Виктор Луи. Рассказал, что он
тоже москвич, работал в посольстве - на чем и погорел. И повел ме-
ня к Каплеру: тот заведовал посылочной.
Тут я должен извиниться: мне придется повторяться. О своей
встрече с Алексеем Яковлевичем Каплером я довольно подробно уже
писал. ("Амаркорд-88", альм."Киносценарии" N2, 1988 г.) Но, в кон-
це концов, не каждый же обязан читать всё, что я напишу. А кто чи-
тал - не обязан помнить. И опять же: если человек одними и теми
словами много раз рассказывает какую-то историю - значит, он не
врет... Итак, мы с Луи пришли в посылочную.
- Дядя Люся! - сказал Луи. - Этот мальчик из ВГИКа.

- 285 -

Каплер приветливо улыбнулся:
- Из ВГИКа? А Юлика Дунского вы знаете?
- ?!
- Тогда я знаю, кто вы. Вы Валерий Фрид?
Алексей Яковлевич тут же сообщил, что Юлик сейчас на третьем
ОЛПе, что здесь есть офицер по фамилии Шапиро, который выдает себя
за татарина; к Каплеру он относится хорошо, и через него, вероят-
но, можно будет устроить так, чтоб и я попал на третий.
- А пока что, Валерик, - и Каплер улыбнулся еще шире, - если
вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с
этим человеком.
- Дядя Люся! - обиделся Луи, а Каплер, всё с той же улыбкой,
продолжал:
- Вы думаете, я шучу? Совершенно серьёзно: это очень опасный
человек.
Опасный человек, оказывается, кроме обязанностей снабженца,
исполнял и другие: был известным всему лагерю стукачом.
Мое общение с ним кончилось на том визите к Каплеру. Но вер-
нувшись через семь лет в Москву, я услышал, что есть такой журна-
лист, корреспондент двух лондонских газет Виктор Луи; он женат на
англичанке, живет богато, в загородном доме - кто называл этот дом
виллой, кто - поместьем. Репутация у него неважная.
Потом мы с Ю.Дунским по сценарным делам поехали в Югославию,
и там на глаза нам попалась заметка в какой-то лондонской газете.
Это было сообщение из Тель-Авива о том, что туда приехал некто
Виктор Луи, человек, которого считают тайным эмиссаром Москвы; это
он продал на Запад рукопись книги Светланы Аллилуевой. А не так
давно он побывал с таинственной миссией на Тайване, с которым у

- 286 -

русских нет дипломатических отношений - как и с Израилем. На воп-
рос, зачем он приехал в Тель-Авив, Луи отвечал, что хочет прокон-
сультироваться по поводу своих почек (или печени, не помню) с док-
тором, который лечил его в Москве. Пикантность ситуации, по словам
автора заметки, заключалась в том, что бывший московский врач стал
чуть ли не министром иностранных дел Израиля...
Спустя еще сколько-то времени мой каргопольский друг Леша Ка-
дыков сказал мне:
- Валерий Семёныч, а я у Луя был, на фазенде (разговор проис-
ходил во времена незабвенной "Рабыни Изауры"). У него там штук
пять машин - бентли, БМВ, мерседес-340, на котором фельдмаршал фон
Манштейн ездил...
Лешка, классный автомеханик, вернул к жизни одну из них, сов-
сем безнадёжную - и к его удовольствию Луй, как он его величал,
расплатился долларами. Кстати, где-то я читал, что настоящее имя и
фамилия Виктора Луи - Виталий Луй... Кадыков бывал на "фазенде"
еще много раз, курируя луёвский автопарк, и ничего плохого о вла-
дельце не говорил.
А недавно Луи умер. Вот передо мной отрывок из американского
некролога: "...shadowy Russian journalist, who served as a conduit
for the Communist Party and KGB to the west...
"Why do you people always call me a colonel in KGB?" - he on-
ce asked British writer Ronald Payne.
"Goodness, have you been promoted to general at last, Vic-
tor?" - replied Payne."
(TIME, Aug.3,92)
("...мутноватый русский журналист, служивший посредником в
сношениях КПСС и КГБ с Западом...

