А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Глава 9
Они переехали реку вброд в двух милях от основной дороги. Джип погружался в воду по самые дверцы, но женщина вела машину уверенно, и они выбрались на берег по едва различимому следу. Здесь мог проехать лишь вездеход. Еще через милю они были у ворот. Она взяла пульт дистанционного управления, нажала кнопку, и ворота растворились, а затем сами закрылись за ними. Еще через полмили машина оказалась у крутого подъема.
Перкерсон был доволен.
— О'кей, здоровяк, — сказала женщина, — приехали. — Она подхватила одну из его сумок, прошла к крыльцу и сняла с двери два висячих замка. — Придется вам тут шуровать аккуратнее, — сказала она еще, приоткрыв дверь на пару дюймов и просовывая руку, чтобы и там что-то отпереть. Наконец она распахнула дверь, на которой был прикреплен крючок с проволокой, протянутой к двустволке. Стволы смотрели на дверь. — Старейшина не любит ослоухих. — Она усмехнулась, повернула выключатель, и хижину залил свет.
— Откуда электричество? — спросил Перкерсон. — Не вижу проводов.
— На речке недалеко есть гидростанция, она заряжает аккумуляторы, размещенные в погребе. Запас продуктов здесь года на два. — Она вручила ему связку ключей. — Есть оружие и боеприпасы. Записывайте, что израсходуете. Уедете отсюда, я все пополню.
— Это мечта выжившего в атомной войне! — с восхищением произнес Перкерсон.
— Чертовски верно, — сказала женщина. — А теперь посидите, сменю вам повязки.
Она принесла медицинскую сумку.
Перкерсон походил на Клода Рейна в фильме «Человек-невидимка». Бинты вокруг носа, тюрбан, закрывающий уши, темные очки...
Женщина разрезала бинты и сняла с головы Перкерсона повязку.
— О, малый, — рассмеялась она. — У вас пара прекрасных лысин. Выглядите, как енот!
— Спасибо, — сухо сказал Перкерсон.
— Ничего, приятель, — сказала она, — смотритесь вы хорошо. Опухлость прошла. Принимайте антибиотики. Вот эти таблетки, по две после еды. Используйте все, о'кей?
— О'кей, — сказал Перкерсон.
— О, — сказала она, — через пару дней, малый, вы будете красавчиком. Сидите-ка смирно, я вам сменю повязки.
Она принялась вновь бинтовать его голову. Ее крепкие груди почти касались его лица. Крупная девушка, подумал Перкерсон, возбужденный ее мягкими, обволакивающими движениями. От нее хорошо пахло.
— Ну так, — сказала она. — А теперь ваш нос. — Она взяла его голову в обе руки. — Надо его как следует упаковать. Повязки хороши. — Она глядела ему в глаза. — Да и вы неплохи приятель. Кажется, вы в моем вкусе.
Задохнувшись от вожделения, Перкерсон. стиснул руками ее упругие бедра.
— Эй, да вы просто тигр! — воскликнула она. — Этак мы с вами испортим работу доктора. — Слегка сопротивляясь, она положила руки ему на плечи и встряхнула его.
— Долго придется ждать? — спросил он, пытаясь притянуть ее.
— Ложись-ка, малый, — сказала она внезапно. — Так и быть, доставлю тебе удовольствие. Большого вреда не будет.
Она подтолкнула его на кровать, он лег навзничь. Споро, молниеносно она распустила ремень его брюк и ширинку. Перкерсон охнул, ощутив сперва ее руки, затем мягкие губы, язык и холодок зубов.
— О Боже... — стонал Перкерсон, весь стремясь войти в ее рот. Она была в этом деле не новичок.
— Давно тебе так не фартило, тигр? — спросила она, отстранившись, переведя дыхание, и снова припала. Лицо ее раскраснелось, груди торчали.
* * *
Когда он проснулся, в окно светила луна, в комнате был полумрак. Он услышал звук, вроде удара камня о камень. Перкерсон ощупью вытащил пистолет из расстегнутой сумки, тихо встал и скользнул к двери. Ярдах в десяти на лужайке молодой олень обгладывал кору деревца. Можно было стрелять. Но Перкерсон остерегся. Олень уловил его запах, поднял голову, фыркнул, прислушался и бросился в лес.
Перкерсон вернулся в хижину, принял болеутоляющую таблетку и лег. Кажется, он, наконец, действительно вне опасности. Есть пища, оружие, укрытие и — эта женщина. Скоро он будет опять при деле. День близок.
Глава 10
В воскресенье Уилл проспал допоздна. Поднялся лишь, когда прибыли воскресные газеты. Стопка их плюхнулась на крыльцо коттеджа, он узнал звук. И тотчас вспомнил о смерти Джека — вот ужас!
