по глазам вижу-— парное молоко тебе не помогает. Раз в голове шумит, пей молоко с пивом. Это тебе наилучшее лекарство. Попьешь недели две, одышку как рукой снимет. Попил я две недели, не снимает. Тогда другая бабуся дала мне совет: пей, говорит, молоко с перцовкою. Действуй по-старинному — нарежь в глиняную миску старого сала и намни туда хлеба. Хлеба не жалей — сколько влезет, столько и мни. Добавь в миску всяких трав — молодой крапивы, нарезанного лопуха и щавеля. Все это щедро полей горилочкой и со словами «Господи, помоги» начинай исцеляться. Принимай внутрь без ложки. Хочешь болезнь изгнать — не стесняйся. Без стеснения нагнись к мисочке, хватай губами и употребляй... И никогда твои колена не будут больше трястись. А будут трястись — еще наливай. Две мисочки — это мужская порция. Осилишь, колени попра-вя1ся и ты сам, сердешный, на «оги станешь...
Я эту бабкину смесь в хате хлебал, а вы черканули, что я ее во дворе из корыта ел. Это же форменная клевета. Вас кто-то обманул. Поясняю, как дело было... Колени мои все-таки тряслись, не скрываю. Как говорят, не выдержали фасону, подогнулись и толкнули меня в это самое, в свиное корыто, которое кто-то исключительно для подрыва моего авторитета поставил у самого порога. А вы этот факт не приняли во внимание. Прошу вас рринять к сведению — мои колени вечно меня подводят,.. Только доберешься до хаты, как они сразу подгибаются. Сами падают и меня туда же тянут, на землю, значит... С покорнейшей просьбой к вам бывший завфермою Не-питущий».
Присылали и коротенькие, лаконичные, но бурные протесты:
«В какой это чайной я на полу чертиков ловил? Действительно, я, человек образованный, начитанный, крикнул: «Классики! Вы писали правду — черти есть! Глядите, люди добрые, вот двое чертенят прыгают по моему галстуку». Или: «Вы не туда загибаете... Кто же против песенного фольклора? Я же ничего... Я только пританцо-• вывал у ограды и песенки напевал: «Ой горе той чайке, которой не подносят чарку. Если бы они горе знали, то по две подавали». Песню надо уважать».
«Уточняю. Не я — земля качалась. А я, не выдержав подземного толчка, упал на начальника... До этого он всегда на меня падал, а в это воскресенье какой-то черт меня на него толкнул... Что касается хомута, то никто меня не заставлял, я сам добровольно влез в хомуг и лично затянул супонь. И для разнообразия, то есть развлечения, под аккомпанемент балалайки громко ржал. Может быть, чересчур громко, не отказываюсь. А насчет того, что с луга мне жеребята отзывались, так это потому, что и они выпить хотели...»
Зато самое симпатичное письмецо было следующее:
«Сатирический фельетон в газете радует нас, как ясное солнышко. Обтачивайте свое перо, изображайте пьянчуг. Мы, доярки, любим и уважаем юмор, так же как любим сообща повеселиться. Наша подружка Галя недавно вышла замуж. Весело гулялось на свадьбе. Не без того, и выпили, и танцевали, и песни пели .. На природе зозле кудрявых верб... Все по-человечески было. Желаем вам творческих успехов. Доярки».
Вот и все. Хорошее письмо. Дорогое,
ВОТ ТАК, ПРЯМО... 1
Написать очерк о колхозе не такая уж мудреная штука.
Легче всего, конечно, можно узнать и описать колхозную жизнь по телефону.
Только крепко держите при этом телефонную трубку... Чтобы не вырвалась... Чтобы вас не испугалась...
— Да разве нельзя кого-нибудь позвать?
— Говорю вам, нельзя. Заседают...
— Почему они так часто заседают? Что они такое важное решают? Передайте, пожалуйста, я запишу.
— Передаю — записывайте. В понедельник решали— сколько чего сеять. Во вторник обсуждали — сколько чего сортировать. В среду рассматривали — сколько чего калибровать. В четверг пересматривали — сколько чего сажать. В пятницу созвали совещание, в субботу бурно заседали...
— А в воскресенье?
— В воскресенье просматривали протоколы всех заседаний.
— А сегодня — что?
— Сегодня экстренное собрание.
— Что за экстренное собрание? Какие вопросы стоят?
— Один вопрос стоит: до каких пор будем заседать и протоколы рассматривать? Не пора ли сеять?