- 287 -

- Почему это вы все называете меня полковником КГБ? - спросил
он однажды английского писателя Рональда Пейна.
- Господи, так вас наконец произвели в генералы, Виктор? -
отвечал Пейн."
("ТАЙМ", 3 авг.1992г.)
Раз уж пошли цитаты, позволю себе еще одну - из "Рассказа о
простой вещи" Бориса Лавренева:
"- Скильки ще гамна на свити!"
На пятом я встретил еще одного участника Большой Игры (опять
литературная реминисценция: "Ким" Р.Киплинга, роман о мальчи-
ке-шпионе).
Это был очень славный паренек, бывший московский школьник
Эрнст Кернмайер. В лагере его звали Сережей - мы познакомились еще
на Алексеевке. А здесь он сказал мне - почему-то с виноватой улыб-
кой:
- Только я теперь Кернтайер.
Смена фамилии не имела ничего общего со шпионскими хитростя-
ми; просто перепутал буквы лагерный писарь. (Это еще что, я же
рассказывал про "Сульфидинова" и "Парашютинскую"). А шпионом
он-таки был - причем "двойником".
Сережа-Эрнст был сыном политэмигранта, австрийского коммунис-
та. В мои школьные годы я повидал их немало; "шуцбундовцы" - так
их называли. Что такое шуцбунд я раньше знал, но теперь не помню.
Дети шуцбундовцев учились сначала в немецкой школе - до войны была
такая в Москве. Когда же ее в пору ежовщины прикрыли (и учителей,
и родителей школьников почти всех пересажали), ребят перевели в
обычные школы - в нашей училось двое или трое.
Сережа рассказал мне свою грустную историю.

- 288 -

Как только началась война, ему предложили добровольно отпра-
виться в немецкий тыл разведчиком. Сбросили на парашюте где-то над
Германией, дав задание: пробраться в Вену, где была явка.
Немецкий язык был для него родным; маленький, щуплый, по до-
кументам он числился членом гитлерюгенда - молодежной нацистской
организации. Не учли только одного: без взрослых ребятишки из гит-
лерюгенда путешествовать по стране обязаны были в форме. Взрослого
при парнишке не было; он был в штатском костюме - слава богу, хоть
не советского производства. Правда, кепочка на нем была английс-
кая, что не намного лучше: при первой же проверке документов на
вражескую кепку обратили внимание. Сережа не растерялся: объяснил,
что отец служил в той части, которая первой вошла в Париж, и кепку
прислал оттуда - как сувенир. Ему поверили. Поругали за то, что не
в форме и отпустили.
Кепочку он выбросил. Но всё равно, рано или поздно Сережа
должен был попасться - что и произошло. В немецкой тюрьме его
быстро раскололи и перевербовали. Через него в Москву потёк ручеек
дезинформации - обычный трюк всех разведок мира. Это не помешало
Советской Армии победить.
После победы Сережу в советской тюрьме раскололи с такой же
легкостью, как в немецкой. Свой четвертак - двадцать пять лет сро-
ка - он честно заработал и потому не роптал на судьбу. А мне его
было очень жалко...
Интеллигенция, согласно учению Маркса-Ленина - прослойка. В
Минлаге прослойка эта была толще, чем в других лагерях. Попадали
сюда и ученые мирового класса. Юлик рассказывал, что на 5-м он
слышал отрывок спора, который вели два почтенных старца, пронося
мимо него носилки с мусором:

- 289 -

- Но это же был паллиатив, согласитесь!!
В одном из спорящих он узнал знаменитого египтолога Коростов-
цева.
За недолгое свое пребывание в Сангородке я мало с кем из
местной интеллигенции успел пообщаться. Почти всё свободное время
проводил с Каплером, а свободного времени хватало: в ожидании отп-
равки на шахту нас редко гоняли на работу.
Алексей Яковлевич был одним из самых уважаемых людей на ОЛПе.
Уважалась и сама его должность "посылочного бога" (а про счетовода
продстола зеки говорили: "хлебный бог"). Но Каплера любили не за
должность.
Доброжелательность, которая была, возможно, главным талантом
Каплера, воплощалась в добрые дела везде - и на свободе и в лаге-
ре. Знавшие его в Москве помнят, сколько начинающих сценаристов он
за ручку привел в кинематограф. А на пятом все знали, что это он
придумал "извещения".
Я уже говорил, что зекам Минлага разрешалось отправлять толь-
ко два письма в год. А получать можно было сколько угодно - и пи-
сем, и посылок. Связь оказывалась односторонней. Домашние мучились
неизвестностью, гадали: дошло ли письмо? Дошла ли посылка? И вооб-
ще - жив ли?.. В придуманный Каплером текст на узеньком типографс-
ком бланке "Посылку выдал........ Посылку получил........" нельзя
было вписать ни слова - даже "спасибо". Но подпись-то там была,
была дата - значит, жив пока еще!.. Слали посылки, конечно, не
всем, но многим.
Выдавались они в присутствии надзирателя, чтоб не проскочило
что-нибудь недозволенное. Проскакивало, конечно. Можно было, нап-
ример, туго свернутую тридцатку засунуть с тыльного конца в тюбик

