Он не знал, почему. С другой стороны, он был вообще из тех, кто может вести продолжительные дискуссии с дверью.
Могло ведь и быть какое-то логическое обоснование.
Нищие проводили день, шатаясь по улицам, где люди, которым они были не видны, осторожно обходили их и бросали им монетку-другую. Мистер Кляча тоже недурно справлялся с делом. Когда он просил денег, люди обнаруживали, что не могут ему отказать.
Через Скрот даже не протекала река. Он существовал просто потому, что ты мог отхватить здесь столько земли, сколько сможешь, прежде чем тебе понадобится что-то еще.
Здесь было две улицы крест-накрест, одна таверна, одно зернохранилище, одна кузница, пара амбаров и, как дань оригинальности, «Прокатная конюшня Сета».
Ничего не двигалось. Спали даже мухи. Только длинные тени медленно перемещались по улицам.
– Мне казалось, ты говорил, что здесь есть лошадь, – сказал Клифф, когда они въехали на изрытое колеями и покрытое лужами пространство, которое, вероятно, славилось здесь под именем Главной Площади.
– Должно быть, сдохла, – сказал Асфальт.
Глод вскочил на ноги, широко раскинул руки и завопил:
– Привет, Скрот!
Вывеска конюшни сорвалась с последнего гвоздя и приземлилась в пыль.
– Что мне нравится в этой кочевой жизни, – заметил он, – так это приветливые люди и интересные места.
– Я думаю, ночью он оживет, – сказал Асфальт.
– Да, – сказал Клифф. – Да, могу поверить. Да. Все выглядит так, как будто этот город из тех, что оживают только ночью. Как будто весь город надо бы похоронить на перекрестке, вколотив в него осиновый кол.
– Кстати! – отозвался Глод. – Раз уж мы заговорили о колбасе…
Они посмотрели на таверну. Облезшая, скрипучая вывеска пыталась донести до мира слова «Хорошенькая Капустка».
– Меня это пугает, – сказал Асфальт.
В освещенной тусклым светом таверне, храня мрачное молчание, сидело несколько человек. Путешественников обслужил трактирщик, чьи манеры свидетельствовали о его пылкой надежде на то, что посетители умрут ужасной смертью, как только покинут его заведение. У пива был такой вкус, как будто оно не против такого развития событий.
Они расселись вокруг стола, боясь поднять глаза.
– Я слышал о местах вроде этого, – прошептал Глод. – Вы приезжаете в маленький городок, который называется как-нибудь вроде Дружелюбие или Умиротворение, а на следующий день все ваши ребра наружу.
– Мои вряд ли, – сказал Клифф. – Я слишком каменистый.
– Ну хорошо, ты пойдешь на сад камней, – сказал гном.
Он окинул взглядом покрытые морщинами лица посетителей и театральным жестом поднял кружку.
– Капуста уродилась на славу, а? – спросил он. – Я видел в полях – вся такая крупная и желтая. Зрелая, да? Это же отлично, а?
– Это бабочки-капустницы, вот что это, – ответил кто-то из полутьмы.
– Отлично, отлично, – сказал Глод. Он был гномом, а гномы не занимаются фермерством.
– Мы здесь, в Скроте, не любим цирк, – сказал другой голос, тягучий и низкий.
– А мы не цирк, – возразил Глод с живостью. – Мы музыканты.
– Здесь, в Скроте, мы не любим музыкантов, – сказал еще один голос.
Казалось, в полумраке скапливается все больше и больше народа.
– Э-э-э… а что вы здесь, в Скроте, любите? – спросил Асфальт.
– Ну, – ответил бармен, который был теперь не более чем контуром на фоне мрака. – В это время года мы предпочитаем барбекю, приготовленное в саду камней.
Бадди вздохнул. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они въехали в город.
– Я думаю, нам лучше бы показать им, что мы играем, – сказал он. В голосе его слышалось лязганье.
Чуть погодя.
Глод смотрел на ручку двери. Это была ручка двери. Вы беретесь за нее рукой. Но что должно последовать затем?
– Дверная ручка, – сказал он, просто на случай если это поможет.
– Я дмаю, тбе над е пврнуть, – сказал Клифф откуда-то с пола.
Бадди возник у гнома из-за спины и повернул ручку.
– Пытрьсаюшаще, – сказал Глод и упал внутрь. Затем чуть-чуть приподнял себя от пола и огляделся.
– Эт де? – спросил он.
– Трактирщик сказал, мы можем переночевать здесь бесплатно, – сказал Бадди.
– К-кой брдак, – заявил Глод. – Кто-нить принесите мне бмагу и перо, щасже!
Покачиваясь, появился Асфальт, несущий багаж. В зубах у него была сумка с камнями Клиффа, которые тут же вывалились на пол.
