( На экране появляется фотография
Дерипаски). А Дерипаска имеет, увы, могущественных покровителей, потому о
н, Быков, и сидит в Лефортово уже целый год.
Постановку спектакля следует поручить по моему мнению модному режиссё
ру Серебрянникову. Он сумеет выявить интересные побочные линии спектак
ля, обнажить то, что скрыто в персонажах глубоко. Проходя мимо телеящика Р
адуев будет всякий раз отклонять и смещать изображение титановой пласт
иной, вживлённой в его голову временно немецкими хирургами.
После Радуева должна выехать с тележками: стапятидесятикилограммовая
баландёрша в белом халате. Обедать будем? Самое гадкое блюдо в меню военн
ой тюрьмы Лефортово: это варёная селёдка с перловкой. Варёная селёдка по
даётся в Лефортово ежедневно, ни разу за шесть месяцев не было случая, что
бы нас не кормили варёной селёдкой. Но вместе с перловкой они создают осо
бо гадкое сочетание. Когда я выйду на свободу, я открою ресторан под назва
нием «На нарах», или он будет называться «З/К». Посетители в моём ресторан
е будут сидеть на одеялах, на шконках, по стенам будут висеть носки. На дуб
ках Ц синих тумбочках, Ц будут подавать в мисках варёную селёдку с перл
овкой. Будет один общий зал Ц копия общей камеры в Бутырке или Матроске
Ц и будут отдельные кабинеты Ц «спецы» Ц в точности как моя хата 32 в Леф
ортово. Для большего удовольствия посетителей будут водить на прогулку,
одев их в вонючие бушлаты, в прогулочный дворик, забранный сверху решётк
ой. Полагаю, что в такой изысканный ресторан станут приходить депутаты и
члены Правительства.
После баландёрши, она свистя колёсами (вторую тележку покатит юный лысый
Zoldaten) удалится вдаль ножки буквы "К", на мостках второго этажа появится докт
ор Зигмунд Фрейд. Доктор Фрейд возьмётся обеими руками за поручни и обра
тится к присутствующим с лекцией под названием «Введение в психоанализ
». Он объяснит присутствующим, что такое «подсознание», что такое «либид
о», что такое «оральный», «анальный» и «генитальный» периоды в развитии
человека. Доктор Фрейд будет кашлять, он будет в белом халате, время от вре
мени он станет нюхать кокаин, потреблением которого доктор злоупотребл
ял вплоть до 1895 года. «Вы, находящиеся в стенах Лефортовской крепости по по
лгода, по году, даже по три года и более, как никто в мире страдаете от неудо
влетворения Вашего неумирающего „либидо“. Кошмарные видения Ваших нед
авних подруг, совершающих половой акт с чужими самцами, пронзают Ваши од
инокие ночи. Лишенные шелковистой плоти Ваших подруг Вы непрестанно гре
зите о них, и невозможность совокупления содрогает Ваши умы и сердца. Лед
яной холод многометровых стен этой немецкой крепости хватает Вас за Ваш
и поросшие шерстью шары между ног и сдавливает их смертной болью». Так бу
дет говорить доктор Фрейд.
Потом все мы сгруппируемся в хор и станем петь песни из репертуара «Русс
кого радио». В частности, группы «Руки вверх»: "Ты сегодня взрослее стала!/
И учёбу ты прогуляла!/ Собрала всех подружек/ Я хочу чтоб ты сказала:/ «Соби
рай меня скорей!/ Увози за сто морей/ И целуй меня везде/ Восемнадцать мне у
же!»
Мы пропоём эту песню группы «Руки вверх»! Всю, и затем заплачем. И будем ры
дать долго, тяжело, и надрывно…
Пленный боевик Аслан захлопнул книгу, встал, прошёл к дубкам у двери (их у
нас три, один стоит между кроватями моей и з/к Витмана, на нём книги и газет
ы, это наш офис, а два других у двери, и на них в беспорядке разбросаны кипят
ильники, ложки, кружки, куски хлеба). Боевик Аслан включил мой крошечный те
левизор. Первое, что мы услышали, что в вертолёте, сбитом вчера в Чечне пог
ибли два генерала генштаба, восемь полковников и три члена экипажа. Рыжи
й, с серыми глазами, очень скуластый боевик Аслан загорелся изнутри и ста
л ещё рыжее. А когда корреспондент НТВ в Грозном, глупый малец в рубашке, с
ообщил, что сегодня утром стрельба во втором по значению городе Чечни Гу
дермесе продолжалась, Аслан совсем зарделся. Он стал похож на уголья, кот
орые обнажаются на дне хорошо отпылавшего костра. Аслан умел топить таки
е костры, у его семьи была кошара, он занимался овцами долгие годы.
Аслан, я счастлив, что я встретил тебя. Теперь я знаю, какие Вы, чечены. А ты з
наешь что такие бывают как я.