- 290 -

с пастой. Или вложить ее в пачку махорки и аккуратно заклеить -
голь на выдумки хитра. Вот со спиртным было сложней.
Одному мужичку прислали из деревни посылку. В ней оказалась
бутылка с мутноватой жидкостью и приклеенной бумажкой, на которой
трогательно корявыми буквами выведено: "малако". А на дне бутылки
- слой белого порошка с палец толщиной. Это наивные сельские жите-
ли забелили самогон зубным порошком. Взболтали - получилось похо-
же, но за время пути порошок выпал в осадок. На глазах у получате-
ля - и у Каплера, и у меня - вертухай вылил самогон на землю. Спа-
сибо, хоть акт не составил.
В ту пору самому Каплеру жилось неплохо. Заведующий пекарней
(по воле - инженер-полковник) нет-нет, да принесет ему белого хле-
ба - из чистой симпатии. И почти каждый из получавших посылку
чем-нибудь угощал Алексея Яковлевича - это была как бы символичес-
кая жертва доброму богу почты. А Каплер угощал меня. Мне неловко
было, я даже перестал заходить в посылочную. Но он или сам разыс-
кивал меня, или посылал на поиски своего помощника, тихого чело-
вечка со смешной фамилией Компас.
Подкармливал Алексей Яковлевич не одного меня. Каждый день
ходил в больницу к чахоточному интеллигентному немцу, гитлеровско-
му дипломату Валленштейну. Немец был интересен Каплеру: потомок
шиллеровского Валленштейна! Они часами разговаривали - по-фран-
цузски. Перед смертью Валленштейн сказал своему кормильцу: да, в
национальном вопросе Гитлер был глубоко неправ!
В последние годы наши газеты много писали про Валленберга,
шведского дипломата, спасавшего в Австрии евреев, арестованного
чекистами и исчезнувшего без следа. В Швеции не теряют надежды,
что след еще отыщется; вот и недавно, по сообщению одной из мос-

- 291 -

ковских газет, некая Валентина Григорьевна Павленко вспомнила, что
видела Валленберга в лагере на станции Козье Северной железной до-
роги. А я думаю: не Валленштейна ли она видела? Спутать легко: то-
же дипломат, фамилия похожа. И странная станция Козье - не Косью
ли это в Коми АССР?
Валленштейн был, в общем, симпатичен и мне - чего не скажу
про его дружка Мюллера фон Зайдлиц (которого за педерастические
наклонности быстро переименовали в Мюллера фон Задниц). Этот был
патологический лжец: выдавал себя за американца, зачем-то наврал,
будто провез через все этапы "For whom the Bell tolls" - "По ком
звонит колокол" - видимо, узнал, что мне очень хочется прочитать
эту книжку. Для достоверности он добавил, что вез ее в переплете с
русского романа "Отцы и дети" - детали для лжецов великое подс-
порье! Никакого Хемингуэя у него, разумеется, не оказалось... Та-
кое бессмысленное и бескорыстное вранье встречается довольно час-
то: это, наверно, легкое психическое расстройство.
А по-английски фон Задниц говорил очень хорошо, хотя и с
сильнейшим немецким акцентом.
Моим американским произношением я в те поры очень гордился.
Да и Каплеру приятно было: вот какие ребята у нас по ВГИКе! Он да-
же продемонстрировал меня Фридману, американскому еврею, препода-
вавшему язык в МГИМО. Тот послушал немножко и кисло сказал: "три".
Увидел наши с Каплером огорченные лица и выдавил из себя: "С плю-
сом?.. Нет."
Был на 5-м и еще один "англоязычный": индиец Джонни Рауд. Его
похитили в американской зоне Германии и привезли к нам - не знаю,
за какие грехи. У него как и у Валленштейна был диагноз ТБЦ - ту-
беркулез. "I'll kick the bucket soon", - сказал он мне с грустной