– Ну, это было изумительно, сэр, – сказал он. – Как вы вошли в этот амбар и сказали, сказали… что вы сказали?
– Шоу будет прямо здесь, – напомнил Бадди, укладываясь на соломенный матрас.
– Потрясающе! Они, должно быть, сбегались со всей округи!
Бадди уставился в потолок и сыграл несколько аккордов.
– А барбекю! – воскликнул Асфальт, продолжая пылать энтузиазмом. – А соус!
– Мя-со, – добавил Глод.
– Уголь, – пробормотал Клифф удовлетворенно. Вокруг его рта красовалось черное пятно.
– И ктомог под-мать, – сказал Глод. – Что пиво мжна варить из этой… из цветной кпусты.
– Тот имел голову на плечах, – согласился Клифф.
– Я уж думал, у нас будет куча неприятностей, до того как вы начали играть, – сказал Асфальт, стряхивая насекомых с другого матраса. – В толк не возьму, как это вы заставили их так отплясывать.
– Да, – сказал Бадди.
– И мы ж не платили низчто, – пробормотал Глод, рухнул навзничь и сразу принялся храпеть, позванивая шлемом. Когда все остальные заснули, Бадди положил гитару на кровать, осторожно открыл дверь и спустился по лестнице в ночь.
Было бы замечательно, если бы в эту ночь стояла полная луна. Подошел бы и тонкий лунный серп, но полная луна была бы уместнее. Но в эту ночь светила половинка луны, которую никогда не увидишь на романтических или же мистических полотнах, несмотря на то, что это как раз и есть самая магическая фаза.
В воздухе смешивались запахи выдохшегося пива, гнилой капусты, углей от барбекю и половинчатых гигиенических мер.
Он прислонился к стене конюшни Сета, которая слегка покачнулась.
Прекрасно быть на сцене или, как сегодня ночью, на воротах амбара, положенных на несколько кирпичей. Все видится в ярком цвете. Он ощущал горячие белые образы, искрящиеся в его мозгу. Его тело как будто бы горело в огне и, что важнее, хотело гореть. Он чувствовал себя живым.
А теперь, когда все кончилось, чувствовал себя мертвым.
Из мира не исчезли цвета, только теперь он как будто надел копченые очки Клиффа. Звуки доносились как сквозь вату. Вероятно, барбекю было отличное – он слышал, как об этом говорил Глод, но для него это были просто мускульные ткани, не более того.
Тень двигалась через пространство между двумя зданиями…
С другой стороны, он ведь лучший. Он осознавал это, без гордости или заносчивости, а просто как факт. Он чувствовал музыку, которая истекала из него прямо в публику…
– Вот этот, сэр? – прошептала тень около конюшни, когда Бадди побрел по залитой лунным светом улице.
– Да. Сначала этого, потом двоих в гостинице. Даже большого тролля. У него должно быть такое пятно на задней стороне шеи…
– Но это не сам Достабль, сэр?
– Как ни странно, нет. Он вообще не здесь.
– Жаль. Я как-то купил у него пирожок с мясом.
– Вообще это заманчиво. Но за Достабля нам никто не платил.
Убийцы извлекли ножи, лезвия которых были вычерены, чтобы исключить случайный блик.
– Я бы дал за него двухпенсовик, сэр, если это решит дело.
– Это безусловно привлекат… – старший Убийца вжался в стену, когда шаги Бадди зазвучали совсем близко.
Он сжимал нож лезвием вверх. Всякий, кто понимает немного в ножах, никогда не прибегнет к столь любимому иллюстраторами знаменитому удару сверху вниз. Это неэффективно и по-любительски. Профессионал бьет снизу вверх; путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Он отвел руку назад и собрался…
Испускающие голубоватое сияние песочные часы возникли у него прямо перед носом.
– ЛОРД РОБЕРТ СЕЛАЧИ? – раздался голос у самого его уха. – ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ.
Он скосил глаза. Никакой ошибки. Его имя было выгравировано на стекле. Он мог разглядеть каждую крошечную песчинку, падающую в прошлое…
Он развернулся, бросил один взгляд на фигуру в клобуке и бросился бежать.
Его подмастерье был уже в сотне ярдов от места событий и все еще ускорялся.
– Прошу прощения. Кто здесь?
Сьюзан спрятала часа в глубинах своей мантии и встряхнула волосами. Появился Бадди.
– Ты?
– Да. Я, – сказала Сьюзан.
Бадди сделал шаг вперед.
– Собираешься опять раствориться? – спросил он.
– Нет. Я только что спасла тебе жизнь, просто имей в виду.
Бадди оглянулся вокруг. Никого.
– От чего?
