— Когда? Вчера? По-моему, вчера тебе было не до них! Могу представить их сейчас.
— Будь так любезен, представь.
Начальник штаба вышел из канцелярии. Кудреев закурил. Не успел он докурить сигарету, как в дверном проеме возникла фигура майора Федоренко.
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Заходи. Что у тебя?
Майор большим пальцем указал за плечо, объяснив:
— Там, Шеф, в курилке у второй роты, офицеры рембата слишком шумно обсуждают то, что вы вчера в кафе шухер устроили.
— Ну и что?
— Вы не подумайте, я зашел не для того, чтобы известить вас об этом. Просто хотел спросить: не пора прекратить весь этот ненужный базар? Мало ли какие дела в отряде, будут еще эти «баллоны» обсуждать самого командира!
— И что ты предлагаешь сделать конкретно?
— Поговорить с рембатовцами. Всего лишь поговорить, Шеф.
Подполковник отрицательно покачал головой:
— Представляю, что это будет за разговор. Нет. Ничего не предпринимать. И вообще, почему ты не занимаешься со своей группой?
Кудреев, отпустив командира второй диверсионной группы, вышел из канцелярии. Отсеки казарм были пусты. Подполковник прошел к учебному классу, бывшей Ленинской комнате, присел там на краешек стола. Настроение было ни к черту. И без того на душе кошки скребут, так кто-то еще пытается раздуть конфликт в кафе. Кому это надо? И от кого пошла в городок информация? Хотя здесь все было ясно. Либо от Костика-бармена, либо, что более вероятно, от официантки Людмилы.
Мстит она ему за грубое равнодушие к ее персоне. Не иначе. Может, встретиться с ее супругом и поговорить по душам, раскрыв начфину глаза на спутницу жизни? Но… это будет некрасиво, грязно. Нет, сей маневр отпадает. Остается надеяться, что Бригадир назначил завтрашнюю встречу для постановки очередной задачи на действие в Чечне. Уж лучше в горы, в бой, чем шарахаться тут, следя за каждым своим шагом, за каждым без всякого умысла брошенным словом.
В класс заглянул Щукин:
— Ты перебрался сюда, Андрей Павлович?
— Документы принес?
— Так точно! Вот акты, в трех экземплярах.
Кудреев не глядя утвердил их, передал обратно начальнику штаба.
— У тебя есть еще что на подпись?
— Еще приказ.
— Он готов?
— Конечно, вот.
Щукин протянул командиру еще один лист. Командир отряда подписал и его.
В 11.00 позвонил Воронцов.
— Андрей?
— Слушаю, Дима.
— Ты мог бы зайти ко мне?
— В штаб?
— Да.
— Сейчас буду. Кудреев прошел к управлению ремонтно-восстановительного батальона. Помощник дежурного по части проводил его в кабинет Воронцова.
Войдя в помещение, Андрей спросил:
— Что за дела, Дмитрий Дмитриевич?
— Ты неплохо выглядишь.
Кудреев удивился:
— А почему я должен выглядеть иначе?
— Судя по тому, что говорят, ты вчера не закончил с этим, — Воронцов характерно щелкнул пальцем по шее, — и отправился не домой, как говорил, а в кафе.
Командир спецназа покачал головой:
— И ты туда же! Ну что, в конце концов, произошло? Нажрался подполковник? Потрепал бармена? Велика ли беда? Какого черта этому в твоем рембате придают чрезвычайное значение? Мне что, расслабиться нельзя? Или я какой-то особенный?
— Не о том я.
— А о чем?
— Как это объяснить… в общем, как только ты вчера ушел, у нас все разладилось. Замполит пытался как-то выправить ситуацию, пока Ольга находилась за столом. Но сестра вскоре удалилась к себе в комнату. Майор тоже словно интерес ко всему потерял. Посидел еще для проформы и свалил. Короче, остались мы одни с Леной. Нет, ты не подумай, я ни в чем не виню тебя. Но одного не пойму: зачем ты в кафе-то завалился?
Кудреев поднялся из-за стола:
— Если ты пригласил меня за тем, чтобы прочитать нотацию, то я лучше пойду.
— Да погоди ты. Никаких нотаций я тебе читать не собираюсь, да и не имею права. Скажи только одно… то, что вчера произошло, как-то связано с Олей?
Командир спецназа взглянул на Воронцова:
— При чем здесь твоя сестра?
— Ты не ответил на вопрос.
