Или он заблуждается?
- Сарлуу, - спросил он, - а ты знаешь, откуда прилетели я и мои
друзья?
- Я знаю, - ответил Сарлуу. - Вы пришли с отдаленного солнца -
настолько отдаленного, что пройдет много лет, пока свет проделает такой
длинный путь.
Лазарус был удивлен:
- А кто тебе это сказал?
- Боги сказали нам. И твой брат Либби рассказывал об этом.
Лазарус готов был побиться об заклад, что боги и думать не думали
говорить что-либо по этому поводу, пока Либби все сам не объяснил Криилу
Сарлуу, однако решил не спорить. Он хотел узнать у Сарлуу, был ли тот
удивлен прибытием гостей из космоса, но потом сообразил, что ни одного
джокайрийского слова, эквивалентного понятиям "удивляться" или
"поражаться". Он все еще пытался облечь свою мысль в другую форму, когда
Сарлуу заговорил вновь:
- Отцы моего народа летали в небесах, как вы, но это было до прихода
богов. Боги же, в своей мудрости, велели нам остановиться.
"И это тоже, - подумал Лазарус, - чистейшей воды ложь, черт побери".
Не было ни малейших признаков того, что джокайрийцы когда-либо покидали
пределы родной планеты.
В жилище Сарлуу в тот вечер Лазарусу пришлось вытерпеть процедуру,
через которую, как он решил, доводится проходить любому почетному гостю.
Видимо, по замыслу хозяев, она должна была развлечь его. Он сидел на
корточках возле Сарлуу, на небольшом возвышении посреди просторного
помещения, служившего, похоже, кают-компанией клану Криила, и битых два
часа слушал вой, который, по всей видимости, считался здесь пением.
Лазарус подумывал о том, что, если даже прищемить хвосты пятидесяти
бродячим псам, и то получится лучшая музыка, но старался не ударить в
грязь лицом, стойко претерпевая навязанный ему ритуал.
Он вспомнил, как Либби настаивал на предположении, что очень
популярный среди джокайрийцев хоровой вой действительно является музыкой и
что люди могут научиться получать от него удовольствие, если обнаружат
скрытую логику в чередовании пауз.
Лазарусу с трудом верилось в это.
Но он вынужден был признать, что Либби лучше, чем кто-либо, понимал
джокайрийцев. Либби находил их прекрасными, очень тонкими математиками. Во
всяком случае в этом они ничуть не уступали ему самому с его необузданным
талантом. Землянам казалась чрезвычайно сложной даже их арифметика. Число
- любое число, большое или маленькое - было для аборигенов единым целым и
воспринималось как единое целое, а не как совокупность меньших чисел. Это
относилось и к иррациональным, и переменным величинам.
Было настоящим счастьем, размышлял Лазарус, что Либби мог выступать в
качестве математического переводчика между джокайрийцами и Семьями. В
противном случае им не удалось бы приобрести столько новых технических
знаний, которыми исправно снабжали их хозяева планеты.
"Интересно, - подумал он, - почему это джокайрийцы совершенно не
интересуются земной технологией, которую им предлагают в обмен?"
Наконец завывание прекратилось и Лазарус отключился от своих
раздумий. Принесли пищу. Семья Криила приступила к еде с теми же
энтузиазмом и энергией, которые сопутствовали всем их делам. "Достоинства,
- решил Лазарус, - вот чего им не хватает". Огромная чаша, до краев
заполненная какой-то аморфной жижей, была поставлена перед Криилом Сарлуу.
С дюжину Криилов тут же столпились вокруг нее и начали черпать еду руками,
не обращая внимания на своего вождя. Но Сарлуу оплеухами расчистил себе
дорогу к чаше и запустил в нее руку. Он выгреб целую пригоршню массы,
ладонями скатал из нее шарик и протянул его Лазарусу.
Лазарус по натуре не был брезглив, но ему пришлось напомнить себе,
во-первых, что пища джокайрийцев годилась и для людей и, во-вторых, что он
не узнает от них ничего интересного до тех пор, пока не заставит себя
проглотить предложенное "лакомство".
Он откусил большой кусок. М-м-м... не так уж и плохо, скорее
безвкусно и клейко, без определенного запаха. Приятного мало, но
проглотить можно. С мрачной решимостью не уронить достоинства человеческой
расы Лазарус продолжал есть, пообещав себе закусить по-настоящему по
возвращении домой.