Внезапно в телефонной трубке что-то затрещало, загрохотало. Вы бросаете трубку и записываете:
«В крышу колхозной конторы неожиданно ударил гром. По окнам покатились обильные капли дождя. Посевную из конторы немедленно перенесли в поле...»
Второй телефонный разговор вы ориентировочно записали так: «В аромате освежающего весеннего дождя нам посчастливилось поймать озабоченного председателя колхоза. Председатель колхоза с горечью жаловался: «Туговато, братцы! О боже, как стало туговато... Не хватает дней! Бывает, по два заседания в день проводим. И все равно времени не хватает. Целую неделю заседали, а повестки дня полностью не исчерпали. Остались еще не разобранными пропашные культуры: а) огурцы, б) свекла, в) кабачки...»
Бедняга председатель даже за голову схватился:
— Не успеваю! Подумайте только — меня еще на три заседания в район вызывают и еще на три совещания при- глашают. А меня сахарная свекла не пускает, меня куку руза за штаны держит: «Никаких заседаний. Квадратно гнездовым способом сей!» — меня зовет.
Таковы некоторые черты небольшого произведения^ переданного по проводам.
Правда, такие очерки бывают и в городе. Но не о посевной, понятно, а о кабинетных заседаниях: о тех засе даниях, которые проводятся «квадратно-гнездовым спо собом».,,
2
Есть еще очерки репортажные, так сказать — быстро ходные.
На ходу записываются. Забежал и:
— Здравствуйте! Как поживаете? До свидания!
В таком очерке следует придерживаться основного принципа: не перепутать доярку с птичницей. И кто ка-кую косынку носит.
Репортажный очерк начинается обязательно в радост ных тонах: «Доярка Оксана в чистом белом платочке несла белый чистый подойник. Весело было доярке Оксане. Смеялась Оксана, смеялось и ее наполненное молоком чистенькое оцинкованное ведерце. Не смеялся только председатель колхоза. Председателю колхоза было не до смеха: силос в сводках был, а в ямах его не было, а на селе хвалились — силосу у нас гибель... Такой силос, такой... И куры не клюют...
Вчера мы побывали на птичьем дворе. В красной ко-» сынке, молоденькая, красивая птичница Таня на наш вопрос: почему это куры все-таки не клюют силос — чи стосердечно рассмеялась.
Вот так неутомимо перебегая от фермы к ферме, мы глубоко убедились — всюду звучит смех. Всюду звенят песни.
Когда мы уезжали из села, нас долго провожала хорошая народная песня: «Шумят вербы в конце гребли...».
То громко и мелодично пело звено мазальщиц. Сегодня они успешно заканчивали мазать просторную хату родной сестре председателя колхоза...»
Разумеется, вам могут предложить: «Замените последние строки... Трафаретные они... Все, мол, сестре да сестре. Л когда брату, зятю?..» Вам могут деликатно сказать и посоветовать: «Вы пишите объективно. Пишите так: «Село строится... Мажут хаты и поют около хаты...»
Чтобы, значит, коротенько и ясненько,
Мы были бы в долгу перед читателем, если бы не вспомнили и о радиоочерках.
Понятно, о некоторых радиоочерках.
По этим радиоочеркам положительное весело строится, а отрицательное еще веселее ликвидируется.
Так очень просто и весело и передают:
«Когда мы стояли и наблюдали, что на свекловичном участке ничего не делалось и свекольные листочки склонялись долу, в это время к нашему микрофону неожиданно подошел бригадир.
— Василь Петрович! Как ваша свекла — поднялась? — спрашиваем.
— Поднялась. Как увидела, что вы едете, так сразу уши и подняла. Подняла-подняла и сама поднялась,— с бодрой улыбкой ответил нам бригадир».
Слушаешь, слушаешь и тоже скажешь:
— Кто бы хоть разок радиофельетон или юмореску прочитал бы. Об этих... о ловкачах, о лгунах...
Как говорится, шутки шутками, а хвост набок.
Безусловно, ни у кого не вызывает сомнения простое, ясное: лучше всего узнаешь жизнь, если подольше в колхозе поживешь.
Один мой коллега по перу серьезно допытывался у меня: почему это только одни фуражные коровы доятся?
Я посоветовал ему — поезжай в колхоз. Поживи, присмотрись и узнаешь — почему?
Не знаю, ездил ли он в колхоз или нет, но только долго еще бродил по тротуарам и тыкал пальцем в небо.
