Люк, был непременно женат. И последнее, но отнюдь не маловажное, — он вернет себе Хиллари, заполучит в свою постель, где ей и положено быть.— Надо подумать, как сообщить отцу, что мы поженились, и сделать это как можно деликатней.— Ничего проще. Я скажу ему: ваша дочь теперь моя забота.— Я и не была для него заботой. У моего отца одна забота — твой отец.— Ну, с моим предком у нас не возникнет проблем, — уверенно заявил Люк. — Скажем ему то же самое. Мол, теперь забота обо мне — твое дело. И все пойдет как по маслу.Хиллари не разделяла его уверенности.— Больше ты ничего не способен предложить?— А чем тебя это не устраивает? — огрызнулся он.— Как тебе сказать… Не помешает немного сочувствия. Немного сопереживания.— Я и сочувствую. И сопереживаю. У меня этого добра хоть отбавляй.— Докажи.— Каким образом?— Найди такие слова, чтобы отец услышал в них, что ты ему сочувствуешь, сопереживаешь.— Мы, мистер Грант, сочетались узами брака, — торжественно объявил Люк и уставил на Хиллари выжидательный взгляд.Никакого впечатления. Люк попытался снова:— Может, так: вот я и снял с ваших плеч заботу о дочери.— Бесподобно. С большим чувством.— Ах, ты хочешь чувства? Тогда попробуем так: я, мистер Грант, без ума люблю вашу дочь и все оставшиеся дни моей жизни посвящу тому, чтобы сделать ее счастливой.Сипловатый голос Люка звучал с покоряющей искренностью, зачаровывал, заставлял верить, что он говорит правду. И Хиллари верила… пока он не повернул к ней свое лицо, по которому гуляла ухмылка. — Ну как? Пойдет? Лучше?Кивнув, она отвернулась и стала смотреть в окно. Горько, что все это пустые слова…Почему-то, когда Хиллари представляла себе, как будет выходить замуж, ей ни разу даже в голову не пришло, что придется стоять в очереди на венчание. А что какой-то эрзац-Элвис будет состязаться с рок-группой накурившихся марихуаной лабухов, ей и в страшном сне не могло присниться. Однако все было именно так. Группа и певец шпарили каждый свой номер. Одновременно. В результате гул стоял такой, что даже сильному духом мужчине впору было закричать «караул».— Мы не сумели договориться насчет музыки, — доверительно сообщил Хиллари будущий молодожен, стоявший в очереди впереди них. — Вот и решили пойти на компромисс — потрафить вкусу сразу обоих. Вроде как символ семейного согласия.Если такая какофония, подумала Хиллари, символ семейного согласия, этой паре не позавидуешь.— Как по-вашему, мое платье не слишком… вы понимаете… — невеста сделала порхающий жест обеими руками. — Не слишком…— Нет, что вы. Рюши очень идут к змеевидному узору на чехле, — храбро выдавила из себя Хиллари. Невеста просияла:— Вот спасибо.— Да-да. Все как надо.Но у самой Хиллари далеко не все было как надо. Прежде всего от оглушительного грохота у нее разболелась голова. И нервы сдали… Впрочем, у кого бы в подобной обстановке не сдали? Так что, когда Люк протиснулся к ней сквозь толпу, она, отведя его в сторону, сказала:— Может, перенесем на другой день?Но тут как раз певец, работавший под Элвиса, вошел в раж, и Люк не услышал ни слова из того, что она говорила. Все поглотил шлягер: «Ты для меня лишь гончий пес».— Что? — прокричал Люк.Хиллари пришлось встать к нему вплотную, и ее губы почти прижались к его уху.— Может, отложим на другой раз? — громко повторила она.Люк мгновенно повернул к ней голову, и не успела она отпрянуть, как его рот оказался у самых ее губ. Теплые волны его дыхания растопили сопротивление, сделали ее уступчивой, как воск. Она судорожно глотнула воздух. Люк подавил рвущийся наружу вздох и решительно отрезал:— Мы женимся сейчас.Он сказал свое «женимся» ни на йоту тише, чем она свое «отложим», но в этот момент музыка, как на грех, умолкла, и его заявление раскатилось по всему залу.Все глаза уставились на них; Хиллари готова была сквозь землю провалиться.— Ишь, до чего ему жениться невтерпеж! — ввернул веселый тромбонист. Но под угрожающим взглядом Люка поперхнулся и поспешно прижал к себе тромбон, словно боясь за невредимость инструмента, да и собственной личности тоже. — Ладно, ладно, парень, молчу… — запинаясь, пробормотал он.На его счастье, дверь в капеллу отворилась и служитель объявил, что его преподобие готов совершить обряд венчания очередной пары — Хот Моммы и Лобо.