Какое же неотвратимое наказание постигло Петра за добрый его поступок? Тут Петр Николаевич выбросил несколько написанных мною страничек и значительно короче и толковее изложил суть дела:
«Строительство нового клуба обошлось в триста тысяч. Кожкомбинату их посулили, но не дали. И все расходы по строительству пришлось оплачивать из оборотных средств.
А что такое оооротные средства?.. Каждому предприятию государство выделяет определенную сумму оборотных средств. Они хранятся в местном отделении Госбанка на текущем счете предприятия. С текущего счета берутся деньги на оплату сырья, материалов, электроэнергии, на выдачу заработной платы и так далее. В свою очередь деньги, вырученные при продаже изготовленной заводом продукции, поступают в Госбанк и зачисляются на текущий счет предприятия. То есть деньги эти все время в движении, вобороте, отсюда и термин «оборотные средства».
Сколько именно этих оборотных средств следует выделить предприятию, определяется при утверждении промышленно-финансового плана. Надо заметить, что лишних денег у государства нет и лимит оборотных средств устанавливается предельно жесткий: ровно столько, сколько действительно необходимо предприятию при условии нормальной, то есть хорошей, работы, и ни копейки больше...
Нетрудно сообразить, что должно случиться, если из оборота выхватить изрядную сумму, скажем, триста тысяч, и потратить их на посторонние цели, скажем, на строительство клуба. Оставшихся денег не хватит, чтобы своевременно выдавать зарплату, оплачивать счета поставщиков на сырье и материалы. Задержка заработной платы неминуемо скажется на трудовой дисциплине и производительности труда; неаккуратному плательщику поставщики станут отгружать материалы в последнюю очередь...» То есть, попросту говоря, деньги на клуб взяли из заводского кармана. А он не бездонный, и триста тысяч для него не безделица. Денег в заводском кармане стало меньше на триста тысяч, и для завода наступило лихое время.
Колесо закрутилось, только не в ту сторону. День ото дня дела шли все хуже и хуже. Наконец дошло до того, что впервые за много лет кожкомбинат начал срывать выполнение месячных планов. И так же как раньше Петра где надо и не надо расхваливали и ставили в пример, теперь на каждом шагу коллектив кожкомбината и особенно его директора поносили последними словами. И было за что: с каждым месяцем финансовое положение предприятия ухудшалось. Пользуясь термином XIX века, скажем так: завод становился банкротом. Петр и все его помощники, весь технический персонал кожкомбината бились как рыба об лед. Проявляли чудеса технической смекалки и хозяйственной изворотливости. Но это только затягивало агонию: выбраться из прорыва своими силами было невозможно.
Петр не уподобился страусу, прячущему голову в песок. Нет, он усердно обивал пороги всех руководящих инстанций, доказывая неопровержимыми документами очевидную истину, что у кожкомбината недостает оборотных средств. С ним охотно соглашались, потому что не согласиться было нельзя. А дальше начинался такой разговор:
— Да, действительно недостает. Но вам же были выделены оборотные средства в необходимых размерах...
— Но теперь-то их нет!
— Где же они?
— Триста тысяч ушло на клуб.
— А позвольте, кто же разрешил вам строить за счет оборотных средств?
— Никто не разрешал.
— Кого же вы вините?..
Винить Петру было некого, кроме самого себя, и он отправлялся в следующую, более высокую инстанцию. Но и там" разговор шел по той же несгибаемой схеме: «Вам были выделены средства в необходимых размерах... Где же они теперь?..» «Кто разрешил?..» и «Кого же вы вините?..» Это уже непременный финал: «Кого же вы вините?..»
А один высокоруководящий товарищ произнес в сердцах, когда отчаявшийся Петр очень уж долго от него не отставал:
— Благодарите бога, что под суд не угодили! И тут Петр не выдержал, лязгнул зубами:
— Да уж лучше бы угодил!..
Потому вырвалось такое, что все чаще приходила в голову мысль: уж лучше бы на том бюро вместо «строго указать» выдали на всю катушку, сняли с работы и дело с концом. Обидно, конечно, но зато не знал бы этой каждодневной мучительной тягомотины... Но эти розовые в крапинку мечты изменить что-либо в беспросветном, безнадежно убогом ходе дел никак не могли, и чем все это закончится, предсказать тоже никто не мог. Одно было совершенно ясно Петру: хорошему концу неоткуда взяться...