Сьюзан наклонилась и подобрала нож с черненым лезвием.
– Вот от этого.
– Я знаю, что мы все это уже обсуждали раньше, но кто такая? Ты ведь не моя фея-крестная?
– Мне казалось, ты значительно старше, – сказала Стюзан, отступая назад. – И, возможно, значительно красивее. Послушай, я все равно не могу тебе этого сказать. Ты даже видеть меня не должен. Я не должна быть здесь. Никто из нас…
– Ты ведь не собираешься опять уговаривать меня бросить играть? – сердито спросил Бадди. – Потому что я не хочу этого! Я музыкант! Если я брошу играть, кто я буду тогда? Да я с тем же успехом могу умереть! Музыка – это моя жизнь, понимаешь?
Он сделал еще несколько шагов к ней.
– Почему ты повсюду следуешь за мной? Асфальт говорил, что бывают такие девушки, вроде тебя.
– Что это ты имеешь в виду – «вроде меня»?
Бадди умолк, но только на секунду.
– Они повсюду следуют за актерами и музыкантами, – сказал он. – Потому что, ты понимаешь, очарование и все такое…
– Очарование? Какая-то телега и провонявшая капустой таверна?
Бадди поднял руку.
– Послушай, – сказал он терпеливо. – Я все делаю правильно. Я работаю, люди меня слушают… В любом случае, помощь мне не нужна, договорились? Мне есть о чем волноваться, так что, пожалуйства, оставь меня в покое…
Раздался топот и появился Асфальт, сопровождаемый по пятам остальными двумя членами группы.
– Гитара развизжалась, – объяснил он. – С тобой все в порядке?
– Ты лучше ее спроси, – пробурчал Бадди.
Все трое уставились прямо на Сьюзан.
– Кого? – спросил Клифф.
– Она прямо перед тобой.
Глод поводил рукой в воздухе, едва не задев Сьюзан.
– Это все из-за этой капусты, наверное, – сказал Клифф Асфальту.
Сьюзан тихо отступила на шаг.
– Да вот же она, прямо здесь! А сейчас она уходит, вы что, не видите?
– Все хорошо, все хорошо, – сказал Глод, бери Бадди под руку. – Уходит, и скатертью дорога, давай тоже пойдем себе…
– А теперь она вскочила на коня!
– Да-да, на большую черную лошадь…
– Она же белая, идиот!
Отпечатки копыт на секунду вспыхнули во тьме красным и погасли.
– А сейчас она исчезла!
Банда Рока уставилась в темноту.
– Да, я вижу теперь, когда ты упомянул об этом, – сказал Клифф. – Так и выглядит лошадь, которой здесь нет, я уверен.
– Точно. Лошадь, которая исчезла, точно так и выглядит, – добавил осторожно Асфальт.
– Никто из вас ее не видел? – допытывался Бадди, пока они осторожно подталкивали его к таверне сквозь предрассветную серость.
– Я слышал, что музыкантов, действительно сильных музыкантов повсюду сопровождают такие полуголые девушки, – сказал Глод. – Называются Музы.
– Например, Канталупа, – сказал Клифф.
– Мы не называли их Музами, – сказал Асфальт с ухмылкой. – Я вам рассказывал, когда я работал с Берти Балладером и Его Трубадурами-Шельмецами, мы привыкли, что вокруг постоянно ошивается несколько молоденьких дамо…
– Как подумаешь, с чего начинаются легенды… – протянул Глод.
– Начал понимать, парень.
– Она была здесь, – протестовал Бадди. – Она была здесь.
– Канталупа? – сказал Асфальт. – Ты уверен, Клифф?
– Читал в одной книге, – сказал Клифф. – Канталупа. Я уверен. Что-то вроде этого.
– Она была здесь, – сказал Бадди.
Ворон тихонько похрапывал, умостившись на своем черепе, и считал мертвых овец.
Смерть Крыс вошел через окно под аркой, прыгнул на оплывшую свечу, отлетел от нее и приземлился на четыре точки на столе.
Ворон приоткрыл один глаз:
– А, это ты…
Затем лапы его оказались зажаты как в тиски и Смерть Крыс взмыл с черепа в бесконечное пространство.
На следующий день было еще больше капустных полей, хотя ландшафт начал потихоньку изменяться.
– Эй, а это интересно, – сказал Глод.
– Что – это? – спросил Клифф.
– Вон там вот виднеется бобовое поле.
Они смотрели на него, пока оно не скрылось из виду.
– Как мило со стороны этих людей обеспечивать нас всей этой пищей, – сказал Асфальт. – Нам теперь долго капуста не понадобится, а?
– Ох, заткнись, – отозвался Глод, поворачиваясь к Бадди, который сидел, уперев подбородок в колени.