Тюрьма учит меня именно тогда, когда я уже думал, что всему научен в мои 58 ле
т. Первый мой сокамерник был стукач и сверхчеловек. Звали его Лёха. Это пер
сонаж маркиза де Сада.
ОДИНОКИЙ КАИН
Я сидел уже пятый день. Один. Под карантином. Тогда ко мне кинули Лёху. Он во
шёл в камеру двадцать четыре вечером. Со свёрнутой постелью под рукой, ни
зкорослым кабаном протиснулся в дверь. Низкий лоб, круглые глазки, жёстк
ое лицо. За ним вошли Zoldaten и поставили на пол его два пакета. Я встал со шконки
и протянул ему руку: «Эдуард Савенко». Он поглядел на меня, раздумывая. Рук
у дал: «Алексей».
Он сразу приступил к делу, согласно инструкции. Расстелил матрац на шкон
ке под окном, сел на него и приступил: «Что-то твоя физиономия мне знакома
», Ц сказал он. «Где-то я тебя видел».
Ему не могла быть знакома моя физиономия. Бороду и усы я отпустил недавно.
На телепередачи меня приглашали плохо. Телепередач лёгкого содержания
я сторонился, на политические шоу меня не приглашали. Посему не могла быт
ь ему знакома моя физиономия. Он вытащил свои туалетные принадлежности.
Бывалый зек, разместил их на полке, под зеркалом. Узнав, что у меня нет ещё н
и зубной щётки, ни мыла, навязал мне и щётку и мыло. Продолжая оглядываться
на меня. «Где я мог тебя видеть?»
Нигде ни хера он не мог меня видеть. Разве что мой следователь показал ему
мою фотографию, хотя мог обойтись и без этого. «Может по телевидению?» Ц п
одсказал я.
«Должно быть Ц обрадовался он подсказке, Ц вот-вот, по телевидению, да…
», и наконец отринул всю свою осторожность, ему не терпелось выполнить за
дание: «Ты не Лимонов ли будешь?»
«Лимонов» Ц сознался я.
«А зачем скрывал, думал я не узнаю, да?» Ц он спрыгнул со шконки и встал у дв
ери.
«Разве я скрывал?»
«А чего сразу не признался?» Ц низкорослый кабан азартно склонился надо
мной.
«Я тебе назвал своё имя и фамилию».
«Ну да, но ты же Лимонов».
«И что, Ц сказал я. Ц Я человек скромный и не хочу хватать первого встреч
ного за пуговицу и орать: „Я Лимонов, известный писатель!“ Я хочу быть как
все».
«Как все не удастся, Ц сказал он. Ц Я читал твою книгу, вместе с ребятами
на Бутырке в… Ц Он сделал вид, что задумался, Ц в 93 году. Да, круто!» И он улы
бнулся улыбкой стриженого кабана. «Но ты не волнуйся. Я ничего против так
ого рода произведений не имею. Я Ц широкий. Но немногие это, я имею в виду н
егров в твоей книге, поймут. Тяжело тебе придётся в Бутырке»,
«Я уже на Бутырку не попаду, Ц сказал я. Ц Я уже тут сижу, в Лефортово. И мал
овероятно, что они меня из своих лап в Бутырку выпустят, чекисты. Очень мал
овероятно».
На этом его первая атака на меня кончилась. Он стал размещать свои немног
очисленные пожитки в голой хате № 24. Голой, потому что у меня никаких ещё ве
щей не было. Меня бросили в хату прямо с самолёта, привезли, взяв на лётном
поле, в гнусном «стакане», это одноместный такой железный ящик внутри ав
томобиля «Газель». В другом ящике находился где-то мой подельник Сергей
Аксёнов. Нас доставили авиарейсом из Барнаула как высоких государствен
ных преступников. «Газель» въехала во двор Лефортовской крепости, и я во
шёл. Самое противное, что именно так легли карты судьбы: вечером, 6 апреля, н
акануне ареста я обнаружил в избушке на столе затрёпанную книгу Алексея
Толстого «Пётр I», и пока радостные ребята готовили маралье мясо, я успел п
рочесть сцену смерти Франца Лефорта и его похорон. Бля. А до этого, в сентя
бре 2000 года, в той же избушке, я брезгливо перелистал гороскоп Рыбы родивше
йся в 1943 году и узнал из него, что самый тяжёлый и опасный год моей жизни буд
ет 58-й год. Вот так.
Лёха разделся до пояса. У него был каменный торс коротконогого Минотавра
, спина изъедена пятнами прыщей и пятнами послепрыщевого состояния. Этак
ие тёмные кружки величиной с однокопеечную монету покрывали его спину. Л
ишь некоторые пламенели. Он покрутился передо мной и подпрыгнул, стараяс
ь увидеть себя в жалкое тюремное зеркальце, глубоко вделанное в стену на
высоте, превышающей возможности его ног.
