– Чепуха, – сказал Борис, – Она хамит мне на каждом шагу. Поэтому я ее даже избегаю. Вот и сегодня она опять фыркала, как дикая кошка.
– Это она нарочно – из гордости. Ты просто не понимаешь женщин. Ну представь себе: она в тебя влюблена, а ты нахально спишь с ее подругой. Потому она и фыркает.
– Ничего, – примирительно решил Борис. – Сегодня она сама спит с этой подругой.
С этого дня Серафим запил горькую. Каждый вечер он блуждал по пивным и хлестал ерша, а днем сидел, нахохлившись, на радио «Свобода» и сочинял политические куплеты. В ответ на сепаратистскую политику американского радио «Освобождение» Серафим сочинил такой куплет:
Россию вам не поделить – Она ие плитка шоколада!
Потом он передал этот куплет и, глядя в одну точку, мрачно бормотал:
И Нину нам не поделить – Она не плитка шоколада!
Пока на радио «Свобода» делили Нину, на московских кладбищах творились странные вещи. Милиционеры рапортовали начальству:
– Хулиганы, значиться, по ночам памятники уродують. Марморные. То нос отобьють. То ухи отломають. Или руку, ежели торчить. А то усю башку отшибуть. И малюют какие-то черные кресты.
В милиции завели «Дело о хулиганстве среди покойников». Но поскольку покойники эти были не советские, а еще дореволюционные, то делу этому большого значения не придавали.
Однако вскоре хулиганы взялись и за советских покойников. На одной из свежих могил они даже перевернули вверх ногами красную звезду, которую поставили вместо памятника. Хулиганы исписали эту красную звезду непечатными словами, а внизу нарисовали черной краской христианский крест, но тоже вверх ногами.
Теперь дело о беспокойстве покойников принимало уже более серьезный оборот. В милиции записали: «Дело о вредительстве социалистической собственности в форме покойников».
Как ни старалась милиция, но хулиганов поймать не могли. В конце концов начальнику московской милиции пришлось обратиться за помощью к своему злейшему врагу – специальному уполномоченному КГБ полковнику Приходько. Этот уполномоченный занимался специально тем, что разбирал уголовные дела, где оказывались бессильны лучшие следователи милиции и угрозыска. К величайшей досаде начальника милиции, полковник Приходько щелкал эти дела, как орехи, и частенько даже не выходя из своего кабинета.
За спиной Приходько шептали, что он из какого-то сверхсекретного 13-го отдела КГБ, который официально даже как бы и не существует. Кроме того, поговаривали, что он был каким-то доктором или даже профессором. Начальник милиции признавал только тюрьму, а полковник Приходько почему-то больше интересовался сумасшедшими домами. Поэтому начальник милиции за глаза называл его «интеллигентским хлюпиком» и общение с ним считал для себя унижением и оскорблением.
А с делом о беспокойстве покойников получилось совсем плохо. Полковник Приходько просто посмотрел на календарь и заранее указал день и даже час, когда следует ожидать очередное хулиганство на кладбище. В надежде поймать не хулиганов, а полковника Приходько, начальник милиции в этот день послал на все кладбища усиленные наря-ды милиции и посадил в засаду агентов угрозыска.
И началась настоящая кладбищенская чертовщина. Ровно в полночь, в точности, как предсказал полковник Приходько, агенты угрозыска поймали человека, который хулиганил на кладбище: на памятниках, где были пятиконечные звезды, он пририсовывал шестой конец. А потом малевал черный крест.
Совершенно пьяного злоумышленника, который оказался поэтом Серафимом Аллилуевым, посадили за решетку, откуда он всю ночь возмущенно кричал:
– Опять поэтов сажают! Безобразие! Ух, фашисты! Я – диссидент! Несогласию! Инакомыслящий!
Начальник милиции зашел к полковнику Приходько и смущенно спросил:
– Послушайте, полковник, откуда вы знали заранее этот день и даже час? Вы что, колдуете?
– Нет, я просто посмотрел на календарь, когда будет полнолуние.
– Да вы что, смеетесь надо мной?
– Вовсе нет. Из протоколов было видно, что предыдущие осквернения могил совпадают с полнолунием. И для меня было ясно, что это работа лунатика.
