.
Ч Всех исключать, кто же останется? Ч нахмурился Максим.
Ч Когда исключения становятся правилом, они перестают быть исключение
м, Ч сострил Вадим.

Лена Будягина родилась за границей, в семье политэмигрантов. После револ
юции она жила там с отцом Ч дипломатом и вернулась в Россию, нетвердо зна
я родной язык.
А она не хотела отличаться от товарищей, тяготилась тем, что подчеркивал
о исключительность ее положения. Была болезненно чувствительна ко всем
у, что казалось ей истинно народным, русским.
Юрка Шарок, простой московский рабочий парень, независимый, самолюбивый
и загадочный, сразу же привлек ее внимание. Она помогала Нине Ивановой ег
о воспитывать, но сама понимала, что делает это не только из интереса обще
ственного. И Юра это понимал. Однако в школе дела любовные третировались
как недостойные настоящих комсомольцев. Дети революции, они искренне сч
итали, что отвлечение на личное Ч это предательство общественного.
После школы Юра, не делая решительных шагов к сближению, искусно поддерж
ивал их отношения на той грани, на которой они установились: иногда звони
л, звал в кино или в ресторан, заходил, когда собиралась вся компания. Обня
в Лену в коридоре, Юра перешел эту грань. Неожиданно, грубо, но с той решите
льностью, которая покоряет такие натуры.
Несколько дней она ждала его звонка и, не дождавшись, позвонила сама, прос
то так, как они обычно звонили друг другу. У нее был ровный голос, она стара
лась четко произносить окончания слов, обдумывая ударения, и говорила ме
дленно, даже по телефону чувствовалась ее застенчивая улыбка. Но Юра жда
л звонка.
Ч Я сам собирался звонить тебе. У меня на шестое два билета в Деловой клу
б. Будут танцы. Пойдем?
Ч Конечно.
Шестого ноября вечером он зашел за ней. Она вышла к нему в длинном вечерне
м платье, голубовато-зеленом, с коротким шлейфом. От нее пахло незнакомым
и духами, в черных гладких волосах блестела нитка жемчуга Ч женщина сов
сем из другой жизни, пронзительно красивая и эффектная. Только улыбка бы
ла по-прежнему застенчивая, этой улыбкой она как бы спрашивала Юру: нрави
тся ли она ему и понимает ли, что оделась она так ради него.
Лена открыла дверь столовой.
Ч Владик, в десять часов ляжешь спать.
Ч Лягу, Ч ответил Владлен, мастеря что-то на подоконнике.
Подавая ей пальто, Юра спросил:
Ч А где твои?
Ч Папа в Краматорске, мама в Рязани.
Ч На праздниках?
Ч Папа на праздник всегда выезжает на заводы, а мама лектор.
Подбирая под пальто длинное платье, она, улыбаясь, сказала:
Ч Вот в этом и неудобство.
Им повезло. Со двора выезжала машина. Шофер оказался Лене знаком и подвез
их до Мясницкой. Пожилой, важный, из тех, кто возит высокое начальство, он б
ыл предупредителен к Лене и не замечал Юру. Но Юра не стал задерживаться н
а этой мысли, думал о том, что Лена одна и после клуба можно зайти к ней. Она
сидела рядом с ним на мягком сиденье, ее близость волновала его, но еще бол
ьше волновала и пугала мысль, что именно сегодня все может совершиться.
Он встречался с женщинами, но то было совсем другое. Соседская домработн
ица, распутная девчонка во дворе, девчата в деревне, куда он ездил с отцом.
С ними было просто, они сами отвечали за себя, здесь он будет отвечать за в
се, с Будягиным шутить опасно. Другой на его месте женился бы, но что-то пуг
ало Юру, слишком высокий прыжок. И будет ли Лена той женой, которая ему нуж
на? Ее семью, чуждую и враждебную, он не представлял рядом со своей семьей.
Надо подождать. Он не терял надежды стать адвокатом, добиться независимо
сти. Женившись на Лене, он привяжет себя к этой колеснице.
Они остановились у Делового клуба. Юра не знал, как открыть дверь машины, п
овернул одну ручку, другую, дверь не открывалась. Тогда Лена, перегнувшис
ь через него, нажала нужную ручку и, мягко улыбаясь, сказала:
Ч В этой машине очень неудобные ручки.
Ее попытка сгладить неловкость уязвила Шарока Ч Лена подчеркнула, что о
н никогда не ездил в таких машинах. Но он опять взял себя в руки. Холодно вз
глянув на шофера, вошел вслед за Леной в Деловой клуб. Он будет делать то, ч
то хочет, жить так, как ему нравится. Сейчас ему нравится Лена. Он сидел ряд
ом с ней, ловил направленные на них взгляды, он привык к женским взглядам,
но сегодня они были другими, особенными: любопытство к мужчине, которого
отметила своим вниманием самая заметная здесь женщина.
Пела Русланова, Хенкин читал рассказы Зощенко. Потом начались танцы. Лен
а танцевала послушно. Может быть, не так легко, как девчонки на танцплощад
ках, но сама смеялась над своей неловкостью, доверчиво прижималась к нем
у.
Она вышла поправить прическу, Юра стоял у колонны, разглядывал собравших
ся здесь людей. Командиры промышленности, научные работники, верхи моско
вской технической интеллигенции, те, что работают в наркоматах, трутся в
озле начальства, получают высокие оклады, премии, отовариваются в закрыт
ых распределителях, ездят в выгодные командировки. Юра хорошо знал, как б
ыстро выдвигаются счастливчики, которые после института попадают в выс
шие учреждения, и какую лямку тянут те, кого посылают на производство.
Чего достигнет он на заводе? Будет бегать по народным судам, вести ничтож
ные дела об увольнениях и прогулах, тяжбы о плохом качестве брезентовых
рукавиц. Другое дело Ч юридический отдел наркомата, главка, треста. Круп
ные дела, высокие инстанции Ч Верховные суды Союза и республик. Может пр
игодиться и для будущей адвокатуры. Но все это потом. Главное Ч вырватьс
я из общего распределения, а там все уже будет проще.
Стрелка часов показывала одиннадцать. Юра хотел вернуться к Лене до того
, как швейцар закроет дверь подъезда.
Ч Ты не устала? Ч спросил он.
Ч Побудем еще, Ч улыбаясь, попросила Лена.
Был уже час ночи, когда они вышли из клуба. Накрапывал редкий дождик, прият
ный и освежающий после душного зала. По стеклам уличных фонарей стекали
струйки воды, на улице ни одного прохожего. Только в здания ОГПУ светилис
ь окна.
Они подошли к ее дому.
Ч Зайдем, посидим?
То, как просто произнесла она эти слова, поразило Юру.
Он молча последовал за ней. Дверь им открыл тот же старичок швейцар. Не спр
осил, почему посторонний человек так поздно поднимается к Будягиным. Выш
коленный. Ничему не должен удивляться.
Лена зажгла свет в передней, приоткрыла дверь столовой.
Ч Спит… Посиди у папы, я переоденусь.
Она зажгла в кабинете верхний свет, еще раз улыбнулась Юре и оставила его
одного.
Шарок перебрал стопку книг: томик Ленина с заложенными между страниц пол
осками бумаги, книги по металлургии. «Петр Первый» Алексея Толстого. Не б
ыло официальных бумаг, секретных бюллетеней, запрещенных книг, которые д
озволено читать им одним, оружия, которое все они имеют Ч Юра был убежден
, что это браунинг, его удобно носить в заднем кармане. Им овладело желание
увидеть что-то запретное, недоступное, прикоснуться к тайне их власти.
В любую минуту может войти Лена, надо торопиться. Он потянул на себя средн
ий ящик стола Ч заперт, начал дергать боковые ящики, они тоже не открывал
ись. Едва успел откинуться на спинку кресла, когда вошла Лена, в белой кофт
очке и синей юбке, такая, какой он привык ее видеть.
Ч Хочешь, я сварю кофе?
Она двигалась рядом с ним, касалась его, улыбалась ему, и, когда, разливая к
офе, наклонилась к столу, он увидел ее грудь. Он никогда не был с Леной один
ночью, никогда не пил такого кофе, такого ликера.
Ч Хочешь еще?
Ч Хватит.
Он пересел на диван.
Ч Посидим…
С чашкой в руке она тоже пересела на диван. Он взял из ее рук чашку и постав
ил на стол. Удивленно улыбаясь, она смотрела на него. И тогда с бесцеремонн
остью уличного парня, прямо глядя в ее испуганные глаза, он притянул ее к с
ебе.