Угадывал, должно быть, не потому ли эти коровы доятся, что им больше дают фуражу...
Может, он и не ездил в колхоз. Может быть, испугался свою машину испортить.
— Поедем в село... В колхоз.., Тут неподалеку... Вот «гак прямо, прямо... мимо верб.
— Вот так, прямо, прямо?
— Нуда!..
— Мимо верб?.,
— Да, да!..
— Я что» с ума сошел?! Вот этими ярами? Что вы, господь с вами! Ездил, ездил, двести тысяч километров цаездил, и на тебе — трах-тарарах!— нет машины! Застряла там — никакие крылатые и рогатые меня не вытащат.
Тогда вы километра три идете ярами и лугами и по-уом спрашиваете деда:
— Здравствуйте! Далеко еще до колхоза?
— Здравствуйте! Да как вам сказать: и далеко, и редалеко. Вот так и так... Затем вот туда и туда... Затем — вот так и так... А вы, извините, откуда будете?
— Из Полтавы,— говорю.
— Ага, ага!.. Хорошо, хорошо. Значит, вот так и так, & оттуда — влево... Влево и влево, а затем —поверните направо. Направо и идите, идите до самой фермы. Птицеферма в яру стоит,
5
—- Не пугайтесь,— говорю.— Берите палочку и, как симпатичный дедусь советовал, идите вот так и вот так...
И вы попадете в самую гущу колхозной жизни. Сначала птицеферму посетите. В хорошем месте, в яру птичий двор стоит.
Птичий двор хорошо оборудован. Есть где курочкам яички сносить.
Радуются люди: зимой ежедневно по яичку несушка дарит.
Моя соседка спрашивает:
— Какие же это курочки, что в зимних условиях и на таком высоком уровне яички несут? Должно быть, там птичницам легко живется — поют песенки и яички в гнездах собирают,
Отвечаю соседке: вы почти угадали. Курицы на насест садятся, а птичницы весело поют:
Коли б мен1, господи, та й сонечхо зайшло.^
Та, може б, мое серденько тай до мене прийшло...
Споет такую лирическую песню,— глядишь, и есть яйцо. Легко работать птичницей. Может, поедете, поработаете?
— Э, боже упаси!.. Там же, наверное, курам нужно и корм давать. То воды дать, то пшена, то свеклы и мелку, да и угля... У меня их когда-то было с десяток. Измучилась... «А чтоб вы,— кричу,— сдохли! Как вы мне надоели!..»
Не поехала моя соседка птичницей работать. Она по-охотничьи поступила — лису поймала... Ту лису, что кур хватала. Поймала лису, шкурку ее на плечи нацепила и ждет, когда куриные яички начнут с неба падать.
А юные девушки, хорошенькие, молоденькие комсомолки Галя Мороховец, Галя Шиян и Паша Падченко из Опошнянского колхоза Полтавской области, другого мнения. Говорят: светлое будущее приходит только в упорном, но благородном труде.
И они добиваются этого. Добиваются сердцем и чудесными руками.
РЕЦЕНЗИЯ
В многоплановой волнующей повести «Бывает ли любовь с первого взгляда?» автор завязал смелый сюжетный узел и смело его развязал: бывает и не бывает.
Заслуга автору заключается еще и в другом: трудно девятьсот двадцать две страницы написать, но еще труднее в издательстве массовым тиражом выпустить. Только подумать: монумент такой сложить, слепить и в издательский план пристроить!
Перед читателем автор поставил еще более сложную и еще более острую задачу: все это без валерьяновых капель прочитать до конца. Терпеливый наш читатель на этот раз и с каплями оплошает — не прочтет!
На первой читательской конференции председатель колхоза, книголюб Трофим Трофимович объявил: «Кто прочитает вот эту толстенную повесть, тому будет начислено шестьдесят трудодней». Отважных не нашлось. А сведущая в тонкостях художественной литературы старенькая библиотекарша со знанием дела добавила: «Трудодни не помогут. За такие произведения читатель берется лишь в непогоду: в пургу, в метель или в проливные дожди».
И все же разберем, чем должна очаровать читателя эта оригинальная повесть.
Она прежде всего чарует логически ясной мыслью. С первых же строк автор динамично вводит читателя в духовный мир своих героев. Читаем: «На сельскохозяйственном производственном совещании Петро впервые взглянул на Галину, девушка ласково кинула взор на парня — готово. Влюбились».
