Мы оба приближаемся к тому возрасту, когда нас нельзя больше заподозрить в совершении глупостей, как это принято называть. Кроме того, мадам, великое горе, постигшее вас, и то, как тяжело вы его переживаете, ставят вас выше каких-либо подозрений. Но я! Но Луиза! Мы подвергаемся злословию, это уж точно! Те, кто еще не может меня упрекнуть в том, что я вашими руками творю политику на острове, пытаются – не сомневайтесь в этом – меня опорочить, обвиняя, даже в ваших глазах, в том, что я – любовник мадемуазель де Франсийон…
Он умолк. Мари выслушала его с огромным вниманием. Она была вынуждена признать, что его слова не лишены логики. Он был прав. Такой человек, как шевалье, колет глаза всем честолюбцам, особенно Мерри Рулзу, который, сверх того, видит в Мобре соперника.
Она вдруг с облегчением вздохнула, словно тяжкий груз свалился с ее плеч.
– Знаете, дорогая Мари, – продолжал Режиналь, – я ничуть не удивлюсь, если майор любыми способами попытается заставить всех поверить в то, что замок Монтань стал притоном, скопищем разврата. У него повсюду шпионы. Они докладывают ему о самых незначительных событиях, а он сам сочиняет разные байки и распускает их по всему острову! Враги попытаются разом напасть на нас отовсюду, опорочив в глазах и колонистов, и отцов иезуитов, и доминиканцев. На вас станут оказывать давление. А вот если я женюсь на Луизе, все сейчас же станет на свои места. Никто ничего не сможет сказать…
Мари и бровью не повела. Она по-прежнему хранила молчание.
– Я знаю, – продолжал шевалье, – что многие уже считают Луизу моей любовницей. Пусть так!
Бог свидетель: я считаю это оскорблением для вашей кузины и готов проткнуть шпагой каждого, кто позволит себе столь лживый намек. Но для вас, Мари, так было бы лучше!
Она метнула на него взгляд и быстро спросила:
– Почему?
– Потому что можно подозревать всех, – горячо подхватил он, – меня, Луизу – всех, но не вас. Лучше будем опорочены мы с Луизой, нежели вы. Учитывая ваше высокое положение, а также ради будущего вашего сына Жака, вы должны быть выше подозрений и оставаться чистой; ваша репутация должна быть безупречной… Я люблю вас, Мари, всей душой, но еще больше уважаю и потому охотно приношу себя в жертву…
– Режиналь, – пробормотала она, – будет вам, Режиналь!..
Он замолчал с озабоченным видом. Что она ему скажет? Ему показалось, что голос у Мари дрогнул, она смягчилась.
Мари выждала немного, стараясь справиться с волнением, которое пробудили в ней его чары: проникновенный звучный голос, напомнивший ей об их первой встрече, когда он буквально вырвал ее из объятий Пьерьера, к которому ее тогда неудержимо влекло; его невероятная сила убеждения, так как теперь Мари почти не сомневалась, что Режиналь явился в этой истории жертвой. Ведь теперь сомнений у Мари не осталось; шевалье только что открыл ей глаза, и она уже сердилась на себя за то, что оказалась так близорука: Мерри Рулз заронил в ее душу сомнение, а ведь он прежде всех был заинтересован в том, чтобы уронить шевалье в мнении Мари… В конечном счете все это, возможно, лишь ловкий ход майора…
Но Мари скоро спохватилась: ведь она страдала, и страдала по милости Режиналя. Пусть даже шевалье невиновен, но из-за него у Мари в сердце оставалась глубокая рана; этого она Режиналю прощать не собиралась.
– Во всяком случае, – заметила она, – вы никогда не заставите меня поверить в то, что равнодушны к Луизе. Она молода, хороша собой… Глупа, конечно, но дурочки чаще всего нравятся мужчинам, потому что они делают с этими гусынями что хотят. Наконец, я припоминаю, каким торжествующим тоном вы объявили мне о своем намерении жениться…
– Вы преувеличиваете, Мари, – мягко возразил шевалье. – Ведь вы находились в таком отчаянии, когда я вошел, что не стали бы меня слушать, если бы я вас не оглушил какой-нибудь чрезвычайной новостью. А если у меня и прорвались торжествующие нотки, в чем вы меня упрекаете, то только потому, что я наконец победил вашу нерешительность. Мне бы хотелось, – вновь обретя лирический тон, продолжал Мобре, – чтобы между нами, дорогая Мари, не было никаких недомолвок, чтобы мы полностью друг другу доверяли, и тогда против нас будут бессильны все враги. Вы увидите: мы победим! А как будем счастливы!.. Неужели это возможно? Способна ли такая женщина, как вы, принять без недоверия, без задней мысли преданность такого слабого и переменчивого мужчины, как я?.. Да мало того что я слаб по натуре, так еще зачастую и обязан проявлять слабость из соображений дипломатии!