Когда он почувствовал, что очередной кусок приведет к непоправимому
несчастью с желудком и к дипломатическому конфузу, он вдруг сообразил, как
ему выкрутиться. Опустив руку в общий котел, он набрал большую пригоршню
массы, скатал шар и предложил его Сарлуу.
Это было сделано по наитию; теперь до самого конца трапезы Лазарус
неустанно кормил Сарлуу. Прожорливости хозяина оставалось только
удивляться.
После еды они заснули. Лазарус улегся со всей семьей. Спать все
гурьбой завалились там же, где и ели, без всяких кроватей - просто рухнули
вповалку на пол, словно палые листья на дорожке или щенки в питомнике. К
своему удивлению, Лазарус спал очень крепко и не проснулся до тех пор,
пока на лице его не заплясали солнечные блики. Сарлуу еще спал и совсем
по-человечески храпел. Лазарус обнаружил, что один из маленьких
джокайрийцев клубочком свернулся рядом, доверчиво положив ему голову на
живот.
Он услышал шорох у себя за спиной, потом кто-то дотронулся до его
бедра. Он осторожно обернулся и увидел, что другой джокайреныш - малыш по
земным меркам лет шести - вытащил его бластер из кобуры и теперь с
любопытством рассматривал прицел.
Быстро, но осторожно Лазарус отобрал смертоносную игрушку у малыша,
который неохотно расстался с ней. Осмотрев оружие, Лазарус с облегчением
убедился, что защелка предохранителя опущена, и вернул бластер в кобуру.
Тут он заметил, что малыш собирается заплакать.
- Т-ш-ш, - прошептал Лазарус, - а то еще разбудишь своего папашу. Иди
сюда... - Он взял ребенка на руки и стал баюкать его. Джокайреныш прижался
к нему, закрыл глазенки и почти сразу же уснул.
Лазарус взглянул на спящего малыша.
- Ты довольно симпатичный бесенок, - добродушно пробормотал он. - Я
вполне мог бы привязаться к тебе. Вот только к вашему запаху мне никак не
привыкнуть...
Некоторые эпизоды взаимоотношений двух рас были бы даже забавны, если
бы не таили в себе потенциальную угрозу, как, например, случай с
Хьюбертом, сынишкой Элеонор Джонсон. Этот незадачливый карапуз отличался
неуемным любопытством. Однажды он наблюдал за двумя техниками, землянином
и джокайрийцем, которые приспосабливали источник питания местного
производства под нужды земного оборудования. Ребенок, по-видимому,
забавлял джокайрийца, и он, в порыве дружеского расположения, подхватил
малыша.
Хьюберт ударился в рев.
Мать, которая всегда старалась находиться где-нибудь неподалеку от
своего чада, тут же бросилась на выручку. Намерения у нее были самые
кровожадные, но, к счастью, сказалась нехватка сил и навыков; высокий
абориген остался цел и невредим, но ситуация сложилась крайне щекотливая.
Администратору Форду и Оливеру Джонсону стоило огромных усилий
объяснить суть случившегося обескураженным джокайрийцам. К счастью,
туземцы скорее были огорчены, нежели жаждали мщения.
Затем Форд вызвал Элеонор Джонсон.
- По вашей милости вся колония была поставлена под удар...
- Но я...
- Тихо! Если бы вы сами не избаловали своего сына, он вел бы себя как
следует. Если бы вы не были глупой гусыней, вы бы догадались, что руки
надо держать при себе, а не распускать их. Мальчик посещает занятия по
развитию, и вы просто не имеете права держать его постоянно у своей юбки.
Запомните: если с вашей стороны еще хоть раз будут замечены малейшие
признаки враждебности по отношению к местному населению, я подвергну вас
нескольким годам принудительного анабиоза. А теперь убирайтесь!
Почти столь же сурово Форду пришлось обойтись и с Дженис Шмидт.
Интерес, который джокайрийцы проявили к Хэнсу Везерэлу, вскоре
распространился и на всех остальных телепатов - уродов. Аборигены, похоже,
впадали в состояние просто-таки тихого экстаза от того, что кто-то может
общаться с ними непосредственно. Криил Сарлуу довел до сведения Форда, что
он очень хотел бы поместить телепатов в пустующем здании бывшего храма,
отдельно от других дефективных, чтобы джокайрийцы получили возможность
ухаживать за ними. Просьба более походила на требование.
