— Совершил за них, лодырей, подвиг, и у них времени даже спасибо сказать нет.
— Но я же сказал спасибо…
— Ну и сказал, а что, повторить трудно?
— Нетрудно. Огромное тебе спасибо, джинн.
— Да что там, не стоит благодарности… — засмущался призрачный дух.
— Как это не стоит?! Ты нас от напасти, что страшнее самой смерти, спас.
— Ну прям… Кстати, там, в лощинке, — джинн вытянул руку, — да не смотрите, отсюда ее и не видно, хотя она совсем рядом. Так вот, там есть небольшой ручеек, если кому-то нужно.
— Нужно, — заявил я, направляясь в указанном направлении.
— Обязательно нужно, — подтвердили валькирии.
— Разве у нас закончилось вино? — удивился Улюлюм.
— Идите первыми, — предложил я.
— Тебе нужнее, — справедливо заметили девушки.
— Да уж, — согласился я. — Кстати, джинн, как ты это сделал?
С гордостью посмотрев на поверженного кентавра, джинн достал из кармана плоскогубцы:
— При помощи вот этого.
— Я не об этом… Хотя решение смелое и неожиданное. Ты ведь убежденный пацифист.
— С чего ты взял?
— Ну так ты же сам говорил, что не приемлешь кровопролития.
— Это да, — подтвердил дух, — не приемлю. Но он-то железный. Какая там кровь?
— Понятно, — ответил я. И, достав из сумки свежее покрывало, сообщил: — Ладно, я пошел.
Отыскав обещанную джинном лощину, я спустился в нее и, избавившись от кольчужного доспеха, с наслаждением смыл с себя грязь и пепел кристально чистой родниковой водой, покусывавшей тело ледяной свежестью. Источник, небольшим фонтанчиком выбиваясь из-под камня, узким ручейком сбегает на дно ложбинки и там собирается в крохотное озерцо размером с небольшую лужу. Прополоскав грязное покрывало и кольчугу в озерце, я, дрожа от холода, склонился над фонтанчиком и напился, ощущая на губах сладковатый привкус полевых трав.
Постреливая глазками в режиме дуплета, на дно ложбины соскочила кобылица единорога.
Смутившись под ее откровенным взглядом, я торопливо обернулся сменным покрывалом.
Она фыркнула и играючи задела меня крупом, оставив на руке широкую черную полосу грязи и сажи.
Едва удержав рвущийся из груди вопль, я выбрался из обжигающе-холодного озерца и, плюнув на приличия, — все же кобылица не девица, — ухватил ее за рог и принялся вытирать ее мокрым покрывалом.
Викториния, брыкаясь при каждом обжигающем прикосновении, тем не менее позволила превратить ее из вороного единорога в белого.
Я следом за кобылицей выбрался из лощины.
Пока валькирии мылись, я избавил несколько копий от их страшных украшений и развесил мокрые вещи сохнуть.
— Ваур! — Тихон, навострив ушки, вскочил на лапы.
— У нас гости, — сообщил я Улюлюму, не видя еще того, что потревожило моего демона. У него спектр восприятия окружающей среды значительно шире человеческого.
Рыцарь мгновенно оказался на ногах и, не найдя более подходящего оружия, выдернул из ограды одно из копий.
— Ваур! — Расправив крылья, Тихон стремительно ринулся вперед.
— Мой! — Взвизгнув, из травы поднялся уже успевший поднадоесть беззубый призрак.
Демон промчался сквозь него и, обиженно вауркнув, перешел к роли пассивного наблюдателя.
— Это мы уже проходили, — напомнил я призраку, осматриваясь в поисках меча с волнообразным лезвием. Куда же я его дел?
— Велни мне месь!
— Это тоже уже было. И мне казалось, что мы в нашем небольшом споре пришли к взаимопониманию и ты отправился в свой заброшенный замок сторожить кривобокую башню.
— Он мой! — Взмахнув топором, призрак ринулся на меня.
Вставший на его пути Улюлюм вонзил в прикрытую шкурами грудь ржавое острие копья. Но бестелесный дух, даже не обратив на него внимания, просто прошел сквозь атакующего рыцаря.
— Остановись!
Однако призрак, нанеся мне по шее мощный удар, который стал бы смертельным, будь он материальным, пронесся сквозь меня и упал на пыльную кочку. Задрав кверху зад, явственно демонстрирующий, что порожденное джинном создание догнало-таки его, и, по всей видимости, не раз, призрак отбросил топор и принялся яростно скрести траву обеими руками, впрочем, совершенно безрезультатно ввиду своей нематериальности.
