А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Его открытое, живое лицо и громкий смех заинтересовали ее.
Но, поскольку любой член Семей имел право присутствовать на встречах, она
не особенно утруждала себя догадками.
Незнакомец сказал:
- Валяй дальше, сынок. Что там у тебя еще?
Фут ответил ему с места:
- Подведет итоги эксперимента наш старший психометрист. Я лишь вводил
присутствующих в курс дела.
- Ради всего... - поперхнулся седой незнакомец, - слушай, сынок, ты
что же, хочешь сказать, ты битый час стоял здесь и втолковывал нам
прописные истины, давным-давно известные всем?
- Мое выступление подводило необходимую базу, и потом, меня зовут не
"сынок", а Джастин Фут.
Мэри Сперлинг вмешалась:
- Брат, - строго сказала она незнакомцу, - прежде чем обращаться к
Семьям, будь добр, представься. Прости, но я что-то никак не могу
припомнить тебя.
- Прошу прощения, сестра. Меня зовут Лазарус Лонг, и говорю я от
своего имени.
Мэри покачала головой:
- Я все еще не вспомнила, кто ты.
- Еще раз прошу прощения. Это "маскарадное" имя, которое я взял еще
во время Первого Пророка и очень привык к нему. Мое "семейное" имя Смит...
Вудро Вильсон Смит.
- Вудро Вильсон См... Сколько же тебе лет?
- Что? Ах, лет! Я уже давно не считаю. Мне... сто... нет, двести...
тринадцать лет. Да, совершенно верно, двести тринадцать.
Зал замер. Тогда Мэри тихо спросила:
- Ты слышал, как я спрашивала, есть ли среди присутствующих человек
старше меня?
- Да, слышал. Но, видишь ли, сестра, ты и сама здорово справляешься.
А я ведь не посещал собраний Семей больше сотни лет и поэтому побоялся,
что процедура могла измениться.
- Я прошу тебя занять место... - Она стала спускаться с помоста.
- Нет, нет. Не нужно, - запротестовал он. Но она не обратила на это
никакого внимания и уселась в зале.
Лазарус огляделся, пожал плечами и поднялся на возвышение. Сев боком
на председательский стул, он объявил:
- Ну что ж, продолжим. Кто следующий?
Ральф Шульц из Семьи Шульцев больше походил на банкира, чем на
психометриста. Он говорил ровным, уверенным голосом, что придавало его
словам дополнительную весомость.
- Я был одним из тех, кто предлагал покончить с "маскарадом". Я
оказался не прав. Я верил в то, что большинство наших сограждан,
воспитанных современными методами, сможет отнестись спокойно к чему
угодно. Я предполагал, что небольшое число не вполне нормальных людей
невзлюбит нас и, возможно, возненавидит. Я предсказывал даже, что многие
будут завидовать нам - ведь все, кто радуется жизни, хотят жить как можно
дольше. Но мне и в голову не приходило, что могут возникнуть какие-то
серьезные неприятности. В современном обществе покончено с расовыми
предрассудками, а те, кто еще верен им, стыдятся заявить об этом во
всеуслышание. Я верил, что наше общество настолько терпимо, что мы сможем
открыто сосуществовать с обычными людьми.
Так вот! Я ошибся.
Негры ненавидели белых и завидовали им до тех пор, пока те
пользовались преимуществами своего цвета кожи. Это было здоровой,
нормальной реакцией. Когда дискриминации не стало, проблема решилась сама
собой, произошла культурная ассимиляция рас.
Теперь точно так же часть людей завидует нам. Мы предполагали, что
эта, ожидаемая, реакция не будет иметь серьезного общественного резонанса,
так как большинству людей станет ясна причина нашего долголетия. Ведь она
- в наших генах, а не в утаиваемом чудодейственном эликсире. Мы -
результат благоприятной наследственности.
Но мы принимали желаемое за действительное. Теперь, задним числом,
совершенно ясно, что правильное толкование данных математического анализа
дало бы совершенно другой ответ, выявило бы неуместность использованных
аналогий. Я не пытаюсь оправдываться - крыть нечем. Нас ослепили
собственные надежды и чаяния.
