А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Такое же чувство возникло у нее в ту ночь — неужели это было всего лишь одиннадцать дней назад? — когда она впервые увидела свет внутри пологого холма эльфов.
Священное место. Она ощутила это, и названия, прежде ей неведомые, всплыли из каких-то глубин памяти: Авалон, Инис, Витран. Стеклянный Остров.
— Гластонбери-Тор, — почтительным тоном произнес Элвин. — Через несколько часов будем в аббатстве.
Кеннаг встряхнулась, стараясь избавиться от жутковатого ощущения нереальности происходящего, опутавшего ее подобно мягкой шелковой паутине.
— Хорошо, — нарочито бодро заметила она. — Так хочется поесть горячего.
* * *
В доме для гостей гуляли сквозняки, и Кеннаг продрогла до костей. Монахи с явной неохотой предоставили ей корыто с ледяной водой, в котором она кое-как прополоскала одежду. Ничего другого у нее не было, и, выкрутив застывшие тряпки, Кеннаг натянула их и теперь никак не могла согреться. Соскребая грязь с рук и лица, она бормотала под нос проклятия в адрес монахов вообще и гластонберийских братьев в частности.
В аббатство они попали незадолго до заката. Пожилой мужчина, чья работа состояла в том, чтобы переводить паломников через болота, окружавшие холмы Гластонбери, отмахнулся от предложенной платы, завидев монаха, но встал на пути, когда Кеннаг захотела пройти. Она уже успела заметить различия в их статусе в Англии, но здесь они проявлялись еще сильнее. Загнав поглубже злость, Кеннаг приняла скромный вид и чинно уселась на скамью, предоставив проводнику орудовать шестом. Плоскодонка медленно ползла по заросшей тростником речушке, везя их к городу и аббатству.
Несмотря на зимнюю пору, над болотом стелился теплый туман, и Кеннаг, снова и снова обращавшей взор в сторону Тора, казалось, что холм, возвышающийся над серой пеленой, принадлежит какому-то другому миру.
Так и есть, прошептал голос в ее голове.
Вглядываясь в свежую, манящую зелень Тора, напоминавшего своей округлостью материнскую грудь, она старалась различить что-то, но подкрадывающаяся тьма скрывала детали. Кеннаг лишь разобрала, что к большому холму словно прилепились два поменьше. Проводник сказал, что его называют Холм Ключа.
В само аббатство ее не допустили. Вышедший навстречу монах посмотрел на Кеннаг и кивнул на домик для гостей. Элвин, будь он проклят, не произнес ни слова возражения. Он явно воспрял духом, добравшись до первой цели. А почему бы и нет? Это его мир, а ее Гленнсид остался далеко позади.
В домишке по крайней мере нашлись одеяла. Накинув одно на плечи, Кеннаг открыла ветхую деревянную дверь, явно знававшую лучшие дни, и вышла наружу.
Луна посеребрила Тор, и Кеннаг затаила дыхание, впитывая в себя призрачную красоту этого необыкновенного места. Давным-давно на склоне холма были вырублены семь террас, и ей захотелось пройти по ним, почувствовать под ногами землю этого священного уголка.
Оно, это аббатство, с его деревянными и каменными строениями, не было ее священным местом. Ее лежало в полумиле к востоку. И раз уж она здесь, то обязательно поднимется на вершину.
В стороне послышались шаги.
— Госпожа? — произнес раскатистый мужской голос.
Кеннаг едва не фыркнула — откуда такая уважительность после оказанного приема? — но все же постаралась сохранить достоинство. Удивление ее только усилилось, когда она увидела послушника, назначенного ей в услужение.
Это был высокий, внушительный мужчина, далеко не мальчик. Если судить по осанке, он никак не напоминал нижайшего из служителей Бога и скорее казался воином, готовым к битве. Своим ростом и мощным сложением незнакомец производил сильное впечатление, ослабить которое не могло даже грубое шерстяное одеяние неопределенного бурого цвета.
— Надеюсь, я вас не потревожил. Принес поесть.
Голос был резкий и глубокий, под стать всему остальному. Пожалуй, если бы Кеннаг увидела его у себя в деревне, то приняла бы за обитателя Лохланнаха.
— Я проголодалась. Благодарю тебя, брат…
— Не брат. Пока еще только послушник. Мое имя Кабал.
— А тебе не надо быть на повечерии?
— Нет.
Подойдя ближе, Кеннаг увидела, что тонзуры у него действительно нет. Кабал подал ей корзину с едой и слегка поклонился, не выказывая ни малейшего смущения, которое, похоже, испытывали в ее присутствии другие монахи.
