Я был уверен, что в любой момент могу купить новые. Странно, моя нечаянная удачливость сделала мою жизнь еще менее осмысленной. Я перестал дорожить вещами, даже теми, с которыми меня связывали воспоминания.
Опустив жалюзи, я включил настольную лампу и похлопал по сиденью дивана, приглашая Пучка сесть рядом со мной.
Собака – чудесный инструмент для приведения мыслей в порядок. Почесывая и поглаживая ее, я стал раздумывать, насколько серьезно следует отнестись к последним предупреждениям Тиббса.
Тут я обратил внимание на время. Без четверти восемь. Пора собираться на игру.
Я сменил дневной ошейник Пучка на парадный, купленный специально для светских раутов, прицепил поводок, и мы вышли в сумерки раннего вечера.
На пути через лужайку перед домом я приметил соседа Мартина, он стоял возле дверей своего подъезда и рылся в карманах в поисках ключей.
Я слышал, как он чертыхался, и даже по-военному стриженый затылок его выражал возмущение. Думаю, он раньше служил в ВМС, откуда его поперли за неуставные отношения: сыграл с кем-то злую шутку в душевой, приведшую к травме, или что-то вроде того. Приятный, в общем-то, парень, если соблюдать дистанцию и не перечить ему. Так что, получается, я сам себе противоречу: как можно считать приятным человека, который, стоит не согласиться с его мнением, может оказаться совсем не приятным?
Я сочувственно ругнулся за спиной соседа, давая понять, что я тоже его поля ягода, такой же задушевный и открытый парень, как и симпатяга Мартин.
– Он ходил недавно на случку, – сказал пес, принюхиваясь и облизываясь. – И от него тоже пахнет синим дымом.
Я пропустил этот намек мимо ушей. Если бы это Мартин взялся за кирпич, то одним окном он бы не ограничился.
– Видел подарочек у себя в гостиной? – спросил сосед.
– Да, он как-то сразу бросился в глаза, – честно признался я.
– Интересно, интересно, – заметил пес. – От него за версту разит дракой, от этого типа, железом и потасовкой.
Это также не удивило меня. Мартин по профессии вышибала. И ему, в самом деле, приходится работать в прокуренных помещениях.
– Ну и какие будут предположения?
– Весьма неопределенные, – ответил я.
– Когда выяснишь, только шепни мне, идет?
– Зачем, Мартин? – Я в самом деле не понял, отчего это его так интересует.
Он одобрительно кивнул, мол, хороший вопрос, и сказал:
– Дело в том, что сегодня часа в четыре я обрабатывал свою девочку в спальне, когда высадили стекло в той комнате, что окнами на улицу. – Он недовольно поджал губы и кивнул мне, словно ожидая, что я разделю его гнев по поводу умышленной порчи его имущества. Я тут же поспешил состроить гримасу, которая должна была выразить солидарность. На миг меня озадачила фраза насчет «девочки». Его жена, которую я называл про себя «марионеткой Мартина», была крохотная женщина довольно хрупкого сложения.
– Работа дилетантов, – сказал он, – какой-нибудь шайки маппетов. Если они появятся еще раз, то кирпич уже полетит не в окно, а конкретно им в башку, – сказал он таким тоном, словно объяснял, что лучший способ избавиться от слизней, которые портят салат-латук, – это посадить его на южном склоне. Он криво усмехнулся и изобразил, как он бросает кому-то в голову кирпич, видимо, чтобы до меня лучше дошло, что он собирается сделать с вредителями. Проследив за движением его рук, пес слегка съежился, в точности повторяя мою реакцию. Пучок не одобрял насилия любого рода, я тоже не был от него в восторге, особенно когда оно направлено против тех, кто мне дорог.
– Потом, когда прочитал записку, я, конечно, понял, что посылочка для тебя. А тебя как раз не было дома. Я решил, что письмо срочное, и отправил его тебе тем же способом. Думаю, важно было не только послание, но и способ его доставки. – И Мартин добродушно, по-соседски оскалился.
– Спасибо, – проронил я. – Ты очень заботлив.
– Не за что. Только сохрани кирпич на случай, если этот подонок снова объявится, чтобы было чем написать ответ. Я это для тебя устрою, будь спокоен.
– Да, не стоит уж так… утруждать себя, – смущенно пробормотал я.
– Он так и сделает, – пробормотал пес. – Этот тип не лжет.
Мне можно было этого и не говорить. Мартин наконец разобрался с ключами и открыл дверь.
– Деньги за окно можешь забросить в любое время, – сказал он напоследок.
