Ц Ольга Ивановна, Ц сказала Вера, Ц вы давеча утюг просили, надо? А то да
вайте я вам блузочку отглажу, знаете, как я глажу? Никто во всем свете так н
е может гладить, как я.
Нору Викентьевну все осудили, кроме Варварушкиной. Та сказала, что все-та
ки Нора Ц замечательная хирургическая сестра, почти как Анжелика, но гл
авное, разумеется, то, что она привыкла к Харламову. Ведь у каждого хирурга
свои причуды. Вот ведь Левин тоже, бывает, начнет злиться и даже ногой топ
ает: "Дайте мне это, ну же, это, это…" И надо знать, какие названия он никогда н
е забывает, а какие забывает. И вообще надо знать, какие инструменты он пре
дпочитает. Ведь по ходу операции есть определенная очередь инструмента
м, а каждый хирург все-таки по-разному пользуется этой очередью. Вот и под
аешь ему то, что не требуется.
Ц Однако я никогда ничего не путала, если мне память не изменяет, Ц сказ
ала Анжелика. Ц И не путала и никогда не спутаю. Я по глазам хирурга умею в
идеть, что ему нужно. Слава богу, не два года работаю.
Вера сердито гладила блузку. Лора сидела подперев лицо руками и поглядыв
ала то на Ольгу Ивановну, то на Анжелику. Потом сказала:
Ц Будет он жить, девушки, или не будет Ц вот что главное, а остальное все п
устяки. Ц И вздохнула. Ц Увезли бы его в Москву, там все-таки профессора,
так профессора. А этот Харламов какой-то несолидный.
Заглянул Баркан Ц спросил, где Александр Маркович.
Ц А в ординаторской, наверное, Ц сказала Вера. Ц Отдыхает.
Баркан постучался в ординаторскую. Левин в расстегнутом кителе ходил, по
своей привычке, из угла в угол. Лицо у него было спокойное и даже веселое.

Ц Чем это вы так довольны? Ц спросил Баркан, ставя на стол шампанское.
Ц Чем? Ц удивился Левин.-А ничем. Просто вспомнил один старый анекдот. Ва
м, конечно, известно, что великий наш хирург Пирогов обладал довольно скр
омной внешностью. Был косоглаз, слегка рыжеват. Ну, а современник его, не п
омню фамилии, профессор, может быть, даже Иноземцев, имел внешность чрезв
ычайно эффектную. Вот кто-то из тогдашних медицинских остряков возьми и
скажи: если вы хотите показать больному профессора, то пригласите Инозем
цева. А если хотите пока зать профессору больного, то пригласите Пирогов
а…
Баркан усмехнулся.
Ц Как там наш немец? Ц спросил Левин.
Ц Уехал от нас, Ц сказал Баркан, откручивая проволочки на пробке. Ц Оче
нь был, я бы выразился, застенчив…
Александр Маркович вымыл стаканы и спросил, откуда у Баркана шампанское.

Ц Жена прислала! Ц медленно выкручивая пробку, ответил Вячеслав Викто
рович. Ц Приехал тут один и привез посылочку.
Ц А по какому случаю мы пить станем?
Ц Ни по какому.
Ц Врете. Небось за мое здоровье. За благополучный исход.
Ц И это неплохо.
Пробка сама поползла вверх.
Ц Если выстрелит Ц значит, все будет в порядке, Ц произнес Левин. Ц Это
старая и верная примета: шампанское обязано стрелять.
Он внимательно смотрел на бутылку, и было видно, что он волнуется Ц выстр
елит или не выстрелит. Баркан тоже ждал, и, когда пробка вылетела и пенная
струя косо ударила в стену, у обоих Ц и у Баркана и у Александра Марковича
Ц повеселели лица. Они выпили по стакану пены, и Баркан спросил:
Ц Что-то последнее время, Александр Маркович, вы на меня не кричите? Чем э
то объяснить?
Ц Не знаю.
Ц И я не знаю. Но, во всяком случае, не потому, что я смирился. Надо думать, чт
о это вы притерлись к нашему отделению…
Ц Я ни к чему никогда не притираюсь…
Ц Тогда, значит, наше отделение притерло вас к себе. У нас часто так бывае
т, Вначале, например, Жакомбай очень хотел от нас уйти, а потом понял, что ту
т он на своем месте. Притерся.
Ц Ничего он не притерся, а просто он на вас молится! Ц рассердился Барка
н. Ц Тут многие на вас молятся, а вы и довольны. Не обижайтесь, вам нравится
это поклонение: наш подполковник, у нас в отделении, с этим может справить
ся только Левин. Все мы люди, все человеки, ничего не поделаешь…
Александр Маркович подумал и сказал, что это не так-никто па него здесь не
молится. Что же касается до Жакомбая, то тут особая штука. Надо делать не т
олько то, что положено, но и еще многое иное, такое, что подсказывает душа…

Ц Что же именно подсказала душа вашему Жакомбаю? Ц спросил Баркан.