Я подошел поближе и заметил волнообразное лезвие, зарывшееся в пожухлую траву, и гарду с белесыми вкраплениями.
— О! — обрадовался я. — А я его как раз искал.
— Мойиии…
Не начнись наше с беззубым призраком знакомство с его попытки убить меня, я, может статься, и посочувствовал бы его упорству в стремлении к несбыточным мечтаниям, а так…
— Подвинься! Фу-у-ууу… — Набрав полные легкие воздуха, я дунул на призрака, сдвигая его в сторону, и поднял меч.
Шепелявый обиженно взвыл, призывая на мои ранние седины гнев богов, проклятие демонов и людскую неблагодарность. При этом раз за разом нанося удары топором.
Даже я уже сообразил, что он становится материальным, когда меч с волнообразным клинком и вставленными в рукоять зубами, находясь в моей руке, упирает в землю, а призрак все не желал верить очевидному.
Встревоженная Викториния приблизилась к призраку, примеряясь, куда бы ткнуть своим острым рогом.
Я нежно потрепал единорога по холке и взобрался ему на спину, намереваясь заставить призрака побегать за мной, чтобы он выдохся и не плелся по следам.
— Догони… — начал было я, но полыхнувшая в непосредственной близости молния ослепила и оглушила меня. Возникший из ниоткуда густой дым окутал меня густым смрадным покрывалом. И вместо человеческой речи с моих губ сорвалось конское ржание: — Иго… ого!
Дым исчез столь же стремительно, как и появился, оставив меня потерянно хлопать глазами и нечленораздельно мычать. Меч выпал из разжавшейся руки.
— Зачем это? — спросил Улюлюм, разглядывая мой новый облик.
Хотел бы я знать!
Необъяснимым образом я превратился в кентавра, сросшись с Викторинией на уровне пупка. Чувствую, это происки паразита, но… как?!
— Где моя нижняя часть?!
— Ты у меня спласиваесь? — прошепелявил призрак.
— Я опять самое интересное пропустил, — взмахнул руками джинн, ультрамариновой струйкой показавшись из кувшина.
— Расколдуй меня, — взмахнув хвостом, попросил я.
— А зачем превращался?
— Это не я! Оно само…
— Ага, само… Как же. — Джинн покачал головой, задумчиво почесал куцую бородку. —Ладно, попробую. Сняв тюбетейку, раб кувшина напялил на лысину островерхий колпак и принялся бормотать непонятные заклинания:
— Тиби-дох-тиби-лох… Ты еще здесь? А ну брысь!.. Тиби-дох-тиби-лох…
Шепелявого призрака словно ветром сдуло.
— Уси-муси! Уси-руси! Брям!
— Иго-го! — донеслось из степи.
Дремавший вороной поднял голову и навострил уши. Обернувшись, я различил стремительно приближающийся к нам табун лошадей.
— Единороги, — опознал Улюлюм.
Ноги Викторинии, без моего на то согласия бросились вскачь, стремительно набирая скорость.
Джинн так и замер с поднятой рукой, изготовившись хлопнуть меня по лбу.
Каким-то общим чутьем нашего совместного организма я скорее почувствовал, чем осознал, с какой целью эти жеребцы так настойчиво следуют за превратившейся в кобылицу единорога принцессой. А осознав, заорал как полоумный:
— Быстрее!!!
Не обратив внимания на выбравшихся из лощины после купания валькирий, мы пронеслись мимо и устремились в степь. Ужасом в равной степени объяты были как моя — верхняя половина, так и нижняя — Викторинии.
Мчась сломя голову, мы понемногу приблизились к отделяющему Ханию от пустошей кряжу и понеслись вдоль него.
Вставшее на пути дерево я встретил радостными воплями.
Кто сказал, что кентавры не лазают по деревьям? Ерунда! Еще как лазают при соответствующей стимуляции нервных окончаний.
Взобравшись почти на самую верхушку, действуя при этом одновременно всеми четырьмя копытами и двумя ладошками, я решился и бросил взгляд вниз на обступивших ствол дерева единорогов. В их взорах похоть, злость и немного растерянности. Обхватив ногами толстую ветку, а руками вцепившись мертвой хваткой в шероховатый ствол, я облегченно вздохнул, почувствовав себя в относительной безопасности.
— Ребята, единороги!
Повернув голову на голос, я рассмотрел группу неспешно приближающихся всадников.
Один из них, в островерхом шлеме, из-под которого выбиваются курчавые русые волосы, поднял руку и скомандовал:
— Семен и Прокоп, обходите справа.