Петр пытался как мог поддерживать на плаву свой тонущий корабль, но действовал уже без всякой надежды, только по инерции. И когда дошел до того, что впору рукой махнуть и пустить все на волю божью, кто-то его надоумил:
— Сходите-ка вы в Министерство финансов, к Кузнецову Ивану Кузьмичу.
И, увидев искреннее недоумение Петра, пояснил, что Иван Кузьмич хотя и занимает очень даже скромную должность, но он старейший сотрудник министерства, «еще при царском режиме в казенной палате служил».
На контрдоводы Петра, что по этому делу он был у самого министра финансов и даже у председателя Совета Министров, последовал вопрос:
— Ну и как? Помог вам министр финансов?.. То-то и оно! А Иван Кузьмич поможет. Если захочет...
Петру терять было нечего, и он пошел к Ивану Кузьмичу.
Как и сказано было, должность Иван Кузьмич занимал весьма скромную, но пользовался в министерстве особым уважением. Это Петр сразу заметил, едва произнес его имя. Даже фамилию не стали спрашивать. Тут же повели Петра куда-то в самый конец длинного коридора, где в узкой, как пенал, комнате, между стеллажами, заполненными кипами папок, стоял крохотный столик, за которым и восседал загадочный в своем могуществе Иван Кузьмич — седой старичок, усохший до того, что утратилось сколь-нибудь точное представление об истинном его возрасте. Петр сразу узнал его. Этот самый Иван Кузьмич много лет назад предостерегал Петра, беседуя с ним на палубе ленского парохода. Иван Кузьмич, кажется, тоже признал Петра, но виду не подал.
Петр поклонился, представился и сказал, что пришел за помощью.
— За помощью?..— с благодушно-веселой, нимало не ехидной усмешкой переспросил Иван Кузьмич.— За помощью ходят к власть имущим.
— У вас, уважаемый Иван Кузьмич, наиболее авторитетная власть, проистекающая из глубокого знания и долголетнего опыта,— несколько витиевато возразил Петр и, чтобы окончательно подольститься к старому человеку, добавил почтительно: — Вы ведь очень давно... по этому ведомству.
И, по-видимому, точно угадал чувствительную струну. Старик просто расцвел на глазах.
— Давненько, давненько...— согласился Иван Кузьмич.— Еще при графе Сергее Юльевиче Витте зачислен был на службу в сие ведомство... Так какое у вас ко мне дело?
Петр сказал, что дело очень сложное и всем пока что непосильное, изложил его суть и не удержался, чтобы не поплакаться в жилетку.
Иван Кузьмич слушал внимательно, не перебивая, а выслушав, улыбнулся мягко, совсем по-стариковски, и ответил, что дело это вовсе не такое уж хитрое. Петр ушам своим не поверил.
— Да я и к министру, и к самому председателю Совмина!..— возопил он.
— Все так,— согласно кивая, подтвердил Иван Кузьмич,— а только дело ваше вовсе простое.
— Научите! — взмолился Петр.— Век буду... .
— Извольте выслушать,— со скромным достоинством сказал Иван Кузьмич.— Пойдите к вашему министру, к Ивану
Григорьевичу, и попросите его, чтобы издал приказ: провести на вашем предприятии по состоянию на первое января предстоящего года полную инвентаризацию всех материальных ценностей, всех основных и оборотных средств.
К Петру еще не вернулась способность соображать. Он не понял глубинного смысла, заключенного в сказанном ему, и тупо спросил:
— А потом?..
И вот тут Иван Кузьмич позволил себе усмехнуться:
— А потом все пойдет само собой... И вам придется потерпеть только до балансовой комиссии. Теперь понятно?
Петр готов был повалиться в ноги старику. Теперь-то и он все понял.
— Как мне вас отблагодарить! — воскликнул Петр.
— А есть такое желание? — усмехнулся Иван Кузьмич, на сей раз уже с хитрецой.
— Помилуйте!..— только и мог произнести вконец растрогавшийся Петр.