Мари провела рукой по лицу:
– Послушайте, Режиналь! Я бы и сама хотела вам верить… Впрочем, я устала. Я предоставила вам всего несколько минут. Взгляните: мне нехорошо. Оставьте меня, прошу вас; мы вернемся к этому разговору позже.
– Ну нет! – вскричал он. – Сегодня вы разговаривали со мной сурово, отчего я чувствую себя несчастнейшим человеком на земле. Недоразумение, которое развело нас по разные стороны, должно быть улажено как можно скорее! Пока вы не вернете мне свое доверие, Мари…
– Это невозможно! – выкрикнула она, оборвав его на полуслове. – Невозможно, во всяком случае, сейчас…
Он снова понурился, пролепетав:
– Отлично! Очень хорошо! По вашей милости я превращаюсь в жалкое существо. Вы прогоняете меня за то, что я хотел служить вам! Вы отказываете мне в женитьбе на Луизе, лишаете своего доверия. Чем же мне отныне заниматься на этом острове? Нечем! Оставаясь здесь, я рискую так или иначе потерять жизнь. Никогда я не смог бы продолжать существование, зная, что вы рядом, а я не могу вас видеть, вы меня презираете, возможно, даже ненавидите. Теперь без вашей поддержки, без вашей защиты я стану мишенью для всех и каждого! Мне припишут все смертные грехи. Мадам! Я отправляюсь с первым же судном в Сент-Кристофер. Прощайте, сударыня…
По мере того как он говорил, он повышал голос. Затем коротко кивнул Мари и порывисто шагнул к двери. Но не успел он взяться за ручку, как генеральша его остановила:
– Режиналь! Еще одно слово…
Он обернулся, воодушевленный надеждой. Уже во второй раз его хитрость удалась.
– Вы – любовник Луизы, – дрогнувшим голосом вымолвила Мари. – Признавайтесь!
– Так вам сказали…
– Да, мне в самом деле так сказали. Теперь я хочу услышать это от вас!..
– Вы же меня непременно накажете, – произнес он тоном капризного ребенка, который ожидает сурового наказания.
Она гневно топнула, хотя в душе, может быть, надеялась, что он опровергнет это обвинение, и повторила:
– Признавайтесь, ну же!
– Обещаю, что отвечу вам со всей искренностью, если вы согласитесь затем выслушать меня. Вы должны все узнать и понять… Мари, готовы ли вы, в силах ли вы выслушать меня потом?..
– Я догадалась, каков будет ваш ответ, Режиналь! – с горечью выговорила она. – Однако я готова вас выслушать; я обязана это сделать, чтобы не выгнать вас как негодяя, чем могу навлечь на вас месть всех, кто вас ненавидит и презирает. Согласитесь: если я вас, в свою очередь, презираю, то проявляю, по крайней мере, снисходительность!
– Мари! – проговорил он. – Луиза в самом деле моя любовница.
Он увидел, как она напряглась и побледнела. Ему показалось, что она вот-вот лишится чувств, однако не шевельнулся. Он знал, что Мари сильна духом и способна вынести любой удар, тем более этот, к которому уже была готова, как она сама призналась.
– Похоже, вам совсем не стыдно в этом сознаваться. Какой ужас! И кому?! Мне!! Слышите?! Мне!
– Да, – просто согласился он. – Это была моя слабость. Я раскаиваюсь. Так случилось, что я не устоял перед молодостью Луизы, ее воодушевлением. Я решил, что она меня любит, тогда как на самом деле ей нравились лишь мои эскизы да комплименты. Человек слаб. Неужели вам никогда не доводилось проявлять слабость, Мари? Если бы я не знал, что вы так же слабы, как я, как любой другой человек, я ничего бы вам не сказал. Но перед вами мне стыдиться нечего. Моя исповедь в каком-то смысле заслуживает прощения, потому что я знаю: вы лучше, чем кто бы то ни был, способны меня понять и простить. Ведь вы, Мари, проделали тот же путь, что и я. И я ни в чем вас не упрекаю, я лишь констатирую факты. Кроме того, у меня есть вполне убедительный довод. Если я и проиграл, то ради великой цели. Я повторяюсь, но это необходимо! Овладевая Луизой, которую я не люблю и не полюблю никогда, пока вы живы, пока вы рядом со мной, потому что телом и душой принадлежу вам одной, Мари, я хотел лишь отвлечь сплетников на себя и Луизу, дабы ваша репутация оставалась незапятнанной, как того требует занимаемый вами пост… Однако раз я ошибся и вы не хотите, чтобы я женился па Луизе, заглаживая нашу с ней вину, я готов удалиться. Я оставлю этот дом, Мари.