Дженис Шмидт с трудом поддалась на настоятельные уговоры Форда пойти
в этом вопросе навстречу джокайрийцам. Свою настойчивость он мотивировал
тем, что они очень много сделали для землян. И вскоре - джокайрийские
сиделки приступили к своим обязанностям под ревнивым присмотром Дженис.
Оказалось, что у телепатов, умственное развитие которых хоть немного
превосходило полуидиотизм Хэнса Везерэла, быстро начинают развиваться
острые и тяжелые психозы, связанные с присутствием джокайрийских сиделок.
Форду пришлось расхлебывать и это. Дженис Шмидт была куда более
энергичной и здравомыслящей особой, чем Элеонор Джонсон. Чтобы сохранить
мир и покой, Форд был вынужден пригрозить Дженис, что ее могут вообще
отстранить от ухода за ее возлюбленными "детками". Криил Сарлуу, глубоко
огорченный и, можно сказать, потрясенный до глубины души, согласился на
компромисс, в результате которого присмотр за уродами с более высоким
уровнем развития продолжали осуществлять люди, а джокайрийцы стали
ухаживать только за законченными кретинами.
Но самые большие затруднения были вызваны... фамилиями.
У каждого джокайрийца были имя и фамилия. Фамилий было немного, как и
у членов Семей. Фамилия аборигена указывала одновременно и его
принадлежность к определенному племени, и на храм, который он посещал.
Криил Сарлуу как-то затронул этот вопрос в разговоре с Фордом.
- Верховный Отец Странных Братьев, - обратился он. - Настало время
тебе и твоим детям выбрать фамилии. - Естественно, Сарлуу говорил на
родном языке, поэтому при переводе некоторые понятия теряли свою
адекватность вкладываемому в них смыслу.
Форд уже привык к особенностям общения с джокайрийцами.
- Сарлуу, брат и друг, - ответил он, - я слышу твои слова, но не
понимаю. Говори, прошу тебя, более полно.
Сарлуу начал заново:
- Странный Брат, времена года приходят и уходят, но рано или поздно
наступает сезон созревания. Боги говорят нам, что вы, Странные Братья, в
своем развитии достигли момента, когда вам пристало выбрать себе племя и
храм. Я пришел к тебе с тем, чтобы договориться о приготовлениях
(церемониях), на которых каждый из вас выберет себе фамилию. Я передаю
тебе все это от имени богов. А от себя позволь добавить, что я буду
счастлив, если ты, брат мой Форд, предпочтешь для себя храм Криила.
Форд некоторое время молчал, напряженно пытаясь вникнуть в смысл
услышанного.
- Я счастлив взаимно, что ты предлагаешь мне свою фамилию. Но у моих
людей уже есть их собственные фамилии.
Сарлуу отверг этот довод, чмокнув губами.
- Их нынешние фамилии - пустые слова и ничего более. А теперь они
должны выбрать для себя настоящие, указывающие на определенный храм и имя
бога, которому им предстоит поклоняться. Ведь дети растут и постепенно
взрослеют.
Форд решил, что без советчиков ему не обойтись.
- Ты предлагаешь нам сделать это немедленно?
- Не сегодня, конечно, но в ближайшее время.
Форд вызвал Заккура Барстоу, Оливера Джонсона, Лазаруса Лонга, Ральфа
Шульца и передал им содержание беседы. Джонсон прокрутил запись и
попытался точнее установить значение слов. Он подготовил несколько
возможных вариантов перевода, но так и не смог пролить свет на суть
проблемы.
- Похоже, - высказался Лазарус, - нам предлагают или примкнуть к их
церкви, или выметаться.
- Точно, - согласился Заккур Барстоу. - Тут, пожалуй, все ясно. Я
думаю, большой беды не будет, если мы согласимся с их предложением. Ведь
очень немногие из наших страдают какими-нибудь религиозными
предрассудками, которые помешали бы им напоказ поклоняться местным богам
во благо всей колонии.
- Наверное, вы правы, - согласился Форд. - Я, например, не имею
ничего против того, чтобы прибавить к своему имени фамилию Криил и принять
участие в их обрядах во имя безоблачного сосуществования. - Вдруг он
нахмурился: - Но я бы не хотел стать свидетелем того, как наша культура
растворяется в их культуре.