– Да хоть сейчас. – Я вытащил свернутые в рулон деньги, приготовленные для покера, примерно две тысячи «полтинниками». – Сколько нужно?
– Сотни хватит. – Глаза его вспыхнули при виде наличных.
– Прими двести, за беспокойство. Это всего лишь бумага, – сказал я.
Мартин расцвел, широко ухмыляясь:
– Темная ты лошадка, мальчик Дэви, ох и темная.
Похоже, он ничего не имел против того, что наши «конюшни» рядом.
– Ты не помнишь, о чем там было сказано, в записке? – вскользь поинтересовался я.
– Что-то насчет твоей собаки. Вот уж не думал, что у борцов за права животных есть полувоенные подразделения, – ответил Мартин, исчезая за дверью.
Я посмотрел на Пучка. Он прижал уши, будто на него только что вылили ведро воды.
– И что же они собрались с тобой сделать? – задумчиво пробормотал я.
Покер уже не доставлял особой радости. По совету пса я поднял ставку в четыре раза, но остался равнодушен к этому. Стало быть, у меня нет болезненного пристрастия к игре. Похоже, покер мне просто наскучил.
Мы с Пучком брели по Тьюдор-авеню, усыпанной опавшей листвой, отражаясь в окнах и витринах и вдыхая ароматы уходящего лета. Прогулка снимала напряжение после игры.
Пучок тоже приободрился, его увлекал за собой каждый новый запах.
– Слушай, успокойся, – сказал я, когда он окончательно достал меня этим шнырянием под ногами. – Ты можешь успокоиться?
– Нет, – ответил он.
– Почему?
– Потому что вид только зазывает, а запах подчиняет, – сказал пес, мусоля во рту какую-то обертку.
– Понятно, – сказал я и больше не дергал поводок.
Когда в темноте смутно замаячили окна моего дома, я ощутил, как страхи набросились на меня с новой силой. Вернее, один страх. Да, конечно, это был Тиббс и все, с ним связанное, но было тут что-то еще, удушливым комком застрявшее в горле, от чего никак нельзя было избавиться – ни проглотить, ни выплюнуть.
Я осторожно, затаив дыхание, повернул ключ в замке. В спальне горел свет.
На этот вечер я с головой ушел в покер, пытаясь спрятаться от проблем, забравшись под сцену, на которой разыгрывались события реальности. Однако реальность с характерным привкусом беды, похоже, опять вступала в свои права. У меня дома кто-то был.
17
ПОПЯТНЫЙ ПУТЬ
Сами можете представить, какие чувства испытываешь, когда тебя в спальне в два часа ночи ожидают незваные гости. Меня охватила дрожь. Пес рванул поводок, обнажая клыки.
В голове мелькнула мысль: не сходить ли за Мартином? Но я тут же отбросил ее, решив, что подобное поведение не соответствует имиджу «темной лошадки».
Предположительно в гостях у меня мог оказаться и Кабан. Но что такое Кабан для такого отчаянного игрока, как я, который смело затыкает пасть Мартину Морячку, без колебаний отдавая ему две сотни за разбитые стекла? Охвативший меня мандраж был следствием даже не испуга, а повышенной возбудимости.
Я этим отличался еще в юности. Недаром, учась в школе, я ходил в театральную студию. И вот, возвращаясь однажды вечером домой, встретил на пути банду местных подростков. Я знал их наперечет.
– Это че за хренотень? – сказал один, вырвав у меня из-под мышки экземпляр шекспировских «Напрасных усилий любви», взятый в студии, чтобы повторить свою роль по дороге.
Помню, как сейчас, его наглую, ухмыляющуюся рожу и кольца в ушах. Он, оказывается, знал меня, хотя я с ним был незнаком.
– Все у тебя задница, не так ли, Баркер? – спросил он. – Это же дерьмо, а? – Он не бил меня, ему это было сейчас ни к чему. Он презирал меня, и я чувствовал, что он прав. Он видел реальность, которой не видел я: моя голова была забита дурацкими идеями, романтикой, которую этот мир уничтожает в два счета.
Вот что я ощутил, увидев свет в спальне: мне предстоит перенести еще одно вторжение реальности в мою жизнь.
В комнате что-то зашевелилось. Пучок рванул поводок:
– Р-р-разорву! Загр-р-рызу! Сожр-р-ру!
Я отцепил карабин с ошейника, но, вместо того чтобы рвануться вперед, пес тут же остановился и, оглянувшись, произнес уже совсем другим тоном:
– Ну что, пошли, что ли? Посмотрим, кто там.