А в действительности случилось вот что: наши недолговечные братья
очутились в положении лисы, которая никогда не сможет добраться до
винограда. Это поставило их перед дилеммой. И они решили ее, отвергнув как
невероятные факты, которые мы разгласили. Они просто не поверили нам. Их
зависть обернулась ненавистью. Подсознательно они были убеждены, что мы
лишаем их законного права на долговечность... насильственно, злонамеренно.
Все усиливающаяся ненависть к нам теперь превратилась в могучий
поток, который сметает на своем пути все: доброжелательность, терпимость и
едва возникшее братство. Эта ненависть опасна не только тем, кто попытался
влиться в общество, но и нам - тем, кто остался законспирированным.
Опасность велика и висит над нами как дамоклов меч. - Он резко сел.
Его слушали спокойно: невозмутимость вошла в привычку. В глубине зала
поднялась женщина.
- Меня зовут Ив Барстоу. Я говорю от имени Семьи Куперов. Ральф
Шульц, мне сто девятнадцать лет, и думаю, что я старше тебя. Я не обладаю
твоими математическими талантами и знанием законов человеческого
поведения. Но я знавала множество людей на своем веку. Человек - существо
доброжелательное, чуткое и доброе. О, разумеется, у него есть маленькие
слабости, но дайте ему хоть каплю надежды на лучшее, и он забудет о них. Я
не верю, что люди могут возненавидеть меня и попытаются убить только
потому, что я дольше их проживу на свете. Что ты на это скажешь? Ведь ты
уже ошибался однажды - не ошибся ли ты и на сей раз?
Шульц спокойно взирал на нее, разглаживая складку на своем килте.
- Ты права, Ив. Нет никаких гарантий того, что я не ошибусь вновь. В
этом вся беда психологии - она настолько сложна, в ней так много скрытых
факторов, человеческие отношения порой так неожиданны, что даже
убедительные на первый взгляд выводы выглядят подчас в свете последующих
событий просто чепухой.
Он снова встал, оглядел зал и заговорил с прежней решительностью:
- На этот раз я не делаю далеко идущих выводов. Я говорю о фактах, а
исходя из них, можно строить предположения с такой же степенью
уверенности, как и предсказывать, что яйцо разобьется уже на полпути к
полу. Но Ив права... не во всем, конечно. Каждый в отдельности взятый
человек добр и терпим... и сам по себе, и в отношениях с остальными
отдельно взятыми людьми. Ив не грозит опасность со стороны ее друзей и
соседей так же, как и мне со стороны моих. Но зато ей могут представлять
угрозу мои соседи, а мне - ее. Массовая психология - не просто результат
суммирования индивидуальных психологий. Таково основное положение
социальной психодинамики. И из этого правила еще не было исключений. Это
закон массового поведения, закон массовой истерии. Он давно известен
военным, политическим и религиозным деятелям, которые активно используют
его, напуская на людей пророков и пропагандистов, вождей, актеров и
главарей банд. Его использовали на практике давным-давно - за многие
поколения до того, как он был выражен в математических символах. Он
действовал всегда. Действует и поныне.
Я и мои коллеги стали подозревать, что накал ненависти в обществе по
отношению к нам усиливается, еще несколько лет назад. Но мы сочли, что
рано бить в набат и выносить наши опасения на собрание, поскольку не
располагали серьезными доказательствами. Вдобавок любое, даже самое
здоровое общество имеет свою червоточину, и агрессивные намерения можно
было списать на счет озлобленности не играющего серьезной роли
меньшинства. Антагонистические тенденции были сначала столь незначительны,
что мы даже сомневались в их существовании. Тем более что отношения в
обществе так запутаны, что напоминают спагетти в кастрюле. Они существуют
в абстрактном топологическом пространстве со многими измерениями (десять
или двенадцать измерений - обычное дело). Поэтому описать их математически
- чрезвычайно трудное дело. Сложность подобной задачи невозможно
преувеличить.
Вот мы и ждали, беспокоились, изучали статистические данные, с
величайшей осторожностью возводя здание нашей статистической Вселенной.
К тому времени, когда уже не оставалось места сомнениям, было слишком
поздно. Социопсихологические тенденции могут зарождаться и исчезать
совершенно неожиданно. Мы все еще уповали на то, что свою роль сыграют
положительные факторы: работы Нельсона в области симбиотики, наши
достижения в геометрии, огромная общественная заинтересованность в
освоении спутников Юпитера для иммиграции. Любое событие, которое
потенциально могло бы дать шансы на продление жизни или хотя бы надежду на
них, положило бы конец всяким проявлениям враждебности по отношению к нам.