Он запустил в кофеварку ложку крепкого кофе, поджарил хлебцы, залил их яйцом, затем взял газеты и возвратился в спальню с подносом, там и устроился завтракать. Газеты публиковали некрологи, посвященные Бахенану — его смерть привлекла внимание. В воскресном журнале Уилл увидел на обложке фотографию: он сам с собакой у озера. Там же была статья Энн Хитс. Он стал читать.
«Если избиратели в Джорджии в ноябре решат придерживаться нового курса и выбрать в сенат человека не из традиционных верхов демократической партии, вроде губернатора Мака Дина, у них будет такая возможность. Имеется в виду кандидатура молодого человека очень непохожего на тех, кто обычно фигурирует среди кандидатов южных демократов...»
Неплохо, подумал Уилл.
«...Рожденный для богатства, и положения в обществе, политический наследник отца, который был вызывавшим противоречивые оценки губернатором, а теперь вот пытающийся унаследовать влияние великого сенатора, Уилл Ли, насколько принято считать, — красив, насколько принято считать, — очарователен, насколько принято считать — справедлив во всем, если не касаться его личной жизни...»
«Что еще за чертовщина?» — удивился Уилл. Зазвонил телефон.
— Уилл, это Том Блэк. Читали вы это?
— Только начал, — ответил Уилл. — Вы поняли, что она имеет в виду во втором абзаце? Я ни черта не понял.
— Забудьте о втором абзаце и обратитесь к странице пятнадцать, к ее середине. Абзац начинается словами «Его общественная жизнь...».
Уилл нашел это место.
«Его общественная жизнь, если таковая у него имеется, выглядит совершенно по-другому. Ибо по воспоминаниям тех, кто его знает и с кем мог связаться репортер, Уилла Ли совсем не видели многие годы на общественных мероприятиях с женщиной. Поскольку же нет никаких свидетельств о противном, представляется, что Джорджия рассматривает вопрос о выборе человека, который может оказаться первым сенатором Соединенных Штатов, не терявшим девственности ни при какой сексуальной ориентации».
— Боже мой, — вырвалось у Уилла.
— Мне бы навалиться на вас обоих, — сказал Том, — следовало бы устроить, чтобы вы трахнули ее.
— Боже, возможно и так, — сказал Уилл. — Я ошарашен. Ну и баба.
— Добро пожаловать в политику, — сказал Том.
— Том, я хочу, чтобы вы послали с курьером требование опровергнуть это, а если не получим опровержения в течение двадцати четырех часов, я подаю иск об оскорблении.
— Полегче, Уилл, полегче. Я знаю, что вы расстроены, но следует рассмотреть некоторые аспекты дела прежде чем выходить с ними на люди.
— Какие еще аспекты? Я хочу ее скальпа. Я хочу поднять такую бурю, что газете придется отправить Энн Хитс обратно в Вашингтон.
— Прежде всего, — сказал Том, — вот вам прямой вопрос. Являетесь ли вы теперь или были ли вы когда-нибудь гомосексуалистом?
Уилл глубоко вздохнул.
— Я не обязан отвечать на такой вопрос ни вам, ни кому-либо. Том тоже сделал паузу.
— Не обязаны, да, но тем не менее, я хотел бы прямого ответа.
— Ол-райт, я не являюсь и никогда не был гомосексуалом. Достаточно этого для вас?
— Было бы достаточно десять секунд назад, — сказал Том.
— Что это значит, Том? — спросил Уилл, начиная сердиться.
— Достойный ответ на такой вопрос или на любой вроде него заключается в быстром и безусловном НЕТ! — Он опять помолчал. — А вы колебались.
— Это из вопросов, которые не заслуживают ответа, Том. Но вы руководите моей кампанией, и имеете право знать все. Я никогда больше не буду отвечать на такие вопросы — ни вам, ни представителям печати, ни кому-либо другому. Ясно это?
— Ол-райт, Уилл. Я верю вам; хочу, чтобы вы знали это. Вы, конечно, правы. Это не цивилизованный вопрос, но добиваться места в сенате — тоже не всегда цивилизованное дело... Заметьте, она ведь не назвала вас педиком, — сказал Том, уже подразнивая. — Она оставила возможность другой альтернативы; мол, он, может быть, импотент. При таком обороте мы не получим голосов даже гомосексуалов.
Уилл разразился смехом.
— Ол-райт, предоставьте мне устроить дело, — сказал Том. — Я попрошу завтра утром о встрече с издателем газеты, вполне доверительной встрече, и чтобы он одернул редакторшу своего воскресного, журнала. Сомневаюсь, что он прочитал статью. Думаю, она ему не понравится.
— А не следует ли опубликовать какое-то заявление? — спросил Уилл.