Просто, ясно и современно. Где влюбились? На совещании. Не на танцульках, не возле традиционной сирени и сентиментальной акации, а именно на производственном совещании.
Далее по тексту: «Овеянные нежным трепетом немого чувства, влюбленные с производственного совещания на крыльях весны полетели к ветряку».
Характерная, колоритная деталь. Автор, придерживаясь в манере письма новизны, избежал штампа. Повел героев к лирическому ветряку, а не к каким-то архаич- ным камышам... Хотя в критическом обзоре «Ветряки и будяки» глубокоуважаемый литературовед Лысый отрицательно доказывает: «Старый ветряк своими корявыми крыльями неспособен навеять романтические нюансы молодой влюбленной паре»,— мы решительно отбрасывав ем его происки в отношении образов, которыми пользуется автор. Напоминаем маловерам: у ветряков веками цементировалась настоящая любовь.
Одновременно раскроем автору глаза на его досадные промахи и недостатки. В повести есть места типичные, характерные, а есть и нетипичные, нехарактерные. К сожалению, последних значительно больше. Будем последовательны... Описывая чудесный вечерний пейзаж, автор поскупился и не донес до читателей красоты сельской природы. Автор пишет: «Смеркалось... На горизонте весело замигали первые небесные звезды. Во тьме кого-то догонял разъяренный бугай. Под сильными ногами хрустели лапчатые лолухи и лопались спелые кабачки...»
Кого именно догонял разъяренный бугай, автор стыдливо умолчал. Может, он догонял незадачливого председателя колхоза? Почему, мол, силосные ямы до сих пор не заполнены зеленой массой? А председатель — куда? В силосную яму!
Эх, и такую острую ситуацию автор проворонил! Упустил из-под пера увлекательную драматическую ситуацию, которая намного украсила бы несовершенную, бледноватую повесть! Подумайте: председатель колхоза сидит в силосной яме!
Анализируем далее. «Петра раздирали сомнения: любит Галина или не любит? Бедняга страдальчески топтал землю у чапыжника и без остатка изгрыз принесенные степные цветы».
Ей-ей, душевные шатания героя ни к чему. В предшествующих четырех главах автор добросовестно доказал: любит Галина. Пылает любовью к Петру. Зачем же грызть ни в чем не повинные цветы?
Чересчур много страниц уделил автор и поцелуям. Учтите: шестьдесят две страницы отвел! Ей-богу, автор пересолил! Скромность, говорят, украшает человека. Поцеловались на двух страницах — и довольно, хватит!
А тут автор слишком расщедрился: на двух с половиной печатных листах люди целуются!
На шестьсот двенадцатой странице зашаталась и сюжетная линия. Выпал из канвы сюжетно-щекотливый момент: в какую пору центральные герои впервые поцеловались? До жатвы или после жатвы?
Чересчур много тут и сногсшибательных приключений.
Ну любит, ну увлечена. Разве это дает повод современному культурному юноше подражать старомодным холостякам: в вывернутом полушубке взбираться на грушу и до самого угра сидеть на ветке под окном любимой девущки?..
Неприятное впечатление производит и невежество автора в области овцеводства. На просюрных полях своего монументального произведения автор ни единым словом не обмолвился, каким способом и образом доят овец. Выходит, овцы не доятся. А как же тогда подают к столу вкусную брынзу? Откуда она?
Подведем итог: книга толстая, переплет солидный, бу« мага хорошая, и это главный залог того, что повесть пробьет себе дорогу к книжной полке.
Мы пророчим книге большое долголетие. Нет никаких сомнений, что повесть займет на полке свое почетное место и будет там стоять годами.
Прочитав слово — «конец», мы с облегчением вздохнули. И, откровенно говоря, в нас загорелась надежда: зайдя в книжный магазин, дотошный и пытливый читатель, возможно, обратит внимание на толстую книгу и, вполне возможно, возьмет ее в руки.
Отсюда и наше удовлетворение: повесть дошла до читателя.
4
БОЛЕЕМ И ПЕРЕЖИВАЕМ
Любим мы футбол. Ей-богу, любим, болеем и переживаем. Не дай бог, наша футбольная команда проиграет—-беда! Печаль и слезы застилают чело болельщика. Он рыдает и, вытирая и глотая горькие слезы, ревностно нарекает:
— Наши лопухи сегодня проиграли!
Когда же наша команда побеждала, радость болель^ щика достигала наивысшей степени. В такую минуту он готов каждого обнимать и целовать.