— Тебе так важно это знать?
— Конечно, она все-таки родная сестра мне.
Кудреев закурил, прошел к окну. И резко обернувшись, ответил, словно выстрелил:
— Да.
— Понятно. Мне Елена утром так и сказала, что ты, мол, только из-за Ольги ушел. Я начал было возражать, но подумал: а супруга, пожалуй, права. Что в дальнейшем и подтвердилось.
— Какие еще вопросы будут? — спросил Андрей.
Воронцов вздохнул:
— Эх, Андрюха, ну какие еще у меня могут быть вопросы?
И тут же, противореча себе, спросил:
— Тебе нравится моя сестра?
И вновь короткое:
— Да.
— Ясно! Кстати, ты ей, судя по всему, тоже. Только ради бога не подумай ничего такого.
— Я и не думаю ничего такого.
— Вот и лады. Но я пригласил тебя не только для того, чтобы поговорить о вчерашнем. Ты просил представить тебе Дубова. Так вот, он с утра прибыл в батальон. Желание встретиться с ним еще не отпало?

— Нет. Пусть минут через десять подойдет ко мне в роту.
Кудреев вышел из кабинета командира рембата, медленно пошел по коридору. Возле закрытой железной двери секретной части отряда остановился. Подумал: не зайти ли к Ольге? Но… решив, что еще рано, вышел из штаба, направившись в подразделение.
В точно назначенное время в канцелярию вошел крепкий, подтянутый лейтенант, с еле заметным шрамом над правой бровью.
— Вызывали, товарищ подполковник?
— Приглашал. Проходи, присаживайся.
Дубов сел напротив командира отряда спецназа, совершенно не понимая, для чего понадобился ему.
Кудреев попросил:
— Расскажи о себе. Лейтенант, удивленный, пожал плечами.
Рассказывать ему особенно было нечего. Родился в райцентре Курганской области. Жил с матерью, отца не помнил. Поступал в военное училище, но с первого раза провалился. Год отслужил в войсках, затем повторное поступление, на этот раз успешное. Учеба, выпуск, распределение, служба в мотострелковом полку. Чечня, рембат.
Кудреев попросил:
— О Чечне, если можно, подробнее.
— А что Чечня, товарищ подполковник? Война, она и есть война, сами знаете. Только там было все иначе, чем здесь. По крайней мере делом занимались, а не порнографией, извините.
— Орден за что получил?
— За бой один в горах.
— Что за бой?
— Закурить разрешите?
Подполковник разрешил, пододвинув к лейтенанту пепельницу.
Тот ненадолго задумался, вспоминая, видимо, тот бой. Наконец начал. Из рассказа следовало, что взвод, которым он командовал, был отправлен в одно из ущелий, с задачей заблокировать его от возможного прохода отряда боевиков. Двое суток все было тихо. На третьи передовой разведывательный дозор доложил о появлении крупной, штыков в двести, банды. А во взводе тридцать человек. Взвод принял неравный бой. Боевикам достаточно быстро удалось обойти позиции заслона и выйти в тыл. Подразделение Дубова было зажато в ущелье и, казалось, обречено.
Кудреев задал вопрос, прерывая нервный рассказ лейтенанта:
— И как же удалось вырваться из каменной ловушки?
— Нас атаковали с фронта и тыла. Фланги же не использовались, так как представляли собой неприступные скалы. Но только с виду неприступные. На самом деле с одного склона в камнях спряталась узкая расщелина. Похоже, боевики о ней не знали. По ней можно было подняться на вершину хребта, но, чтобы уйти с ранеными, взводу необходимо было сняться с позиций, что тут же подвергло его немедленной и реальной угрозе полного уничтожения. Пришлось пойти на хитрость!
Подполковник, профессионально заинтересованный рассказом молодого офицера, вновь спросил:
— Что за хитрость?
— Патроны у нас заканчивались, но оставались дымовые заряды и гранаты. Вот я и решил одновременно с двух сторон применить завесу, не прекращая ведения отвлекающего огня. Группа из четырех человек, по двое с каждой стороны, прикрывала отход основных сил. Маневр удался. Пока «чехи» прочухались, взвод втянулся в расщелину, начав подъем. Так, отстреливаясь, и вышли на вершину, по пути гранатами организовав за собой завал и приличный камнепад.
— И боевики не пытались достать вас с противоположного склона?