– Думаю, это в самом деле стало необходимостью, – неслышно пролепетала она, чудовищно страдая. – Да, вам надо удалиться.
– Именно так я и поступлю…
Он ждал, что Мари снова заговорит, но она молчала. Он на минуту задумался, понурившись, но не чувствуя ни малейшего смущения, так как понимал, что в конечном счете остался хозяином положения.
– Видите ли, – заговорил он наконец, – я присмотрел одну постройку на сваях в Фон-Шарпантье. Именно туда я увез бы мадемуазель де Франсийон, если бы вы разрешили ей удалиться после бракосочетания. Я полагал, что таким образом буду находиться неподалеку от вас и не только буду иметь удовольствие видеться с вами часто, но и еще помогать вам своими советами. Туда я теперь и удалюсь, но один… Я останусь в вашем распоряжении, и если понадоблюсь…
Она остановила его жестом:
– Послушайте, Режиналь… Я бы хотела вам доверять по-прежнему, но то, в чем вы признались, доказывает, что ваши недруги не так уж неправы. Сама я отдала вам все!.. И полагала, что нашла в вас спутника, который способен меня направлять, на которого я могла бы опереться, как опиралась на руку того, кого лишил меня Господь. Итак, я ошиблась! Я не доверяю вам, как прежде, но еще сохраняю по отношению к вам достаточно уважения и не осуждаю вас безвозвратно. Теперь я буду судить о вас по делам. Нет, вы не поедете в Фон-Шарпантье. В Каз-Пилоте есть небольшой дом, принадлежащий одному колонисту, другу генерала; дом продается. Я вам поручаю его купить. Вы будете и удалены от Луизы и в то же время при необходимости сможете скорее прибыть в Сен-Пьер, потому что дорога туда лучше, чем в Фон-Шарпантье… Можете отправляться завтра. Я дам вам записку к колонисту…
– Очень хорошо, Мари, – произнес он изменившимся голосом. – От всей души желаю, чтобы из-за необоснованной ревности вы не допустили несправедливости. Узнав о моей немилости, ваши враги будут торжествовать! После того что случилось с «Быком», этот удар будет непоправимым для вашего авторитета. Моральная победа ваших врагов означает для вас падение в глазах колонистов, особенно тех из них, которые оказывают вам доверие. И скоро вы будете безоружны перед майором!..
Она не удостоила его взглядом. Он на негнущихся ногах двинулся к выходу.
Взявшись за ручку, он опять обернулся:
– Прошу вашего разрешения не присутствовать за ужином…
– Вы можете быть за столом, – возразила она, – если спрашиваете об этом из опасения увидеть рядом меня: будьте покойны, я не спущусь к ужину…
Он поклонился, вышел и торопливо сбежал по лестнице.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хозяин в доме
Шевалье без стука вошел в комнату Жюли, но открывшееся его взгляду зрелище заставило его остановиться. Совершенно нагой Демаре лежал животом вниз на кровати субретки. Та держала в одной руке калебас с настоем из трав, а другой накладывала компрессы на раны лакея, вскрикивавшего от боли. Настой прожигал помертвевшую плоть до кости. На шум открывшейся двери Демаре даже не поднял головы.
Жюли нахмурилась и прервала свое занятие, вскричав:
– Ну, шевалье, и отделали же вы его!
Режиналь наконец подошел ближе. Он с удовлетворением разглядывал глубокие отметины, оставленные кожаным хлыстом на коже Демаре. На уровне лопаток клочья от рубашки прилипли к коже. Жюли осторожно их отдирала, прежде чем приложить лекарство во избежание инфекции, слишком скоро распространявшейся в жарком климате.
На губах шевалье мелькнула недобрая усмешка.
– Этот мужлан получил по заслугам, – злобно прошипел он.
Мобре подошел вплотную к постели и, взяв раненого за волосы, заставил его повернуть голову.
– Демаре! Вы получили лишь небольшой урок. В следующий раз я вам всажу пулю в лоб, – пригрозил он. – Страдать будете меньше, а мне не придется опасаться вашего любопытства.