— Молодцы! Голубчики! Дали прикурить! Два- ноль!
— Кому? Где?
— Как — кому, где? Ты что, не был на стадионе?
— Не был.
— Да ты что? Может, скажешь — не ходишь на матчи?
— Не хожу.
— Тю!.. А я и замечаю, что с тобой что-то не то... Не туда вот здесь крутится...
Кто не посещает стадиона, того болельщики, как у нас говорят, разыгрывают вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Я эту бабкину смесь в хате хлебал, а вы черканули, что я ее во дворе из корыта ел. Это же форменная клевета. Вас кто-то обманул. Поясняю, как дело было... Колени мои все-таки тряслись, не скрываю. Как говорят, не выдержали фасону, подогнулись и толкнули меня в это самое, в свиное корыто, которое кто-то исключительно для подрыва моего авторитета поставил у самого порога. А вы этот факт не приняли во внимание. Прошу вас рринять к сведению — мои колени вечно меня подводят,.. Только доберешься до хаты, как они сразу подгибаются. Сами падают и меня туда же тянут, на землю, значит... С покорнейшей просьбой к вам бывший завфермою Не-питущий».
Присылали и коротенькие, лаконичные, но бурные протесты:
«В какой это чайной я на полу чертиков ловил? Действительно, я, человек образованный, начитанный, крикнул: «Классики! Вы писали правду — черти есть! Глядите, люди добрые, вот двое чертенят прыгают по моему галстуку». Или: «Вы не туда загибаете... Кто же против песенного фольклора? Я же ничего... Я только пританцо-• вывал у ограды и песенки напевал: «Ой горе той чайке, которой не подносят чарку. Если бы они горе знали, то по две подавали». Песню надо уважать».
«Уточняю. Не я — земля качалась. А я, не выдержав подземного толчка, упал на начальника... До этого он всегда на меня падал, а в это воскресенье какой-то черт меня на него толкнул... Что касается хомута, то никто меня не заставлял, я сам добровольно влез в хомуг и лично затянул супонь. И для разнообразия, то есть развлечения, под аккомпанемент балалайки громко ржал. Может быть, чересчур громко, не отказываюсь. А насчет того, что с луга мне жеребята отзывались, так это потому, что и они выпить хотели...»
Зато самое симпатичное письмецо было следующее:
«Сатирический фельетон в газете радует нас, как ясное солнышко. Обтачивайте свое перо, изображайте пьянчуг. Мы, доярки, любим и уважаем юмор, так же как любим сообща повеселиться. Наша подружка Галя недавно вышла замуж. Весело гулялось на свадьбе. Не без того, и выпили, и танцевали, и песни пели .. На природе зозле кудрявых верб... Все по-человечески было. Желаем вам творческих успехов. Доярки».
Вот и все. Хорошее письмо. Дорогое,
ВОТ ТАК, ПРЯМО... 1
Написать очерк о колхозе не такая уж мудреная штука.
Легче всего, конечно, можно узнать и описать колхозную жизнь по телефону.
Только крепко держите при этом телефонную трубку... Чтобы не вырвалась... Чтобы вас не испугалась...
— Да разве нельзя кого-нибудь позвать?
— Говорю вам, нельзя. Заседают...
— Почему они так часто заседают? Что они такое важное решают? Передайте, пожалуйста, я запишу.
— Передаю — записывайте. В понедельник решали— сколько чего сеять. Во вторник обсуждали — сколько чего сортировать. В среду рассматривали — сколько чего калибровать. В четверг пересматривали — сколько чего сажать. В пятницу созвали совещание, в субботу бурно заседали...
— А в воскресенье?
— В воскресенье просматривали протоколы всех заседаний.
— А сегодня — что?
— Сегодня экстренное собрание.
— Что за экстренное собрание? Какие вопросы стоят?
— Один вопрос стоит: до каких пор будем заседать и протоколы рассматривать? Не пора ли сеять?
Внезапно в телефонной трубке что-то затрещало, загрохотало. Вы бросаете трубку и записываете:
«В крышу колхозной конторы неожиданно ударил гром. По окнам покатились обильные капли дождя. Посевную из конторы немедленно перенесли в поле...»