— Ты не так юн, как большинство послушников, — рискнула заметить она.
Наградой за риск стал громкий, добродушный смех.
— Нет, госпожа, я уже не молод. Вся моя жизнь прошла вне стен аббатства. Но люди меняются, и моя дорога привела меня сюда, в Гластонбери.
— Наверное, многое здесь непривычно для новичка.
— Очень многое, госпожа, — серьезно ответил Кабал. — Я знал сталь, кровь и боль. Теперь я знаю звон колоколов, голоса, возносящие молитву, удовольствие от самой простой работы, сделанной от души. Я пришел из мира плоти и обитаю теперь в мире духа.
Что-то в его тоне заставило Кеннаг поежиться. Нет, не прозвучавшее в голосе Кабала очевидное почтение, не лирика выбранных им слов. Он не принадлежал к эльфам, в этом она не сомневалась. Такой же человек, как и она. И все же в Кабале ощущалось что-то особенное, и, еще не поняв, что делает, Кеннаг протянула руку и коснулась его небритой щеки.
Она ожидала, что он отшатнется словно от укуса злобной пчелы, но Кабал лишь поднял свою тяжелую лапу и осторожно убрал ее руку.
— Аббат Сигегар говорит, что вы можете посетить, если захотите, утреннюю службу. А после заутрени он желает поговорить с вами и братом Элвином о вашем поручении.
Ее поручении. Она считала его своим. А вот это место, каким бы добрым и неожиданно просветленным ни казался послушник, было чужим.
— Передайте аббату, что я буду на службе, как он того и желает, — сказала Кеннаг.
Послушник еще раз поклонился, повернувшись к Тору, и исчез в темноте, словно надел на себя плащ, сделавший его невидимым. Некоторое время до нее еще доносились тяжелые шаги, потом и они стихли.
Пища в корзине оказалась не горячей, как Кеннаг надеялась, но теперь это уже почему-то не огорчило ее. Как будто голод отступил под чарующим видом Тора. Кеннаг закуталась в одеяло, села на холодную, мокрую траву и даже не притронулась к хлебу и сушеным фруктам.
* * *
В аббатстве Гластонбери было около семидесяти монахов, и их голоса, объединенные песнопением, заполняли обширное пространство каменной церкви. Скромные уверения аббата Сигегара, настаивавшего на том, что Гластонбери далеко не богатое аббатство, не рассеяли сомнений Элвина. Это был самый древний дом Бога на острове. Его история уходила корнями в далекое, туманное прошлое, минуя доброго короля Ина, пожертвовавшего в восьмом веке двенадцать наделов, на которых стояла церковь, вплоть до скрытых во тьме времен апостолов, Иосифа Аримафейского и даже самого Иисуса.
В это время года паломников было мало, но уже в ближайшие недели население городка могло увеличиться втрое. К Рождеству в сем благословенном месте соберется около десяти тысяч душ. Открыв рот, чтобы вознести хвалу Господу вместе с братьями, которых он только что встретил, Элвин вспомнил холодное лицо Анджело и содрогнулся. Служители церкви считали последним днем года 25 декабря, день рождения Христа, но простой народ по-прежнему цеплялся за римскую традицию заканчивать год 31 декабря. У Элвина были все основания считать, что и 25-го и 31-го церковь заполнят запуганные люди, ищущие в преддверии Конца Света убежища в святом месте.
Его голос слегка дрогнул, но Элвин продолжал петь, сосредотачивая все свои силы на самом благом звуке из всех по эту сторону Небес: звуке, издаваемом человеком, восхваляющим Бога в святом доме. Горящие свечи и масло разогнали тени и прохладу, но тепло, гревшее Элвина, не имело никакого отношения к рукотворным источникам.
Едва увидев аббатство, его крепкую сторожку, аккуратные деревянные постройки и квадратную просторную церковь, он будто прирос к нему душой. Какое ему дело до ведьм и призраков, говорящих котов и ослов, запутанных комбинаций политиков и королей? Его удел — монастырская келья, мягкий шорох обутых в сандалии ног, ступающих по каменным коридорам, соединенные в песне голоса мужчин, славящие Бога, неспешная работа с пергаментом, пером и чернилами. Вот бы остаться здесь. Но это невозможно. «Здесь», Гластонбери, сама Англия сохранятся только в том случае, если он — и ведьма — исполнят свой долг.