«Как у меня мускулатура, не стыдно будет выйти на волю?»
«Мощная. Как у Минотавра, Ц сказал я. Ц Стыдно не будет. А ты что, уже судил
ся?»
«Нет, дело на доследование отсылали. Меня сюда с Бутырки перевели. У меня в
деле есть подельник, эренешник, бывший полковник ГРУ, Николай Николаеви
ч. А все дела, связанные с такими людьми, расследует ФСБ. Ты с эренешниками
знаком, не знаешь такого?»
«Не знаю. Он тоже в Лефортово сидит, твой подельник?»
«На Матроске. Там такая же эфесбешная тюрьма внутри есть, четвёрка. Там на
ш Коля Коля сидит».
«За что Вас, если не секрет, всех?»
«Какой секрет, нас даже по „Времечку“ пидор Новожёнов показывал, наркоба
ронами назвал, мы торговлю наркотиками контролировали. У нас дополнител
ьно ещё два мента по делу проходят. Мы отслеживали продавцов, вламывалис
ь к ним и облагали каждого данью, столько-то граммов в месяц, или бабками д
ань взымали. Мы и африканцев пасли, негров». Он осклабился. «С ними хорошо
дело иметь, они всех боятся, платят не торгуясь, сколько скажешь… Да, тяжел
о тебе придётся в тюремном мире с неграми из твоей книги…»
«Статья у меня достойная. 222-я, часть третья…» Ц возразил я. Тогда мне ещё п
редъявляли обвинение только по одной статье.
«Статья значения не имеет. Если менты захотят тебя сломать, они твою книж
онку в кормушку как бы невзначай опустят, и пиздец тебе, старый…»
«Сам старый, Ц сказал я, Ц смотри лысеть начал».
«Мне двадцать восемь. Из них восемь за решёткой провёл. Вторая ходка. Облы
сеешь тут».
«А первую за что ходил?»
«Квартирная кража». Его плоская кабанья физия оживилась. Круглые глазки
сентиментально заморгали. «Я вначале с пацанами начинал. Малолетка был.
У приятеля ключи от квартиры спиздили, сделали копию. Пришли, когда родит
ели его в Польшу уехали, с сумками и баулами, и барахла набрали тонны. Один
кожаный плащ, помню, был, навороченный весь, за неимоверные бабки ушёл. Так
мы этого богатенького приятеля пригласили, коньяка купили, шампанского
. То, что он за свои бабки гулял, он никогда не догадался». Лёха выглядел оче
нь довольным, между тем похваляясь явно подлым поступком. Я, конечно, тюре
мных законов ещё не знал, но догадывался, что подлость она и в Африке таков
ой остаётся. Не может быть, чтобы по воровским законам поощрялось ограбл
ение квартиры товарища.
Мы стали жить. В тюрьме ты не выбираешь. Кого посадят тебе в сокамерники, с
тем и живёшь. У него с собой было с полбатона сухой колбасы, сыр какой-то и я
блоки. Как я теперь вычисляю, ему выдали продукты с ларька, на проведение о
перации, казённые. Потому что днём раньше мне завезли дачку, под 30 кг, одног
о чая пять огромных кульков. Чтобы Лёха не выглядел обездоленным сирым с
тукачом, каковым он на самом деле был, его и снабдили. Никогда впоследстви
и ему не приходили никакие продукты. «А что здесь у нас! Ц восклицал он, за
глядывая в мои кульки, Ц А тут что?!» В первую дачку, я помню, мне закинули н
есколько сортов колбасы. Я с ним широко делился всем.
К вечеру второго дня он тщательно вымыл пол, наорал на меня за то, что я по э
тому полу дошёл до раковины, то есть сделал два шага. Он одел особые трусы,
остался босиком и с голым торсом. Босиком он долго ходил по длине камеры. Д
олго примеривался к полу, целился, шумно дышал, пробовал, нависал над поло
м. Опустился на четыре точки ног и рук. Сделал несколько отжиманий. Встал.
Долго ходил от двери камеры к окну. Присел, опустился вновь на четыре точк
и. Шумно вдохнул, и тяжёлой мясной машиной стал двигаться над тюремным по
лом. Прижиматься к нему и отжиматься. Сделав какое-то количество прижима
ний-отжиманий он встал. Заходил как маятник от двери к окну. Опустился вно
вь на четыре точки…
Оказалось, что у него свой метод. И что даже Быков, а он с ним, выяснилось, си
дел некоторое время, признал, что Лёхин метод лучший из возможных для быс
трого увеличения мощи тела. «Я понаблюдал, как он качается, и показал ему с
вой метод», Ц презрительно сказал Лёха. «Он вынужден был признать, что мо
й эффективнее». «Ну и как он, Быков?» Ц поинтересовался я. "Да ну, за зверя в
ступился, зверя ему жалко стало, я зверю по рогам дал, а он, видите ли, интерн
ационалист, «зачем, Ц говорит, Ц таджика обижаешь…»
Эта часть Лёхиной истории впоследствии была подтверждена самим «звере
м» Ц 22-хлетним таджиком Шамсутдином Ибрагимовым, по-тюремному Шамс(ом). Л
ёха умолчал только о том, что Быков приложился-таки сверху в Лёхино перен
осье тогда.