– Выше нос, мы будем в Псевдополисе через пару часов, – сказал он.
– Хорошо, – ответил Бадди отстраненно.
Глод пробрался вперед и подсел к Клиффу.
– Заметил, что он становится все спокойнее? – прошептал он.
– Угу. Как ты думаешь, она… ну, ты понял… она будет готова к нашему возвращению?
– В Анк-Морпорке может быть готово все, что угодно, – сказал Глод. – Я, должно быть, постучал во все двери по улице Искусных Ремесленников. Двадцать пять долларов!
– Ты чего хнычешь? Платили-то не твоими зубами.
Оба повернулись, чтобы взглянуть на своего гитариста. Он уставился куда-то в бесконечность полей.
– Она была здесь, – бормотал он.
Перья по спирали опускались к земле.
– Тебе не обязательно было так поступать, – сказал ворон, поднимаясь все выше и выше. – Мог бы просто попросить.
– ПИСК.
– Хорошо, но лучше было бы попросить до, а не после, – ворон взъерошил перья и осмотрелся вокруг – яркий ландшафт под темным небом. – Мы на месте или как? Ты уверен, что ты не Смерть Воронов по совместительству?
– ПИСК.
– Форма не так уж много значит. Кстати, морда у тебя довольно острая. Так чего ты хотел?
Смерть Крыс ухватил его за крыло и дернул.
– Ну хорошо, хорошо!
Ворон посмотрел на садового гнома, который удил рыбу в декоративном пруду. Рыбы были скелетами, но это, казалось, никак не мешало им наслаждаться жизнью, или чем там они наслаждались. Ворон вспорхнул и поскакал следом за Смертью Крыс.
Себя Режу Без Ножа Достабль выпрямился.
Джимбо, Грохт, Простак и Подонок выжидающе смотрели на него.
– Для чего все эти ящики, мистер Достабль? – спросил Грохт.
– Ага, – поддержал его Подонок.
Достабль с осторожностью устанавливал на треноге десятый ящик.
– Вы видели когда-нибудь иконограф, ребята? – спросил он.
– О, да… я имею в виду – угу, – сказал Джимбо. – В них сидят маленькие демоны и рисуют все, на что вы их направляете.
– Эти такие же, только для звука, – сказал Достабль.
Джимбо заглянул под крышку.
– Не вижу ничего… то есть ничо не вижу, никакого демона, – сказал он.
– Потому что там их и нет, – ответил Достабль. Этот факт беспокоил его самого. Он бы чувствовал себя спокойней, если б в ящиках сидели демоны или присутствовала какая-то магия. Что-нибудь простое и понятное. Ему не нравилась сама мысль о привлечении науки.
– Теперь вот что… «Отсос»… – начал он.
– Подпольная Материя, – сказал Джимбо.
– Что?
– «Подпольная Материя», – повторил Джимбо с удовольствием. – Наше новое название.
– Зачем вы его поменяли? «Отсосом» вы не пробыли и двадцати четырех часов.
– Угу, но мы подумали, что название не дает нам двигаться вперед.
– Как это оно не дает? Вы никуда и не двигались, – Достабль посмотрел на них и пожал плечами. – Все равно, как бы вы не назывались… Я хочу, чтобы вы спели свою лучшую песню перед этими ящиками, когда я скажу. Не сейчас… не сейчас… погодите минутку…
Достабль ретировался в самый дальний угол и натянул шляпу на самые уши.
– Все, можете начинать, – сказал он.
Несколько минут он наблюдал за группой в блаженной глухоте, пока общее прекращение движения не подсказало ему, что то, чем они занимались, пришло к завершению.
Затем он обследовал ящики. Проволока слегка вибрировала, но никаких звуков не издавала.
«Подпольная Материя» столпилась вокруг.
– Работает, мистер Достабль? – спросил Джимбо.
Достабль покачал головой.
– В вас, парни, нет того, что они улавливают, – сказал он.
– А что они улавливают, мистер Достабль?
– Не могу сказать, – ответил Достабль, глядя на их удрученные лица. – В вас что-то есть, но совсем немного, что бы это ни было.
– Э-э-э… Но это не значит, что вы не позволите нам выступить на Фестивале, мистер Достабль? – спросил Грохт.
– Возможно, – ответил Достабль, благожелательно улыбаясь.
– Спасибо большое, мистер Достабль!
«Подпольная Материя» проследовала на улицу.
– Мы должна кое-что сделать, если хотим вырубить всех на Фестивале, – заявил Грохт.
– Что, хочешь сказать… типа… подучится? – спросил Джимбо.
– Нет! Музыка Рока просто происходит сама по себе, – сказал Грохт. – Будешь пытаться учиться – ничего не получишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Могло ведь и быть какое-то логическое обоснование.