Левин ответил не сразу.
Вячеслав Викторович налил еще пены.
Ц Что не положено? Он, видите ли, сам ищет. Он отыскивает, что можно еще сде
лать, и делает: он, например, сам сделал для нас с вами электрический умыва
льник, для камбуза соорудил электрическую сушилку, сделал гидролизный э
лектрический стерилизатор…
Ц Но я этого не умею! Ц буркнул майор.
Ц Зато вы умеете многое другое. Умеете, но обижаетесь по пустякам, сердит
есь и работаете по своей специальности хуже, чем Жакомбай по своей. Но это
ничего. Мы вас перемелем…
Ц Благодарю…
Ц Пожалуйста. Вы уже помаленьку перемалываетесь.
Ц Но я еще недостоин заменить вас в отделении, пока вы будете оперироват
ься?
Ц Боже сохрани! Ц испуганно и сердито сказал Левин. Ц Вы ведь еще не пон
имаете даже, кто такой Жакомбай.
Ц А это так важно?
Ц Ого!
Они помолчали, потом Левин, как ему показалось, довольно искусно перевел
разговор на более спокойную тему Ц на случай перитонита, имевший место
несколько лет тому назад. Баркан поддержал разговор, и они заспорили дру
г с другом без былого недружелюбия, заспорили, как спорят добрые знакомы
е доктора. А погодя майор ушел напевая, в хорошем настроении.
Ц Значит, не я буду вас заменять на время операции? Ц спросил он уже в две
рях.
Ц Нет, не вы.
Ц А кто же, разрешите узнать?
Ц Думаю, Варварушкина. Впрочем, мне еще нужно согласовать это с начальни
ком госпиталя…
Ц Ну, добро! Ц ответил Баркан и плотно затворил за собой дверь.
Согласовав все с начальником госпиталя, Левин вызвал к себе Варварушкин
у. Ольга Ивановна очень удивилась и даже расстроилась оттого, что она, а не
Баркан, останется заместителем Левина, но он ее утешил, сказав, что это не
надолго, что еще лежа он будет. ей помогать и что в особых случаях она впол
не может обращаться за помощью к начальнику первого хирургического. Оль
га Ивановна слушала, разрумянившись от волнения, ломала спички и все пыт
алась перебить, но Александр Маркович не позволял, а когда он кончил гово
рить, она тоже ничего не сказала, только еще больше покраснела и так молча
, краснея до ушей, вышла из ординаторской. Но он окликнул ее и, безотчетно р
адуясь ее волнению, сказал, что это еще не все и что им надобно подробно по
говорить обо всех раненых отделения. Говорили они подробно и пили чай с к
люквенным экстрактом. Ольга Ивановна записывала в книжку, а иногда спраш
ивала, и он ей подробно объяснял то, что было не совсем ясно.
Ц Ну, теперь я поняла, Ц говорила она, глядя ему в глаза, Ц теперь мне все
ясно.
Ц Ясно? Ц спрашивал он, радуясь. Ц Да, совершенно.
Ц Ну и превосходно. Теперь дальше пойдем. В шестой лежит такой волосатый
старшина, такой черный, скандальный. Насчет этого старшины я думаю так… И
он рассказал, как и чем следует лечить скандального старшину, объяснял, п
очему именно старшина скандалист и какие у него боли. А Ольга Ивановна ки
вала головою, и он понимал, что ей важно и нужно его слушать, что она многог
о еще не знает, но что знать она будет, а если чего-нибудь и не поймет, то спр
осит у него. И это ощущение, что она спросит, странно успокаивало Александ
ра Марковича и радовало ого.
Потом он проводил ее по коридору уснувшего госпиталя и попрощался с нею
за руку, чего раньше не делал, а она взглянула ему близко и прямо в глаза и с
казала:
Ц Ну, спокойной ночи, товарищ подполковник. Ни пуха вам ни пера! Все будет
прекрасно, я уверена!
Он кивнул и пошел один дальше по коридору. Госпиталь спал, все двери из пал
ат были открыты, дежурная санитарка дремала у своего столика. Левин шел, п
одняв голову, прислушиваясь, размышляя. Тихо дышали спящие. Горели синие
лампочки. "Мое хозяйство, Ц подумал Левин. Ц Может быть, я прощаюсь? Может
быть, я сентиментален? Может быть, мне хочется плакать? Может быть, мне хоч
ется говорить жалкие слова?"
Нет, ему вичего такого не хотелось. Он хорошо себя чувствовал и не испытыв
ал ни страха, ни робости. И не только завтрашний день не был ему страшен Ц
ему не было страшно будущее. "Я освободился от страха, Ц спокойно решил о
н. Ц Вот в чем все дело. Я переболел страхом. Он остался позади. Теперь мне
ничего не страшно, потому что Ц что может быть страшнее самого страха?"