- Пусть у вас не болит голова на сей счет, - уверил его Ральф Шульц.
- Независимо от того, что мы сделаем для их ублаготворения, культурная
ассимиляция в любом случае исключена. Мы совершенно не похожи на них, и я
только сейчас начинаю понимать, насколько глубокие различия между нами.
- Да, - вставил Лазарус, - именно насколько.
Форд повернулся к Лазарусу:
- Что вы хотите сказать? Вас что-то беспокоит?
- Да нет. Просто я, - ответил Лазарус, - не разделяю вашего
оптимизма.
В конце концов они сошлись на том, что сначала обряд посвящения
должен пройти один человек и обо всем поведать остальным. Лазарус
требовал, чтобы эту честь предоставили ему по праву старейшего; Шульц
настаивал, чтобы послали его, как специалиста по таким делам. Но Форд
переспорил их всех, заявив, что это его прямая обязанность как
ответственного руководителя.
Лазарус проводил его до дверей храма, в котором планировалось
проведение церемонии. Форд был совершенно обнажен, как и всякий
джокайриец. Лазарус же, поскольку обряд не допускал присутствия
посторонних в святилище, остался в своем килте. Многие колонисты, за
долгие годы полета истосковавшиеся по солнцу, предпочитали ходить нагишом
там, где позволяли приличия. Не пользовались практически одеждой и
джокайрийцы. Но Лазарус всегда был одет. И даже не потому, что его
моральные устои не позволяли ему этого, а из тех соображений, что на голом
человеке бластер выглядел бы более чем странно.
Криил Сарлуу поприветствовал их и повел Форда в храм.
Лазарус крикнул вслед:
- Не вешай носа, старина!
Потом он стал ждать. Он закурил сигарету, докурил ее и отбросил
окурок. Погулял взад-вперед. Он понятия не имел, сколько ему предстоит
маяться. Неопределенность усугубляла томительность ожидания; процедура,
казалось, тянулась слишком долго.
В конце концов двери распахнулись и из них повалила толпа аборигенов.
Они казались чем-то озабоченными и, увидев Лазаруса, старались миновать
его стороной. Наконец огромный вход опустел и на пороге появилась фигура
человека. Он выбежал из храма и опрометью бросился вдоль по улице.
Лазарус узнал Форда.
Форд не остановился, пробегая мимо Лазаруса. Он слепо мчался вперед.
Через несколько шагов он споткнулся и упал. Лазарус поспешил к нему.
Форд не делал попыток встать. Он лежал ничком, лицом вниз, и плечи
его содрогались от неудержимых рыданий.
Лазарус присел возле него на корточки и потряс его.
- Слэйтон! - позвал он. - Что случилось? Что с вами?
Форд поднял голову, взглянул на него мокрыми от слез глазами, полными
ужаса, и на мгновение перестал всхлипывать. Говорить он не мог, но,
кажется, узнал Лазаруса. Он протянул руки, прижался к нему и разрыдался
еще сильнее, чем прежде.
Лазарус высвободился и отвесил Форду увесистую пощечину.
- Перестаньте, - приказал он. - Лучше расскажите, в чем дело!
Голова Форда дернулась от удара, он снова перестал всхлипывать, но
по-прежнему не мог выговорить ни слова. Взгляд его был затуманен.
На них легла чья-то тень. Лазарус обернулся и выхватил бластер. В
нескольких ярдах от них стоял Криил Сарлуу, не делая попыток приблизиться.
И вовсе не из-за оружия - он никогда раньше его не видел и не мог знать,
что это такое.
- Это ты!.. - прорычал Лазарус. - Какого... Что вы с ним сделали?
Потом он сообразил, что Сарлуу его не понимает, и перешел на понятный
аборигену язык:
- Что случилось с моим братом Фордом?
- Забери его, - ответил Сарлуу. Губы его дрожали. - Это очень плохо.
Это очень-очень плохо.
- Как будто я сам не вижу! - буркнул Лазарус, не удосужившись
перевести свои слова на джокайрийский.
3
Безотлагательно было созвано совещание в прежнем составе, за
исключением председателя. Лазарус рассказал о том, что произошло. Шульц
доложил о состоянии Форда.
- Медики пока не нашли причины недуга. С уверенностью можно сказать
только то, что Администратор страдает от возникшего по неизвестной причине
острейшего психоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
- Сарлуу, - спросил он, - а ты знаешь, откуда прилетели я и мои
друзья?