Я осмотрелся в поисках подходящего оружия.
Оружие – это как раз то, чем я забыл обзавестись, пока транжирил деньги. Первое, что подвернулось под руку, оказалось торшером, стоявшим возле дивана. Я снял с него матерчатый колпак и ухватился за ножку, переворачивая тяжелым основанием вверх. Таким образом, внешне мирное приспособление для чтения в постели превращалось в грозное оружие возмездия. «Ты видишь, – как бы говорил я этим незваному гостю, – что я сделал со своим любимым торшером? Представь же себе, что я способен сделать с грабителем!»
Пес по-прежнему бормотал угрозы и проклятия: как потом выяснилось, он просто предоставлял мне, как вожаку стаи, наброситься на врага первым. Кроме того, как объяснил Пучок, правила приличия требовали, чтобы он на время скрылся под диваном.
Я решил проявить инициативу первым, не дожидаясь, пока ее проявит тот, кто спрятался в моей спальне.
– Я знаю, что вы там! – крикнул я. – И вызываю полицию!
Такое суровое предупреждение должно было продемонстрировать серьезность моих намерений. Но только тут я спохватился, что телефона под рукой нет. Дело в том, что буквально позавчера я купил беспроводной аппарат и постоянно забывал класть трубку на «базу».
За дверью раздались шаги, и вот она со стуком распахнулась.
– Это ты, Дэйв? – сонным голосом произнесла Линдси. Она была в моей футболке, волосы взъерошены. Впервые за последний год она осталась на ночь в моей «норе», как она ее называла.
Так что ее появление здесь, да еще в такое время, было, в самом деле, чем-то из ряду вон выходящим. Но что шокировало меня еще больше, так это свежая ссадина на ее щеке.
– Если ты собрался ударить меня лампой, – сказала Линдси, – то, по-моему, сначала надо выдернуть штепсель из розетки.
Пес предусмотрительно не оставлял боевой позиции под диваном.
Вот как все произошло. По пути к матери Линдси остановилась на светофоре. По иронии судьбы ее заметила одна из сослуживиц, поехавшая домой за халатом. Я прикусил губу: ведь я же собирался проводить ее. Но что-то остановило меня в последний момент. Наверное, тогда еще я не воспринимал всерьез угрозы Тиббса. Я еще не осознавал, что такой не остановится ни перед чем. Только теперь я начинал понимать, с кем связался.
Вечер был душный, и, несмотря на новый кондиционер, установленный в «Клио», Линдси по привычке ехала с опущенным стеклом. Некто в мотоциклетном шлеме, скрывающем лицо, соскочил со своего «скутера» и ударил ее по лицу, после чего снова вскочил на свою «табуретку» и умчался прежде, чем она успела разглядеть номер.
Она пыталась дозвониться мне, но во время игры я всегда отключаю мобильник, – это одно из неписаных правил покера.
– Прости, – пробормотал я. – Прости. Как же я виноват перед тобой. – Я заключил ее в объятия, чувствуя себя полным идиотом. Сколько можно довольствоваться размышлениями о жизни, когда внешний мир так бесцеремонно хлещет тебя по щекам!
– Мне страшно, Дэвид. Мне так страшно, так страшно, – твердила Линдси, дрожа в моих объятиях.
Под диваном недовольно заворочался пес.
– Так не может больше продолжаться, – простонала Линдси. – Я этого не выдержу. Они убьют меня. Посмотри на свое окно.
Пес вновь закряхтел, точно старик, вылезающий из кровати. Я посмотрел на пол, усыпанный осколками стекла, на кирпич, лежавший на столе, где я оставил его, пытаясь расшифровать послание.
И потом – на ее ссадину. Как я мог так преступно пренебречь ее интересами, занимаясь исключительно собой? Как я мог! Под грузом вины голова моя склонилась, сокрушенно поникла, как у провинившегося пса.
Что же это за люди, так бесцеремонно вторгшиеся в нашу жизнь? С кем мы связались? Я не мог даже вообразить себе особь человеческого происхождения, мужского пола, способную на такое – ударить девушку сквозь открытое окно автомобиля. Это еще надо уметь, надо изловчиться, чтобы нанести удар из такой невыгодной позиции. Видимо, мы имели дело с профессионалами, что бы там ни говорил Мартин.
– Тебя надо срочно отвезти к врачу…
– Я уже была в травмпункте. Все в порядке, сказали, кости целы.
Услышав про «кости», пес стал выбираться из-под дивана.