Нищие проводили день, шатаясь по улицам, где люди, которым они были не видны, осторожно обходили их и бросали им монетку-другую. Мистер Кляча тоже недурно справлялся с делом. Когда он просил денег, люди обнаруживали, что не могут ему отказать.
Через Скрот даже не протекала река. Он существовал просто потому, что ты мог отхватить здесь столько земли, сколько сможешь, прежде чем тебе понадобится что-то еще.
Здесь было две улицы крест-накрест, одна таверна, одно зернохранилище, одна кузница, пара амбаров и, как дань оригинальности, «Прокатная конюшня Сета».
Ничего не двигалось. Спали даже мухи. Только длинные тени медленно перемещались по улицам.
– Мне казалось, ты говорил, что здесь есть лошадь, – сказал Клифф, когда они въехали на изрытое колеями и покрытое лужами пространство, которое, вероятно, славилось здесь под именем Главной Площади.
– Должно быть, сдохла, – сказал Асфальт.
Глод вскочил на ноги, широко раскинул руки и завопил:
– Привет, Скрот!
Вывеска конюшни сорвалась с последнего гвоздя и приземлилась в пыль.
– Что мне нравится в этой кочевой жизни, – заметил он, – так это приветливые люди и интересные места.
– Я думаю, ночью он оживет, – сказал Асфальт.
– Да, – сказал Клифф. – Да, могу поверить. Да. Все выглядит так, как будто этот город из тех, что оживают только ночью. Как будто весь город надо бы похоронить на перекрестке, вколотив в него осиновый кол.
– Кстати! – отозвался Глод. – Раз уж мы заговорили о колбасе…
Они посмотрели на таверну. Облезшая, скрипучая вывеска пыталась донести до мира слова «Хорошенькая Капустка».
– Меня это пугает, – сказал Асфальт.
В освещенной тусклым светом таверне, храня мрачное молчание, сидело несколько человек. Путешественников обслужил трактирщик, чьи манеры свидетельствовали о его пылкой надежде на то, что посетители умрут ужасной смертью, как только покинут его заведение. У пива был такой вкус, как будто оно не против такого развития событий.
Они расселись вокруг стола, боясь поднять глаза.
– Я слышал о местах вроде этого, – прошептал Глод. – Вы приезжаете в маленький городок, который называется как-нибудь вроде Дружелюбие или Умиротворение, а на следующий день все ваши ребра наружу.
– Мои вряд ли, – сказал Клифф. – Я слишком каменистый.
– Ну хорошо, ты пойдешь на сад камней, – сказал гном.
Он окинул взглядом покрытые морщинами лица посетителей и театральным жестом поднял кружку.
– Капуста уродилась на славу, а? – спросил он. – Я видел в полях – вся такая крупная и желтая. Зрелая, да? Это же отлично, а?
– Это бабочки-капустницы, вот что это, – ответил кто-то из полутьмы.
– Отлично, отлично, – сказал Глод. Он был гномом, а гномы не занимаются фермерством.
– Мы здесь, в Скроте, не любим цирк, – сказал другой голос, тягучий и низкий.
– А мы не цирк, – возразил Глод с живостью. – Мы музыканты.
– Здесь, в Скроте, мы не любим музыкантов, – сказал еще один голос.
Казалось, в полумраке скапливается все больше и больше народа.
– Э-э-э… а что вы здесь, в Скроте, любите? – спросил Асфальт.
– Ну, – ответил бармен, который был теперь не более чем контуром на фоне мрака. – В это время года мы предпочитаем барбекю, приготовленное в саду камней.
Бадди вздохнул. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как они въехали в город.
– Я думаю, нам лучше бы показать им, что мы играем, – сказал он. В голосе его слышалось лязганье.
Чуть погодя.
Глод смотрел на ручку двери. Это была ручка двери. Вы беретесь за нее рукой. Но что должно последовать затем?
– Дверная ручка, – сказал он, просто на случай если это поможет.
– Я дмаю, тбе над е пврнуть, – сказал Клифф откуда-то с пола.
Бадди возник у гнома из-за спины и повернул ручку.
– Пытрьсаюшаще, – сказал Глод и упал внутрь. Затем чуть-чуть приподнял себя от пола и огляделся.
– Эт де? – спросил он.
– Трактирщик сказал, мы можем переночевать здесь бесплатно, – сказал Бадди.
– К-кой брдак, – заявил Глод. – Кто-нить принесите мне бмагу и перо, щасже!
Покачиваясь, появился Асфальт, несущий багаж. В зубах у него была сумка с камнями Клиффа, которые тут же вывалились на пол.