Я попросил Лёху, чтоб он приобщил меня к методу. Я собирался серьёзно зани
маться спортом. Иначе я боялся, что атрофируюсь в тюрьме на хер. А я не хоте
л атрофироваться. Я хотел пережить тюрьму, сколько бы мне не суждено было
в ней находиться. Пережить, жить дальше, быть учителем жизни и умереть пос
ле девяноста. Нужно было осатанеть, стать фанатиком. Его кабанья свирепа
я настойчивость в спорте меня заинтересовала. Лёха повыпендривался, но п
освятил меня в тайны своей системы.
«Начинай с пятнадцати отжиманий. Сделал пятнадцать, встань. Походи, счит
ая до тридцати. Опять на четыре точки, отжался ещё пятнадцать раз. Встал, п
оходил, досчитал до тридцати. Вновь на пол, отжался пятнадцать раз. И так с
колько вытянешь. Если ты серьёзный тип, то можешь повторить ещё вечером т
акой же набор упражнений. Когда дойдёшь до 15 раз по пятнадцать отжиманий,
то можешь перейти к большему количеству отжиманий за раз, к двадцати пят
и. Работай с тем же интервалом в 30 счетов. Когда будешь делать десять, а лучш
е пятнадцать сетов по 25 раз, переходи к 50 отжиманиям за раз, не подымаясь.»
Я начал заниматься по его методу. В первый день я сделал 15 х 7 отжиманий, т.е. 85
раз. Вечером я сделал 91 отжимание. На следующий день я улучшил результат. И
пошел, пыхтя и упрямо, совершать ежедневные два раза в день подвиги. Он рев
ниво наблюдал за мной со своей шконки и давал советы. После меня вечером з
анимался он. И просил меня наблюдать, чётко ли он делает упражнения. Когда
я сделал мои 375 днём и ещё 375 вечером, он зауважал меня. Он как-то даже подавле
нно глухо пробормотал: «молодец». Его подготовили, чтоб он меня презирал.
Кто-то из двенадцати моих следователей, скорее всего старшие, или Шишкин,
или Баранов. А презирать не удавалось: перед ним был упрямый живой дух «Ну
маньяк! Ну маньячище!» Ц такие его возгласы выражали скорее одобрение. Н
о так как у него было задание, то он всё равно должен был отрабатывать свои
30 серебрянников, в его случае серебрянниками служили месяцы или годы, кот
орые ему обещали скинуть за меня, если он добьётся от меня «чистухи» Ц чи
стосердечного признания, или я проболтаюсь ему о том, чего не хочу говори
ть. УДО Ц условно досрочное освобождение. Вот что светит сукам впереди г
олубым небом, когда они сделают свою сучью работу.
Когда я понял, что он Ц засланная следствием сука? Ну я и на воле знал, что в
камеры подсаживают стукачей, что есть специальные «пресс-хаты», где зек
а прессуют Ц душат, избивают сокамерники, зарабатывая УДО. Я знал, что мен
я, очень известного человека, в пресс-хату вероятнее всего не кинут. Но то,
что будут подсаживать, знал. Ведь у нас с 99 года сидели в тюрьмах партийцы, и
мы писали в «Лимонке» о тюрьмах, о тюремных нравах, о методах следствия. И
адвокат Сергей Беляк мне советовал держать язык за зубами в моей камере.
Так что я предполагал, что Лёха может оказаться подсадным.
Но я стал его только подозревать, когда он проявил подозрительно подробн
ое знание не только моего первого романа, потому что он мог и вправду чита
ть его в Бутырке, Анатолий Лукъянов читал же этот роман на Матроске, книга
была издана общим тиражом в пару миллионов. Но Лёха, оказалось, знал на уро
вне литературоведа, причём высоко осведомлённого, текстуально знал отд
ельные куски «Дневник Неудачника» и основные положения «Анатомии Геро
я». Следователи если и не заставили его прочесть эти три моих книги, то уже
точно составили для него развёрнутое резюме их содержания и как в хрест
оматию включили в резюме отдельные сцены, которыми он оперировал. Так он
хорошо знал и почти цитировал те куски из «Дневника Неудачника», которые
касались детей, их там всего две или три, для эфесбешного рассудка сцены н
аверняка представлялись гнусным развратом, педофилией какой-нибудь, хо
тя это просто искусство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Дерипаски). А Дерипаска имеет, увы, могущественных покровителей, потому о
н, Быков, и сидит в Лефортово уже целый год.