От группы отделились двое, один держа на выставленной руке свешивающийся кольцами аркан, а второй правя коня в обход единорогов.
— Оська, Федот — слева!
Единороги, обеспокоенные появлением незнакомых всадников, заржали, косясь на них кровавыми глазами.
Взвились в воздух арканы. Заржали испуганно единороги, захрапели от натуги кони.
Улыбнувшись, я уперся лбом в ствол. «А нечего нас, несчастных, преследовать было».
Полыхнула молния. На глаза навернулись слезы.
Подо мной испуганно заржала Викториния.
— Эй, паренек! — окликнули снизу. — Ты как свою кобылу на дерево втянул? Чародей небось?
— Да нет, — проверяя свое обретшее самостоятельность тело на наличие всех необходимых органов, ответил я.
— А придется им стать, — заверил меня светловолосый всадник.
— Почему? — поинтересовался я, безуспешно пытаясь разжать обхватившую толстый сук кибернетическую руку, с железной непоколебимостью игнорирующую посылаемые мозгом импульсы.
— А чтоб кобылу на землю спустить, — засмеялся в ответ тот, топорща усы и заслоняясь от солнечных лучей ладонью размером с экскаваторный ковш.
Я-то, наивный, думал, что придется повозиться с кибернетическим протезом руки, но ничего, обошлось…
Часть 3
Я ИДУ ИСКАТЬ. КТО НЕ СПРЯТАЛСЯ — Я НЕ ВИНОВАТ
ГЛАВА 26
Альма-матер Ольги
Дыма без огня не бывает.
Томас Торквемада
Хорошо-то как…
Опершись спиной о столб и болтая в воздухе свешивающимися со смотровой площадки ногами, я раскинул руки во всю ширь и вдохнул полной грудью пьянящий предутренней свежестью воздух. Винные пары, витавшие в моей голове и на протяжении всей ночи защищавшие организм от переохлаждения, истощив свои запасы, испарились. Хорошо мы вчера посидели, душевно…
Одинокая береза, неизменно нежная и печальная, тихо колышется у самых ног, порой касаясь листочками моих голых пяток, щекоча их, но не навязчиво, а робко. Так что желания поджать ноги не возникает. Наоборот, хочется, чтобы это мгновение длилось дольше, дольше… но оно мимолетно. Улыбнувшись, я положил руки на отполированные до зеркального блеска сотнями детских ладошек перильца. Вот так же, наверное, и они теплыми летними вечерами без спросу выбирались из своих комнат, чтобы побыть наедине с природой и своими детскими грезами. Как много тайн, желаний и страхов поведано этой вековой березе! Я тоже наедине с собой, но не в одиночестве — пусть это и покажется кому-то противоречивым, — осмыслил свое положение и пришел к определенным выводам. Во-первых, как это ни печально, но я не Сокрушитель. Вчерашняя тренировка Улюлюма показала это со всей очевидностью. Он в равной степени превосходно владеет любым оружием. Кажется мне, дай ему «плайзер-13», который он и вообразить не сможет (это занятие не для него), и им овладеет лучше меня. Хотя я им и пользовался несколько сотен раз, правда, не в боевых условиях. Второй вывод вытекает из предыдущего: поскольку я не обязан будить Великого или, как его величают в соборе, — Триединого дракона, то можно прекратить метаться по Яичнице, словно блоха по опустевшей будке, и осесть в безопасном месте до той поры, пока Улюлюм не расколет яйцо Великого дракона и не спасет весь этот мир. И в-третьих, мне совсем не хочется домой, в зону досягаемости тетушкиных убийственных намерений. Вот такие здравые мысли посетили мой разум в этом располагающем к постройке воздушных замков месте. Наверное, сегодняшняя ночь в плане озарений не единственная… Не верю, что проницательные и суровые воспитатели не знают о частых ночных отлучках сюда своих воспитанников. Наверняка знают. Но ведь береза помнит и их мысли. Детские, от которых остались лишь смутные воспоминания. Она невидимая нить, связывающая нынешних детей и тех, кто был столь же юн «вот только, кажется, вчера», надежнее обетов и клятв. Преемственность поколений не на словах, а на деле. Не тленность материального наследства: презренный, но почему-то не презираемый металл и родовые замки, ветшающие и врастающие в землю, а незыблемость духовного наследия: вера, надежда и любовь. Как все-таки слабы ростки этих чувств в заасфальтированных цивилизацией душах, но они есть и настойчиво пытаются пробиться к солнцу. Иначе откуда соленая влага на моих глазах?