Но вместо этого ненависть из огонька превратилась в пламя, в бушующий
неконтролируемый лесной пожар. Насколько нам известно, количество людей,
зараженных агрессивными намерениями, только за последние тридцать семь
дней увеличилось вдвое и неуклонно растет. Я могу лишь гадать, как далеко
зайдет этот процесс и какими темпами будет развиваться. Поэтому мы и
попросили созвать очередное совещание. Беда может грянуть в любой момент.
Он сел; лицо его побледнело от волнения.
Ив оставила попытки продолжать спор. Не возразил и никто из
присутствующих. Не только Ральф Шульц, - признанный авторитет в своей
области - но и все они чувствовали, что тучи сгущаются над их головами.
Но, хотя все понимали, перед лицом какой проблемы они стоят, мнений о том,
что же предпринять, было столько же, сколько людей сидело в зале. И к тому
моменту, когда Лазарус поднял руку, требуя тишины, прения тянулись уже
битых два часа.
- Так мы ни к чему не придем, - заключил он. - И похоже, что даже к
завтрашнему вечеру. Давайте окинем проблему целиком и обмозгуем, что тут
можно сделать. Мы можем, - он начал загибать пальцы, - ничего не делать,
смирнехонько сидеть и выжидать, что из этого получится.
Мы можем полностью отказаться от "маскарада", огласить правду о том,
сколько нас на самом деле, и потребовать политических прав.
Мы можем оставить все по-старому и использовать нашу организацию и ее
деньги для защиты наших братьев, объявивших обществу о своем
существовании. Может статься, нам снова удастся включить их в "маскарад".
Мы можем покончить с конспирацией и вынудить правительство выделить
нам место для устройства колонии, где мы жили бы отдельно от всех.
Или мы можем поступить еще как-нибудь иначе. Но я надеюсь, что каждый
из вас теперь выберет для себя один из этих четырех основных вариантов.
Советую сторонникам каждого из них собраться где-нибудь в определенном
месте, скажем в одном из четырех углов зала. Каждая группа вырабатывает
свой план и представляет его на рассмотрение Семей. А те из вас, кто не
согласен ни с одним из перечисленных вариантов, пусть соберутся в центре
зала и спорят там между собой. Теперь, если нет возражений, позвольте
объявить перерыв до завтрашнего вечера. Что вы на это скажете?
Никто не проронил ни слова. Присутствующие были слегка ошарашены
своеобразным способом ведения собрания, который блестяще продемонстрировал
им Лазарус Лонг. Они привыкли к неторопливым, долгим обсуждениям проблем
до тех пор, пока одна из точек зрения не принималась единогласно. И
поэтому они были немного шокированы такой спешкой.
Но Лонг был весьма энергичен, его возраст внушал к себе уважение, а
его несколько старомодный выговор придавал его речам весомость слов
патриарха. Поэтому никто не решился спорить.
- О'кэй, - подытожил Лазарус, хлопнув в ладоши. - Итак, наша
богадельня закрыта до завтра. - Он спустился с помоста.
Мэри Сперлинг подошла к нему.
- Я хотела бы поближе познакомиться с тобой, - сказала она, глядя ему
в глаза.
- Конечно, сестренка, почему бы и нет?
- Ты останешься на обсуждение?
- Нет.
- В таком случае ты не мог бы проводить меня домой?
- С превеликим удовольствием. У меня как раз нет никаких неотложных
дел.
- Тогда пошли.
Она провела его через туннель к подземному бассейну, соединяющемуся с
озером Мичиган. Увидев его псевдо-"кэмден", он явно удивился, но ничего не
сказал, пока они не погрузились.
- Симпатичная у тебя машинка, а?
- Да.
- В ней есть что-то необычное, верно?
Мэри улыбнулась:
- Да. К тому же она еще и совершенно неожиданно взрывается, если
кто-то вздумает обследовать ее.
- Хорошо-о-о! - протянул он и добавил: - Мэри, а ты случайно не
инженер?