— Это крайнее средство, — ответил Том. — И последствия, как говорится, непредсказуемы. Взрыв гарантирован, а что дальше? Я просчитаю все варианты, а пока — не возражаете, если я скажу всем, кого это интересует, что вы не гомосексуал, ну как?
— Чувствуйте себя свободным.
— Послушайте, как я понял, у вас нет подружки, которая могла бы попозировать с вами во время кампании и подержать вашу руку при публичных выступлениях?
— Нет.
— А у меня есть подружка, которая могла бы этим заняться. Она вам понравится.
— Том, замолчите.
— Ол-райт. Неудачная идея. Отложите-ка к черту журнал и почитайте что-либо еще. Мы поговорим завтра.
Уилл не мог успокоиться. Вот ведьма; она предлагала себя ему, как на тарелочке. Но ведь Том, войдя в этот самый момент, не дал ему и ответить Энн Хикс, как требовалось.
Уилл вымыл посуду, собрался выйти из дома — и снова звонок. — Уилл Ли?
— У телефона.
— Говорит Билл Мот из «Ассошиэйтед пресс». Полагаю, вы слышали о Джеке, Бахенане; я хотел бы, чтобы вы прокомментировали это.
— Конечно, я знаю об этом, — сказал Уилл, несколько встревожившись. — Я и нашел его, кстати. Посмотрите сообщения собственного агентства.
— Я полагаю, вы еще не слышали другого, — сказал Мот. — В утреннем выпуске «Вашингтон таймс» помещена заметка о том, что Джек Бахенан был арестован в 1982 году в вашингтонском клубе гомосексуалов за то, что делал определенные предложения, заместителю полицейского. Можете прокомментировать?
— Я в это не верю! — рыкнул Уилл.
— Газета опубликовала копию доклада об аресте с приложенной фотографией. А Джек Бахенан проходил проверку по безопасности?
— Конечно, — медленно произнес Уилл. — Все старшие сотрудники аппарата проходят ее, поскольку сенатор Карр председатель Комитета по разведке.
— Можете ли объяснить, почему это не выяснилось при расследовании его прошлого ФБР и проверке его благонадежности?
— Нет, не могу. Как я сказал, это для меня ново, и я уверен, что ни сенатор Карр, ни кто-либо другой в офисе не знали об этом.
— Что ж, думаю, что ФБР опростоволосилось.
— Но я не могу поверить, — сказал Уилл. — Чем закончилось то дело? Говорится об этом в заметке?
— Он признал себя виновным, и, учитывая, что замечен впервые, осужден на тридцать дней ареста, притом приговор был отложен. Думаю, хорошо еще, что его не застрелил кто-нибудь прямо в зале суда.
— И все же никак не могу поверить, — сказал Уилл.
— Мистер Ли, не замечали ли вы признаков того, что Джек Бахенан мог быть гомосексуалистом?
— Совершенно никаких. К счастью, он был... он был женат и имел двух детей.
— Не думаете ли вы, что его склонность к гомосексуализму могла быть причиной домашних затруднений, о которых он вам говорил, когда появился у вас в ту самую ночь?
— Понятия не имею, — сказал Уилл. — Он ни разу не говорил мне о своих семейных проблемах. До той самой ночи я был уверен, что брак их — счастливый. Ну, а теперь извините, я уже почти вышел из дома.
Он положил трубку, но телефон немедленно встрепенулся новым звонком.
— Это Том. Плохие новости.
— Я слышал. Мне только что звонили из АП.
— И что же вы сказали?
Уилл передал свой разговор с репортером телеграфного агентства.
— Надеюсь, он почувствовал ваше удивление.
— Думаю, да. Я действительно был изумлен.
— Китти Конрой знала об этом, — сказал Том.
— Что такое?
— Постойте, не обвиняйте Китти. Джек сообщил ей об этом, когда был арестован, но взял с нее клятву держать все в секрете. Она сдержала обещание.
— Боже, что за день!
— Уилл?
— Да?
— Пришло мое время стать опять нецивилизованным: почему вас многие годы не видели с женщиной?
Уилл хотел уклониться от ответа, но не смог.
— Потому что, — сказал он, — все это время у меня была женщина, с которой мы не появлялись на публике.
— О, дерьмо, — сказал Том. — Замужняя женщина! Конечно, это лучше, чем совсем никакой. Насколько же крупный подымется шум, если выплывет ее имя?
— Ее имя не выплывет.
— Но послушайте же, Уилл, в таком случае вы оказываетесь в серьезной беде.
— И она не замужем. Просто... по причинам, которые я не могу назвать, мы не могли... не могли допустить, чтобы наши имена связывали.
— Почему так?