Игнорируя двери, со скрипом и треском через узкое оконце сарая выбрался во двор петух и, шумно разминая крылья, прошелся вдоль высокого забора, осматривая свои владения. Огромная лохматая сторожевая псина скосила на него неодобрительный взгляд и накрыла голову лапами, каждая из которых размером с мой кулак.
В оконном проеме, следуя за предводителем куриного племени, показался молодой петушок, вознамерившийся первым оповестить мир о приходе утра. Но не успел он раскрыть клюв, как чье-то заботливое крыло вернуло его на положенное место. Правильно, не спеши поперед батьки в суп.
Тряхнув гребешком, петух взлетел на ограду и принялся прохаживаться по ней, балансируя на шатающихся штакетинах. Уже набрав в грудь воздуха, он встретился со мной взглядом. Непродолжительное раздумье, и решительный старт в направлении смотровой площадки. Приземлившись на перила, петух, угрожая клювом, вынудил меня убрать с них руки. Утвердившись в своем амплуа полновластного хозяина стратегической высоты, он расправил крылья, вытянул куцую шею и пронзительно заорал:
— Ку-ка-ре-ку-у-у!
От неожиданности я дернулся, заработав шишку на затылке. Силен горланить!
Но крылатый будильник решил на этом не останавливаться. Он перевел дух и взялся за дело с еще большим энтузиазмом:
— Ку…
Замер бьющийся в паутине в нескольких сантиметрах от моего правого уха комар.
— … ка…
Тяжело вздохнул волкодав. Видимо, попытка заткнуть уши не принесла ожидаемого результата.
— … ре…
Зашуршав листвой, поспешил укрыться в черном провале дупла то ли заросший и нечёсаный леший, то ли одичавший кот.
— … ку!
Запыхавшийся, но довольный султан куриного гарема повернулся ко мне за аплодисментами.
— Ты же всех разбудишь, — укорил я его.
Растерянно заморгав, петух изобразил напряженную работу мысли. И, придя к определенному выводу, выпалил итог размышлений прямо мне в лицо:
— Ку-ка-ре-ку!!!
Каюсь, не сдержался… Кукарекнул в ответ.
Проводив планирующего петуха взглядом до самой земли, а затем и до сарая, в который, запамятовав про окно, он вбежал по-куриному — через дверь, я последовал его примеру. Не во всем, разумеется. Я не орал как полоумный и не прыгал с перил. С левитацией у меня отношения натянутые. Вниз еще кое-как — на уровне утюга или булыжника, а вот вверх и в сторону — увы, не мой профиль. Поэтому на ограду я спустился по прибитым к смотровому столбу перекладинам. Просев под тяжестью моего тела, забор вильнул в сторону, но устоял. Присев на него, намереваясь, ухватившись за ветвь березы, спуститься на землю и через лаз в ограде вернуться на территорию собора, я обернулся на скрип отворившейся двери.
— А… — оборвав готовую слететь с языка реплику, отвисшая челюсть со скрипом упала на плечо.
В связи с изменившимся центром тяжести и позабытой в изумлении необходимостью адекватно реагировать на поступающие от вестибулярного аппарата сигналы, за нижней челюстью последовал весь я, взмахнув руками и сверзившись в наполненную дождевой водой деревянную бадью. Лишь пятки и голова остались снаружи, близкие как никогда в жизни.
Не успевшая как следует проснуться жаба, вспомнив инстинкты древних зубастых предков, попыталась укусить меня. В чем весьма преуспела. Хорошо ткань штанов достаточно плотная, а то мало ли…
— Ку-ка-рек! — выглянув в оконце, мстительно порадовался моей неудаче Петя-петушок — красный гребешок. Поймаю, у него и клюв станет того же цвета. Впрочем, нет — не станет. Это раки при варке краснеют.
— Ко-ко… — из солидарности поддержал его многоголосьем яйценосный гарем.
Навострив уши, сторожевой пес с гастрономическим интересом покосился на меня, но ограничился коротким предостерегающим рыком.
А невольная виновница всего этого переполоха спустилась с крыльца и направилась ко мне, подметая длинным сарафаном дорожку, а широкими рукавами снимая с придорожных кустов смородины капельки утренней росы. Густые волосы заплетены в толстую косу, отливающую темным золотом из-под разноцветных ленточек. Покрасневшие щечки соревнуются в яркости с полукружием широкого гребня кокошника. Глазки сияют, губки влажно блестят. Ну прямо боярыня с лубочной росписи! Как все-таки многогранна женская натура…
— Не спится? — спросила она.