— Пытались, конечно, но только мои снайперы легко снимали их на подъеме. Потеряв человек десять, духи понемногу успокоились. Ударили, правда, пару раз из противотанковых гранатометов, но в результате получили очередной камнепад. Ну, а взвод к вечеру с вершины сняли «вертушки». За этот бой меня и наградили орденом Мужества.
Кудреев внимательно слушал лейтенанта, наблюдая за ним. Подполковника подкупало то, как обыденно, спокойно, без всяких лишних эмоций и приукрас, Дубов рассказывал о том, как своим умелым руководством, по сути, спас взвод от неминуемого разгрома. Лейтенант искренне считал, что не совершил ничего такого, а просто выполнил свой долг, не более того. Если посмотреть в корень, то поступок молодого офицера иначе как подвиг назвать было нельзя. Какому-нибудь генеральскому сынку, поступи он так же, сразу Героя бы дали да с повышением в штаб перевели. Впрочем, генеральский сынок никогда не оказался бы на месте Александра Дубова. Подполковник спросил:
— За что же тебя после всего этого перевели в рембат?
— А, товарищ подполковник, чего об этом сейчас вспоминать?
— И все же?
— Как-то с ребятами поддали не слабо, это уже после награждения, ну и подняли шум в общаге. Кастелянша позвонила в штаб, пожаловалась. Явился замполит и давай материться. Какие только выражения не употреблял. Ну и послал я его! Утром вызвали к командиру полка. Полкан был с понятием, хотел замять конфликт, но при условии, что я принесу публичные извинения. А за что? Это он должен был извиняться. Я отказался, а потом, уж и не помню по какому случаю, политической проституткой его обозвал!
— Вновь по пьянке?
— Нет, трезвый! После этого понеслось. Он словно за каждым моим шагом следил. Ну и собрал досье, где чуть ли не по минутам было расписано все, что можно было отнести к нарушению воинской дисциплины. А потом приказ, меня перевели сюда!
Кудреев прошелся по канцелярии.
— И тут ты решил на все забить, так?
— Не сразу. Сначала просился перевести в часть постоянной дислокации в Чечне. Но этот маймун, Кравцов, словно цель перед собой поставил — сожрать меня! Вы извините меня, товарищ подполковник, но майор — сука еще та! И переводу хода не дает, и в батальоне на каждом шагу достает. Короче, подумал я и решил валить из армии. Пошло оно все на хер, раз так вышло. Только куда идти на гражданке? В бандиты? В киллеры? Таких, как Кравцов, мочить?
Лейтенант, замолчав, опустив голову.
Молчал и подполковник. Потом внезапно спросил:
— В спецназе служить хочешь?
— Что?
Дубов поднял на подполковника полные изумления глаза. Чего-чего, а подобного вопроса лейтенант никак не ожидал.
— Ты не понял меня?
— Виноват, товарищ подполковник, но все это так неожиданно…
— И все же да или нет? Или тебе необходимо подумать?
— Я бы с огромным удовольствием перешел к вам прямо сейчас.
Подполковник улыбнулся:
— Ну, удовольствия служить в спецназе, скажу тебе, не так уж и много. Это во-первых. Во-вторых, попасть в действующие подразделения сил особого назначения не так-то просто. Придется пройти серьезный отбор и далее курс специальной подготовки.
— Я готов ко всему, товарищ подполковник!
— Не спеши. Впрочем, твое нетерпение понять можно. Договоримся так. Я попробую организовать твой перевод в спецслужбу. Обещать ничего не буду, но, думаю, мне удастся заинтересовать свое начальство в твоей персоне.
Возбуждение на лице Дубова вдруг сменилось унынием. Он проговорил:
— Боюсь, у вас ничего не получится.
— Почему?
— В спецназ, насколько мне известно, отбирают самых лучших, а в моем случае достаточно будет лишь открыть личное дело, чтобы тут же отказать. Чулков, прежний замполит, да и Кравцов расписали меня так, что я четвертый год не могу получить очередного звания, несмотря на награды.
Кудреев положил руку на плечо лейтенанту:
— Да, ты прав, Саша, в спецназ отбирают лучших. Но, поверь, не по содержанию личного дела. В каком-то смысле негативная информация в официальном документе играет на тебя.
Дубов удивился:
— Как это?
— У нас отдают предпочтение самостоятельным в решениях и действиях, смелым, думающим офицерам. Карьеристам в спецназе не место. Это долго объяснять. Если все получится, сам узнаешь обо всех нюансах отбора в наши подразделения. Будем считать, что твое согласие на службу в силах специального назначения я получил?