В ответ лакей только застонал. Режиналь небрежно выпустил его волосы и обернулся к Жюли:
– Заканчивайте, пожалуйста, с этим человеком. Ступайте к мадемуазель де Франсийон и скажите, что я хочу ее видеть…
Жюли вопросительно на него взглянула, но он ничего не сказал и направился к двери. Но Жюли уже не сомневалась, что Демаре проговорился и что между Режиналем и Мари произошла ужасная сцена. Доказательством тому был подавленный вид шотландца.
Субретка потеряла к раненому интерес. Выйдя из комнаты, она бросилась к Луизе доложить, что та нужна шевалье.
– Что происходит? – спросила мадемуазель де Франсийон.
Она не находила себе места от беспокойства после того, как рассталась с кузиной.
– Не знаю, – искренне ответила Жюли. – Господин де Мобре выглядит очень взволнованным…
– Я сейчас же иду к нему.
Луиза застала Режиналя во дворе; он с озабоченным видом расхаживал взад-вперед, опустив голову. Девушка подбежала к нему и стала ждать, когда тот обратит на нее внимание. Он принял ее появление довольно холодно.
– Вашей кузине известна наша тайна, – объявил он.
Шевалье внимательно следил за тем, какое действие окажет на нее эта новость, но вместо ожидаемой тревоги прочел на ее лице гнев.
– А я знаю ее тайну! – возразила она. – И все это по вашей вине, Режиналь.
– Вы досаждаете мне в такую минуту, когда на самом деле следовало бы поискать выход из затруднительного положения, в котором все мы оказались.
– Из-за вас!
– Не думайте, что я бегу от ответственности. Я знаю свою вину. Но вы, кажется, кое-что забыли: Мари изменит ко мне отношение.
– Каким образом?
Он отвел взгляд и обронил:
– Мне придется покинуть этот дом. Очевидно, ваша кузина не потерпит моего присутствия. В конце концов это ее дом; она поступает, как заблагорассудится ей. Я не могу навязывать свое присутствие, когда оно нежелательно.
Луиза порывисто схватила руку Режиналя и крепко ее сжала.
– Я уеду с вами, – выкрикнула она вне себя. – Ей нас не разлучить! По крайней мере, вдали от нее мне не придется делить вас с нею, что само по себе постыдно…
– Она помешает вам следовать за мной. Для этого в ее распоряжении тысяча способов. Ни за что на свете она не допустит, чтобы вы поехали со мной. Распоряжается здесь она, ведь она – хозяйка…
Казалось, он колеблется, тогда как молодая женщина, совершенно потерявшись и задыхаясь от волнения, безуспешно пыталась найти выход. Потерять Режиналя? Она никогда на это не решится. Пусть она умрет, но уж тогда попытается всех утащить за собой в бездну!
– Дорогая Луиза! – слащаво продолжал Режиналь. – Я докажу вам свою любовь: я сказал Мари, что решил на вас жениться.
Она вздрогнула всем телом и повисла у Мобре на руке, заставляя его посмотреть ей в лицо. Луиза преобразилась. Она изо всех сил встряхнула шевалье и закричала:
– Режиналь! Режиналь! Любовь моя… Вы сделали это… И мы поженимся?
Радость ее не красила, скорее наоборот. Черты ее лица словно застыли и лишь нервно подергивались, рот кривился. Глядя на нее, шевалье испытал непреодолимое смущение, даже отвращение к такому проявлению истерии, которое считал противоестественным. Но Луиза его не отпускала. Режиналь хотел на ней жениться! Значит, не придется больше таиться, прятаться, отчего их отношения отнюдь не становились пикантнее. Теперь она будет принадлежать любимому человеку открыто, целиком и сможет им гордиться…
Она глубоко вздохнула, расправив грудь, потом сказала:
– Режиналь, дорогой… Я буду вашей рабой… Она стала покорной, услужливой, раболепной.
– К несчастью, – объявил он холодно, – этот брак, по всей видимости, совершенно невозможен. Мари в разговоре со мной сослалась на королевский ордонанс, который позволяет ей помешать нам, потому что я – иностранец. На этих островах ни одна женщина вашей национальности не имеет права выйти за иностранца без разрешения генерал-губернатора… Я бессилен что-либо изменить!