- Я-то? Господи, конечно нет! Во всяком случае не в этом веке. Если я
когда-то и знала что-либо из этой области, то давным-давно забыла. Но коли
тебе нравится машина, переделанная таким образом, то ее можно получить
через посредничество Семей. Нужно обратиться к...
- Не бери в голову, сестра. Мне вовсе не нужна машина. Мне просто
внушают симпатию всякие штуки, которые делают свое дело надежно и
эффективно. Эта машина сразу пришлась мне по душе.
- Понятно.
Мэри была занята тем, что прощупывала радаром окрестности. Затем,
убедившись, что вокруг спокойно, бесшумно вывела машину на берег.
Когда они вошли в ее квартиру и уселись в гостиной, она придвинула
поближе к нему сигареты и спиртное, а сама зашла в спальню и переоделась в
домашний наряд, в котором выглядела миниатюрней и моложе, чем обычно.
Когда она снова появилась в гостиной, Лазарус встал, прикурил для нее
сигарету, протянул ей и нескромно присвистнул, заметив наконец происшедшую
с ней перемену.
Она улыбнулась, взяла сигарету и опустилась в большое кресло, поджав
под себя ноги.
- Лазарус, ты вселяешь в меня надежду.
- Девочка, у тебя что, нет зеркальца?
- Я не об этом, - нетерпеливо отмахнулась она. - Тому причиной ты
сам. Я уже лет десять тому назад смирилась с мыслью, что конец не за
горами, я была готова к этому, я ждала. И вот напротив меня сидишь ты...
ты, который на много-много лет старше меня. И ты заставляешь меня
воспрянуть духом.
Он выпрямился:
- Ты ждешь смерти? Какая глупость, девочка! Да ты еще лет сто
проживешь за милую душу!
Она устало махнула рукой:
- Мне не до шуток. Ты же прекрасно знаешь, что внешность тут ни при
чем. Лазарус, Я не хочу умирать!
Лазарус мягко ответил:
- Я и не думал шутить, сестренка. Поверь, ты никоим образом не
выглядишь кандидаткой на тот свет.
Она пожала плечами:
- Это всего лишь дело биотехники. Просто я сохраняю внешность
тридцатилетней.
- Я бы сказал, что ты выглядишь еще моложе. Правда, я не знаю,
конечно, всяких там новомодных штучек. Я ведь уже говорил, что не посещал
собраний более ста лет. Вообще-то, честно говоря, я все это время совсем
не контактировал с Семьями.
- Вот как? А почему, если не секрет?
- Это долгая история. И довольно глупая. Одним словом, они мне просто
надоели. Раньше я всегда был представителем на ежегодных встречах, но они
стали слишком официальными и неинтересными - по крайней мере так мне
казалось. И я отдалился от Семей. Период Междувластия я почти целиком
пережил на Венере. Потом, после подписания Договора, я ненадолго вернулся
на Землю. Впрочем, и тогда я прожил здесь не более двух лет. Не люблю
засиживаться на одном месте.
Мэри восхищенно смотрела на него:
- О, расскажи мне о своих приключениях. Я ведь почти не бывала в
космосе, только раз летала в Луна-Сити.
- Обязательно, - пообещал он, - когда-нибудь. А пока я льщу себя
надеждой, что ты все-таки поведаешь мне, как ты ухитряешься сохранять
такую внешность. Ведь тебе, сестренка, никак не дашь твоих лет.
- Надеюсь. То есть конечно, не дашь. А вот о том, как это делается, я
почти ничего не знаю. Гормоны, симбиотика, манипуляции с железами и
немного психотерапии - что-то в этом роде. Подобные меры приводят к
задержке старения членов Семей, а внешние признаки можно уделить
косметически. - Она помолчала. - Когда-то они считали, что напали на
секрет бессмертия, на подлинный фонтан Вечной Молодости. Но это оказалось
заблуждением. Старость просто откладывается... и укорачивается. За
девяносто дней до конца - первое недвусмысленное предупреждение, а затем
смерть от старости. - Она вздрогнула. - Конечно, многие не хотят
дожидаться печального итога. Две недели на установление точного диагноза,
затем - эвтаназия.
- Вот дьявольщина! Ну нет, я с такой судьбой не смирюсь! Когда
старуха с косой придет за мной, ей придется тащить меня силой, а я буду
брыкаться и вырываться изо всех сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27