- Я знаю, - ответил Сарлуу. - Вы пришли с отдаленного солнца -
настолько отдаленного, что пройдет много лет, пока свет проделает такой
длинный путь.
Лазарус был удивлен:
- А кто тебе это сказал?
- Боги сказали нам. И твой брат Либби рассказывал об этом.
Лазарус готов был побиться об заклад, что боги и думать не думали
говорить что-либо по этому поводу, пока Либби все сам не объяснил Криилу
Сарлуу, однако решил не спорить. Он хотел узнать у Сарлуу, был ли тот
удивлен прибытием гостей из космоса, но потом сообразил, что ни одного
джокайрийского слова, эквивалентного понятиям "удивляться" или
"поражаться". Он все еще пытался облечь свою мысль в другую форму, когда
Сарлуу заговорил вновь:
- Отцы моего народа летали в небесах, как вы, но это было до прихода
богов. Боги же, в своей мудрости, велели нам остановиться.
"И это тоже, - подумал Лазарус, - чистейшей воды ложь, черт побери".
Не было ни малейших признаков того, что джокайрийцы когда-либо покидали
пределы родной планеты.
В жилище Сарлуу в тот вечер Лазарусу пришлось вытерпеть процедуру,
через которую, как он решил, доводится проходить любому почетному гостю.
Видимо, по замыслу хозяев, она должна была развлечь его. Он сидел на
корточках возле Сарлуу, на небольшом возвышении посреди просторного
помещения, служившего, похоже, кают-компанией клану Криила, и битых два
часа слушал вой, который, по всей видимости, считался здесь пением.
Лазарус подумывал о том, что, если даже прищемить хвосты пятидесяти
бродячим псам, и то получится лучшая музыка, но старался не ударить в
грязь лицом, стойко претерпевая навязанный ему ритуал.
Он вспомнил, как Либби настаивал на предположении, что очень
популярный среди джокайрийцев хоровой вой действительно является музыкой и
что люди могут научиться получать от него удовольствие, если обнаружат
скрытую логику в чередовании пауз.
Лазарусу с трудом верилось в это.
Но он вынужден был признать, что Либби лучше, чем кто-либо, понимал
джокайрийцев. Либби находил их прекрасными, очень тонкими математиками. Во
всяком случае в этом они ничуть не уступали ему самому с его необузданным
талантом. Землянам казалась чрезвычайно сложной даже их арифметика. Число
- любое число, большое или маленькое - было для аборигенов единым целым и
воспринималось как единое целое, а не как совокупность меньших чисел. Это
относилось и к иррациональным, и переменным величинам.
Было настоящим счастьем, размышлял Лазарус, что Либби мог выступать в
качестве математического переводчика между джокайрийцами и Семьями. В
противном случае им не удалось бы приобрести столько новых технических
знаний, которыми исправно снабжали их хозяева планеты.
"Интересно, - подумал он, - почему это джокайрийцы совершенно не
интересуются земной технологией, которую им предлагают в обмен?"
Наконец завывание прекратилось и Лазарус отключился от своих
раздумий. Принесли пищу. Семья Криила приступила к еде с теми же
энтузиазмом и энергией, которые сопутствовали всем их делам. "Достоинства,
- решил Лазарус, - вот чего им не хватает". Огромная чаша, до краев
заполненная какой-то аморфной жижей, была поставлена перед Криилом Сарлуу.
С дюжину Криилов тут же столпились вокруг нее и начали черпать еду руками,
не обращая внимания на своего вождя. Но Сарлуу оплеухами расчистил себе
дорогу к чаше и запустил в нее руку. Он выгреб целую пригоршню массы,
ладонями скатал из нее шарик и протянул его Лазарусу.
Лазарус по натуре не был брезглив, но ему пришлось напомнить себе,
во-первых, что пища джокайрийцев годилась и для людей и, во-вторых, что он
не узнает от них ничего интересного до тех пор, пока не заставит себя
проглотить предложенное "лакомство".
Он откусил большой кусок. М-м-м... не так уж и плохо, скорее
безвкусно и клейко, без определенного запаха. Приятного мало, но
проглотить можно. С мрачной решимостью не уронить достоинства человеческой
расы Лазарус продолжал есть, пообещав себе закусить по-настоящему по
возвращении домой.