Второй телефонный разговор вы ориентировочно записали так: «В аромате освежающего весеннего дождя нам посчастливилось поймать озабоченного председателя колхоза. Председатель колхоза с горечью жаловался: «Туговато, братцы! О боже, как стало туговато... Не хватает дней! Бывает, по два заседания в день проводим. И все равно времени не хватает. Целую неделю заседали, а повестки дня полностью не исчерпали. Остались еще не разобранными пропашные культуры: а) огурцы, б) свекла, в) кабачки...»
Бедняга председатель даже за голову схватился:
— Не успеваю! Подумайте только — меня еще на три заседания в район вызывают и еще на три совещания при- глашают. А меня сахарная свекла не пускает, меня куку руза за штаны держит: «Никаких заседаний. Квадратно гнездовым способом сей!» — меня зовет.
Таковы некоторые черты небольшого произведения^ переданного по проводам.
Правда, такие очерки бывают и в городе. Но не о посевной, понятно, а о кабинетных заседаниях: о тех засе даниях, которые проводятся «квадратно-гнездовым спо собом».,,
2
Есть еще очерки репортажные, так сказать — быстро ходные.
На ходу записываются. Забежал и:
— Здравствуйте! Как поживаете? До свидания!
В таком очерке следует придерживаться основного принципа: не перепутать доярку с птичницей. И кто ка-кую косынку носит.
Репортажный очерк начинается обязательно в радост ных тонах: «Доярка Оксана в чистом белом платочке несла белый чистый подойник. Весело было доярке Оксане. Смеялась Оксана, смеялось и ее наполненное молоком чистенькое оцинкованное ведерце. Не смеялся только председатель колхоза. Председателю колхоза было не до смеха: силос в сводках был, а в ямах его не было, а на селе хвалились — силосу у нас гибель... Такой силос, такой... И куры не клюют...
Вчера мы побывали на птичьем дворе. В красной ко-» сынке, молоденькая, красивая птичница Таня на наш вопрос: почему это куры все-таки не клюют силос — чи стосердечно рассмеялась.
Вот так неутомимо перебегая от фермы к ферме, мы глубоко убедились — всюду звучит смех. Всюду звенят песни.
Когда мы уезжали из села, нас долго провожала хорошая народная песня: «Шумят вербы в конце гребли...».
То громко и мелодично пело звено мазальщиц. Сегодня они успешно заканчивали мазать просторную хату родной сестре председателя колхоза...»
Разумеется, вам могут предложить: «Замените последние строки... Трафаретные они... Все, мол, сестре да сестре. Л когда брату, зятю?..» Вам могут деликатно сказать и посоветовать: «Вы пишите объективно. Пишите так: «Село строится... Мажут хаты и поют около хаты...»
Чтобы, значит, коротенько и ясненько,
Мы были бы в долгу перед читателем, если бы не вспомнили и о радиоочерках.
Понятно, о некоторых радиоочерках.
По этим радиоочеркам положительное весело строится, а отрицательное еще веселее ликвидируется.
Так очень просто и весело и передают:
«Когда мы стояли и наблюдали, что на свекловичном участке ничего не делалось и свекольные листочки склонялись долу, в это время к нашему микрофону неожиданно подошел бригадир.
— Василь Петрович! Как ваша свекла — поднялась? — спрашиваем.
— Поднялась. Как увидела, что вы едете, так сразу уши и подняла. Подняла-подняла и сама поднялась,— с бодрой улыбкой ответил нам бригадир».
Слушаешь, слушаешь и тоже скажешь:
— Кто бы хоть разок радиофельетон или юмореску прочитал бы. Об этих... о ловкачах, о лгунах...
Как говорится, шутки шутками, а хвост набок.
Безусловно, ни у кого не вызывает сомнения простое, ясное: лучше всего узнаешь жизнь, если подольше в колхозе поживешь.
Один мой коллега по перу серьезно допытывался у меня: почему это только одни фуражные коровы доятся?
Я посоветовал ему — поезжай в колхоз. Поживи, присмотрись и узнаешь — почему?
Не знаю, ездил ли он в колхоз или нет, но только долго еще бродил по тротуарам и тыкал пальцем в небо.
Угадывал, должно быть, не потому ли эти коровы доятся, что им больше дают фуражу...
Может, он и не ездил в колхоз. Может быть, испугался свою машину испортить.
— Поедем в село... В колхоз.., Тут неподалеку... Вот «гак прямо, прямо... мимо верб.
— Вот так, прямо, прямо?
— Нуда!..
— Мимо верб?.,
— Да, да!..