В ординаторской его ждала Нора Викентьсвна со шприцем и морфием. Алексан
др Маркович вежливо ее спросил, не скучала ли она; она ответила, что нет, не
скучала, потому что никогда не скучает и считает, что скучают только лоды
ри и лежебоки.
Ц Возможно, Ц согласился он.
Насадив на крупный нос пенсне, Нора не торопясь и очень толково рассказа
ла ему, что нынче творится на свете. Потом пояснила:
Ц Обычно я накануне беседы с кем-либо репетирую. Сегодня жребий выпал на
вас…
Ц Я прослушал с большим интересом, Ц сказал Александр Маркович. Ц Вы, н
аверное, очень увлекаете ваших слушателей.
Нора Викентьевна пожала плечами и ответила, что бывают и неудачи.
Они еще поговорили на общие темы, повспоминали знакомых хирургов и некот
орые клиники. Нора Викентьевна хвалила только Харламова.
Ц Этого хирурга я боготворю! Ц сказала она. Ц И давайте не спорить.
Левин даже и не собирался спорить.
Спросив, очистил ли он себе желудок и все ли сделано для подготовки к опер
ации, Нора Викентьевна ввела ему морфий, уложила, укрыла одеялом и сказал
а:
Ц Очень рада была с вами познакомиться и убедиться еще раз в том, как лгу
т люди. Про вас говорят, что вы ругаетесь как извозчик и грубите своим подч
иненным. Вряд ли это так… До завтра, товарищ подполковник. Спите!
А утром Левин, виновато улыбаясь, лег на тот самый стол, за которым опериро
вал всю войну. На его месте теперь стоял Харламов, а там, где обычно находи
лись Ольга Ивановна и Баркан, были Тимохин и Лукашевич.
Впрочем, Ольга Ивановна тоже была тут, но как-то поодаль, точно чужая.
Ц Вот… пришлось вам тащиться в наш гарнизон, Ц сказал Александр Марков
ич Харламозу. Ц Может быть, мне следовало лечь к вам в базовый госпиталь?

Ц Да, да, дождешься вас, бросите вы свой госпиталь;Ц ответил Харламов, а д
альше Левин не расслышал, потому что флагманскому хирургу надели марлев
ую маску.
Тимохин был уже в маске, руки держал далеко от себя и напевал негромко: "тр
у-ту-ту-тру-ту-ту!" А Лукашевич, похожий в халате и шапочке на привидение, к
оторое устраивают дети из щетки и простыни, смотрел в окно и видел там, дол
жно быть, то, что видел обычно и Левин: серый залив и на нем корабли Ц мален
ькие, словно игрушечные.
Наркотизировал Лукашевич, и Левину было почему-то приятно, что этот кост
лявый и раздражительный человек, прежде чем взять в руку его запястье, по
жал ему плечо и слегка похлопал его, как бы о чем-то с ним договариваясь, ка
к равный с равным, как старый и верный приятель. Потом он услышал шаги Тимо
хина и его приближающееся «ту-ту-ту-тру-ту-ту», и тотчас же ему сделалось
противно от вcе усиливающегося запаха наркоза. Но тем не менее он продолж
ал считать, хоть это было вовсе и не обязательно, теперь он считал только д
ля того, чтобы продержаться на некой поверхности, откуда его тянуло в быс
трую и верткую трясину. Еще какая-то мысль промчалась, он хотел схватитьс
я за эту мысль, но не успел и стал проваливаться в омут Ц все глубже и быст
рее, все быстрее и глубже, пока сознание не покинуло его.
"Тру-ту-ту-тру-ту-ту", Ц едва слышно, почти про себя напевал Тимохин, и никт
о не знал, что пел он так потому, что волновался. Знала об этом только его же
на, Таисья Григорьевна, но ее не было здесь, а то бы она дотронулась до его п
леча, и он сразу перестал бы напевать и сконфузился.
Ц Ну? Ц спросил Харламов тенорком.
Ц Да что ж, пожалуй, можно! Ц ответил Лукашевич, продолжая капать из капе
льницы на маску.
Нора Викентьевна смотрела сбоку на тонкую шею Харламова и на его плечи. П
о движениям шеи и плеч она всегда знала мгновение начала операции, и вот э
то мгновение наступило. Совершенно беззвучно и почти не глядя на столик,
на котором в раз навсегда установленном порядке лежали хирургические «
наборы», Харламов взял скальпель и сделал движение плечом и шеей. И Нора В
икентьевна тотчас же сделала свое движение, а Тимохин Ц свое, и умные рук
и всех троих стали работать как руки одного человека Ц с идеальной, молч
аливой и точной согласованностью.