— Да вот… — ответил я, безнадежно пытаясь выбраться из емкости для сбора проливаемой дождем с небес влаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Но я же сказал спасибо…
— Ну и сказал, а что, повторить трудно?
— Нетрудно. Огромное тебе спасибо, джинн.
— Да что там, не стоит благодарности… — засмущался призрачный дух.
— Как это не стоит?! Ты нас от напасти, что страшнее самой смерти, спас.
— Ну прям… Кстати, там, в лощинке, — джинн вытянул руку, — да не смотрите, отсюда ее и не видно, хотя она совсем рядом. Так вот, там есть небольшой ручеек, если кому-то нужно.
— Нужно, — заявил я, направляясь в указанном направлении.
— Обязательно нужно, — подтвердили валькирии.
— Разве у нас закончилось вино? — удивился Улюлюм.
— Идите первыми, — предложил я.
— Тебе нужнее, — справедливо заметили девушки.
— Да уж, — согласился я. — Кстати, джинн, как ты это сделал?
С гордостью посмотрев на поверженного кентавра, джинн достал из кармана плоскогубцы:
— При помощи вот этого.
— Я не об этом… Хотя решение смелое и неожиданное. Ты ведь убежденный пацифист.
— С чего ты взял?
— Ну так ты же сам говорил, что не приемлешь кровопролития.
— Это да, — подтвердил дух, — не приемлю. Но он-то железный. Какая там кровь?
— Понятно, — ответил я. И, достав из сумки свежее покрывало, сообщил: — Ладно, я пошел.
Отыскав обещанную джинном лощину, я спустился в нее и, избавившись от кольчужного доспеха, с наслаждением смыл с себя грязь и пепел кристально чистой родниковой водой, покусывавшей тело ледяной свежестью. Источник, небольшим фонтанчиком выбиваясь из-под камня, узким ручейком сбегает на дно ложбинки и там собирается в крохотное озерцо размером с небольшую лужу. Прополоскав грязное покрывало и кольчугу в озерце, я, дрожа от холода, склонился над фонтанчиком и напился, ощущая на губах сладковатый привкус полевых трав.
Постреливая глазками в режиме дуплета, на дно ложбины соскочила кобылица единорога.
Смутившись под ее откровенным взглядом, я торопливо обернулся сменным покрывалом.
Она фыркнула и играючи задела меня крупом, оставив на руке широкую черную полосу грязи и сажи.
Едва удержав рвущийся из груди вопль, я выбрался из обжигающе-холодного озерца и, плюнув на приличия, — все же кобылица не девица, — ухватил ее за рог и принялся вытирать ее мокрым покрывалом.
Викториния, брыкаясь при каждом обжигающем прикосновении, тем не менее позволила превратить ее из вороного единорога в белого.
Я следом за кобылицей выбрался из лощины.
Пока валькирии мылись, я избавил несколько копий от их страшных украшений и развесил мокрые вещи сохнуть.
— Ваур! — Тихон, навострив ушки, вскочил на лапы.
— У нас гости, — сообщил я Улюлюму, не видя еще того, что потревожило моего демона. У него спектр восприятия окружающей среды значительно шире человеческого.
Рыцарь мгновенно оказался на ногах и, не найдя более подходящего оружия, выдернул из ограды одно из копий.
— Ваур! — Расправив крылья, Тихон стремительно ринулся вперед.
— Мой! — Взвизгнув, из травы поднялся уже успевший поднадоесть беззубый призрак.
Демон промчался сквозь него и, обиженно вауркнув, перешел к роли пассивного наблюдателя.
— Это мы уже проходили, — напомнил я призраку, осматриваясь в поисках меча с волнообразным лезвием. Куда же я его дел?
— Велни мне месь!
— Это тоже уже было. И мне казалось, что мы в нашем небольшом споре пришли к взаимопониманию и ты отправился в свой заброшенный замок сторожить кривобокую башню.
— Он мой! — Взмахнув топором, призрак ринулся на меня.
Вставший на его пути Улюлюм вонзил в прикрытую шкурами грудь ржавое острие копья. Но бестелесный дух, даже не обратив на него внимания, просто прошел сквозь атакующего рыцаря.
— Остановись!
Однако призрак, нанеся мне по шее мощный удар, который стал бы смертельным, будь он материальным, пронесся сквозь меня и упал на пыльную кочку. Задрав кверху зад, явственно демонстрирующий, что порожденное джинном создание догнало-таки его, и, по всей видимости, не раз, призрак отбросил топор и принялся яростно скрести траву обеими руками, впрочем, совершенно безрезультатно ввиду своей нематериальности.