— Конечно! Извините, так точно!
— Ну и добро, Александр Викторович! Только с этой минуты отношение к настоящей службе изменить. Никаких скандалов, никаких конфликтов с замполитом. Вести себя образцово и о нашем разговоре, естественно, никому ни слова. Исключение составляет лишь подполковник Воронцов!
Боевой офицер, в свои двадцать четыре года кавалер ордена Мужества и медали «За воинскую доблесть», вышел из казармы спецназа другим человеком. Теперь у него была надежда и жизненная перспектива.
Казалось, что и городок вокруг изменился. Он стал как будто светлее, радостнее.
А Кудреев, проводив Дубова, позвонил Воронцову. Тот оказался на месте, в своем кабинете.
— Дмитрий Дмитриевич?
— Да, Андрей?
— Поговорил я с твоим лейтенантом. И вот что. Подготовь-ка ты мне выписку из его личного дела.
— Хорошо. Думаешь, у тебя с ним что-нибудь получится?
— Иначе не стал бы ничего затевать.
— Что ж, доброе дело сделаешь.
— Когда будут готовы документы Дубова?
— Если срочно, минут через десять.
Спустя пятнадцать минут командир спецназа зашел к Воронцову:
— Готовы бумаги на лейтенанта?
— Вон они, в пакете.
Кудреев забрал выписку из личного дела младшего офицера.
— Кто делал копию?
— ПНШ, помощник начальника штаба!
— Ты предупреди его, чтобы не распространялся об этом! И чтобы ни о чем не узнал твой вездесущий Кравцов.
— Уже предупредил.
— Порядок. Ну, пока? Увидимся послезавтра.
— Удачи, Андрей, а ко мне с утра комиссия прибывает.
— По какому поводу?
— По линии тыла, вещевики.
— Благополучно тебе отделаться от них.
Командир спецназа зашел в свою секретную часть. Ольга не ожидала появления подполковника, поэтому в первое мгновение немного смутилась. Но быстро совладала с собой, доложила, что с момента получения последнего сообщения никакой дополнительной информации из Центра не поступало.
Кудреев попросил:
— Ольга Дмитриевна, достаньте, пожалуйста, мою личную оперативную карту Чечни.
Воронцова выполнила приказ, спросила:
— Вы с картой будете работать здесь?
— Нет, возьму с собой.
— Тогда распишитесь в получении.
Командир отряда поставил росчерк в журнале выдачи секретной документации. Посмотрел на прапорщика, сказал:
— Оля! Сегодня с утра я был немного не в себе и вел себя недопустимо грубо. Прошу извинить.
В 20.00, после построения личного состава, получив в оружейной комнате штатный пистолет «ПМ», он отправился домой. Людмила по пути на этот раз не встречала его, и Кудреев облегченно вздохнул, войдя в квартиру. Ему совершенно не хотелось видеть официантку, и она словно чувствовала это. Может, одумалась баба, решив, наконец, отстать от него? Это было бы неплохо. В конце концов, даже такой надоедливой, самоуверенной особе должно стать ясно, что все ее усилия навязать себя подполковнику, который к ней равнодушен, обречены на провал. Закрыв дверь и раздевшись, Кудреев первым делом направился в душ. После легкого ужина, включив музыку, приглушив свет, с чашкой кофе и сигаретой, Андрей откинулся в кресле.
Неожиданно раздался звонок телефона внутренней связи.
Мелькнула мысль: только бы не Людмила. Не хотелось портить спокойный вечер. Но опасения не оправдались, звонил Воронцов. Сказал, что хочет зайти — есть повод для разговора.
Дома офицеров разделяло расстояние метров в сто, и Воронцов, облаченный в спортивный костюм, спустя пять минут был у Кудреева. Расположились в креслах у журнального столика.
— Понимаешь, служит в штабе дивизии земляк, начальник бронетанковой службы, — начал Дмитрий. — Час назад он позвонил и сообщил, что уезжает в отпуск. Завтра, проходящим поездом. У Ольги, ты знаешь, дочь у бабушки. Она и хотела бы с Валерой, земляком нашим, передать домой небольшую посылку и деньги. Я из-за комиссии покинуть часть не могу. Не отпустил бы ты своего секретчика в Новоярск?
— Во сколько отходит поезд?
— В 10.20 утра.
— В таком случае отпустить прапорщика Воронцову никак не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33