— Мы следующие, — сказал Люк, как только они остались вдвоем в опустевшем теперь зале. И, видя, как Хиллари жмется от него в угол, добавил: — Нервничаешь?— Туг только толстокожий бегемот не занервничает.— Значит, я бегемот, — сказал он.— А ты не нервничаешь?— Ни вот столько.— Хорошо, наверное, быть бегемотом, — с раздражением проговорила Хиллари.— А это, дорогая моя, дар от Бога, — серьезно ответил Люк и, внезапно умолкнув, с торжеством уставился на нее. — Ага, я видел!— Что ты видел?— Улыбку на твоем лице. Первую за весь день.— Согласись, Люк, причин для веселья мало. Какая же это свадьба?— Все познается в сравнении, — возразил он. — Или ты считаешь, что у этих двух, что прошли впереди нас, все идет нормально? У нас по крайней мере Элвис не тягается с трубачами из Страшного суда.— У нас и колец обручальных нет, — сказала Хиллари, которая только что вспомнила об этом упущении.— Есть. Я о них позаботился, — сказал Люк.— Когда?— Сегодня утром. До твоего прихода. Вот тут они — разрешение на венчание и кольца. — Люк похлопал по внутреннему карману пиджака, который надел в честь торжественного события. Он и галстук повязал, вколов в него огромную малахитовую булавку под стать своим зеленым глазам. Или это Хиллари сказала ему, что булавка им под стать, когда купила в подарок незадолго до их разрыва? — Все идет путем, так что перестань волноваться.— Кому-то надо волноваться, — пробормотала она, непрерывно крутя пальцами прядку, волос.Знакомый жест. Люк хорошо его помнил, она всегда крутила прядку, когда нервничала.— У нас впереди гораздо больше счастья, чем у многих других пар, — заверил он ее.— Откуда такой вывод?— Ну, нас не только тянет друг к другу, у нас уже есть свое прошлое.— Весьма непрочное, согласись.— Нам было хорошо вместе. И теперь снова будет хорошо.Так хорошо, что он ушел от нее? — подумала Хиллари, но вслух ничего не сказала. Лучше не касаться некоторых тем. Теперь она возобновляла свои отношения с ним, так сказать, с открытыми глазами — не затуманенными розовыми грезами.Она уже не влюбленная по уши девчонка, слепо обожающая Люка. Нет, уважаемые господа. Тут другой случай — перед вами прозорливый адвокат, руководствующийся семейным долгом. Ей, Хиллари, необходимо принять срочные меры в связи с губительной враждой. Приступ, случившийся с отцом вчера вечером, только подтверждал срочность этого дела. Она, что и говорить, совершает благородный шаг.Игра, конечно, стоила свеч, но, кроме пользы делу, Хиллари, если уж честно, вдохновлял в их скоропалительном браке и некий романтический налет, нечто подобное тому, что присутствовало в романах, которые она любила читать. Правда, романтический подход к жизни довольно рискован, нельзя поддаваться донкихотским иллюзиям… Хотя это и нелегко для человека, мечтательного от природы.Но ничего, крепкие орешки ей по зубам. Она справится и не допустит, чтобы ее усилия пропали зря. Ни в коем случае.«Накачка» подействовала. И когда Хиллари услышала, что к венчанию приглашаются невеста Грант и жених Маккалистер, она почувствовала себя готовой — настолько, насколько позволяли обстоятельства.Видимо, сохранить совсем уж ясную голову обстоятельства все-таки не позволили — церемония венчания прошла для нее как в тумане, однако она, надо полагать, ответила «да» всюду, где требовалось, потому что все закончилось словами священника:«Объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать новобрачную».Прежде чем до сознания Хиллари дошло, что теперь она законная жена и что это непреложный факт действительности, Люк уже наклонился для поцелуя. Он порывисто обхватил ее голову, вплоть до кончиков ушей, ладонями, и властность стремительного его прикосновения, а еще больше многообещающе интимный взгляд покорили ее безраздельно.Этот взгляд был последнее, что видела Хиллари, закрывая глаза. Стоило ей ощутить тепло его губ на своих, как все мысли покинули ее. Как и все печали. Она снова была в его объятиях, она упивалась, она была на седьмом небе. Его руки обвивали ее, и она отдавалась им целиком, его язык, искушая и завораживая, гулял по изгибу нижней губы, и она уже не только не помнила, где она, но и кто она. В том, как он держал ее, как целовал, чувствовалась такая уверенность в неотъемлемом своем праве, что это даже пугало.