- 292 -

улыбкой. Скорее всего, так и случилось.
(А на Воркуте, говорили мне, умер негр-чечеточник, которого
мы видели в Москве: он выступал перед сеансами в "Центральном";
Генри Скотт, если я правильно запомнил...)*)
Когда мы встретились с Каплером, мне не было тридцати, а ему
пятидесяти, но, естественно, он казался мне очень пожилым челове-
ком, хотя выглядел прекрасно. Он боялся располнеть от сидячей жиз-
ни и каждый вечер быстрым шагом проделывал два-три круга по нема-
ленькому периметру ОЛПа. Я не любитель прогулок, но с удовольстви-
ем присоединялся к Алексею Яковлевичу, чтобы послушать его расска-
зы.
Есть люди, которые воспринимают трагически даже мелкие жи-
тейские неприятности. У Каплера, как всем известно, неприятности
были крупные - те, что привели его в лагерь. Но в его голосе я ни
разу не уловил трагических ноток. И все истории, которые я от него
слышал - а чаще всего они были про арестантские судьбы - рассказы-
вались с улыбкой. Так, он весело сообщил мне, что здесь на пятом
встретил двух своих соседей: в Москве они жили с ним в одном доме
и даже на одной площадке. И всех посадили - по разным делам, но
почти в одно время. Смешно? А.Я. познакомил меня с ними: Илья Мос-
тославский, полковник Коновалов.
Вот не помню, этот ли полковник или другой, упомянутый выше
зав.пекарней, попал в тюрьму при таких забавных обстоятельствах:
сильно пьяного, его задержал патруль и отвел в военную комендату-
ру. Полковник бушевал, свирепо матерился. Комендант укоризненно
напомнил ему:
- Товарищ полковник, не забывайте: вы в военной комендатуре.
- Ебал я вашу комендатуру!

- 293 -

- Товарищ полковник! Я сейчас зам.министра позвоню!
- Ебал я вашего министра!
Комендант не терял надежды урезонить его.
- Постыдитесь, товарищ полковник. Посмотрите, чей над вами
портрет!
- Ебал я ваш портрет!!!
На этом дискуссия закончилась - для полковника полновесным
сроком.
От Каплера мы с Юлием Дунским услышали историю "червонного
казака" Гришки Вальдмана. (Юлик, правда, запомнил другое имя и фа-
милию: Ленька Шмидт).
Этот героический еврей-котовец после гражданской войны ока-
зался не у дел: к мирной жизни он был мало приспособлен. За старые
боевые заслуги его поставили директором какого-то завода, а в на-
чале тридцатых даже послали в Америку - набираться опыта. Оттуда
он привёз холодильник (их тогда в Москве было мало, а те, что бы-
ли, называли почтительно рефрижераторами) и дюжину разноцветных
пижам. Пижамы ему очень нравились, он даже гостей принимал в пижа-
ме. А посреди вечера убегал в спальню и через минуту появлялся в
пижаме другого цвета. В общем, это был бестолковый добродушный ев-
рей-выпивоха.
В 37 году начались аресты. Окружение Гришки-Леньки сильно по-
редело и он, при всём своем легкомыслии, забеспокоился. Понял, что
заграничная командировка может выйти ему боком. Пошел к старому
приятелю и спросил совета, как вести себя, если за ним придут.
Приятель (это был Андрей Януарьевич Вышинский) поджал губы:
- Зря у нас никого не сажают. Но могу сказать тебе одно. При-
дут - попроси показать ордер на арест: есть ли там подписи ко-

- 294 -

го-нибудь из секретарей ЦК и генерального прокурора или его замес-
тителя. Ты номенклатурный работник, без этих подписей ордер не-
действителен.
Гришка поблагодарил, пошел домой. В ту же ночь за ним пришли.
Позвонили в дверь, на вопрос "Кто?" ответили: "Телеграмма".
- Подсуньте под дверь, - распорядился Вальдман. Тогда они пе-
рестали валять дурака:
- Открывайте! НКВД.
Гришка велел домработнице открыть дверь. Вошли трое и замерли
у порога: хозяин, в пижаме с тремя орденами Красного Знамени на
груди, стоял облокотившись на рефрижератор. В руке он держал мау-
зер; длинный ствол был направлен на вошедших.
- Покажите ордер! - потребовал Вальдман. Старшой с готов-
ностью рванулся вперед.
- Не подходить! Клава, дай швабру. - И взяв у домработницы
щетку на длинной ручке, протянул ее чекисту. - Ложи сюда.
Подтянув к себе ордер, Гришка долго вертел его в руках,
по-прежнему держа энкаведешников под прицелом. В грамоте он был не
очень силен, но всё что нужно, углядел.
- Где подпись секретаря?
- А что, нету? Так это мы сейчас. Поедемте, там подпишем.
- Никуда я с вами не поеду. Вы самозванцы, пошли вон!
Старшой потоптался на месте, попросил:
- Товарищ Вальдман! Разрешите позвонить по телефону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49