– Что-о?
– Видите ли, на разных людей луна действует по-разному. По-английски, еще со времен средневековья, сумасшедших так и называли – лунатиками, а сумасшедшие дома называют приютами для лунатиков. Да и в наших сумасшедших домах в полнолуние некоторые сумасшедшие начинают так психовать, что на них заранее надевают смирительные рубмпки.
Начальник милиции развел руками:
– Кла-адбище! По-олночь! Полнолу-ние! И советский поэт, бражничающий с покойниками!
Полковник Приходько наклонился и достал из нижнего ящика стола какую-то книгу. При этом на его погонах блеснули значки технической службы КГБ – скрещенные топорики. Полковник полистал эту книгу, потом протянул ее начальнику милиции:
– Прочтите-ка вот это место.
«Господи! Помилуй сына моего, читал начальник милиции. – Он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду…»
– Что это за книга?
– Это Библия. Евангелие от Матфея. 17:15. Как видите, уже и в библийские времена люди знали, что «в новолуния беснуется», что бесноватость, то есть душевные болезни, связаны с луной. И в Евангелии от Матфея. 4:24, тоже говорится о «бесноватых и лунатиках».
Начальник милиции пораженно откинулся на стуле и только качал головой. Полковник Приходько продолжал:
– Чтобы вы лучше поняли это дело, нужно учитывать, что этот Серафим Аллилуев является полуевреем. А теперь почитайте-ка, что говорит здесь про евреев Иисус Христос, тоже еврей и личность довольно авторитетная. – И полковник показал пальцем на соседний абзац.
«Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! – читал начальник милиции. – Доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» (Матфей. 17:17).
– В переводе на современный язык, – пояснял полковник Приходько, – это означает следующее: статистика, причем еврейская статистика, говорит, что среди евреев психических болезней в шесть раз больше, чем среди других людей. Это подсчитал знаменитый еврейский профессор Ломброзо.
– Но Аллилуев только полуеврей.
– Практика показывает, что среди полуевреев душевных болезней еще вдвое больше, чем-среди чистых евреев. Философы называют это союзом сатаны и антихриста.
– Но говорят, что Аллилуев неплохой поэт…
– Вот это-то и плохо. Знаменитый греческий философ Аристотель писал, что ум и одновременно безумие чаще всего стречаются именно у поэтов. Философ Демокрит говорил, что человека в здравом уме он не считает настоящим поэтом. А философ Платон считал, что для построения идеального государства прежде всего нужно изгнать всех поэтов за границу этого государства.
– Сдаюсь! – сказал начальник милиции и поднял руки кверху. – Хорошо, что я не поэт, а только старый милиционер.
Уходя, генерал милиции дружески улыбнулся:
– Послушайте, профессор… Говорят, что вы из папской гвардии нашего красного папы. Так вот, передайте вашему красному папе, что его гвардия хорошо подкована.
На радио «Свобода» арест Серафима произвел немалую сенсацию. В стенгазете появилась заметка, где сообщалалось, что поэт Серафим Аллилуев сгорел на освободительной работе. О подробностях начальство отмалчивалось. Падший ангел Адам Абрамович и его архангел Давид Чумкин делали вид, что они ничего не знают. А всякая мелкая сошка собиралась по углам и шепталась:
– Говорят, что на кладбищах находили разбитые бутылки водки и пива…
– Да, он хлестал ерша, а потом, наершившись, искал женские статуи и лез к ним обниматься и целоваться…
– А потом обижался, что они холодные и не шевелятся. Эх, говорит, Нина меня не любит – и вы меня тоже не любите? Вы что, антисемиты? И давай обламывать статуям носы и уши… В общем, устроил на кладбище настоящий погром.
– Он еще прималевывал на памятниках к пятиконечным звездам шестой конец – как у звезды Давида. Впрочем, он уже и раньше говорил, что пятиконечная звезда – это обрезанная звезда Давида.
– У него какая-то мания насчет обрезания. Из-за революции его не обрезали вовремя. Так как все обрезальщики пошли работать в ЧК. А когда он вырос, то у него оказался фимоз, то есть незалупа, то есть женилка не работает. И его пришлось обрезать уже во взрослом возрасте. Ну и из-за этого у него получилась какая-то душевная травма.