Он с удовольствием позволил увести Кеннаг в другое место и последовал за братьями на повечерие. Она здесь чужая в отличие от него. И аббат Сигегар был так весел и добр, что приготовленные Элвином слова так и остались непроизнесенными. Поговорить можно и утром, когда он отдохнет в тепле и покое, подальше от соблазнительного тела Кеннаг ник Битаг.
Интересно, верны ли легенды, согласно которым Спаситель побывал здесь до своего распятия и воскрешения? Элвин надеялся, что верны. Мысль о том, что он стоит там, где, возможно, некогда стоял Христос, грела его.
* * *
Недди одиноко стоял у церкви, прислушиваясь к невыразимо чистым голосам братьев, восхваляющим Бога. Он знал, что может войти туда. Знал и то, что ему не будут рады. Его присутствие уже само по себе повергнет в ужас этих милых монахов. И еще Недди надоело присутствовать, оставаясь невидимым. Подслушивать неинтересно всегда, а сейчас, когда он мог проявить себя без особого напряжения, особенно.
Но куда бы он ни пошел, чтобы быть с людьми, чувство одиночества все равно не оставило бы его. Недди уже заметил, как мощно подействовало это место почти на всех его спутников. Кеннаг почти полностью игнорировала его, когда взгляд ее зеленых глаз устремился в сторону столь же зеленого Тора. Элвин думал только о том, как присоединиться к братьям. Рататоск, Валаам и Ровена не проявили к Гластонбери особого интереса, но что взять со зверей. Их притягивает другое, их натуры тянутся к более обыденному.
Некоторое время Недди посидел с Кеннаг, глазевшей на не столь уж далекий холм после ухода Кабала. Он попытался вовлечь ее в разговор, но она, оставаясь неизменно вежливой, отвечала односложно и даже не заметила, когда Недди, выразительно вздохнув, поднялся, чтобы уйти.
От домика для гостей он поплелся к церкви, где и слушал теперь пение монахов. Валаам счастливо дремал в деревянном сарае, Ровена свернулась у него под боком. Рататоск была дневной тварью, если только необходимость не требовала другого, и Недди понятия не имел, куда она исчезала с наступлением темноты.
Недди стало очень-очень жалко себя.
Жалость к себе и злость испугали его, поднявшись совершенно неожиданно. Он поморгал, заталкивая чувства подальше, грудь поднялась и опустилась вместе со вздохом, который не был вздохом. После встречи с Кеннаг Недди чувствовал себя более… живым. Его несуществующий рот дрогнул при этой мысли. Но проклятие, так ведь и есть. Он думал — думал! — чувствовал и говорил чаще, чем за…
За очень долгое время.
Каким он был, когда был живым? Почему это место — как и королевская резиденция в Калне — казалось таким знакомым? Он заранее знал, где именно находятся Тор, аббатство, спальня братьев, домик для гостей. Упиваясь жалостью к себе, Недди бездумно бродил от Кеннаг к церкви.
Недди угрюмо сжал губы. Если никто не хочет быть с ним, то он тоже не хочет быть ни с кем. Живые могут таращиться на Тор, петь псалмы, спать в сарае. И ладно. Он мертвец. И он посетит мертвых.
Недди повернулся и торопливо зашагал к кладбищу. Если кто-то и увидит его там, то что ж в этом такого? Где же еще быть привидению? Может быть, там ему удастся найти такого же призрачного товарища, раз уж живые создания из плоти и крови всячески его избегают.
Однако приблизившись к кладбищу, Недди замедлил шаг. Будь у него сердце, оно бы заколотилось сильнее. Тут и там гордо высились каменные кресты, похожие на те, которые встречались им во время путешествия. Выбрав наугад один, Недди подошел ближе и прочитал имя. Ему не нравилось это место. Он не был готов к нему. Если бы Кеннаг…
Ладно. Что же здесь написано?
Дунстан. Бывший аббат Гластонбери, а потом архиепископ Кентерберийский. Ему вспомнилась легенда: благословенный Дунстан, искушаемый самим дьяволом, хватает врага рода человеческого за нос кузнечными тисками.
Представив себе эту картину, Недди чуть не рассмеялся. В этом месте мертвых звук смеха был бы легким и приятным. Он уже видел этого человека, добродушного, как любимый дядюшка, и неуступчивого, как камень этого креста. Ведь это Дунстан ввел в Гластонбери бенедиктинские порядки. До проведенных им реформ монахи здесь распутничали и не почитали Господа. Они…
Дунстан. Он знал Дунстана.