– Ну, это было изумительно, сэр, – сказал он. – Как вы вошли в этот амбар и сказали, сказали… что вы сказали?
– Шоу будет прямо здесь, – напомнил Бадди, укладываясь на соломенный матрас.
– Потрясающе! Они, должно быть, сбегались со всей округи!
Бадди уставился в потолок и сыграл несколько аккордов.
– А барбекю! – воскликнул Асфальт, продолжая пылать энтузиазмом. – А соус!
– Мя-со, – добавил Глод.
– Уголь, – пробормотал Клифф удовлетворенно. Вокруг его рта красовалось черное пятно.
– И ктомог под-мать, – сказал Глод. – Что пиво мжна варить из этой… из цветной кпусты.
– Тот имел голову на плечах, – согласился Клифф.
– Я уж думал, у нас будет куча неприятностей, до того как вы начали играть, – сказал Асфальт, стряхивая насекомых с другого матраса. – В толк не возьму, как это вы заставили их так отплясывать.
– Да, – сказал Бадди.
– И мы ж не платили низчто, – пробормотал Глод, рухнул навзничь и сразу принялся храпеть, позванивая шлемом. Когда все остальные заснули, Бадди положил гитару на кровать, осторожно открыл дверь и спустился по лестнице в ночь.
Было бы замечательно, если бы в эту ночь стояла полная луна. Подошел бы и тонкий лунный серп, но полная луна была бы уместнее. Но в эту ночь светила половинка луны, которую никогда не увидишь на романтических или же мистических полотнах, несмотря на то, что это как раз и есть самая магическая фаза.
В воздухе смешивались запахи выдохшегося пива, гнилой капусты, углей от барбекю и половинчатых гигиенических мер.
Он прислонился к стене конюшни Сета, которая слегка покачнулась.
Прекрасно быть на сцене или, как сегодня ночью, на воротах амбара, положенных на несколько кирпичей. Все видится в ярком цвете. Он ощущал горячие белые образы, искрящиеся в его мозгу. Его тело как будто бы горело в огне и, что важнее, хотело гореть. Он чувствовал себя живым.
А теперь, когда все кончилось, чувствовал себя мертвым.
Из мира не исчезли цвета, только теперь он как будто надел копченые очки Клиффа. Звуки доносились как сквозь вату. Вероятно, барбекю было отличное – он слышал, как об этом говорил Глод, но для него это были просто мускульные ткани, не более того.
Тень двигалась через пространство между двумя зданиями…
С другой стороны, он ведь лучший. Он осознавал это, без гордости или заносчивости, а просто как факт. Он чувствовал музыку, которая истекала из него прямо в публику…
– Вот этот, сэр? – прошептала тень около конюшни, когда Бадди побрел по залитой лунным светом улице.
– Да. Сначала этого, потом двоих в гостинице. Даже большого тролля. У него должно быть такое пятно на задней стороне шеи…
– Но это не сам Достабль, сэр?
– Как ни странно, нет. Он вообще не здесь.
– Жаль. Я как-то купил у него пирожок с мясом.
– Вообще это заманчиво. Но за Достабля нам никто не платил.
Убийцы извлекли ножи, лезвия которых были вычерены, чтобы исключить случайный блик.
– Я бы дал за него двухпенсовик, сэр, если это решит дело.
– Это безусловно привлекат… – старший Убийца вжался в стену, когда шаги Бадди зазвучали совсем близко.
Он сжимал нож лезвием вверх. Всякий, кто понимает немного в ножах, никогда не прибегнет к столь любимому иллюстраторами знаменитому удару сверху вниз. Это неэффективно и по-любительски. Профессионал бьет снизу вверх; путь к сердцу мужчины лежит через желудок.
Он отвел руку назад и собрался…
Испускающие голубоватое сияние песочные часы возникли у него прямо перед носом.
– ЛОРД РОБЕРТ СЕЛАЧИ? – раздался голос у самого его уха. – ЭТО ТВОЯ ЖИЗНЬ.
Он скосил глаза. Никакой ошибки. Его имя было выгравировано на стекле. Он мог разглядеть каждую крошечную песчинку, падающую в прошлое…
Он развернулся, бросил один взгляд на фигуру в клобуке и бросился бежать.
Его подмастерье был уже в сотне ярдов от места событий и все еще ускорялся.
– Прошу прощения. Кто здесь?
Сьюзан спрятала часа в глубинах своей мантии и встряхнула волосами. Появился Бадди.
– Ты?
– Да. Я, – сказала Сьюзан.
Бадди сделал шаг вперед.
– Собираешься опять раствориться? – спросил он.
– Нет. Я только что спасла тебе жизнь, просто имей в виду.
Бадди оглянулся вокруг. Никого.
– От чего?