Я подошел поближе и заметил волнообразное лезвие, зарывшееся в пожухлую траву, и гарду с белесыми вкраплениями.
— О! — обрадовался я. — А я его как раз искал.
— Мойиии…
Не начнись наше с беззубым призраком знакомство с его попытки убить меня, я, может статься, и посочувствовал бы его упорству в стремлении к несбыточным мечтаниям, а так…
— Подвинься! Фу-у-ууу… — Набрав полные легкие воздуха, я дунул на призрака, сдвигая его в сторону, и поднял меч.
Шепелявый обиженно взвыл, призывая на мои ранние седины гнев богов, проклятие демонов и людскую неблагодарность. При этом раз за разом нанося удары топором.
Даже я уже сообразил, что он становится материальным, когда меч с волнообразным клинком и вставленными в рукоять зубами, находясь в моей руке, упирает в землю, а призрак все не желал верить очевидному.
Встревоженная Викториния приблизилась к призраку, примеряясь, куда бы ткнуть своим острым рогом.
Я нежно потрепал единорога по холке и взобрался ему на спину, намереваясь заставить призрака побегать за мной, чтобы он выдохся и не плелся по следам.
— Догони… — начал было я, но полыхнувшая в непосредственной близости молния ослепила и оглушила меня. Возникший из ниоткуда густой дым окутал меня густым смрадным покрывалом. И вместо человеческой речи с моих губ сорвалось конское ржание: — Иго… ого!
Дым исчез столь же стремительно, как и появился, оставив меня потерянно хлопать глазами и нечленораздельно мычать. Меч выпал из разжавшейся руки.
— Зачем это? — спросил Улюлюм, разглядывая мой новый облик.
Хотел бы я знать!
Необъяснимым образом я превратился в кентавра, сросшись с Викторинией на уровне пупка. Чувствую, это происки паразита, но… как?!
— Где моя нижняя часть?!
— Ты у меня спласиваесь? — прошепелявил призрак.
— Я опять самое интересное пропустил, — взмахнул руками джинн, ультрамариновой струйкой показавшись из кувшина.
— Расколдуй меня, — взмахнув хвостом, попросил я.
— А зачем превращался?
— Это не я! Оно само…
— Ага, само… Как же. — Джинн покачал головой, задумчиво почесал куцую бородку. —Ладно, попробую. Сняв тюбетейку, раб кувшина напялил на лысину островерхий колпак и принялся бормотать непонятные заклинания:
— Тиби-дох-тиби-лох… Ты еще здесь? А ну брысь!.. Тиби-дох-тиби-лох…
Шепелявого призрака словно ветром сдуло.
— Уси-муси! Уси-руси! Брям!
— Иго-го! — донеслось из степи.
Дремавший вороной поднял голову и навострил уши. Обернувшись, я различил стремительно приближающийся к нам табун лошадей.
— Единороги, — опознал Улюлюм.
Ноги Викторинии, без моего на то согласия бросились вскачь, стремительно набирая скорость.
Джинн так и замер с поднятой рукой, изготовившись хлопнуть меня по лбу.
Каким-то общим чутьем нашего совместного организма я скорее почувствовал, чем осознал, с какой целью эти жеребцы так настойчиво следуют за превратившейся в кобылицу единорога принцессой. А осознав, заорал как полоумный:
— Быстрее!!!
Не обратив внимания на выбравшихся из лощины после купания валькирий, мы пронеслись мимо и устремились в степь. Ужасом в равной степени объяты были как моя — верхняя половина, так и нижняя — Викторинии.
Мчась сломя голову, мы понемногу приблизились к отделяющему Ханию от пустошей кряжу и понеслись вдоль него.
Вставшее на пути дерево я встретил радостными воплями.
Кто сказал, что кентавры не лазают по деревьям? Ерунда! Еще как лазают при соответствующей стимуляции нервных окончаний.
Взобравшись почти на самую верхушку, действуя при этом одновременно всеми четырьмя копытами и двумя ладошками, я решился и бросил взгляд вниз на обступивших ствол дерева единорогов. В их взорах похоть, злость и немного растерянности. Обхватив ногами толстую ветку, а руками вцепившись мертвой хваткой в шероховатый ствол, я облегченно вздохнул, почувствовав себя в относительной безопасности.
— Ребята, единороги!
Повернув голову на голос, я рассмотрел группу неспешно приближающихся всадников.
Один из них, в островерхом шлеме, из-под которого выбиваются курчавые русые волосы, поднял руку и скомандовал:
— Семен и Прокоп, обходите справа.