Было очень тихо, только иногда сопел вдруг толстый Тимохин да слышалось
дыхание Левина Ц ровное, но тяжелое. Иногда он всхлипывал чуть-чуть, точн
о собираясь заплакать, порою шумно вздрагивал. Но пульс был ровный, хорош
его наполнения, и Ольге Ивановне теперь сделалось спокойно и не страшно.
А потом она сама не заметила, как залюбовалась всей этой работой Ц и удив
ительным ритмом, который царил среди работающих людей, и тем, как они все п
онимали друг друга без слов, и самим Харламовым, который теперь перестал
быть маленьким и тщедушным, а сделался словно бы крупнее и выше. И глаза Ха
рламова ей нравились, она верила этим глазам, этому спокойному свету, это
му упрямому и сильному выражению, делавшему ординарное лицо Алексея Але
ксеевича не похожим ни на кого из хирургов, которых она встречала.
Ц Ну? Ц спросил он тенорком.
Тимохин слегка наклонился и несколько секунд ничего не говорил, а только
сопел.
Ц Опухоль проросла в ободочную кишку, Ц сказал Харламов. Ц Видите, Сем
ен Иванович?
"Тук-тук… Ц бился пульс в руке у Ольги Ивановны, Ц тук-тук…"
Лукашевич два раза коротко вздохнул.
Ц Ну, вижу, Ц медленно и недовольно сказал Тимохин, Он точно бы не хотел с
огласиться с тем, что сказал Харламов, но соглашался вынужденно.
Ц Будем резецировать?
Сердце у Ольги Ивановны сжалось. "Тук-тук, Ц билось в запястье у Александ
ра Марковича, Ц тук-тук". Сейчас они скажут самое главное. И от того, что он
и скажут, будет зависеть все.
Была секунда, когда ей не хотелось слышать, но все-таки она услышала голос
Тимохина. Он пока еще не утверждал, а только спрашивал, но по тому, как он сп
рашивал, она поняла, каким может быть ответ.
Ц А это, вы думаете, не карциноматоз забрюшинных желез? Ц почти лениво и
очень медленно, как ей казалась, спросил Тимохин.
Харламов молчал.
"Может быть, еще нет…" Ц безнадежно подумала Ольга Ивановна.
Ц Да, Ц ответил Харламов. Ц Да, тут двух мнений быть не может, картина чр
езвычайно ясная.
Они еще помолчали. Потом Харламов сказал решительным, несомневающимся т
оном:
Ц Паллиативная операция слишком опасна, радикальная невозможна. Приде
тся зашивать.
"Вот и все! Ц подумала Ольга Ивановна. Ц Вот и все". И отвернулась.
Ц Под печень мы ввели тампон, Ц осторожно напомнила Нора Викентьевна, и
Харламов ответил вдруг с еле сдерживаемым бешенством:
Ц Знаю! Можно не напоминать по три раза!
Потом, моя руки, Харламов сказал, ни к кому не обращаясь, и голос его прозву
чал сурово, даже угрожающе.
Ц Я думаю, Ц сказал он, Ц подробности не станут известны Александру Ма
рковичу.
Вариант для него такой. такой: сделано желудочно-кишечное соустье. Впроч
ем, полковник Тимохин тут останется и доложит ему сам.
Нора Викентьевна подала Харламову полотенце. Тимохин все ходил и напева
л, сердито поглядывая по сторонам: "тру-ту-ту-тру-ту-ту!" А Лукашевич робко
попросил у Анжелики, наводившей порядок в своем хозяйстве:
Ц Будьте добры, сестрица, дайте мне тридцать граммов спирта с вишневым с
иропом.
Простыл я в самолете.
И для правдоподобия зябко поежился.
Уехал он вместе с Харламовым и Норой Викентьевной, а Тимохин остался, и бы
ло странно видеть, как сидит он в левинской ординаторской и пишет там что-
то в маленькой записной книжечке. Да и весь этот день был какой-то странны
й и печальный, не похожий на другие дни.
Под вечер Тимохин долго разговаривал с Барканом. И Баркан вышел от него р
асстроенным, тихим, с виоватым выражением лица.

22

На восьмой день Левину сняли швы, а на пятнадцатый он отправился в первый
поход по своему отделению. Ольга Ивановна шла рядом с ним, поглядывая на н
его с тревогой, а он говорил ей сердито-веселым голосом:
Ц Лежание пошло мне на пользу, я вчера покончил со своими заметками, надо
ели только гости. Вы видели, что делалось? Уж Мордвинов, человек как будто
занятой, и тот чуть не каждый день являлся. А Тимохин, знаете ли, милейшая л
ичность. Умен и много знает. Бурчит только иногда, как медведь, слов не раз
берешь. Лукашевич тоже милейший человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24