Когда он почувствовал, что очередной кусок приведет к непоправимому
несчастью с желудком и к дипломатическому конфузу, он вдруг сообразил, как
ему выкрутиться. Опустив руку в общий котел, он набрал большую пригоршню
массы, скатал шар и предложил его Сарлуу.
Это было сделано по наитию; теперь до самого конца трапезы Лазарус
неустанно кормил Сарлуу. Прожорливости хозяина оставалось только
удивляться.
После еды они заснули. Лазарус улегся со всей семьей. Спать все
гурьбой завалились там же, где и ели, без всяких кроватей - просто рухнули
вповалку на пол, словно палые листья на дорожке или щенки в питомнике. К
своему удивлению, Лазарус спал очень крепко и не проснулся до тех пор,
пока на лице его не заплясали солнечные блики. Сарлуу еще спал и совсем
по-человечески храпел. Лазарус обнаружил, что один из маленьких
джокайрийцев клубочком свернулся рядом, доверчиво положив ему голову на
живот.
Он услышал шорох у себя за спиной, потом кто-то дотронулся до его
бедра. Он осторожно обернулся и увидел, что другой джокайреныш - малыш по
земным меркам лет шести - вытащил его бластер из кобуры и теперь с
любопытством рассматривал прицел.
Быстро, но осторожно Лазарус отобрал смертоносную игрушку у малыша,
который неохотно расстался с ней. Осмотрев оружие, Лазарус с облегчением
убедился, что защелка предохранителя опущена, и вернул бластер в кобуру.
Тут он заметил, что малыш собирается заплакать.
- Т-ш-ш, - прошептал Лазарус, - а то еще разбудишь своего папашу. Иди
сюда... - Он взял ребенка на руки и стал баюкать его. Джокайреныш прижался
к нему, закрыл глазенки и почти сразу же уснул.
Лазарус взглянул на спящего малыша.
- Ты довольно симпатичный бесенок, - добродушно пробормотал он. - Я
вполне мог бы привязаться к тебе. Вот только к вашему запаху мне никак не
привыкнуть...
Некоторые эпизоды взаимоотношений двух рас были бы даже забавны, если
бы не таили в себе потенциальную угрозу, как, например, случай с
Хьюбертом, сынишкой Элеонор Джонсон. Этот незадачливый карапуз отличался
неуемным любопытством. Однажды он наблюдал за двумя техниками, землянином
и джокайрийцем, которые приспосабливали источник питания местного
производства под нужды земного оборудования. Ребенок, по-видимому,
забавлял джокайрийца, и он, в порыве дружеского расположения, подхватил
малыша.
Хьюберт ударился в рев.
Мать, которая всегда старалась находиться где-нибудь неподалеку от
своего чада, тут же бросилась на выручку. Намерения у нее были самые
кровожадные, но, к счастью, сказалась нехватка сил и навыков; высокий
абориген остался цел и невредим, но ситуация сложилась крайне щекотливая.
Администратору Форду и Оливеру Джонсону стоило огромных усилий
объяснить суть случившегося обескураженным джокайрийцам. К счастью,
туземцы скорее были огорчены, нежели жаждали мщения.
Затем Форд вызвал Элеонор Джонсон.
- По вашей милости вся колония была поставлена под удар...
- Но я...
- Тихо! Если бы вы сами не избаловали своего сына, он вел бы себя как
следует. Если бы вы не были глупой гусыней, вы бы догадались, что руки
надо держать при себе, а не распускать их. Мальчик посещает занятия по
развитию, и вы просто не имеете права держать его постоянно у своей юбки.
Запомните: если с вашей стороны еще хоть раз будут замечены малейшие
признаки враждебности по отношению к местному населению, я подвергну вас
нескольким годам принудительного анабиоза. А теперь убирайтесь!
Почти столь же сурово Форду пришлось обойтись и с Дженис Шмидт.
Интерес, который джокайрийцы проявили к Хэнсу Везерэлу, вскоре
распространился и на всех остальных телепатов - уродов. Аборигены, похоже,
впадали в состояние просто-таки тихого экстаза от того, что кто-то может
общаться с ними непосредственно. Криил Сарлуу довел до сведения Форда, что
он очень хотел бы поместить телепатов в пустующем здании бывшего храма,
отдельно от других дефективных, чтобы джокайрийцы получили возможность
ухаживать за ними. Просьба более походила на требование.