Слова Режиналя повергли Луизу в подавленное состояние, тем более тяжелое, что мечта, в которую он заставил было ее поверить, была поистине прекрасна. Шевалье небрежно освободил руку, которую по-прежнему крепко сжимала Луиза, и сделал несколько шагов. Девушка снова вцепилась в его руку, повисла на ней, а затем гневно заговорила:
– Ладно! Тогда я закачу скандал! Чего мне теперь бояться?! Я не хочу потерять вас, Режиналь, особенно из-за кузины!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Он умолк. Мари выслушала его с огромным вниманием. Она была вынуждена признать, что его слова не лишены логики. Он был прав. Такой человек, как шевалье, колет глаза всем честолюбцам, особенно Мерри Рулзу, который, сверх того, видит в Мобре соперника.
Она вдруг с облегчением вздохнула, словно тяжкий груз свалился с ее плеч.
– Знаете, дорогая Мари, – продолжал Режиналь, – я ничуть не удивлюсь, если майор любыми способами попытается заставить всех поверить в то, что замок Монтань стал притоном, скопищем разврата. У него повсюду шпионы. Они докладывают ему о самых незначительных событиях, а он сам сочиняет разные байки и распускает их по всему острову! Враги попытаются разом напасть на нас отовсюду, опорочив в глазах и колонистов, и отцов иезуитов, и доминиканцев. На вас станут оказывать давление. А вот если я женюсь на Луизе, все сейчас же станет на свои места. Никто ничего не сможет сказать…
Мари и бровью не повела. Она по-прежнему хранила молчание.
– Я знаю, – продолжал шевалье, – что многие уже считают Луизу моей любовницей. Пусть так!
Бог свидетель: я считаю это оскорблением для вашей кузины и готов проткнуть шпагой каждого, кто позволит себе столь лживый намек. Но для вас, Мари, так было бы лучше!
Она метнула на него взгляд и быстро спросила:
– Почему?
– Потому что можно подозревать всех, – горячо подхватил он, – меня, Луизу – всех, но не вас. Лучше будем опорочены мы с Луизой, нежели вы. Учитывая ваше высокое положение, а также ради будущего вашего сына Жака, вы должны быть выше подозрений и оставаться чистой; ваша репутация должна быть безупречной… Я люблю вас, Мари, всей душой, но еще больше уважаю и потому охотно приношу себя в жертву…
– Режиналь, – пробормотала она, – будет вам, Режиналь!..
Он замолчал с озабоченным видом. Что она ему скажет? Ему показалось, что голос у Мари дрогнул, она смягчилась.
Мари выждала немного, стараясь справиться с волнением, которое пробудили в ней его чары: проникновенный звучный голос, напомнивший ей об их первой встрече, когда он буквально вырвал ее из объятий Пьерьера, к которому ее тогда неудержимо влекло; его невероятная сила убеждения, так как теперь Мари почти не сомневалась, что Режиналь явился в этой истории жертвой. Ведь теперь сомнений у Мари не осталось; шевалье только что открыл ей глаза, и она уже сердилась на себя за то, что оказалась так близорука: Мерри Рулз заронил в ее душу сомнение, а ведь он прежде всех был заинтересован в том, чтобы уронить шевалье в мнении Мари… В конечном счете все это, возможно, лишь ловкий ход майора…
Но Мари скоро спохватилась: ведь она страдала, и страдала по милости Режиналя. Пусть даже шевалье невиновен, но из-за него у Мари в сердце оставалась глубокая рана; этого она Режиналю прощать не собиралась.
– Во всяком случае, – заметила она, – вы никогда не заставите меня поверить в то, что равнодушны к Луизе. Она молода, хороша собой… Глупа, конечно, но дурочки чаще всего нравятся мужчинам, потому что они делают с этими гусынями что хотят. Наконец, я припоминаю, каким торжествующим тоном вы объявили мне о своем намерении жениться…
– Вы преувеличиваете, Мари, – мягко возразил шевалье. – Ведь вы находились в таком отчаянии, когда я вошел, что не стали бы меня слушать, если бы я вас не оглушил какой-нибудь чрезвычайной новостью. А если у меня и прорвались торжествующие нотки, в чем вы меня упрекаете, то только потому, что я наконец победил вашу нерешительность. Мне бы хотелось, – вновь обретя лирический тон, продолжал Мобре, – чтобы между нами, дорогая Мари, не было никаких недомолвок, чтобы мы полностью друг другу доверяли, и тогда против нас будут бессильны все враги. Вы увидите: мы победим! А как будем счастливы!.. Неужели это возможно? Способна ли такая женщина, как вы, принять без недоверия, без задней мысли преданность такого слабого и переменчивого мужчины, как я?.. Да мало того что я слаб по натуре, так еще зачастую и обязан проявлять слабость из соображений дипломатии!