4

Седьмого ноября Саша ждал институтскую колонну на углу Тверской и Больш
ой Грузинской.
Колонны двигались медленно. Над рядами колыхались знамена, транспарант
ы, портреты… Сталин… Сталин… Сталин… Пожилые мужчины озабоченно дули в т
рубы, в рядах пели нестройными голосами, танцевали и плясали на асфальте.
Громкоговорители разносили звуки и шумы Красной площади, голоса радиок
омментаторов, приветствия с Мавзолея, восторженный гул проходящих чере
з площадь демонстрантов.
Институтская колонна показалась часов около двух и сразу остановилась.
Ряды смешались. Проталкиваясь сквозь толпу, Саша подошел к своей группе.
И тут же поймал направленные на себя настороженно-любопытные взгляды: т
ак смотрят на человека, попавшего в беду. Это не из-за бюро. Это что-то друг
ое.
Но никто ничего не говорил Саше и он не спрашивал. Только приятель его, Рун
очкин, видно, хотел что-то сказать, но не мог отойти от транспаранта, котор
ый нес.
Ч Стройся! Стройся! Ч закричали линейные.
Ряды были рассчитаны, Саша встал в конце колонны, там шли студенты других
курсов. Со своего места он видел факультетское знамя и транспарант, кото
рый на двух палках несли Руночкин и еще один парень. Преодолевая сопроти
вление ветра, транспарант вытянулся, запрокинулся назад, полотнище пере
косилось, потом выпрямилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11