— Как я сказал, не могу вдаваться в это. Том Блэк сдержал свое раздражение.
— Ол-райт. Не приедете ли сегодня в Атланту? Нам нужно договориться, как действовать дальше.
— Да. После ленча я выеду.
— Значит, встретимся в штаб-квартире. Какой-то момент Уилл был в ступоре, затем сделал то, что все равно пришлось бы сделать рано или поздно: раскрыл телефонную книгу и разыскал домашний номер Джека Бахенана. Трубку там взяла Милли.
— Милли. Говорит Уилл. Мне только что звонили из АП относительно заметки.
— Вы негодяй, — сказала она.
— Не знаю, что я такое сделал, чтобы заслужить это, — сказал Уилл. — Я не знал об аресте Джека. У меня не было ни малейшего представления, что он... что у него есть какие-то проблемы.
— Что ж, а я знала, и не понимаю, как вы могли ничего не знать, — с горячностью проговорила Милли.
— Он никогда не проявлял себя в этом смысле, — сказал Уилл. — Как же, вы думаете, я мог узнать об этом?
— Послушайте, Уилл, вы хотите быть избранным, но не стоит взваливать это на меня. Я-то знаю слишком многое.
— Милли, о чем, Бога ради, вы говорите? Не можете же вы думать, что Джек и я были... вовлечены в какую-то тайную жизнь?
— Это я-то не могу?
Уилл лишился речи.
— Не беспокойтесь, я ничего не скажу представителям печати, — сказала она.
— А что говорить? Что можно сказать? Это все полнейшая чепуха, вы-то знаете лучше всех.
— Такого не знаю, — сказала Милли. — Я знаю то, что Джек рассказал мне вскоре после нашей свадьбы.
— Что он вам рассказал?
— Что он влюбился в вас. — Милли повесила трубку.
— Что? — крикнул он, но услышал гудки.
Глава 11
Мики Кин, поработав отмычкой, без особенного труда отпер заднюю дверь магазина, оставил ее приоткрытой и пошел, светя фонариком, внутрь. На доске информации был список клиентов, пользующихся почтовыми ящиками. Мики снял на ксероксе копии всех четырех листков и вернул их на место, восстановив все, как было. Затем тщательно обыскал кабинет хозяина — письменный стол и шкаф для бумаг. Нигде там не оказалось того, что его интересовало — письменных заявлений и адресов клиентов почтовой службы.
Едва он вошел снова в комнату для печатания, его ослепил пучок света.
— Замереть! Полиция!
Мики вскинул руки.
— О'кей, все в порядке. Я на работе!
— Заткни рот, стань к стенке! — Голос был очень молод. — Посвети-ка на него как следует, Боб.
— Он что-то нес, — произнес другой голос. — Захватили одного, Хэл.
— Да, да, — сказал Мики, не двигаясь. — Проверьте бумажник в левом кармане куртки.
Чья-то рука вынула бумажник.
— Боже, он из полиции Атланты, — сказал молодой.
— Бога ради, не стреляйте в меня, хорошо? — сказал Мики, отпрянул от стены и развернулся. — Сработала охранная сигнализация, что ли?
— Верно, — сказал молодой полицейский в форме. Старший справился, вглядываясь в удостоверение.
— Итак, что вы здесь делали, Мики Кин?
— Некоторое время назад был убит полицейский. Здесь, в Мериуезерском округе, в доме с миной-ловушкой. Вспомнили?
— Слышал об этом, — сказал старший, Боб.
— Что ж, я его партнер.
— Ну и что?
— А вот что. Веду расследование. Преступник имел здесь свой почтовый ящик.
Вмешался Хэл, молодой полисмен.
— Меня не заботит ваше расследование. Вы вламываетесь в магазин, взятый нами под охрану. То, что вы из полиции, лишь усугубляет дело. Вы арестованы. Вы имеете право молчать...
— Боже мой, дружище, — сказал Мики. — Не арестуете же вы своего коллегу... Давно ли вы служите?
— Какое это имеет значение? — сказал Хэл, краснея.
Тогда заговорил Боб.
— Послушай, Хэл, — заговорил Боб. — Не горячись ты. Сперва разберемся. В конце концов, этот парень коп.
— Дерьмо, — сказал Хэл. — Он не там, где должен быть, и только это меня касается. Если мы его отпустим, станем соучастниками преступления, верно?
Ситуация выходила из-под контроля. Кип обратился к старшему копу:
— Послушай, Боб, вы-то, я думаю, знаете, что полицейские друг друга не арестовывают. Объясните этому малышу...
Зря он назвал Хэла малышом. Не следовало бы. Тот взбеленился.
— Все, стань лицом к стенке, — сказал он. Надев наручники на запястья Кина, торжественно объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35