Постановку спектакля следует поручить по моему мнению модному режиссё
ру Серебрянникову. Он сумеет выявить интересные побочные линии спектак
ля, обнажить то, что скрыто в персонажах глубоко. Проходя мимо телеящика Р
адуев будет всякий раз отклонять и смещать изображение титановой пласт
иной, вживлённой в его голову временно немецкими хирургами.
После Радуева должна выехать с тележками: стапятидесятикилограммовая
баландёрша в белом халате. Обедать будем? Самое гадкое блюдо в меню военн
ой тюрьмы Лефортово: это варёная селёдка с перловкой. Варёная селёдка по
даётся в Лефортово ежедневно, ни разу за шесть месяцев не было случая, что
бы нас не кормили варёной селёдкой. Но вместе с перловкой они создают осо
бо гадкое сочетание. Когда я выйду на свободу, я открою ресторан под назва
нием «На нарах», или он будет называться «З/К». Посетители в моём ресторан
е будут сидеть на одеялах, на шконках, по стенам будут висеть носки. На дуб
ках Ц синих тумбочках, Ц будут подавать в мисках варёную селёдку с перл
овкой. Будет один общий зал Ц копия общей камеры в Бутырке или Матроске
Ц и будут отдельные кабинеты Ц «спецы» Ц в точности как моя хата 32 в Леф
ортово. Для большего удовольствия посетителей будут водить на прогулку,
одев их в вонючие бушлаты, в прогулочный дворик, забранный сверху решётк
ой. Полагаю, что в такой изысканный ресторан станут приходить депутаты и
члены Правительства.
После баландёрши, она свистя колёсами (вторую тележку покатит юный лысый
Zoldaten) удалится вдаль ножки буквы "К", на мостках второго этажа появится докт
ор Зигмунд Фрейд. Доктор Фрейд возьмётся обеими руками за поручни и обра
тится к присутствующим с лекцией под названием «Введение в психоанализ
». Он объяснит присутствующим, что такое «подсознание», что такое «либид
о», что такое «оральный», «анальный» и «генитальный» периоды в развитии
человека. Доктор Фрейд будет кашлять, он будет в белом халате, время от вре
мени он станет нюхать кокаин, потреблением которого доктор злоупотребл
ял вплоть до 1895 года. «Вы, находящиеся в стенах Лефортовской крепости по по
лгода, по году, даже по три года и более, как никто в мире страдаете от неудо
влетворения Вашего неумирающего „либидо“. Кошмарные видения Ваших нед
авних подруг, совершающих половой акт с чужими самцами, пронзают Ваши од
инокие ночи. Лишенные шелковистой плоти Ваших подруг Вы непрестанно гре
зите о них, и невозможность совокупления содрогает Ваши умы и сердца. Лед
яной холод многометровых стен этой немецкой крепости хватает Вас за Ваш
и поросшие шерстью шары между ног и сдавливает их смертной болью». Так бу
дет говорить доктор Фрейд.
Потом все мы сгруппируемся в хор и станем петь песни из репертуара «Русс
кого радио». В частности, группы «Руки вверх»: "Ты сегодня взрослее стала!/
И учёбу ты прогуляла!/ Собрала всех подружек/ Я хочу чтоб ты сказала:/ «Соби
рай меня скорей!/ Увози за сто морей/ И целуй меня везде/ Восемнадцать мне у
же!»
Мы пропоём эту песню группы «Руки вверх»! Всю, и затем заплачем. И будем ры
дать долго, тяжело, и надрывно…
Пленный боевик Аслан захлопнул книгу, встал, прошёл к дубкам у двери (их у
нас три, один стоит между кроватями моей и з/к Витмана, на нём книги и газет
ы, это наш офис, а два других у двери, и на них в беспорядке разбросаны кипят
ильники, ложки, кружки, куски хлеба). Боевик Аслан включил мой крошечный те
левизор. Первое, что мы услышали, что в вертолёте, сбитом вчера в Чечне пог
ибли два генерала генштаба, восемь полковников и три члена экипажа. Рыжи
й, с серыми глазами, очень скуластый боевик Аслан загорелся изнутри и ста
л ещё рыжее. А когда корреспондент НТВ в Грозном, глупый малец в рубашке, с
ообщил, что сегодня утром стрельба во втором по значению городе Чечни Гу
дермесе продолжалась, Аслан совсем зарделся. Он стал похож на уголья, кот
орые обнажаются на дне хорошо отпылавшего костра. Аслан умел топить таки
е костры, у его семьи была кошара, он занимался овцами долгие годы.
Аслан, я счастлив, что я встретил тебя. Теперь я знаю, какие Вы, чечены. А ты з
наешь что такие бывают как я.