Сьюзан наклонилась и подобрала нож с черненым лезвием.
– Вот от этого.
– Я знаю, что мы все это уже обсуждали раньше, но кто такая? Ты ведь не моя фея-крестная?
– Мне казалось, ты значительно старше, – сказала Стюзан, отступая назад. – И, возможно, значительно красивее. Послушай, я все равно не могу тебе этого сказать. Ты даже видеть меня не должен. Я не должна быть здесь. Никто из нас…
– Ты ведь не собираешься опять уговаривать меня бросить играть? – сердито спросил Бадди. – Потому что я не хочу этого! Я музыкант! Если я брошу играть, кто я буду тогда? Да я с тем же успехом могу умереть! Музыка – это моя жизнь, понимаешь?
Он сделал еще несколько шагов к ней.
– Почему ты повсюду следуешь за мной? Асфальт говорил, что бывают такие девушки, вроде тебя.
– Что это ты имеешь в виду – «вроде меня»?
Бадди умолк, но только на секунду.
– Они повсюду следуют за актерами и музыкантами, – сказал он. – Потому что, ты понимаешь, очарование и все такое…
– Очарование? Какая-то телега и провонявшая капустой таверна?
Бадди поднял руку.
– Послушай, – сказал он терпеливо. – Я все делаю правильно. Я работаю, люди меня слушают… В любом случае, помощь мне не нужна, договорились? Мне есть о чем волноваться, так что, пожалуйства, оставь меня в покое…
Раздался топот и появился Асфальт, сопровождаемый по пятам остальными двумя членами группы.
– Гитара развизжалась, – объяснил он. – С тобой все в порядке?
– Ты лучше ее спроси, – пробурчал Бадди.
Все трое уставились прямо на Сьюзан.
– Кого? – спросил Клифф.
– Она прямо перед тобой.
Глод поводил рукой в воздухе, едва не задев Сьюзан.
– Это все из-за этой капусты, наверное, – сказал Клифф Асфальту.
Сьюзан тихо отступила на шаг.
– Да вот же она, прямо здесь! А сейчас она уходит, вы что, не видите?
– Все хорошо, все хорошо, – сказал Глод, бери Бадди под руку. – Уходит, и скатертью дорога, давай тоже пойдем себе…
– А теперь она вскочила на коня!
– Да-да, на большую черную лошадь…
– Она же белая, идиот!
Отпечатки копыт на секунду вспыхнули во тьме красным и погасли.
– А сейчас она исчезла!
Банда Рока уставилась в темноту.
– Да, я вижу теперь, когда ты упомянул об этом, – сказал Клифф. – Так и выглядит лошадь, которой здесь нет, я уверен.
– Точно. Лошадь, которая исчезла, точно так и выглядит, – добавил осторожно Асфальт.
– Никто из вас ее не видел? – допытывался Бадди, пока они осторожно подталкивали его к таверне сквозь предрассветную серость.
– Я слышал, что музыкантов, действительно сильных музыкантов повсюду сопровождают такие полуголые девушки, – сказал Глод. – Называются Музы.
– Например, Канталупа, – сказал Клифф.
– Мы не называли их Музами, – сказал Асфальт с ухмылкой. – Я вам рассказывал, когда я работал с Берти Балладером и Его Трубадурами-Шельмецами, мы привыкли, что вокруг постоянно ошивается несколько молоденьких дамо…
– Как подумаешь, с чего начинаются легенды… – протянул Глод.
– Начал понимать, парень.
– Она была здесь, – протестовал Бадди. – Она была здесь.
– Канталупа? – сказал Асфальт. – Ты уверен, Клифф?
– Читал в одной книге, – сказал Клифф. – Канталупа. Я уверен. Что-то вроде этого.
– Она была здесь, – сказал Бадди.
Ворон тихонько похрапывал, умостившись на своем черепе, и считал мертвых овец.
Смерть Крыс вошел через окно под аркой, прыгнул на оплывшую свечу, отлетел от нее и приземлился на четыре точки на столе.
Ворон приоткрыл один глаз:
– А, это ты…
Затем лапы его оказались зажаты как в тиски и Смерть Крыс взмыл с черепа в бесконечное пространство.
На следующий день было еще больше капустных полей, хотя ландшафт начал потихоньку изменяться.
– Эй, а это интересно, – сказал Глод.
– Что – это? – спросил Клифф.
– Вон там вот виднеется бобовое поле.
Они смотрели на него, пока оно не скрылось из виду.
– Как мило со стороны этих людей обеспечивать нас всей этой пищей, – сказал Асфальт. – Нам теперь долго капуста не понадобится, а?
– Ох, заткнись, – отозвался Глод, поворачиваясь к Бадди, который сидел, уперев подбородок в колени.