– А, Линдси, – с напускной любезностью вильнул он хвостом, словно Папа Римский, приветливо машущий рукой архиепископу Кентерберийскому, в то же время, делая пальцами другой руки под рясой совсем нехристианский жест.
– Он снова меня облаивает, – пожаловалась Линдси. Вполне понятно, она перенервничала и сейчас все воспринимала как направленную на нее агрессию. Поэтому поучения о том, как следует вести себя с собакой, я решил оставить до более подходящего момента.
– Да он просто приветствует тебя.
Пес кротко улыбнулся, подтверждая мои слова.
– Вот он снова оскалился, – с тревогой заметила Линдси.
– У него просто зуд, – успокоил я. – Пучок, зайди на минутку в спальню, хорошо?
– С удовольствием, – откликнулся Пучок. Проходя мимо Линдси, он задержался на ней взором, как полисмен, который увидел за рулем новенького БМВ семнадцатилетнего водителя.
Я принес Линдси бокал вина и усадил ее на диван, нежно обнимая и убаюкивая, ограждая от тревог внешнего, дикого и безумного мира.
– А у тебя здорово поменялась обстановка, – заметила она. – Теперь к тебе можно заходить почаще. Если еще будет что-нибудь в холодильнике.
Вот еще за что я любил Линдси – за ее жизнерадостность и способность моментально переходить от безрадостных мыслей к оптимизму. Что бы ни выкинула судьба, она всегда найдет в себе силы отбросить это.
– Да, в последнее время, знаешь ли, появилась возможность заняться квартирой, – сказал я, чувствуя, как расту в ее глазах, вполне возможно приближаясь к идеалу домохозяина.
Она обвела оценивающим взглядом мою убогую обстановку, отмечая в ней новые предметы: ковер, торшер, сервировочный столик с бокалами.
– Похоже, ты всерьез занялся квартирой, вкладываешь в нее деньги. Теперь она становится более привлекательной для покупателей.
– Ну, еще бы, – отозвался я, нежно сжимая ее в объятиях. – Не забывай, я же агент по недвижимости. А с чего это ты решила, что я собираюсь продавать квартиру?
Неужели за ее словами скрывалось предположение, что мне пора переезжать к ней? У меня прямо дух захватило от предвкушения сладкого ужаса грядущих перемен.
– Ну… – сказала она с неопределенным вздохом, – сейчас все равно рано об этом говорить, пока все не уляжется, правда?
– Нет.
Я не мог думать о переезде сейчас. Я был уверен, что мой план с оттягиванием чартерстоунской продажи сработает, но не надеялся, что Линдси захочет слышать о нем.
– Ты же сделаешь то, чего они от тебя хотят? – спросила она, повернувшись ко мне той стороной лица, где алела свежая ссадина. Я не мог сказать ни «да», ни «нет».
– Пока я не вижу другого пути, – уклончиво выразился я. Лгать нехорошо, но подобная уклончивая ложь все же лучше явной. Я не мог обещать ей, что капитулирую, в то самое время, когда собирался, открыто принять бой.
– О боже, – с улыбкой произнесла она. Я был удостоен поцелуя. – Пойдем спать.
Я помог ей подняться, и рука об руку мы направились в спальню, ни дать ни взять – счастливые молодожены, отвалившиеся от свадебного стола. С поцелуем уложив ее в постель, я отправился чистить зубы.
Нижние моляры пожелтели от табака, и я занялся резцами в тот момент, когда Линдси завопила так, будто ее снова ударили.
– В чем дело? – ответно заорал я, брызгая во все стороны «Колгейтом».
– Твоя собака! Она треплет мою одежду!
Действительно, так оно и оказалось. Пучок бросил на меня дерзкий взгляд из-за плеча, и рыло у него было на самом деле в пушку – точнее, в ошметках того, что раньше представляло собой кашемировый свитер Линдси.
18
СОБСТВЕННОСТЬ И ЕЕ ЦЕННОСТЬ
Само собой, я страшно разозлился на Пучка, и на следующий день, когда мы выехали к миссис Кэдуоллер-Бофорт, между нами не было оживленного общения.
Машина, временами буксуя, временами подпрыгивая на ухабах, пробиралась по проселочным дорогам. Пес сидел на заднем сиденье, прикусив язык, как замороженный, и лишь однажды сорвался, приметив зайца и пролаяв в окно:
– Эй ты, ушастый бездельник!
Я собирался сегодня же покончить с миссис Кэдуоллер-Бофорт – в смысле с этой сделкой, за которую взялся, чтобы навлечь на себя столько неприятностей. Я решил отказаться от участия в продаже Чартерстауна, однако по непонятной мне самому причине все же прихватил с собой бланки контракта.