От группы отделились двое, один держа на выставленной руке свешивающийся кольцами аркан, а второй правя коня в обход единорогов.
— Оська, Федот — слева!
Единороги, обеспокоенные появлением незнакомых всадников, заржали, косясь на них кровавыми глазами.
Взвились в воздух арканы. Заржали испуганно единороги, захрапели от натуги кони.
Улыбнувшись, я уперся лбом в ствол. «А нечего нас, несчастных, преследовать было».
Полыхнула молния. На глаза навернулись слезы.
Подо мной испуганно заржала Викториния.
— Эй, паренек! — окликнули снизу. — Ты как свою кобылу на дерево втянул? Чародей небось?
— Да нет, — проверяя свое обретшее самостоятельность тело на наличие всех необходимых органов, ответил я.
— А придется им стать, — заверил меня светловолосый всадник.
— Почему? — поинтересовался я, безуспешно пытаясь разжать обхватившую толстый сук кибернетическую руку, с железной непоколебимостью игнорирующую посылаемые мозгом импульсы.
— А чтоб кобылу на землю спустить, — засмеялся в ответ тот, топорща усы и заслоняясь от солнечных лучей ладонью размером с экскаваторный ковш.
Я-то, наивный, думал, что придется повозиться с кибернетическим протезом руки, но ничего, обошлось…
Часть 3
Я ИДУ ИСКАТЬ. КТО НЕ СПРЯТАЛСЯ — Я НЕ ВИНОВАТ
ГЛАВА 26
Альма-матер Ольги
Дыма без огня не бывает.
Томас Торквемада
Хорошо-то как…
Опершись спиной о столб и болтая в воздухе свешивающимися со смотровой площадки ногами, я раскинул руки во всю ширь и вдохнул полной грудью пьянящий предутренней свежестью воздух. Винные пары, витавшие в моей голове и на протяжении всей ночи защищавшие организм от переохлаждения, истощив свои запасы, испарились. Хорошо мы вчера посидели, душевно…
Одинокая береза, неизменно нежная и печальная, тихо колышется у самых ног, порой касаясь листочками моих голых пяток, щекоча их, но не навязчиво, а робко. Так что желания поджать ноги не возникает. Наоборот, хочется, чтобы это мгновение длилось дольше, дольше… но оно мимолетно. Улыбнувшись, я положил руки на отполированные до зеркального блеска сотнями детских ладошек перильца. Вот так же, наверное, и они теплыми летними вечерами без спросу выбирались из своих комнат, чтобы побыть наедине с природой и своими детскими грезами. Как много тайн, желаний и страхов поведано этой вековой березе! Я тоже наедине с собой, но не в одиночестве — пусть это и покажется кому-то противоречивым, — осмыслил свое положение и пришел к определенным выводам. Во-первых, как это ни печально, но я не Сокрушитель. Вчерашняя тренировка Улюлюма показала это со всей очевидностью. Он в равной степени превосходно владеет любым оружием. Кажется мне, дай ему «плайзер-13», который он и вообразить не сможет (это занятие не для него), и им овладеет лучше меня. Хотя я им и пользовался несколько сотен раз, правда, не в боевых условиях. Второй вывод вытекает из предыдущего: поскольку я не обязан будить Великого или, как его величают в соборе, — Триединого дракона, то можно прекратить метаться по Яичнице, словно блоха по опустевшей будке, и осесть в безопасном месте до той поры, пока Улюлюм не расколет яйцо Великого дракона и не спасет весь этот мир. И в-третьих, мне совсем не хочется домой, в зону досягаемости тетушкиных убийственных намерений. Вот такие здравые мысли посетили мой разум в этом располагающем к постройке воздушных замков месте. Наверное, сегодняшняя ночь в плане озарений не единственная… Не верю, что проницательные и суровые воспитатели не знают о частых ночных отлучках сюда своих воспитанников. Наверняка знают. Но ведь береза помнит и их мысли. Детские, от которых остались лишь смутные воспоминания. Она невидимая нить, связывающая нынешних детей и тех, кто был столь же юн «вот только, кажется, вчера», надежнее обетов и клятв. Преемственность поколений не на словах, а на деле. Не тленность материального наследства: презренный, но почему-то не презираемый металл и родовые замки, ветшающие и врастающие в землю, а незыблемость духовного наследия: вера, надежда и любовь. Как все-таки слабы ростки этих чувств в заасфальтированных цивилизацией душах, но они есть и настойчиво пытаются пробиться к солнцу. Иначе откуда соленая влага на моих глазах?