Наконец он отпустил ее, и преподобный отец с женой стали поздравлять их с законным браком. Хиллари старалась не показать смятения, которое ею владело.— Поздравляем, поздравляем, — говорил сияющий священник. — Вы уж извините за давешний непорядок. Мы, как правило, следим за тем, чтобы сей торжественный обряд совершался для каждой четы отдельно. Но ваш супруг настаивал — вам-де желательно обвенчаться как можно скорее…— Все было замечательно, — отвечала Хиллари. Она только сейчас обнаружила, что сжимает в руке невестин букет. Кажется, его вручили ей, когда она входила в капеллу. Что же ей с ним делать? Полагалось отдать букет зардевшейся подружке невесты. Но таковой не было.А Люк уже вел ее к выходу из Капеллы небесного блаженства, и преподобный отец пожелал им в спину счастья и удачи в семейной жизни.Да-да, подумала Хиллари, счастье и удача им в их семейной жизни ой как понадобятся.— Ну вот, все позади, — в каком-то полусне пробормотала она, как только они оказались на улице. — Вот мы и обвенчаны. Дело сделано.Люк улыбался своим мыслям. Сделано! Им много чего еще предстоит сделать в эту ночь. Да и .день еще не кончился. Далеко нет. Однако, судя по растерянному лицу Хиллари, не надо торопить события.Предвидя, в каком она будет состоянии, Люк не стал придумывать торжественную программу на вечер, зато обдумал программу развлечений. Цель этой программы состояла в том, чтобы дать Хиллари хорошенько расслабиться и усыпить ее бдительность.И Люк сделал первый шаг в нужном направлении:— А ты помнишь наше последнее посещение Гатлинбурга?Она кивнула. Еще бы не помнить. У нее до сих пор хранилась фотография, на которой они оба сняты в старомодных ковбойских костюмах. Снимок, сделанный в коричневых тонах, лежал лицевой стороной вниз на дне бельевого ящика. Но мысленным взором она и сейчас его видела — свою улыбку во все лицо и поднятую ногу в туфле на высоком каблуке, который она водрузила на джинсовое колено Люка.Помнится, совсем немного понадобилось, чтобы превратить его в лихого ковбоя с Запада. Кожаного жилета и черной шляпы оказалось достаточно. Он выглядел совершенно естественно, а его дьявольскую улыбку не смогла притушить даже одноцветная карточка давно ушедшей в прошлое фотографической эры.— Помню, — сказала она мягко. — Правда, давно это было, — уже потверже добавила она.Ага, значит, романтическая прогулка по коридорам памяти особенного успеха не возымела, отметил про себя Люк. Так. Значит, требуется политика потоньше.— А ты помнишь, как мы пошли в игровые залы и я по всем статьям тебя побил?— Прошу прощения, — возразила она. — Это я побила тебя.Как бы не так.— В твоем воображении! — Люк откровенно поддразнивал ее.Унылое выражение мгновенно сошло с ее лица.Она вспыхнула, голубые глаза засверкали вызовом.— Это ты вообразил, будто выиграл!— Есть только один способ решить, кто прав, — заявил Люк. — Предлагаю сразиться опять. Пошли?— Прямо сейчас? Тебе невтерпеж?Да, невтерпеж. Он сгорал от желания. Желания обладать ею. И он будет обладать ею. Сегодня ночью.Первые часы в качестве миссис Маккалистер Хиллари провела у игровых автоматов, хладнокровно одерживая победу за победой в компьютерных играх над своим новоиспеченным супругом.В салоне проводила время публика всех возрастов, большинство, правда, составляли подростки. Общим для всех было одно. Все не отрывали глаз от экранов со всевозможными цветными изображениями, вплоть до целых галактик, которые то возникали, то исчезали.Хиллари и Люк выбрали одну из новых игр. На экране молниеносной чередой сменялись лабиринты, чудовища и волшебные превращения, и, чтобы разобраться во всем этом, требовался не только перст удачи, но и превосходная координация руки и глаза; и тут Хиллари превосходила Люка.— Ну что? — сказал Люк, в который уже раз проиграв. — Сыграем еще?— Мы уже сыграли четыре раза, и в четырех партиях победа осталась за мной.— А может, я просто давал тебе выиграть, чтобы ты не вешала нос?— Может. А может, команда юниоров выиграет мировое первенство.— Почему бы нет? Чего на свете не бывает!