На какой такой случай? Этого я не знал, но все необходимые документы были у меня при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Опустив жалюзи, я включил настольную лампу и похлопал по сиденью дивана, приглашая Пучка сесть рядом со мной.
Собака – чудесный инструмент для приведения мыслей в порядок. Почесывая и поглаживая ее, я стал раздумывать, насколько серьезно следует отнестись к последним предупреждениям Тиббса.
Тут я обратил внимание на время. Без четверти восемь. Пора собираться на игру.
Я сменил дневной ошейник Пучка на парадный, купленный специально для светских раутов, прицепил поводок, и мы вышли в сумерки раннего вечера.
На пути через лужайку перед домом я приметил соседа Мартина, он стоял возле дверей своего подъезда и рылся в карманах в поисках ключей.
Я слышал, как он чертыхался, и даже по-военному стриженый затылок его выражал возмущение. Думаю, он раньше служил в ВМС, откуда его поперли за неуставные отношения: сыграл с кем-то злую шутку в душевой, приведшую к травме, или что-то вроде того. Приятный, в общем-то, парень, если соблюдать дистанцию и не перечить ему. Так что, получается, я сам себе противоречу: как можно считать приятным человека, который, стоит не согласиться с его мнением, может оказаться совсем не приятным?
Я сочувственно ругнулся за спиной соседа, давая понять, что я тоже его поля ягода, такой же задушевный и открытый парень, как и симпатяга Мартин.
– Он ходил недавно на случку, – сказал пес, принюхиваясь и облизываясь. – И от него тоже пахнет синим дымом.
Я пропустил этот намек мимо ушей. Если бы это Мартин взялся за кирпич, то одним окном он бы не ограничился.
– Видел подарочек у себя в гостиной? – спросил сосед.
– Да, он как-то сразу бросился в глаза, – честно признался я.
– Интересно, интересно, – заметил пес. – От него за версту разит дракой, от этого типа, железом и потасовкой.
Это также не удивило меня. Мартин по профессии вышибала. И ему, в самом деле, приходится работать в прокуренных помещениях.
– Ну и какие будут предположения?
– Весьма неопределенные, – ответил я.
– Когда выяснишь, только шепни мне, идет?
– Зачем, Мартин? – Я в самом деле не понял, отчего это его так интересует.
Он одобрительно кивнул, мол, хороший вопрос, и сказал:
– Дело в том, что сегодня часа в четыре я обрабатывал свою девочку в спальне, когда высадили стекло в той комнате, что окнами на улицу. – Он недовольно поджал губы и кивнул мне, словно ожидая, что я разделю его гнев по поводу умышленной порчи его имущества. Я тут же поспешил состроить гримасу, которая должна была выразить солидарность. На миг меня озадачила фраза насчет «девочки». Его жена, которую я называл про себя «марионеткой Мартина», была крохотная женщина довольно хрупкого сложения.
– Работа дилетантов, – сказал он, – какой-нибудь шайки маппетов. Если они появятся еще раз, то кирпич уже полетит не в окно, а конкретно им в башку, – сказал он таким тоном, словно объяснял, что лучший способ избавиться от слизней, которые портят салат-латук, – это посадить его на южном склоне. Он криво усмехнулся и изобразил, как он бросает кому-то в голову кирпич, видимо, чтобы до меня лучше дошло, что он собирается сделать с вредителями. Проследив за движением его рук, пес слегка съежился, в точности повторяя мою реакцию. Пучок не одобрял насилия любого рода, я тоже не был от него в восторге, особенно когда оно направлено против тех, кто мне дорог.
– Потом, когда прочитал записку, я, конечно, понял, что посылочка для тебя. А тебя как раз не было дома. Я решил, что письмо срочное, и отправил его тебе тем же способом. Думаю, важно было не только послание, но и способ его доставки. – И Мартин добродушно, по-соседски оскалился.
– Спасибо, – проронил я. – Ты очень заботлив.
– Не за что. Только сохрани кирпич на случай, если этот подонок снова объявится, чтобы было чем написать ответ. Я это для тебя устрою, будь спокоен.
– Да, не стоит уж так… утруждать себя, – смущенно пробормотал я.
– Он так и сделает, – пробормотал пес. – Этот тип не лжет.
Мне можно было этого и не говорить. Мартин наконец разобрался с ключами и открыл дверь.
– Деньги за окно можешь забросить в любое время, – сказал он напоследок.
– Да хоть сейчас. – Я вытащил свернутые в рулон деньги, приготовленные для покера, примерно две тысячи «полтинниками». – Сколько нужно?