— Я что» с ума сошел?! Вот этими ярами? Что вы, господь с вами! Ездил, ездил, двести тысяч километров цаездил, и на тебе — трах-тарарах!— нет машины! Застряла там — никакие крылатые и рогатые меня не вытащат.
Тогда вы километра три идете ярами и лугами и по-уом спрашиваете деда:
— Здравствуйте! Далеко еще до колхоза?
— Здравствуйте! Да как вам сказать: и далеко, и редалеко. Вот так и так... Затем вот туда и туда... Затем — вот так и так... А вы, извините, откуда будете?
— Из Полтавы,— говорю.
— Ага, ага!.. Хорошо, хорошо. Значит, вот так и так, & оттуда — влево... Влево и влево, а затем —поверните направо. Направо и идите, идите до самой фермы. Птицеферма в яру стоит,
5
—- Не пугайтесь,— говорю.— Берите палочку и, как симпатичный дедусь советовал, идите вот так и вот так...
И вы попадете в самую гущу колхозной жизни. Сначала птицеферму посетите. В хорошем месте, в яру птичий двор стоит.
Птичий двор хорошо оборудован. Есть где курочкам яички сносить.
Радуются люди: зимой ежедневно по яичку несушка дарит.
Моя соседка спрашивает:
— Какие же это курочки, что в зимних условиях и на таком высоком уровне яички несут? Должно быть, там птичницам легко живется — поют песенки и яички в гнездах собирают,
Отвечаю соседке: вы почти угадали. Курицы на насест садятся, а птичницы весело поют:
Коли б мен1, господи, та й сонечхо зайшло.^
Та, може б, мое серденько тай до мене прийшло...
Споет такую лирическую песню,— глядишь, и есть яйцо. Легко работать птичницей. Может, поедете, поработаете?
— Э, боже упаси!.. Там же, наверное, курам нужно и корм давать. То воды дать, то пшена, то свеклы и мелку, да и угля... У меня их когда-то было с десяток. Измучилась... «А чтоб вы,— кричу,— сдохли! Как вы мне надоели!..»
Не поехала моя соседка птичницей работать. Она по-охотничьи поступила — лису поймала... Ту лису, что кур хватала. Поймала лису, шкурку ее на плечи нацепила и ждет, когда куриные яички начнут с неба падать.
А юные девушки, хорошенькие, молоденькие комсомолки Галя Мороховец, Галя Шиян и Паша Падченко из Опошнянского колхоза Полтавской области, другого мнения. Говорят: светлое будущее приходит только в упорном, но благородном труде.
И они добиваются этого. Добиваются сердцем и чудесными руками.
РЕЦЕНЗИЯ
В многоплановой волнующей повести «Бывает ли любовь с первого взгляда?» автор завязал смелый сюжетный узел и смело его развязал: бывает и не бывает.
Заслуга автору заключается еще и в другом: трудно девятьсот двадцать две страницы написать, но еще труднее в издательстве массовым тиражом выпустить. Только подумать: монумент такой сложить, слепить и в издательский план пристроить!
Перед читателем автор поставил еще более сложную и еще более острую задачу: все это без валерьяновых капель прочитать до конца. Терпеливый наш читатель на этот раз и с каплями оплошает — не прочтет!
На первой читательской конференции председатель колхоза, книголюб Трофим Трофимович объявил: «Кто прочитает вот эту толстенную повесть, тому будет начислено шестьдесят трудодней». Отважных не нашлось. А сведущая в тонкостях художественной литературы старенькая библиотекарша со знанием дела добавила: «Трудодни не помогут. За такие произведения читатель берется лишь в непогоду: в пургу, в метель или в проливные дожди».
И все же разберем, чем должна очаровать читателя эта оригинальная повесть.
Она прежде всего чарует логически ясной мыслью. С первых же строк автор динамично вводит читателя в духовный мир своих героев. Читаем: «На сельскохозяйственном производственном совещании Петро впервые взглянул на Галину, девушка ласково кинула взор на парня — готово. Влюбились».
Просто, ясно и современно. Где влюбились? На совещании. Не на танцульках, не возле традиционной сирени и сентиментальной акации, а именно на производственном совещании.
Далее по тексту: «Овеянные нежным трепетом немого чувства, влюбленные с производственного совещания на крыльях весны полетели к ветряку».