– Выше нос, мы будем в Псевдополисе через пару часов, – сказал он.
– Хорошо, – ответил Бадди отстраненно.
Глод пробрался вперед и подсел к Клиффу.
– Заметил, что он становится все спокойнее? – прошептал он.
– Угу. Как ты думаешь, она… ну, ты понял… она будет готова к нашему возвращению?
– В Анк-Морпорке может быть готово все, что угодно, – сказал Глод. – Я, должно быть, постучал во все двери по улице Искусных Ремесленников. Двадцать пять долларов!
– Ты чего хнычешь? Платили-то не твоими зубами.
Оба повернулись, чтобы взглянуть на своего гитариста. Он уставился куда-то в бесконечность полей.
– Она была здесь, – бормотал он.
Перья по спирали опускались к земле.
– Тебе не обязательно было так поступать, – сказал ворон, поднимаясь все выше и выше. – Мог бы просто попросить.
– ПИСК.
– Хорошо, но лучше было бы попросить до, а не после, – ворон взъерошил перья и осмотрелся вокруг – яркий ландшафт под темным небом. – Мы на месте или как? Ты уверен, что ты не Смерть Воронов по совместительству?
– ПИСК.
– Форма не так уж много значит. Кстати, морда у тебя довольно острая. Так чего ты хотел?
Смерть Крыс ухватил его за крыло и дернул.
– Ну хорошо, хорошо!
Ворон посмотрел на садового гнома, который удил рыбу в декоративном пруду. Рыбы были скелетами, но это, казалось, никак не мешало им наслаждаться жизнью, или чем там они наслаждались. Ворон вспорхнул и поскакал следом за Смертью Крыс.
Себя Режу Без Ножа Достабль выпрямился.
Джимбо, Грохт, Простак и Подонок выжидающе смотрели на него.
– Для чего все эти ящики, мистер Достабль? – спросил Грохт.
– Ага, – поддержал его Подонок.
Достабль с осторожностью устанавливал на треноге десятый ящик.
– Вы видели когда-нибудь иконограф, ребята? – спросил он.
– О, да… я имею в виду – угу, – сказал Джимбо. – В них сидят маленькие демоны и рисуют все, на что вы их направляете.
– Эти такие же, только для звука, – сказал Достабль.
Джимбо заглянул под крышку.
– Не вижу ничего… то есть ничо не вижу, никакого демона, – сказал он.
– Потому что там их и нет, – ответил Достабль. Этот факт беспокоил его самого. Он бы чувствовал себя спокойней, если б в ящиках сидели демоны или присутствовала какая-то магия. Что-нибудь простое и понятное. Ему не нравилась сама мысль о привлечении науки.
– Теперь вот что… «Отсос»… – начал он.
– Подпольная Материя, – сказал Джимбо.
– Что?
– «Подпольная Материя», – повторил Джимбо с удовольствием. – Наше новое название.
– Зачем вы его поменяли? «Отсосом» вы не пробыли и двадцати четырех часов.
– Угу, но мы подумали, что название не дает нам двигаться вперед.
– Как это оно не дает? Вы никуда и не двигались, – Достабль посмотрел на них и пожал плечами. – Все равно, как бы вы не назывались… Я хочу, чтобы вы спели свою лучшую песню перед этими ящиками, когда я скажу. Не сейчас… не сейчас… погодите минутку…
Достабль ретировался в самый дальний угол и натянул шляпу на самые уши.
– Все, можете начинать, – сказал он.
Несколько минут он наблюдал за группой в блаженной глухоте, пока общее прекращение движения не подсказало ему, что то, чем они занимались, пришло к завершению.
Затем он обследовал ящики. Проволока слегка вибрировала, но никаких звуков не издавала.
«Подпольная Материя» столпилась вокруг.
– Работает, мистер Достабль? – спросил Джимбо.
Достабль покачал головой.
– В вас, парни, нет того, что они улавливают, – сказал он.
– А что они улавливают, мистер Достабль?
– Не могу сказать, – ответил Достабль, глядя на их удрученные лица. – В вас что-то есть, но совсем немного, что бы это ни было.
– Э-э-э… Но это не значит, что вы не позволите нам выступить на Фестивале, мистер Достабль? – спросил Грохт.
– Возможно, – ответил Достабль, благожелательно улыбаясь.
– Спасибо большое, мистер Достабль!
«Подпольная Материя» проследовала на улицу.
– Мы должна кое-что сделать, если хотим вырубить всех на Фестивале, – заявил Грохт.
– Что, хочешь сказать… типа… подучится? – спросил Джимбо.
– Нет! Музыка Рока просто происходит сама по себе, – сказал Грохт. – Будешь пытаться учиться – ничего не получишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34