— Ну что ж! Услуга за услугу,— сказал Иван Кузьмич.— Есть у меня внучок. Наградил господь ростом: два аршина пятнадцать вершков. Понимаете,— подчеркнул он с гордостью,— одного вершка до сажени не хватает! Соответственно и нога. Вы вот какой размер носите?
— Сорок второй.
— Вот, сорок второй. А внучок — пятидесятый!.. Таких нигде не купишь, не продают. А внучок — охотник и рыбак, без сапог ему невозможно.
— Иван Кузьмич, дорогой!..— Петра потрясла несоразмерность взаимных услуг.— Покуда я жив, босиком внучок ваш ходить не будет. Пусть придет ко мне завтра утром — мерку снимем.
Так вот и завершилась эта многострадальная и немало лет тянувшаяся история. Осталось сделать только небольшое пояснение для читателей, неискушенных в экономике промышленных предприятий.
Когда проводят полную инвентаризацию — проверяют, то есть пересчитывают или взвешивают, все имущество предприятия, от зданий и сооружений до последнего гвоздя или шурупа на складе. Завершается это действо составлением инвентаризационной ведомости. В ней графы: первая — «Наименование предмета», вторая — «Числится по документам»,
третья — «Имеется в наличии» — и, как главный результат, две итоговые графы: «Излишки» и «Недостачи». Поскольку разрешения на строительство клуба не было, то он по документам как бы и не строился, то есть его как бы и не было — опять-таки по документам. Но фактически он оказался в наличии, так как реально существовал. И, таким образом, клуб попал в графу «Имеется в наличии», а затем и в графу «Излишки». В излишках ни много ни мало оказался один клуб.
А последний аккорд всей инвентаризационной операции — постановление балансовой комиссии: «Недостачи списать, излишки оприходовать».
Клуб оприходовали, и он перешел, как и все прочие здания, в раздел средств основных, уйдя, таким образом, из раздела средств оборотных. И сразу выявилось, что у кожкомбината недостает трехсот тысяч оборотных средств, кои ему, в полном согласии с законом, незамедлительно пополнили.
И мгновенно все встало на свои места. Директору кожкомбината жить стало легче и веселее, но история эта с ее неожиданным финалом запомнилась ему надолго, и не один раз возвращался он к ней в своих размышлениях.
Что собирались отдать его под суд, прекрасно понимая, что нет в его действиях ни корысти, ни бесхозяйственности, и что столько ответственных и облеченных немалой властью людей (четырнадцать членов бюро плюс приглашенные на заседание) больше часа всерьез обсуждали это намерение,— это как раз не представлялось ему сколько-нибудь удивительным. Тут все понятно. Есть закон, точнее, инструкция. Нарушил инструкцию — отвечай!
Куда больше поражало другое. Как могло случиться, что ни министр финансов, ни председатель Совмина, ни его заместитель, ведавший промышленностью и финансами, ни их многочисленные референты и консультанты — словом, никто из лиц достаточно компетентных не смог найти выхода из создавшегося трудного положения, хотя выход этот, как показал Иван Кузьмич, спрятан вовсе не глубоко? Так почему же?.. Вовсе не потому, что не хотели. Нет, как раз все хотели, потому что выпутаться из этого нелепого положения, да побыстрее, в данном случае было, как говорится, в общих интересах.
Так почему же все-таки?.. Почему спасовали дипломированные финансисты, экономисты и юристы?.. Скорее всего, по причине непоколебимой веры во всемогущую инструкцию, точнее, во всемогущую систему инструкций. Одна инструкция другую подпирает. Построили клуб без разрешения — ин-
струкпию нарушили, значит, и голову ломать нечего: никакая другая инструкция первую не отменит... А что же свой собственный министр, уважаемый Иван Григорьевич, со всеми своими плановиками, бухгалтерами, финансистами и юристами?.. Тоже не нашлись, не уразумели, как перешагнуть через инструкцию... Господи, сколько же кругом руководящих советчиков, когда у тебя все в порядке, и куда они все проваливаются или улетучиваются, когда в них действительно объявится нужда?..
Но бухгалтер-то, опытнейший Михаил Демьянович, дока в своем деле?.. Значит, тоже дока прежде всего по части запретительных инструкций. Точно знает, чего нельзя, это знает даже лучше, чем зампредсовмина... А кстати, чего именно нельзя?.. Тут опирайся без опаски на известный принцип: запрещено все, что не разрешено. Вот и вся мудрость!..