Игнорируя двери, со скрипом и треском через узкое оконце сарая выбрался во двор петух и, шумно разминая крылья, прошелся вдоль высокого забора, осматривая свои владения. Огромная лохматая сторожевая псина скосила на него неодобрительный взгляд и накрыла голову лапами, каждая из которых размером с мой кулак.
В оконном проеме, следуя за предводителем куриного племени, показался молодой петушок, вознамерившийся первым оповестить мир о приходе утра. Но не успел он раскрыть клюв, как чье-то заботливое крыло вернуло его на положенное место. Правильно, не спеши поперед батьки в суп.
Тряхнув гребешком, петух взлетел на ограду и принялся прохаживаться по ней, балансируя на шатающихся штакетинах. Уже набрав в грудь воздуха, он встретился со мной взглядом. Непродолжительное раздумье, и решительный старт в направлении смотровой площадки. Приземлившись на перила, петух, угрожая клювом, вынудил меня убрать с них руки. Утвердившись в своем амплуа полновластного хозяина стратегической высоты, он расправил крылья, вытянул куцую шею и пронзительно заорал:
— Ку-ка-ре-ку-у-у!
От неожиданности я дернулся, заработав шишку на затылке. Силен горланить!
Но крылатый будильник решил на этом не останавливаться. Он перевел дух и взялся за дело с еще большим энтузиазмом:
— Ку…
Замер бьющийся в паутине в нескольких сантиметрах от моего правого уха комар.
— … ка…
Тяжело вздохнул волкодав. Видимо, попытка заткнуть уши не принесла ожидаемого результата.
— … ре…
Зашуршав листвой, поспешил укрыться в черном провале дупла то ли заросший и нечёсаный леший, то ли одичавший кот.
— … ку!
Запыхавшийся, но довольный султан куриного гарема повернулся ко мне за аплодисментами.
— Ты же всех разбудишь, — укорил я его.
Растерянно заморгав, петух изобразил напряженную работу мысли. И, придя к определенному выводу, выпалил итог размышлений прямо мне в лицо:
— Ку-ка-ре-ку!!!
Каюсь, не сдержался… Кукарекнул в ответ.
Проводив планирующего петуха взглядом до самой земли, а затем и до сарая, в который, запамятовав про окно, он вбежал по-куриному — через дверь, я последовал его примеру. Не во всем, разумеется. Я не орал как полоумный и не прыгал с перил. С левитацией у меня отношения натянутые. Вниз еще кое-как — на уровне утюга или булыжника, а вот вверх и в сторону — увы, не мой профиль. Поэтому на ограду я спустился по прибитым к смотровому столбу перекладинам. Просев под тяжестью моего тела, забор вильнул в сторону, но устоял. Присев на него, намереваясь, ухватившись за ветвь березы, спуститься на землю и через лаз в ограде вернуться на территорию собора, я обернулся на скрип отворившейся двери.
— А… — оборвав готовую слететь с языка реплику, отвисшая челюсть со скрипом упала на плечо.
В связи с изменившимся центром тяжести и позабытой в изумлении необходимостью адекватно реагировать на поступающие от вестибулярного аппарата сигналы, за нижней челюстью последовал весь я, взмахнув руками и сверзившись в наполненную дождевой водой деревянную бадью. Лишь пятки и голова остались снаружи, близкие как никогда в жизни.
Не успевшая как следует проснуться жаба, вспомнив инстинкты древних зубастых предков, попыталась укусить меня. В чем весьма преуспела. Хорошо ткань штанов достаточно плотная, а то мало ли…
— Ку-ка-рек! — выглянув в оконце, мстительно порадовался моей неудаче Петя-петушок — красный гребешок. Поймаю, у него и клюв станет того же цвета. Впрочем, нет — не станет. Это раки при варке краснеют.
— Ко-ко… — из солидарности поддержал его многоголосьем яйценосный гарем.
Навострив уши, сторожевой пес с гастрономическим интересом покосился на меня, но ограничился коротким предостерегающим рыком.
А невольная виновница всего этого переполоха спустилась с крыльца и направилась ко мне, подметая длинным сарафаном дорожку, а широкими рукавами снимая с придорожных кустов смородины капельки утренней росы. Густые волосы заплетены в толстую косу, отливающую темным золотом из-под разноцветных ленточек. Покрасневшие щечки соревнуются в яркости с полукружием широкого гребня кокошника. Глазки сияют, губки влажно блестят. Ну прямо боярыня с лубочной росписи! Как все-таки многогранна женская натура…
— Не спится? — спросила она.
— Да вот… — ответил я, безнадежно пытаясь выбраться из емкости для сбора проливаемой дождем с небес влаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40