Мари провела рукой по лицу:
– Послушайте, Режиналь! Я бы и сама хотела вам верить… Впрочем, я устала. Я предоставила вам всего несколько минут. Взгляните: мне нехорошо. Оставьте меня, прошу вас; мы вернемся к этому разговору позже.
– Ну нет! – вскричал он. – Сегодня вы разговаривали со мной сурово, отчего я чувствую себя несчастнейшим человеком на земле. Недоразумение, которое развело нас по разные стороны, должно быть улажено как можно скорее! Пока вы не вернете мне свое доверие, Мари…
– Это невозможно! – выкрикнула она, оборвав его на полуслове. – Невозможно, во всяком случае, сейчас…
Он снова понурился, пролепетав:
– Отлично! Очень хорошо! По вашей милости я превращаюсь в жалкое существо. Вы прогоняете меня за то, что я хотел служить вам! Вы отказываете мне в женитьбе на Луизе, лишаете своего доверия. Чем же мне отныне заниматься на этом острове? Нечем! Оставаясь здесь, я рискую так или иначе потерять жизнь. Никогда я не смог бы продолжать существование, зная, что вы рядом, а я не могу вас видеть, вы меня презираете, возможно, даже ненавидите. Теперь без вашей поддержки, без вашей защиты я стану мишенью для всех и каждого! Мне припишут все смертные грехи. Мадам! Я отправляюсь с первым же судном в Сент-Кристофер. Прощайте, сударыня…
По мере того как он говорил, он повышал голос. Затем коротко кивнул Мари и порывисто шагнул к двери. Но не успел он взяться за ручку, как генеральша его остановила:
– Режиналь! Еще одно слово…
Он обернулся, воодушевленный надеждой. Уже во второй раз его хитрость удалась.
– Вы – любовник Луизы, – дрогнувшим голосом вымолвила Мари. – Признавайтесь!
– Так вам сказали…
– Да, мне в самом деле так сказали. Теперь я хочу услышать это от вас!..
– Вы же меня непременно накажете, – произнес он тоном капризного ребенка, который ожидает сурового наказания.
Она гневно топнула, хотя в душе, может быть, надеялась, что он опровергнет это обвинение, и повторила:
– Признавайтесь, ну же!
– Обещаю, что отвечу вам со всей искренностью, если вы согласитесь затем выслушать меня. Вы должны все узнать и понять… Мари, готовы ли вы, в силах ли вы выслушать меня потом?..
– Я догадалась, каков будет ваш ответ, Режиналь! – с горечью выговорила она. – Однако я готова вас выслушать; я обязана это сделать, чтобы не выгнать вас как негодяя, чем могу навлечь на вас месть всех, кто вас ненавидит и презирает. Согласитесь: если я вас, в свою очередь, презираю, то проявляю, по крайней мере, снисходительность!
– Мари! – проговорил он. – Луиза в самом деле моя любовница.
Он увидел, как она напряглась и побледнела. Ему показалось, что она вот-вот лишится чувств, однако не шевельнулся. Он знал, что Мари сильна духом и способна вынести любой удар, тем более этот, к которому уже была готова, как она сама призналась.
– Похоже, вам совсем не стыдно в этом сознаваться. Какой ужас! И кому?! Мне!! Слышите?! Мне!
– Да, – просто согласился он. – Это была моя слабость. Я раскаиваюсь. Так случилось, что я не устоял перед молодостью Луизы, ее воодушевлением. Я решил, что она меня любит, тогда как на самом деле ей нравились лишь мои эскизы да комплименты. Человек слаб. Неужели вам никогда не доводилось проявлять слабость, Мари? Если бы я не знал, что вы так же слабы, как я, как любой другой человек, я ничего бы вам не сказал. Но перед вами мне стыдиться нечего. Моя исповедь в каком-то смысле заслуживает прощения, потому что я знаю: вы лучше, чем кто бы то ни был, способны меня понять и простить. Ведь вы, Мари, проделали тот же путь, что и я. И я ни в чем вас не упрекаю, я лишь констатирую факты. Кроме того, у меня есть вполне убедительный довод. Если я и проиграл, то ради великой цели. Я повторяюсь, но это необходимо! Овладевая Луизой, которую я не люблю и не полюблю никогда, пока вы живы, пока вы рядом со мной, потому что телом и душой принадлежу вам одной, Мари, я хотел лишь отвлечь сплетников на себя и Луизу, дабы ваша репутация оставалась незапятнанной, как того требует занимаемый вами пост… Однако раз я ошибся и вы не хотите, чтобы я женился па Луизе, заглаживая нашу с ней вину, я готов удалиться. Я оставлю этот дом, Мари.