– Потом он еще рисовал на памятниках какой-то неохристианский крест – вверх ногами. Черный крест. А кругом 69, всякая порнография и матерщина.
– Хм, забавно. Ведь то же самое делает в своих стихах поэт Иосиф Бродский: бормочет о Христе, а потом «е…мать»~ и даже без точек. А ведь он тоже из обрезанных.
– Эти обрезанные теперь подделываются под неохристиан. Уж чья б корова мычала, а эта лучше б молчала…
– Говорят, Иосиф Бродский уже сидел в психиатрической клинике – в дурдоме. А потом его послали в колхоз – копать навоз. А теперь и нашего Серафима в дурдом засадят. И будет он там куковать: ку-ку, ку-ку…
– Знаете, в этих дурдомах им впрыскивают сульфазии – в задницу – двадцать уколов. Это лекарство такое, что сумасшедшие от него выздоравливают, а здоровые сходят с ума.
Всезнайка Остап Оглоедов авторитетно заявил:
– Я уже давно знал, что у Серафима в голове перекос – параллакс. Но если его посадят в дурдом, то виновата во всем эта Нина: она поссорилась с Лизой, злилась и отыгрывалась на Серафиме. У-ух, хлыстовская богородица.
Серафима не судили в обычном порядке. Его даже почти не допрашивали. Наоборот, следователь в белом халате, из-под которого выглядывали форма КГБ, передал Серафиму толстую папку из архивов КГБ и попросил его внимательно ознакомиться с содержанием папки.
Это было старое следственное дело Феофана Аллилуева, отца Серафима, которого ликвидировали во время Великой Чистки. Там было много такого, что Серафим знал. Много такого, чего он не знал. И больше всего такого, чего бы он не хотел знать – и чтобы об этом, не дай Бог, не узнали другие Серафим знал, что его отец был журналистом, атеистом, морфинистом и футуристом, который взял себе литературный псевдоним Дикий. А в протоколах следствия стояло, что псевдоним Дикий характерен для нигилистов и анархистов, которые, как правило, душевнобольные психопаты с комплексом разрушения или саморазрушения, за чем обычно скрывается садизм или мазохизм, что обычно связано с открытой, скрытой, подавленной или латентной гомосексуальностью. А дальше шло такое, что об этом лучше умолчать.
Протоколы следствия, датированные 1936 годом, были подписаны особоуполномоченным НКВД Давидом Львовичем Голинковым.
Сверху к серой папке было приложено постановление московской прокуратуры о возбуждении судебного дела против Серафима Феофановича Аллилуева по обвинению в политическом хулиганстве. Эта бумажка была подписана следователем по особо важным делам при генпрокуроре СССР и старшим советником юстиции – тем же Давидом Львовичем Голинковым.
Серафим сразу понял, что кого-кого, но Давида Львовича ему не обмануть. Когда Серафим ознакомился с серой папкой, следователь в белом халате вежливо предложил ему на выбор: открытый суд, где будут выложены все секреты из серой папки, или курс лечения в психиатрической больнице имени Кащенко.
Однако секреты из серой папки были такие грязные, что Серафим с радостью избрал больницу. Он даже еще благодарил следователя за доброе отношение.
Так поэт-модернист Серафим Аллилуев попал в дурдом имени Кащенко, в палату No 7. Если кто интересуется дальнейшими похождениями Серафима в дурдоме, пусть почитает книгу Валерия Тарсиса «Палата No 7», которая потом вышла где-то за границей.

Глава 12
Любимец богов

Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем.
Иоанн. 4:16


В доме чудес, где помещался «Профсоюз святых и грешников», эту необычайную историю называли чудом святого Котика.
Константин Семенович Горемыкин, которого ласкательно звали просто Котиком, во время войны был членом оперативной группы Гильруда и оперировал в качестве советского агента в гестапо. Когда же Сосий Исаевич стал комиссаром дома чудес, он взял себе Котика на должность как бы личного секретаря.
Внешне Котик Горемыкин был бледной личностью неопределенного вида и возраста, с рыбьим характером и гладко прилизанными волосиками. Это бесцветное существо могло весь день сидеть с людьми в одной комнате, во его присутствие как-то не замечали. А если его замечали, Котик стеснялся, смущался и виновато хихикал.