Тюрьма учит меня именно тогда, когда я уже думал, что всему научен в мои 58 ле
т. Первый мой сокамерник был стукач и сверхчеловек. Звали его Лёха. Это пер
сонаж маркиза де Сада.
ОДИНОКИЙ КАИН
Я сидел уже пятый день. Один. Под карантином. Тогда ко мне кинули Лёху. Он во
шёл в камеру двадцать четыре вечером. Со свёрнутой постелью под рукой, ни
зкорослым кабаном протиснулся в дверь. Низкий лоб, круглые глазки, жёстк
ое лицо. За ним вошли Zoldaten и поставили на пол его два пакета. Я встал со шконки
и протянул ему руку: «Эдуард Савенко». Он поглядел на меня, раздумывая. Рук
у дал: «Алексей».
Он сразу приступил к делу, согласно инструкции. Расстелил матрац на шкон
ке под окном, сел на него и приступил: «Что-то твоя физиономия мне знакома
», Ц сказал он. «Где-то я тебя видел».
Ему не могла быть знакома моя физиономия. Бороду и усы я отпустил недавно.
На телепередачи меня приглашали плохо. Телепередач лёгкого содержания
я сторонился, на политические шоу меня не приглашали. Посему не могла быт
ь ему знакома моя физиономия. Он вытащил свои туалетные принадлежности.
Бывалый зек, разместил их на полке, под зеркалом. Узнав, что у меня нет ещё н
и зубной щётки, ни мыла, навязал мне и щётку и мыло. Продолжая оглядываться
на меня. «Где я мог тебя видеть?»
Нигде ни хера он не мог меня видеть. Разве что мой следователь показал ему
мою фотографию, хотя мог обойтись и без этого. «Может по телевидению?» Ц п
одсказал я.
«Должно быть Ц обрадовался он подсказке, Ц вот-вот, по телевидению, да…
», и наконец отринул всю свою осторожность, ему не терпелось выполнить за
дание: «Ты не Лимонов ли будешь?»
«Лимонов» Ц сознался я.
«А зачем скрывал, думал я не узнаю, да?» Ц он спрыгнул со шконки и встал у дв
ери.
«Разве я скрывал?»
«А чего сразу не признался?» Ц низкорослый кабан азартно склонился надо
мной.
«Я тебе назвал своё имя и фамилию».
«Ну да, но ты же Лимонов».
«И что, Ц сказал я. Ц Я человек скромный и не хочу хватать первого встреч
ного за пуговицу и орать: „Я Лимонов, известный писатель!“ Я хочу быть как
все».
«Как все не удастся, Ц сказал он. Ц Я читал твою книгу, вместе с ребятами
на Бутырке в… Ц Он сделал вид, что задумался, Ц в 93 году. Да, круто!» И он улы
бнулся улыбкой стриженого кабана. «Но ты не волнуйся. Я ничего против так
ого рода произведений не имею. Я Ц широкий. Но немногие это, я имею в виду н
егров в твоей книге, поймут. Тяжело тебе придётся в Бутырке»,
«Я уже на Бутырку не попаду, Ц сказал я. Ц Я уже тут сижу, в Лефортово. И мал
овероятно, что они меня из своих лап в Бутырку выпустят, чекисты. Очень мал
овероятно».
На этом его первая атака на меня кончилась. Он стал размещать свои немног
очисленные пожитки в голой хате № 24. Голой, потому что у меня никаких ещё ве
щей не было. Меня бросили в хату прямо с самолёта, привезли, взяв на лётном
поле, в гнусном «стакане», это одноместный такой железный ящик внутри ав
томобиля «Газель». В другом ящике находился где-то мой подельник Сергей
Аксёнов. Нас доставили авиарейсом из Барнаула как высоких государствен
ных преступников. «Газель» въехала во двор Лефортовской крепости, и я во
шёл. Самое противное, что именно так легли карты судьбы: вечером, 6 апреля, н
акануне ареста я обнаружил в избушке на столе затрёпанную книгу Алексея
Толстого «Пётр I», и пока радостные ребята готовили маралье мясо, я успел п
рочесть сцену смерти Франца Лефорта и его похорон. Бля. А до этого, в сентя
бре 2000 года, в той же избушке, я брезгливо перелистал гороскоп Рыбы родивше
йся в 1943 году и узнал из него, что самый тяжёлый и опасный год моей жизни буд
ет 58-й год. Вот так.
Лёха разделся до пояса. У него был каменный торс коротконогого Минотавра
, спина изъедена пятнами прыщей и пятнами послепрыщевого состояния. Этак
ие тёмные кружки величиной с однокопеечную монету покрывали его спину. Л
ишь некоторые пламенели. Он покрутился передо мной и подпрыгнул, стараяс
ь увидеть себя в жалкое тюремное зеркальце, глубоко вделанное в стену на
высоте, превышающей возможности его ног.