– Думаю, это в самом деле стало необходимостью, – неслышно пролепетала она, чудовищно страдая. – Да, вам надо удалиться.
– Именно так я и поступлю…
Он ждал, что Мари снова заговорит, но она молчала. Он на минуту задумался, понурившись, но не чувствуя ни малейшего смущения, так как понимал, что в конечном счете остался хозяином положения.
– Видите ли, – заговорил он наконец, – я присмотрел одну постройку на сваях в Фон-Шарпантье. Именно туда я увез бы мадемуазель де Франсийон, если бы вы разрешили ей удалиться после бракосочетания. Я полагал, что таким образом буду находиться неподалеку от вас и не только буду иметь удовольствие видеться с вами часто, но и еще помогать вам своими советами. Туда я теперь и удалюсь, но один… Я останусь в вашем распоряжении, и если понадоблюсь…
Она остановила его жестом:
– Послушайте, Режиналь… Я бы хотела вам доверять по-прежнему, но то, в чем вы признались, доказывает, что ваши недруги не так уж неправы. Сама я отдала вам все!.. И полагала, что нашла в вас спутника, который способен меня направлять, на которого я могла бы опереться, как опиралась на руку того, кого лишил меня Господь. Итак, я ошиблась! Я не доверяю вам, как прежде, но еще сохраняю по отношению к вам достаточно уважения и не осуждаю вас безвозвратно. Теперь я буду судить о вас по делам. Нет, вы не поедете в Фон-Шарпантье. В Каз-Пилоте есть небольшой дом, принадлежащий одному колонисту, другу генерала; дом продается. Я вам поручаю его купить. Вы будете и удалены от Луизы и в то же время при необходимости сможете скорее прибыть в Сен-Пьер, потому что дорога туда лучше, чем в Фон-Шарпантье… Можете отправляться завтра. Я дам вам записку к колонисту…
– Очень хорошо, Мари, – произнес он изменившимся голосом. – От всей души желаю, чтобы из-за необоснованной ревности вы не допустили несправедливости. Узнав о моей немилости, ваши враги будут торжествовать! После того что случилось с «Быком», этот удар будет непоправимым для вашего авторитета. Моральная победа ваших врагов означает для вас падение в глазах колонистов, особенно тех из них, которые оказывают вам доверие. И скоро вы будете безоружны перед майором!..
Она не удостоила его взглядом. Он на негнущихся ногах двинулся к выходу.
Взявшись за ручку, он опять обернулся:
– Прошу вашего разрешения не присутствовать за ужином…
– Вы можете быть за столом, – возразила она, – если спрашиваете об этом из опасения увидеть рядом меня: будьте покойны, я не спущусь к ужину…
Он поклонился, вышел и торопливо сбежал по лестнице.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хозяин в доме
Шевалье без стука вошел в комнату Жюли, но открывшееся его взгляду зрелище заставило его остановиться. Совершенно нагой Демаре лежал животом вниз на кровати субретки. Та держала в одной руке калебас с настоем из трав, а другой накладывала компрессы на раны лакея, вскрикивавшего от боли. Настой прожигал помертвевшую плоть до кости. На шум открывшейся двери Демаре даже не поднял головы.
Жюли нахмурилась и прервала свое занятие, вскричав:
– Ну, шевалье, и отделали же вы его!
Режиналь наконец подошел ближе. Он с удовлетворением разглядывал глубокие отметины, оставленные кожаным хлыстом на коже Демаре. На уровне лопаток клочья от рубашки прилипли к коже. Жюли осторожно их отдирала, прежде чем приложить лекарство во избежание инфекции, слишком скоро распространявшейся в жарком климате.
На губах шевалье мелькнула недобрая усмешка.
– Этот мужлан получил по заслугам, – злобно прошипел он.
Мобре подошел вплотную к постели и, взяв раненого за волосы, заставил его повернуть голову.
– Демаре! Вы получили лишь небольшой урок. В следующий раз я вам всажу пулю в лоб, – пригрозил он. – Страдать будете меньше, а мне не придется опасаться вашего любопытства.