– Он был идеальным агентом: человек-вевидимка, – говорил Сосий. – Котик, а покажи-ка, что у тебя под рукой. Человек-невидимка смущенно улыбался:
– Да просто маленькая татуировочка…
– Которую ставили эсэсовцам, – пояснял Сося. Поскольку Сося Гильруд был связным между белой и черной пропагандой агитпропа, а это штучка сугубо конспиративная, то Сося и его секретарь работали вдвоем ва специальной конспиративной квартире, расположенной недалеко от дома чудес. В одной комнате устраивали конспиративные собрания, где подальше от мелкой сошки собирались и пили водку руководящие члены дома чудес. А во второй комнате жил Котик.
Когда-то знаменитый чародей и алхимик Корнелиус Агриппа занимался своей черной магией наедине со своей черной собакой Монсьером, которая ходила на задних лапах и служила ему вместо секретаря. Говорят, что они даже ели с одного стола и даже спали вместе. Так вот и чародей Гильруд занимался своей черной пропагандой, которая теперь заменяла черную магию, наедине со своим секретарем Котиком.
В работе Котик тоже ходил перед своим шефом на задних лапках и был очень аккуратным секретарем. Но зато в личной жизни у него царил полный беспорядок. Вся беда заключалась в том, что, будучи сам характера довольно мягкого, он всегда попадал в руки женщин с характером жестким и препоганейшим, которые его потом всячески третировали.
Когда-то Котик ухаживал за Капиталиной. Но показываться с ней в обществе Котик избегал. Потому что приходила она с ним, а потом демонстративно уходила с другим мужчиной. А бедный Котик печально жался к Сосе и его жене Линде.
Чтобы утешить Котика в его любовных неудачах, Сося иногда приглашал своего секретаря прогуляться по пивным или поужинать в ресторане. А Котик платил ему за это самой настоящей собачьей привязанностью.
Президент дома чудес удивлялся:
– Почему Котика всегда тянет к стервам?
– Потому что Котик однолюб, – объяснял чародей Сося.-Одну полюбил – и мучится. Святой человек…
Но однажды по дому чудес разнеслась новость, что однолюб Котик тайком от всех женился на Магдалине, секретарше Адама Баламута. На той самой Магдалине, с которой Нина когда-то рисовала рубенсовских женщин и которая была лучшей подругой Капиталины.
– Это все наш президент экспериментирует, – сказал Сося и скептически пожевал губами. – Сначала он искушал святого Варфоломея. А теперь искушает Котика.
Президент дома чудес поздравлял Котика:
– Ведь это ж для тебя как миллион рублей в лотерее выиграть!
Однако в первую же брачную ночь Магдалина устроила маленький скандальчик. Она так хлопала дверями, что с потолка обвалилась штукатурка, и подняла такой гвалт и крик, что соседи вызвали милиционера. Магдалина осталась дома, а Котик провел свою первую брачную ночь в милиции.
– Видимо, этот муж уж слишком нажимал, – говорили соседи.
Через несколько дней Магдалина сняла со сберегательной книжки Котика все его сбережения и укатила в Крым, чтобы провести свой медовый месяц подальше от мужа. А Котик тем временем ходил лечиться к психиатру: после женитьбы он стал заикаться и у него так тряслись руки, что он даже не мог закурить папиросу. По вечерам он сидел и писал нежные письма своей беглой жене, умоляя ее вернуться.
Промотав в Крыму все деньги, блудница Магдалина согласилась попробовать семейную жизнь еще раз, но при условии, что Котик пришлет ей деньги на обратную дорогу. Она вернулась с курорта веселая и загорелая, провела с Котиком еще одну ночь – и опять сбежала.
В той лотерее, которая называется жизнью, бедному Котику достался не миллион рублей, а миллион несчастий. Так и бродил он между небом и землей – не женатый и не холостой.
Больше всех его жалел Сося Гильруд:
– Ведь я же говорил – святой человек…
Но если вы думаете, что это и есть чудо святого Котика, то вы глубоко ошибаетесь. Это была только прелюдия, увертюра.
Незаметно прошло уже несколько лет, как монна Нина и французская Лиза начали свою карьеру на радио «Свобода».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47