«Как у меня мускулатура, не стыдно будет выйти на волю?»
«Мощная. Как у Минотавра, Ц сказал я. Ц Стыдно не будет. А ты что, уже судил
ся?»
«Нет, дело на доследование отсылали. Меня сюда с Бутырки перевели. У меня в
деле есть подельник, эренешник, бывший полковник ГРУ, Николай Николаеви
ч. А все дела, связанные с такими людьми, расследует ФСБ. Ты с эренешниками
знаком, не знаешь такого?»
«Не знаю. Он тоже в Лефортово сидит, твой подельник?»
«На Матроске. Там такая же эфесбешная тюрьма внутри есть, четвёрка. Там на
ш Коля Коля сидит».
«За что Вас, если не секрет, всех?»
«Какой секрет, нас даже по „Времечку“ пидор Новожёнов показывал, наркоба
ронами назвал, мы торговлю наркотиками контролировали. У нас дополнител
ьно ещё два мента по делу проходят. Мы отслеживали продавцов, вламывалис
ь к ним и облагали каждого данью, столько-то граммов в месяц, или бабками д
ань взымали. Мы и африканцев пасли, негров». Он осклабился. «С ними хорошо
дело иметь, они всех боятся, платят не торгуясь, сколько скажешь… Да, тяжел
о тебе придётся в тюремном мире с неграми из твоей книги…»
«Статья у меня достойная. 222-я, часть третья…» Ц возразил я. Тогда мне ещё п
редъявляли обвинение только по одной статье.
«Статья значения не имеет. Если менты захотят тебя сломать, они твою книж
онку в кормушку как бы невзначай опустят, и пиздец тебе, старый…»
«Сам старый, Ц сказал я, Ц смотри лысеть начал».
«Мне двадцать восемь. Из них восемь за решёткой провёл. Вторая ходка. Облы
сеешь тут».
«А первую за что ходил?»
«Квартирная кража». Его плоская кабанья физия оживилась. Круглые глазки
сентиментально заморгали. «Я вначале с пацанами начинал. Малолетка был.
У приятеля ключи от квартиры спиздили, сделали копию. Пришли, когда родит
ели его в Польшу уехали, с сумками и баулами, и барахла набрали тонны. Один
кожаный плащ, помню, был, навороченный весь, за неимоверные бабки ушёл. Так
мы этого богатенького приятеля пригласили, коньяка купили, шампанского
. То, что он за свои бабки гулял, он никогда не догадался». Лёха выглядел оче
нь довольным, между тем похваляясь явно подлым поступком. Я, конечно, тюре
мных законов ещё не знал, но догадывался, что подлость она и в Африке таков
ой остаётся. Не может быть, чтобы по воровским законам поощрялось ограбл
ение квартиры товарища.
Мы стали жить. В тюрьме ты не выбираешь. Кого посадят тебе в сокамерники, с
тем и живёшь. У него с собой было с полбатона сухой колбасы, сыр какой-то и я
блоки. Как я теперь вычисляю, ему выдали продукты с ларька, на проведение о
перации, казённые. Потому что днём раньше мне завезли дачку, под 30 кг, одног
о чая пять огромных кульков. Чтобы Лёха не выглядел обездоленным сирым с
тукачом, каковым он на самом деле был, его и снабдили. Никогда впоследстви
и ему не приходили никакие продукты. «А что здесь у нас! Ц восклицал он, за
глядывая в мои кульки, Ц А тут что?!» В первую дачку, я помню, мне закинули н
есколько сортов колбасы. Я с ним широко делился всем.
К вечеру второго дня он тщательно вымыл пол, наорал на меня за то, что я по э
тому полу дошёл до раковины, то есть сделал два шага. Он одел особые трусы,
остался босиком и с голым торсом. Босиком он долго ходил по длине камеры. Д
олго примеривался к полу, целился, шумно дышал, пробовал, нависал над поло
м. Опустился на четыре точки ног и рук. Сделал несколько отжиманий. Встал.
Долго ходил от двери камеры к окну. Присел, опустился вновь на четыре точк
и. Шумно вдохнул, и тяжёлой мясной машиной стал двигаться над тюремным по
лом. Прижиматься к нему и отжиматься. Сделав какое-то количество прижима
ний-отжиманий он встал. Заходил как маятник от двери к окну. Опустился вно
вь на четыре точки…
Оказалось, что у него свой метод. И что даже Быков, а он с ним, выяснилось, си
дел некоторое время, признал, что Лёхин метод лучший из возможных для быс
трого увеличения мощи тела. «Я понаблюдал, как он качается, и показал ему с
вой метод», Ц презрительно сказал Лёха. «Он вынужден был признать, что мо
й эффективнее». «Ну и как он, Быков?» Ц поинтересовался я. "Да ну, за зверя в
ступился, зверя ему жалко стало, я зверю по рогам дал, а он, видите ли, интерн
ационалист, «зачем, Ц говорит, Ц таджика обижаешь…»
Эта часть Лёхиной истории впоследствии была подтверждена самим «звере
м» Ц 22-хлетним таджиком Шамсутдином Ибрагимовым, по-тюремному Шамс(ом). Л
ёха умолчал только о том, что Быков приложился-таки сверху в Лёхино перен
осье тогда.