– Сотни хватит. – Глаза его вспыхнули при виде наличных.
– Прими двести, за беспокойство. Это всего лишь бумага, – сказал я.
Мартин расцвел, широко ухмыляясь:
– Темная ты лошадка, мальчик Дэви, ох и темная.
Похоже, он ничего не имел против того, что наши «конюшни» рядом.
– Ты не помнишь, о чем там было сказано, в записке? – вскользь поинтересовался я.
– Что-то насчет твоей собаки. Вот уж не думал, что у борцов за права животных есть полувоенные подразделения, – ответил Мартин, исчезая за дверью.
Я посмотрел на Пучка. Он прижал уши, будто на него только что вылили ведро воды.
– И что же они собрались с тобой сделать? – задумчиво пробормотал я.
Покер уже не доставлял особой радости. По совету пса я поднял ставку в четыре раза, но остался равнодушен к этому. Стало быть, у меня нет болезненного пристрастия к игре. Похоже, покер мне просто наскучил.
Мы с Пучком брели по Тьюдор-авеню, усыпанной опавшей листвой, отражаясь в окнах и витринах и вдыхая ароматы уходящего лета. Прогулка снимала напряжение после игры.
Пучок тоже приободрился, его увлекал за собой каждый новый запах.
– Слушай, успокойся, – сказал я, когда он окончательно достал меня этим шнырянием под ногами. – Ты можешь успокоиться?
– Нет, – ответил он.
– Почему?
– Потому что вид только зазывает, а запах подчиняет, – сказал пес, мусоля во рту какую-то обертку.
– Понятно, – сказал я и больше не дергал поводок.
Когда в темноте смутно замаячили окна моего дома, я ощутил, как страхи набросились на меня с новой силой. Вернее, один страх. Да, конечно, это был Тиббс и все, с ним связанное, но было тут что-то еще, удушливым комком застрявшее в горле, от чего никак нельзя было избавиться – ни проглотить, ни выплюнуть.
Я осторожно, затаив дыхание, повернул ключ в замке. В спальне горел свет.
На этот вечер я с головой ушел в покер, пытаясь спрятаться от проблем, забравшись под сцену, на которой разыгрывались события реальности. Однако реальность с характерным привкусом беды, похоже, опять вступала в свои права. У меня дома кто-то был.
17
ПОПЯТНЫЙ ПУТЬ
Сами можете представить, какие чувства испытываешь, когда тебя в спальне в два часа ночи ожидают незваные гости. Меня охватила дрожь. Пес рванул поводок, обнажая клыки.
В голове мелькнула мысль: не сходить ли за Мартином? Но я тут же отбросил ее, решив, что подобное поведение не соответствует имиджу «темной лошадки».
Предположительно в гостях у меня мог оказаться и Кабан. Но что такое Кабан для такого отчаянного игрока, как я, который смело затыкает пасть Мартину Морячку, без колебаний отдавая ему две сотни за разбитые стекла? Охвативший меня мандраж был следствием даже не испуга, а повышенной возбудимости.
Я этим отличался еще в юности. Недаром, учась в школе, я ходил в театральную студию. И вот, возвращаясь однажды вечером домой, встретил на пути банду местных подростков. Я знал их наперечет.
– Это че за хренотень? – сказал один, вырвав у меня из-под мышки экземпляр шекспировских «Напрасных усилий любви», взятый в студии, чтобы повторить свою роль по дороге.
Помню, как сейчас, его наглую, ухмыляющуюся рожу и кольца в ушах. Он, оказывается, знал меня, хотя я с ним был незнаком.
– Все у тебя задница, не так ли, Баркер? – спросил он. – Это же дерьмо, а? – Он не бил меня, ему это было сейчас ни к чему. Он презирал меня, и я чувствовал, что он прав. Он видел реальность, которой не видел я: моя голова была забита дурацкими идеями, романтикой, которую этот мир уничтожает в два счета.
Вот что я ощутил, увидев свет в спальне: мне предстоит перенести еще одно вторжение реальности в мою жизнь.
В комнате что-то зашевелилось. Пучок рванул поводок:
– Р-р-разорву! Загр-р-рызу! Сожр-р-ру!
Я отцепил карабин с ошейника, но, вместо того чтобы рвануться вперед, пес тут же остановился и, оглянувшись, произнес уже совсем другим тоном:
– Ну что, пошли, что ли? Посмотрим, кто там.
Я осмотрелся в поисках подходящего оружия.