— Как я узнал вас, ваша светлость? — прошептал он вслух. — Был ли я сыном какого-нибудь знатного вельможи? Служил ли вам в Кентербери? — Он взглянул на дату смерти архиепископа — 988 год. — Сейчас 999. Я… я не знал, что вы умерли, а ведь это было одиннадцать лет назад. Значит, я мертв по крайней мере столько же.
Недди вздрогнул. Одиннадцать лет в мире мертвых. Но болезненная острота этого вопроса отступила перед еще более острой необходимостью узнать себя. Как он ни старался, память не выбрасывала из своих глубин никаких подсказок.
Ярость снова поднялась в нем. Недди вскочил на молчаливый камень, отмечающий место последнего приюта архиепископа.
— Кто я? Отвечай! Будь ты проклят, кто я?
Он рычал и царапал крест, рыл землю, катался, кричал и брыкался, пока не обессилел, пока ярость не исчерпала себя. Конечно, ничего из этого не получилось. Бесплотные пальцы не могли и паутину разорвать. Его грудь вздымалась от дыхания, но ведь он не дышал.
Недди поднялся на ноги. Могила Дунстана осталась нетронутой. Если вечный сон архиепископа так же неспокоен, как сон Недди, здесь это ни в чем не проявилось.
Он переходил от камня к камню, отыскивая знакомые имена. Некоторые отзывались в памяти слабым звоном, но ни одно не спровоцировало такой реакции, как могила Дунстана. Голоса братьев смолкли, и монахи потянулись к спальне, чтобы немного отдохнуть перед заутреней. Недди смотрел на них, зная, что Элвин нашел себе товарищей. Ему ничего не оставалось, как созерцать кладбище.
В стороне от других могил, отделенная от них небольшой каменной стеной, находилась еще одна, отмеченная огромным крестом. Даже большим, чем тот, который стоял на месте упокоения Дунстана. Любопытство взяло верх, и Недди подошел к нему. Должно быть, при жизни человек был важной фигурой…
Его глаза расширились. Холод пронзил его. Изумление было так велико, что Недди начал терять очертание и растворяться. Только воля удерживала его на кладбище Гластонберийского аббатства, а воспоминания, хлынувшие могучим потоком, уносили его в безжалостный водоворот.
Мука, скопившаяся в груди, поднялась и сдавила горло, а затем прорвалась всхлипом. Чувство потери охватило Недди и отдалось жуткой болью. Теперь он знал, кем был и какой страшной смертью умер.
— Отец, — прошептал призрак короля Эдуарда Мученика, склоняя голову к могиле его величества Эдгара Миролюбивого. — Отец, отец…
ГЛАВА 14
В страну мрака, каков есть мрак тени смертной…
Иов, 10:21

Аббатство Гластонбери
3 декабря 999 года
Кеннаг моргнула и еще плотнее закуталась в одеяла. Матрас был жесткий, но она хорошо выспалась. Вот если бы еще не сны… После получения чудесного дара они стали куда реалистичнее, чем прежде. Теперь она не только видела и слышала, все остальные чувства тоже заработали, а картины ночных видений поражали яркостью и детальностью.
Кеннаг улыбнулась, вспоминая последний сон. Она стояла в своем маленьком домике, прислушиваясь к доносящимся со двора ударам молота и поглаживая большой живот. Бран знал, что надо сделать с металлом, чтобы превратить его в красивую и полезную вещь. Все вокруг было залито светом, струящимся из неизвестного источника, а на столе стояла пища, настолько вкусная и сытная, что все прочее казалось по сравнению с ней пресным и неприятным. Хорошие сны, успокаивающие сны, сны о…
Тор.
Холм встал перед ее внутренним взором, и всю сонливость сняло как рукой. Ощутив прилив энергии, Кеннаг отбросила одеяла и начала одеваться, поеживаясь от предутреннего холодка.
Насколько ей помнилось, заутреня начиналась с восходом солнца и не была одной из самых долгих служб. Тор не далее чем в полумиле. Если расшевелить кобылу, то можно добраться до вершины и успеть вернуться, чтобы встретиться с аббатом Сигегаром.
А если она и не успеет, что ж, подождут.
Сердце затрепетало. Губы расплылись в глуповато-радостной улыбке. Такого волнения Кеннаг не испытывала, наверное, с того дня, когда впервые переспала с Ниаллом. После многих месяцев горечи и злости предвкушение встречи с Тором наполняло душу восторгом.
Волосы спутались и походили на неприбранное птичье гнездо. Она торопливо причесалась и перехватила их ленточкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35