Я попросил Лёху, чтоб он приобщил меня к методу. Я собирался серьёзно зани
маться спортом. Иначе я боялся, что атрофируюсь в тюрьме на хер. А я не хоте
л атрофироваться. Я хотел пережить тюрьму, сколько бы мне не суждено было
в ней находиться. Пережить, жить дальше, быть учителем жизни и умереть пос
ле девяноста. Нужно было осатанеть, стать фанатиком. Его кабанья свирепа
я настойчивость в спорте меня заинтересовала. Лёха повыпендривался, но п
освятил меня в тайны своей системы.
«Начинай с пятнадцати отжиманий. Сделал пятнадцать, встань. Походи, счит
ая до тридцати. Опять на четыре точки, отжался ещё пятнадцать раз. Встал, п
оходил, досчитал до тридцати. Вновь на пол, отжался пятнадцать раз. И так с
колько вытянешь. Если ты серьёзный тип, то можешь повторить ещё вечером т
акой же набор упражнений. Когда дойдёшь до 15 раз по пятнадцать отжиманий,
то можешь перейти к большему количеству отжиманий за раз, к двадцати пят
и. Работай с тем же интервалом в 30 счетов. Когда будешь делать десять, а лучш
е пятнадцать сетов по 25 раз, переходи к 50 отжиманиям за раз, не подымаясь.»
Я начал заниматься по его методу. В первый день я сделал 15 х 7 отжиманий, т.е. 85
раз. Вечером я сделал 91 отжимание. На следующий день я улучшил результат. И
пошел, пыхтя и упрямо, совершать ежедневные два раза в день подвиги. Он рев
ниво наблюдал за мной со своей шконки и давал советы. После меня вечером з
анимался он. И просил меня наблюдать, чётко ли он делает упражнения. Когда
я сделал мои 375 днём и ещё 375 вечером, он зауважал меня. Он как-то даже подавле
нно глухо пробормотал: «молодец». Его подготовили, чтоб он меня презирал.
Кто-то из двенадцати моих следователей, скорее всего старшие, или Шишкин,
или Баранов. А презирать не удавалось: перед ним был упрямый живой дух «Ну
маньяк! Ну маньячище!» Ц такие его возгласы выражали скорее одобрение. Н
о так как у него было задание, то он всё равно должен был отрабатывать свои
30 серебрянников, в его случае серебрянниками служили месяцы или годы, кот
орые ему обещали скинуть за меня, если он добьётся от меня «чистухи» Ц чи
стосердечного признания, или я проболтаюсь ему о том, чего не хочу говори
ть. УДО Ц условно досрочное освобождение. Вот что светит сукам впереди г
олубым небом, когда они сделают свою сучью работу.
Когда я понял, что он Ц засланная следствием сука? Ну я и на воле знал, что в
камеры подсаживают стукачей, что есть специальные «пресс-хаты», где зек
а прессуют Ц душат, избивают сокамерники, зарабатывая УДО. Я знал, что мен
я, очень известного человека, в пресс-хату вероятнее всего не кинут. Но то,
что будут подсаживать, знал. Ведь у нас с 99 года сидели в тюрьмах партийцы, и
мы писали в «Лимонке» о тюрьмах, о тюремных нравах, о методах следствия. И
адвокат Сергей Беляк мне советовал держать язык за зубами в моей камере.
Так что я предполагал, что Лёха может оказаться подсадным.
Но я стал его только подозревать, когда он проявил подозрительно подробн
ое знание не только моего первого романа, потому что он мог и вправду чита
ть его в Бутырке, Анатолий Лукъянов читал же этот роман на Матроске, книга
была издана общим тиражом в пару миллионов. Но Лёха, оказалось, знал на уро
вне литературоведа, причём высоко осведомлённого, текстуально знал отд
ельные куски «Дневник Неудачника» и основные положения «Анатомии Геро
я». Следователи если и не заставили его прочесть эти три моих книги, то уже
точно составили для него развёрнутое резюме их содержания и как в хрест
оматию включили в резюме отдельные сцены, которыми он оперировал. Так он
хорошо знал и почти цитировал те куски из «Дневника Неудачника», которые
касались детей, их там всего две или три, для эфесбешного рассудка сцены н
аверняка представлялись гнусным развратом, педофилией какой-нибудь, хо
тя это просто искусство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39