Характерная, колоритная деталь. Автор, придерживаясь в манере письма новизны, избежал штампа. Повел героев к лирическому ветряку, а не к каким-то архаич- ным камышам... Хотя в критическом обзоре «Ветряки и будяки» глубокоуважаемый литературовед Лысый отрицательно доказывает: «Старый ветряк своими корявыми крыльями неспособен навеять романтические нюансы молодой влюбленной паре»,— мы решительно отбрасывав ем его происки в отношении образов, которыми пользуется автор. Напоминаем маловерам: у ветряков веками цементировалась настоящая любовь.
Одновременно раскроем автору глаза на его досадные промахи и недостатки. В повести есть места типичные, характерные, а есть и нетипичные, нехарактерные. К сожалению, последних значительно больше. Будем последовательны... Описывая чудесный вечерний пейзаж, автор поскупился и не донес до читателей красоты сельской природы. Автор пишет: «Смеркалось... На горизонте весело замигали первые небесные звезды. Во тьме кого-то догонял разъяренный бугай. Под сильными ногами хрустели лапчатые лолухи и лопались спелые кабачки...»
Кого именно догонял разъяренный бугай, автор стыдливо умолчал. Может, он догонял незадачливого председателя колхоза? Почему, мол, силосные ямы до сих пор не заполнены зеленой массой? А председатель — куда? В силосную яму!
Эх, и такую острую ситуацию автор проворонил! Упустил из-под пера увлекательную драматическую ситуацию, которая намного украсила бы несовершенную, бледноватую повесть! Подумайте: председатель колхоза сидит в силосной яме!
Анализируем далее. «Петра раздирали сомнения: любит Галина или не любит? Бедняга страдальчески топтал землю у чапыжника и без остатка изгрыз принесенные степные цветы».
Ей-ей, душевные шатания героя ни к чему. В предшествующих четырех главах автор добросовестно доказал: любит Галина. Пылает любовью к Петру. Зачем же грызть ни в чем не повинные цветы?
Чересчур много страниц уделил автор и поцелуям. Учтите: шестьдесят две страницы отвел! Ей-богу, автор пересолил! Скромность, говорят, украшает человека. Поцеловались на двух страницах — и довольно, хватит!
А тут автор слишком расщедрился: на двух с половиной печатных листах люди целуются!
На шестьсот двенадцатой странице зашаталась и сюжетная линия. Выпал из канвы сюжетно-щекотливый момент: в какую пору центральные герои впервые поцеловались? До жатвы или после жатвы?
Чересчур много тут и сногсшибательных приключений.
Ну любит, ну увлечена. Разве это дает повод современному культурному юноше подражать старомодным холостякам: в вывернутом полушубке взбираться на грушу и до самого угра сидеть на ветке под окном любимой девущки?..
Неприятное впечатление производит и невежество автора в области овцеводства. На просюрных полях своего монументального произведения автор ни единым словом не обмолвился, каким способом и образом доят овец. Выходит, овцы не доятся. А как же тогда подают к столу вкусную брынзу? Откуда она?
Подведем итог: книга толстая, переплет солидный, бу« мага хорошая, и это главный залог того, что повесть пробьет себе дорогу к книжной полке.
Мы пророчим книге большое долголетие. Нет никаких сомнений, что повесть займет на полке свое почетное место и будет там стоять годами.
Прочитав слово — «конец», мы с облегчением вздохнули. И, откровенно говоря, в нас загорелась надежда: зайдя в книжный магазин, дотошный и пытливый читатель, возможно, обратит внимание на толстую книгу и, вполне возможно, возьмет ее в руки.
Отсюда и наше удовлетворение: повесть дошла до читателя.
4
БОЛЕЕМ И ПЕРЕЖИВАЕМ
Любим мы футбол. Ей-богу, любим, болеем и переживаем. Не дай бог, наша футбольная команда проиграет—-беда! Печаль и слезы застилают чело болельщика. Он рыдает и, вытирая и глотая горькие слезы, ревностно нарекает:
— Наши лопухи сегодня проиграли!
Когда же наша команда побеждала, радость болель^ щика достигала наивысшей степени. В такую минуту он готов каждого обнимать и целовать.
— Молодцы! Голубчики! Дали прикурить! Два- ноль!
— Кому? Где?
— Как — кому, где? Ты что, не был на стадионе?
— Не был.
— Да ты что? Может, скажешь — не ходишь на матчи?
— Не хожу.
— Тю!.. А я и замечаю, что с тобой что-то не то... Не туда вот здесь крутится...
Кто не посещает стадиона, того болельщики, как у нас говорят, разыгрывают вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27