Ну а сам он, директор, руководитель?.. Тоже не первый год на производстве. Специальное образование получил. А тоже уши развесил... Так ведь учили-то только технологии, а что инженеру придется с экономикой столкнуться — до этого, видимо, не додумались...
И, в общем, все размышления в конце концов завершались одним и тем же грустным вопросом: а если бы не дожил до наших дней долгожитель Иван Кузьмич?..
И вот ведя свой нехитрый рассказ (нехитрый в смысле лишенный лукавства и основанный на доверительных и предельно искренних сообщениях самого Петра Николаевича) о событиях, имевших место в жизни моего друга, добрался я до события, как говорится, из ряда вон выходящего. Потому «из ряда вон», что событие это, поначалу почти неприметно вкравшееся в обычное течение жизни Петра Николаевича, в дальнейшем круто изменило весь ее распорядок.
Петр Николаевич, человек безусловно деловой и положительный, вдруг «заболел литературой» и... написал роман. Почему и как это произошло, я и попытаюсь рассказать.
Ответить на эти «почему» и «как» далеко не так легко, как может представиться с первого взгляда. Обычно на эти вопросы отвечают рассказом о том, как писалась первая книга. Пойдем и мы по этому пути.
Не следует, впрочем, думать, что поведать о первой книге так уж просто. Самое нелегкое в этом деле — удовлетворительно объяснить, какая причина, какой толчок побудили ничем до того не выделявшегося в общем ряду гражданина взяться за перо, чаще всего не имеющего даже представления о том, что из этого получится.
Сами писатели излагают это по-разному. Марк Твен, например, рассказывая о начале своей писательской деятельности, выразился так: «Я свалился в литературу, как слепой мул в колодец». Прелестная ирония великого писателя очаровывает нас, и мы охотно заглатываем приманку, не замечая, что в насмешливой фразе далеко не все правда. Хорошо передана стремительность события и его неожиданность для окружающих, но мул не был слепым и знал, к какому колодцу он бредет. Так, по крайней мере, нам представляется.
Прежде всего следует заметить, что, сколько бы лет ни осталось за плечами автора к моменту появления первой его книги, позывы к изложению своих мыслей или фантазий на бумаге овладевают потенциальным сочинителем, как правило, едва не в младенческую пору. Можно, конечно, возразить: дескать, в детстве все пишут стихи. Не все. Точно так же, как не все пытающиеся писать в детские, отроческие или юношеские годы становятся затем профессиональными писателями. Но зато все ставшие ими начали водить пером по бумаге в ранние годы.
И вот тут я передам ненадолго слово самому Петру Николаевичу. У него получится короче и потому понятнее. «Хорошо помню, что мне не было и десяти лет, когда я писал длинный роман о приключениях храброго путешественника Тома Смита, навеянный книгами Жюля Верна и в еще большей степени Луи Буссенара. Избранная мною форма развернутого повествования не позволила мне добраться до его конца, и миру так и остались неизвестными приключения и злоключения отважного Тома Смита.
Позднее, уже в старших классах, довелось вести школьный литературный журнал, для которого приходилось писать стихи и рассказы: журнал не располагал площадью, потребной для романа. Затем, уже обучаясь в политехникуме, несколько раз принимался за роман из студенческой жизни. Таким образом, попытки были, и все время тянуло к просторной форме». Рукопись, которая стала потом первой книгой Петра Николаевича, была написана, как мы уже знаем, через несколько
лет после войны. И снова роман, с тем только отличием от предыдущих, что на сей раз он был дописан до конца. Так что же послужило тем эмоциональным толчком, который побудил не только взяться за перо, но и не выпускать его из руки, пока рукопись не была завершена?
Чтобы понять, что толчок должен был быть достаточно впечатляющим, надо принять во внимание, в каких условиях писалась книга. Исполнение многосложных обязанностей директора завода отнимало у Петра Николаевича не менее десяти, а то и одиннадцати часов в сутки. Ежедневно он выходил из дому ровно в восемь часов утра, и не было факта, чтобы возвратился домой раньше шести часов вечера. Это в тех случаях, если не было в тот день никаких собраний, заседаний, пленумов, сессий, конференций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44