Оружие – это как раз то, чем я забыл обзавестись, пока транжирил деньги. Первое, что подвернулось под руку, оказалось торшером, стоявшим возле дивана. Я снял с него матерчатый колпак и ухватился за ножку, переворачивая тяжелым основанием вверх. Таким образом, внешне мирное приспособление для чтения в постели превращалось в грозное оружие возмездия. «Ты видишь, – как бы говорил я этим незваному гостю, – что я сделал со своим любимым торшером? Представь же себе, что я способен сделать с грабителем!»
Пес по-прежнему бормотал угрозы и проклятия: как потом выяснилось, он просто предоставлял мне, как вожаку стаи, наброситься на врага первым. Кроме того, как объяснил Пучок, правила приличия требовали, чтобы он на время скрылся под диваном.
Я решил проявить инициативу первым, не дожидаясь, пока ее проявит тот, кто спрятался в моей спальне.
– Я знаю, что вы там! – крикнул я. – И вызываю полицию!
Такое суровое предупреждение должно было продемонстрировать серьезность моих намерений. Но только тут я спохватился, что телефона под рукой нет. Дело в том, что буквально позавчера я купил беспроводной аппарат и постоянно забывал класть трубку на «базу».
За дверью раздались шаги, и вот она со стуком распахнулась.
– Это ты, Дэйв? – сонным голосом произнесла Линдси. Она была в моей футболке, волосы взъерошены. Впервые за последний год она осталась на ночь в моей «норе», как она ее называла.
Так что ее появление здесь, да еще в такое время, было, в самом деле, чем-то из ряду вон выходящим. Но что шокировало меня еще больше, так это свежая ссадина на ее щеке.
– Если ты собрался ударить меня лампой, – сказала Линдси, – то, по-моему, сначала надо выдернуть штепсель из розетки.
Пес предусмотрительно не оставлял боевой позиции под диваном.
Вот как все произошло. По пути к матери Линдси остановилась на светофоре. По иронии судьбы ее заметила одна из сослуживиц, поехавшая домой за халатом. Я прикусил губу: ведь я же собирался проводить ее. Но что-то остановило меня в последний момент. Наверное, тогда еще я не воспринимал всерьез угрозы Тиббса. Я еще не осознавал, что такой не остановится ни перед чем. Только теперь я начинал понимать, с кем связался.
Вечер был душный, и, несмотря на новый кондиционер, установленный в «Клио», Линдси по привычке ехала с опущенным стеклом. Некто в мотоциклетном шлеме, скрывающем лицо, соскочил со своего «скутера» и ударил ее по лицу, после чего снова вскочил на свою «табуретку» и умчался прежде, чем она успела разглядеть номер.
Она пыталась дозвониться мне, но во время игры я всегда отключаю мобильник, – это одно из неписаных правил покера.
– Прости, – пробормотал я. – Прости. Как же я виноват перед тобой. – Я заключил ее в объятия, чувствуя себя полным идиотом. Сколько можно довольствоваться размышлениями о жизни, когда внешний мир так бесцеремонно хлещет тебя по щекам!
– Мне страшно, Дэвид. Мне так страшно, так страшно, – твердила Линдси, дрожа в моих объятиях.
Под диваном недовольно заворочался пес.
– Так не может больше продолжаться, – простонала Линдси. – Я этого не выдержу. Они убьют меня. Посмотри на свое окно.
Пес вновь закряхтел, точно старик, вылезающий из кровати. Я посмотрел на пол, усыпанный осколками стекла, на кирпич, лежавший на столе, где я оставил его, пытаясь расшифровать послание.
И потом – на ее ссадину. Как я мог так преступно пренебречь ее интересами, занимаясь исключительно собой? Как я мог! Под грузом вины голова моя склонилась, сокрушенно поникла, как у провинившегося пса.
Что же это за люди, так бесцеремонно вторгшиеся в нашу жизнь? С кем мы связались? Я не мог даже вообразить себе особь человеческого происхождения, мужского пола, способную на такое – ударить девушку сквозь открытое окно автомобиля. Это еще надо уметь, надо изловчиться, чтобы нанести удар из такой невыгодной позиции. Видимо, мы имели дело с профессионалами, что бы там ни говорил Мартин.
– Тебя надо срочно отвезти к врачу…
– Я уже была в травмпункте. Все в порядке, сказали, кости целы.
Услышав про «кости», пес стал выбираться из-под дивана.
– А, Линдси, – с напускной любезностью вильнул он хвостом, словно Папа Римский, приветливо машущий рукой архиепископу Кентерберийскому, в то же время, делая пальцами другой руки под рясой совсем нехристианский жест.