Дженис Шмидт с трудом поддалась на настоятельные уговоры Форда пойти
в этом вопросе навстречу джокайрийцам. Свою настойчивость он мотивировал
тем, что они очень много сделали для землян. И вскоре - джокайрийские
сиделки приступили к своим обязанностям под ревнивым присмотром Дженис.
Оказалось, что у телепатов, умственное развитие которых хоть немного
превосходило полуидиотизм Хэнса Везерэла, быстро начинают развиваться
острые и тяжелые психозы, связанные с присутствием джокайрийских сиделок.
Форду пришлось расхлебывать и это. Дженис Шмидт была куда более
энергичной и здравомыслящей особой, чем Элеонор Джонсон. Чтобы сохранить
мир и покой, Форд был вынужден пригрозить Дженис, что ее могут вообще
отстранить от ухода за ее возлюбленными "детками". Криил Сарлуу, глубоко
огорченный и, можно сказать, потрясенный до глубины души, согласился на
компромисс, в результате которого присмотр за уродами с более высоким
уровнем развития продолжали осуществлять люди, а джокайрийцы стали
ухаживать только за законченными кретинами.
Но самые большие затруднения были вызваны... фамилиями.
У каждого джокайрийца были имя и фамилия. Фамилий было немного, как и
у членов Семей. Фамилия аборигена указывала одновременно и его
принадлежность к определенному племени, и на храм, который он посещал.
Криил Сарлуу как-то затронул этот вопрос в разговоре с Фордом.
- Верховный Отец Странных Братьев, - обратился он. - Настало время
тебе и твоим детям выбрать фамилии. - Естественно, Сарлуу говорил на
родном языке, поэтому при переводе некоторые понятия теряли свою
адекватность вкладываемому в них смыслу.
Форд уже привык к особенностям общения с джокайрийцами.
- Сарлуу, брат и друг, - ответил он, - я слышу твои слова, но не
понимаю. Говори, прошу тебя, более полно.
Сарлуу начал заново:
- Странный Брат, времена года приходят и уходят, но рано или поздно
наступает сезон созревания. Боги говорят нам, что вы, Странные Братья, в
своем развитии достигли момента, когда вам пристало выбрать себе племя и
храм. Я пришел к тебе с тем, чтобы договориться о приготовлениях
(церемониях), на которых каждый из вас выберет себе фамилию. Я передаю
тебе все это от имени богов. А от себя позволь добавить, что я буду
счастлив, если ты, брат мой Форд, предпочтешь для себя храм Криила.
Форд некоторое время молчал, напряженно пытаясь вникнуть в смысл
услышанного.
- Я счастлив взаимно, что ты предлагаешь мне свою фамилию. Но у моих
людей уже есть их собственные фамилии.
Сарлуу отверг этот довод, чмокнув губами.
- Их нынешние фамилии - пустые слова и ничего более. А теперь они
должны выбрать для себя настоящие, указывающие на определенный храм и имя
бога, которому им предстоит поклоняться. Ведь дети растут и постепенно
взрослеют.
Форд решил, что без советчиков ему не обойтись.
- Ты предлагаешь нам сделать это немедленно?
- Не сегодня, конечно, но в ближайшее время.
Форд вызвал Заккура Барстоу, Оливера Джонсона, Лазаруса Лонга, Ральфа
Шульца и передал им содержание беседы. Джонсон прокрутил запись и
попытался точнее установить значение слов. Он подготовил несколько
возможных вариантов перевода, но так и не смог пролить свет на суть
проблемы.
- Похоже, - высказался Лазарус, - нам предлагают или примкнуть к их
церкви, или выметаться.
- Точно, - согласился Заккур Барстоу. - Тут, пожалуй, все ясно. Я
думаю, большой беды не будет, если мы согласимся с их предложением. Ведь
очень немногие из наших страдают какими-нибудь религиозными
предрассудками, которые помешали бы им напоказ поклоняться местным богам
во благо всей колонии.
- Наверное, вы правы, - согласился Форд. - Я, например, не имею
ничего против того, чтобы прибавить к своему имени фамилию Криил и принять
участие в их обрядах во имя безоблачного сосуществования. - Вдруг он
нахмурился: - Но я бы не хотел стать свидетелем того, как наша культура
растворяется в их культуре.