Хиллари кивнула.— И вообще нельзя ждать от человека сосредоточенности, когда у него под ложечкой сосет. — И Люк устремил на нее скорбный взгляд, явно рассчитанный на то, чтобы она его пожалела.Она знала этот взгляд. И сразу откликнулась:— Тут рядом стоит автомат с какой-то снедью.— Я имел в виду что-нибудь посущественнее. Что-нибудь вроде обеда.Посмотрев на часы, Хиллари с удивлением обнаружила, что время и в самом деле подошло к обеду.— Смешно, стоило тебе заговорить об обеде, и мне тоже захотелось есть.— Вот и хорошо. Пойдем отсюда, отхватим по бифштексу с кровью.— Кровавый бифштекс тебе вреден, — запротестовала Хиллари. — В нем много холестерина.— И это говорит женщина, которая поглощает гамбургеры в несчетном количестве!— Я перевоспиталась.— Очень сожалею, — буркнул он.Люк не отказал-таки себе в удовольствии выбрать бифштекс с кровью и принялся со смаком уничтожать его, пока Хиллари пробавлялась порцией креветок. От него не ускользнул полный зависти взгляд, который она бросила в его сторону — вернее, в сторону его тарелки.— Дать кусочек? — милостиво предложил он.— Разве один малюсенький…Один кусочек превратился в добрых полдюжины. Уловив насмешливые искорки в зеленых глазах сотрапезника, Хиллари стала оправдываться:— Но они же совсем малюсенькие!— Угу, совсем. — Он перегнулся к ней через стол, вновь искушая ее, но на этот раз не бифштексом, а обаятельной улыбкой. — Ну как? Хорошо тебе? Повеселела?— Вполне. — Она сама себе удивлялась.— Вот и порядок. — Он откинулся на спинку стула, довольный ее признанием.Гатлинбург как раз и был — о чем прекрасно знал Люк — городом, предназначенным для веселья. После обеда Люк вновь вывел ее на Парк-стрит, по обеим сторонам которой размещались источники развлечений и доходов. Хиллари не понадобилось много красноречия, чтобы убедить Люка задержаться у аттракциона «Игла в космос», а затем прокатиться в остекленной кабине до самого верха.В последнее свое посещение Гатлинбурга они не воспользовались этой возможностью: Люку не нравилось висеть в двухстах футах над землей в коробке, поддерживаемой всего лишь двумя стальными тросами. Карабкаться по лесам вокруг здания — это пожалуйста, никаких проблем, тут он зависел от устойчивости собственных ног, а зависеть от игры вшивых проволок, неизвестно кем и как натянутых, — слуга покорный. Но, глядя на возбужденное лицо Хиллари, он не решился сказать «нет».— Какой вид, а? — воскликнула Хиллари: наверху небо было чистым, без облаков, закрывавших гряду гор.Люк пробормотал что-то, означавшее согласие, хотя он вовсе не смотрел на прекрасную панораму.Он смотрел на Хиллари, любуясь ее оживавшим от удовольствия лицом. Возможно, закат и был неповторим, а гряда — величественна, но, по мнению Люка, они не стоили и ломаного гроша по сравнению с живой прелестью Хиллари.Когда солнце село, они спустились вниз — на уровень улиц, и Хиллари пожелала пройтись по магазинам, а Люк отправился к ближайшему телефону-автомату.— Ну что, поехали назад? — спросила Хиллари, почувствовав нетерпение, внезапно охватившее Люка, когда он присоединился к ней в большом фирменном магазине.Назад? Черта с два! — подумал Люк. Только вперед. Вместе. В постель. Как можно скорее.И, лелея эту мысль, он повел ее к выходу, а затем, завернув за ближайший угол… к мотелю.— Что нам здесь надо? — спросила Хиллари, делая вид, будто ничего не подозревает.— Как ты, наверно, заметила, уже стемнело, — сказал Люк.— Ну и что?— А то, что правая фара на моей тачке вышла из строя. Я собирался ею заняться, да забегался с нашим венчанием. Ну и начисто из башки вон.Хиллари искренне сомневалась, что в его «башке» сейчас вообще что-либо присутствовало, кроме некой каверзы, которую он затевал.— Нам придется провести ночь здесь, — продолжал Люк. — Пока ты производила ревизию последней лавки, я справился в нескольких местах, но везде напрочь занято. — Это было еще мягко сказано. На самом деле он обзвонил все отели, какие только были в городе. И всюду ему отвечали: мест нет. — Кажется, трамвайщики проводят здесь конференцию, и эта келья — единственная на всю округу, оставшаяся ни за кем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20