– Он снова меня облаивает, – пожаловалась Линдси. Вполне понятно, она перенервничала и сейчас все воспринимала как направленную на нее агрессию. Поэтому поучения о том, как следует вести себя с собакой, я решил оставить до более подходящего момента.
– Да он просто приветствует тебя.
Пес кротко улыбнулся, подтверждая мои слова.
– Вот он снова оскалился, – с тревогой заметила Линдси.
– У него просто зуд, – успокоил я. – Пучок, зайди на минутку в спальню, хорошо?
– С удовольствием, – откликнулся Пучок. Проходя мимо Линдси, он задержался на ней взором, как полисмен, который увидел за рулем новенького БМВ семнадцатилетнего водителя.
Я принес Линдси бокал вина и усадил ее на диван, нежно обнимая и убаюкивая, ограждая от тревог внешнего, дикого и безумного мира.
– А у тебя здорово поменялась обстановка, – заметила она. – Теперь к тебе можно заходить почаще. Если еще будет что-нибудь в холодильнике.
Вот еще за что я любил Линдси – за ее жизнерадостность и способность моментально переходить от безрадостных мыслей к оптимизму. Что бы ни выкинула судьба, она всегда найдет в себе силы отбросить это.
– Да, в последнее время, знаешь ли, появилась возможность заняться квартирой, – сказал я, чувствуя, как расту в ее глазах, вполне возможно приближаясь к идеалу домохозяина.
Она обвела оценивающим взглядом мою убогую обстановку, отмечая в ней новые предметы: ковер, торшер, сервировочный столик с бокалами.
– Похоже, ты всерьез занялся квартирой, вкладываешь в нее деньги. Теперь она становится более привлекательной для покупателей.
– Ну, еще бы, – отозвался я, нежно сжимая ее в объятиях. – Не забывай, я же агент по недвижимости. А с чего это ты решила, что я собираюсь продавать квартиру?
Неужели за ее словами скрывалось предположение, что мне пора переезжать к ней? У меня прямо дух захватило от предвкушения сладкого ужаса грядущих перемен.
– Ну… – сказала она с неопределенным вздохом, – сейчас все равно рано об этом говорить, пока все не уляжется, правда?
– Нет.
Я не мог думать о переезде сейчас. Я был уверен, что мой план с оттягиванием чартерстоунской продажи сработает, но не надеялся, что Линдси захочет слышать о нем.
– Ты же сделаешь то, чего они от тебя хотят? – спросила она, повернувшись ко мне той стороной лица, где алела свежая ссадина. Я не мог сказать ни «да», ни «нет».
– Пока я не вижу другого пути, – уклончиво выразился я. Лгать нехорошо, но подобная уклончивая ложь все же лучше явной. Я не мог обещать ей, что капитулирую, в то самое время, когда собирался, открыто принять бой.
– О боже, – с улыбкой произнесла она. Я был удостоен поцелуя. – Пойдем спать.
Я помог ей подняться, и рука об руку мы направились в спальню, ни дать ни взять – счастливые молодожены, отвалившиеся от свадебного стола. С поцелуем уложив ее в постель, я отправился чистить зубы.
Нижние моляры пожелтели от табака, и я занялся резцами в тот момент, когда Линдси завопила так, будто ее снова ударили.
– В чем дело? – ответно заорал я, брызгая во все стороны «Колгейтом».
– Твоя собака! Она треплет мою одежду!
Действительно, так оно и оказалось. Пучок бросил на меня дерзкий взгляд из-за плеча, и рыло у него было на самом деле в пушку – точнее, в ошметках того, что раньше представляло собой кашемировый свитер Линдси.
18
СОБСТВЕННОСТЬ И ЕЕ ЦЕННОСТЬ
Само собой, я страшно разозлился на Пучка, и на следующий день, когда мы выехали к миссис Кэдуоллер-Бофорт, между нами не было оживленного общения.
Машина, временами буксуя, временами подпрыгивая на ухабах, пробиралась по проселочным дорогам. Пес сидел на заднем сиденье, прикусив язык, как замороженный, и лишь однажды сорвался, приметив зайца и пролаяв в окно:
– Эй ты, ушастый бездельник!
Я собирался сегодня же покончить с миссис Кэдуоллер-Бофорт – в смысле с этой сделкой, за которую взялся, чтобы навлечь на себя столько неприятностей. Я решил отказаться от участия в продаже Чартерстауна, однако по непонятной мне самому причине все же прихватил с собой бланки контракта.
На какой такой случай? Этого я не знал, но все необходимые документы были у меня при себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44