- Пусть у вас не болит голова на сей счет, - уверил его Ральф Шульц.
- Независимо от того, что мы сделаем для их ублаготворения, культурная
ассимиляция в любом случае исключена. Мы совершенно не похожи на них, и я
только сейчас начинаю понимать, насколько глубокие различия между нами.
- Да, - вставил Лазарус, - именно насколько.
Форд повернулся к Лазарусу:
- Что вы хотите сказать? Вас что-то беспокоит?
- Да нет. Просто я, - ответил Лазарус, - не разделяю вашего
оптимизма.
В конце концов они сошлись на том, что сначала обряд посвящения
должен пройти один человек и обо всем поведать остальным. Лазарус
требовал, чтобы эту честь предоставили ему по праву старейшего; Шульц
настаивал, чтобы послали его, как специалиста по таким делам. Но Форд
переспорил их всех, заявив, что это его прямая обязанность как
ответственного руководителя.
Лазарус проводил его до дверей храма, в котором планировалось
проведение церемонии. Форд был совершенно обнажен, как и всякий
джокайриец. Лазарус же, поскольку обряд не допускал присутствия
посторонних в святилище, остался в своем килте. Многие колонисты, за
долгие годы полета истосковавшиеся по солнцу, предпочитали ходить нагишом
там, где позволяли приличия. Не пользовались практически одеждой и
джокайрийцы. Но Лазарус всегда был одет. И даже не потому, что его
моральные устои не позволяли ему этого, а из тех соображений, что на голом
человеке бластер выглядел бы более чем странно.
Криил Сарлуу поприветствовал их и повел Форда в храм.
Лазарус крикнул вслед:
- Не вешай носа, старина!
Потом он стал ждать. Он закурил сигарету, докурил ее и отбросил
окурок. Погулял взад-вперед. Он понятия не имел, сколько ему предстоит
маяться. Неопределенность усугубляла томительность ожидания; процедура,
казалось, тянулась слишком долго.
В конце концов двери распахнулись и из них повалила толпа аборигенов.
Они казались чем-то озабоченными и, увидев Лазаруса, старались миновать
его стороной. Наконец огромный вход опустел и на пороге появилась фигура
человека. Он выбежал из храма и опрометью бросился вдоль по улице.
Лазарус узнал Форда.
Форд не остановился, пробегая мимо Лазаруса. Он слепо мчался вперед.
Через несколько шагов он споткнулся и упал. Лазарус поспешил к нему.
Форд не делал попыток встать. Он лежал ничком, лицом вниз, и плечи
его содрогались от неудержимых рыданий.
Лазарус присел возле него на корточки и потряс его.
- Слэйтон! - позвал он. - Что случилось? Что с вами?
Форд поднял голову, взглянул на него мокрыми от слез глазами, полными
ужаса, и на мгновение перестал всхлипывать. Говорить он не мог, но,
кажется, узнал Лазаруса. Он протянул руки, прижался к нему и разрыдался
еще сильнее, чем прежде.
Лазарус высвободился и отвесил Форду увесистую пощечину.
- Перестаньте, - приказал он. - Лучше расскажите, в чем дело!
Голова Форда дернулась от удара, он снова перестал всхлипывать, но
по-прежнему не мог выговорить ни слова. Взгляд его был затуманен.
На них легла чья-то тень. Лазарус обернулся и выхватил бластер. В
нескольких ярдах от них стоял Криил Сарлуу, не делая попыток приблизиться.
И вовсе не из-за оружия - он никогда раньше его не видел и не мог знать,
что это такое.
- Это ты!.. - прорычал Лазарус. - Какого... Что вы с ним сделали?
Потом он сообразил, что Сарлуу его не понимает, и перешел на понятный
аборигену язык:
- Что случилось с моим братом Фордом?
- Забери его, - ответил Сарлуу. Губы его дрожали. - Это очень плохо.
Это очень-очень плохо.
- Как будто я сам не вижу! - буркнул Лазарус, не удосужившись
перевести свои слова на джокайрийский.
3
Безотлагательно было созвано совещание в прежнем составе, за
исключением председателя. Лазарус рассказал о том, что произошло. Шульц
доложил о состоянии Форда.
- Медики пока не нашли причины недуга. С уверенностью можно сказать
только то, что Администратор страдает от возникшего по неизвестной причине
острейшего психоза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27