В ответ лакей только застонал. Режиналь небрежно выпустил его волосы и обернулся к Жюли:
– Заканчивайте, пожалуйста, с этим человеком. Ступайте к мадемуазель де Франсийон и скажите, что я хочу ее видеть…
Жюли вопросительно на него взглянула, но он ничего не сказал и направился к двери. Но Жюли уже не сомневалась, что Демаре проговорился и что между Режиналем и Мари произошла ужасная сцена. Доказательством тому был подавленный вид шотландца.
Субретка потеряла к раненому интерес. Выйдя из комнаты, она бросилась к Луизе доложить, что та нужна шевалье.
– Что происходит? – спросила мадемуазель де Франсийон.
Она не находила себе места от беспокойства после того, как рассталась с кузиной.
– Не знаю, – искренне ответила Жюли. – Господин де Мобре выглядит очень взволнованным…
– Я сейчас же иду к нему.
Луиза застала Режиналя во дворе; он с озабоченным видом расхаживал взад-вперед, опустив голову. Девушка подбежала к нему и стала ждать, когда тот обратит на нее внимание. Он принял ее появление довольно холодно.
– Вашей кузине известна наша тайна, – объявил он.
Шевалье внимательно следил за тем, какое действие окажет на нее эта новость, но вместо ожидаемой тревоги прочел на ее лице гнев.
– А я знаю ее тайну! – возразила она. – И все это по вашей вине, Режиналь.
– Вы досаждаете мне в такую минуту, когда на самом деле следовало бы поискать выход из затруднительного положения, в котором все мы оказались.
– Из-за вас!
– Не думайте, что я бегу от ответственности. Я знаю свою вину. Но вы, кажется, кое-что забыли: Мари изменит ко мне отношение.
– Каким образом?
Он отвел взгляд и обронил:
– Мне придется покинуть этот дом. Очевидно, ваша кузина не потерпит моего присутствия. В конце концов это ее дом; она поступает, как заблагорассудится ей. Я не могу навязывать свое присутствие, когда оно нежелательно.
Луиза порывисто схватила руку Режиналя и крепко ее сжала.
– Я уеду с вами, – выкрикнула она вне себя. – Ей нас не разлучить! По крайней мере, вдали от нее мне не придется делить вас с нею, что само по себе постыдно…
– Она помешает вам следовать за мной. Для этого в ее распоряжении тысяча способов. Ни за что на свете она не допустит, чтобы вы поехали со мной. Распоряжается здесь она, ведь она – хозяйка…
Казалось, он колеблется, тогда как молодая женщина, совершенно потерявшись и задыхаясь от волнения, безуспешно пыталась найти выход. Потерять Режиналя? Она никогда на это не решится. Пусть она умрет, но уж тогда попытается всех утащить за собой в бездну!
– Дорогая Луиза! – слащаво продолжал Режиналь. – Я докажу вам свою любовь: я сказал Мари, что решил на вас жениться.
Она вздрогнула всем телом и повисла у Мобре на руке, заставляя его посмотреть ей в лицо. Луиза преобразилась. Она изо всех сил встряхнула шевалье и закричала:
– Режиналь! Режиналь! Любовь моя… Вы сделали это… И мы поженимся?
Радость ее не красила, скорее наоборот. Черты ее лица словно застыли и лишь нервно подергивались, рот кривился. Глядя на нее, шевалье испытал непреодолимое смущение, даже отвращение к такому проявлению истерии, которое считал противоестественным. Но Луиза его не отпускала. Режиналь хотел на ней жениться! Значит, не придется больше таиться, прятаться, отчего их отношения отнюдь не становились пикантнее. Теперь она будет принадлежать любимому человеку открыто, целиком и сможет им гордиться…
Она глубоко вздохнула, расправив грудь, потом сказала:
– Режиналь, дорогой… Я буду вашей рабой… Она стала покорной, услужливой, раболепной.
– К несчастью, – объявил он холодно, – этот брак, по всей видимости, совершенно невозможен. Мари в разговоре со мной сослалась на королевский ордонанс, который позволяет ей помешать нам, потому что я – иностранец. На этих островах ни одна женщина вашей национальности не имеет права выйти за иностранца без разрешения генерал-губернатора… Я бессилен что-либо изменить!
Слова Режиналя повергли Луизу в подавленное состояние, тем более тяжелое, что мечта, в которую он заставил было ее поверить, была поистине прекрасна. Шевалье небрежно освободил руку, которую по-прежнему крепко сжимала Луиза, и сделал несколько шагов. Девушка снова вцепилась в его руку, повисла на ней, а затем гневно заговорила:
– Ладно! Тогда я закачу скандал! Чего мне теперь бояться?! Я не хочу потерять вас, Режиналь, особенно из-за кузины!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42