А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И ты понял это, еще когда читал «Учителя танцев». Но в тебе живет ненависть, и то, о чем ты говоришь сейчас , то, как ты сейчас интерпретируешь эту фразу о страдании и личном выборе человека, — это ложь. И ты лжешь самому себе. Зачем?..
— Ты все еще думаешь убедить меня в том, что Олеся меня любила? — с отвращением в голосе спросил Павел.
— И опять ты врешь, — все так же тихо ответил Данила. — И ты сам это знаешь…
Мы подъехали к высокому новому дому. Остановились перед шлагбаумом. Олеся назвала человеку в будке свою фамилию и номер квартиры. Охранник сверил номера машины со своим списком и пропустил нас.
— Башня из слоновой кости, — весело улыбнулся я.
Олеся протянула мне огромный букет цветов.
— Ее зовут Люда, — она первый раз упомянула об имениннице.
Подарок Олеся решила вручать сама. Когда мы поднялись на нужный этаж, нам открыла девочка лет восьми.
— Здравствуйте, тетя Олеся! — прокричала она и умчалась с криком. — Мама! Мама! Там тетя Олеся! Она с каким-то…
Тут детский голос оборвался.
Люда оказалась женщиной среднего роста и среднего возраста. Ее средней длины волосы были выкрашены в средне-рыжий цвет.
Олеся расцеловала именинницу в обе щеки.
— Людочка, мы тебя поздравляем, — чмок, — счастья, — чмок, — здоровья, — чмок, —успехов…
— Спасибо, спасибо, — повторяла именинница, стараясь не очень сильно на меня коситься.
— Вот, — Олеся повернулась ко мне. — Познакомьтесь. Это Павел. Павел, это Люда.
— Здравствуйте, — я протянул ей цветы. — Очень приятно.
— И мне, — сказала она, а мне стало не по себе от ее взгляда. — Проходите.
В течение часа собрались и остальные гости — всего человек восемь. Я не запомнил ни лиц, ни имен. Было невыносимо скучно. Все делали вид, что знают меня сто лет. Старались быть милыми. Пожалуй, даже слишком.
— Ты, наверное, очень большой начальник? — тихо шепнул я Олесе.
Она снова мягко улыбнулась и погладила меня по руке. Я почувствовал ее напряжение.
— А что, Кира не придет? — вдруг спросила она Люду.
Та взмахнула руками, изображая неведение.
— Ты же понимаешь… — многозначительно сказала она, картинно вывернув кисть.
— Кто это — Кира?
Олеся недовольно поморщилась и уже открыла рот, чтобы сказать: «Так… Это не интересно» — но Люды тут же затараторила:
— Ой, это одна наша журналистка. Они с Олесей вместе учились, Олеся привела ее к нам работать. Теперь ужасно жалеет. Я ей все время говорю: «Да уволь ты ее!»…
— Люда… — Олеся попыталась ее остановить, но та отмахнулась, будто не видит.
— Вот как? Ты уже можешь увольнять? — я удивленно приподнял бровь. — Люда, вы знаете, Олеся такая скромная, она мне ничего не рассказывает! Она что, уже ваш начальник?
— Ну ты даешь! — Люда слегка хлопнула Олесю по коленке. — Ты что же, вообще ничего Павлу не рассказываешь?
— Неудобно… Зачем… — по лицу Олеси пошли красные пятна.
— Не скромничай, — остановила ее Люда. — Знаете, когда она только пришла к нам, я сразу поняла — у нее большое будущее. Тогда, правда, ее директором был Виктор и от меня очень мало чего зависело. Но после того как наш генеральный его уволил и назначили меня, я сразу сделала Олесю программным директором. Но сейчас она уже фактически полностью освоила и коммерческую часть. Вы знаете, как ее любят рекламодатели?
— Люда, перестань! — с отчаянием почти крикнула Олеся.
— Почему? — Люда мастерски изобразила недоумение.
Я видел, что она завидует Олесе. Завидует ее внутренней силе. Завидует, но помогает, чтобы Олеся была ей благодарна, чтобы зависела от нее. Олеся добьется успеха и без ее помощи, но Люда не может этого допустить.
Звонок в дверь прервал этот фарс.
Люда пошла встречать очередного гостя. Олеся схватила меня за руку.
— Я хотела тебе сказать…
— Понятно, — кивнул я и встал. — Пойду покурю.
— Паша! — Олеся дернулась следом за мной, но несколько пар любопытствующих глаз пригвоздили ее к месту.
Я направился к входной двери, чтобы выйти на лестницу. Миновав комнату и длинный коридор, вдруг нос к носу столкнулся с маленькой щупленькой девушкой. Ее голова напоминала застывший взрыв. Черные волосы с ярко-алыми прядями торчали во все стороны, обрамляя густо раскрашенное личико капризного ребенка.
Черные тени вокруг глаз, яркая помада, толстый слой пудры — неудачная попытка скрыть неровную, изъеденную угревой сыпью кожу. Она была одета в чудовищное — черное с красными блестками — короткое платье.
Незнакомка уставилась на сигареты в моих руках.
— Ты курить? — спросила она, и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Я с тобой. Что за идиотизм? Еще три года назад можно было курить во всех квартирах. А теперь нет. Все вдруг стали пить травяные чаи и жрать соевую пасту.
Появилась Люда. Увидев сигареты, она укоризненно покачала головой:
— Ай-яй-яй! Вас проводить? — спросила она и, не дожидавшись ответа, повела нас через кухню на балкон. — Кстати, познакомьтесь. Это Кира, — показала она на девушку. — А это Павел, — тут она понизила голос и заговорщицким тоном сообщила: — Тот самый загадочный молодой человек Олеси.
Кира уставилась на меня так, словно речь шла о пришельце с другой планеты.
Мы вышли на огромную лоджию с панорамным видом, обставленную как летняя веранда — с плетеной мебелью и огромными фикусами в кадках.
Я щелкнул зажигалкой. Кира прикурила с грацией привокзальной проститутки, грохнулась в плетеное кресло и закинула ногу на ногу.
— Н-да… — сказала она, оглядывая меня с ног до головы. — Вот уж никогда бы не подумала… Была уверена, что ты правильный очкастый зануда на «Вольво». Один из тех, что даже на пляж приходят в галстуке. А ты ничего. Даже на человека похож.
— Спасибо, — я повернулся к Кире боком и оперся на балконный парапет.
— Сдохнуть можно, как стало скучно жить, — продолжала она свой монолог, сбросила туфли и положила ноги на столик. Короткое платье задралось настолько, что стали видны кружевные резинки чулок. — Ужасно натирают… Ненавижу туфли. Слушай, а где вы с Олесей познакомились? Мне просто интересно, где это в принципе вообще могло случиться.
— На улице, — коротко ответил я, решив опустить подробности нашего с Олесей школьного знакомства.
Кира удивленно вытаращилась на меня, выпуская дым вверх.
— На улице? — переспросила она и усмехнулась. — Черт, чем дальше, тем интересней… Ничего, что я тебя об этом спрашиваю?
— Я похож на человека, который из вежливости будет отвечать на неприятные ему вопросы?
— Нет, не похож, — Кира уставилась на меня странным долгим взглядом. Потом стрельнула окурком так, что тот полетел далеко за бортик лоджии. — Ну что, пойдем к остальным? Посидим с этими занудами?
Когда мы вернулись в гостиную, на Олесе просто лица не было. Она смотрела на меня так, словно умоляла не убивать ее.
— Клевый у тебя бойфренд, — бросила ей Кира и села за стол прямо напротив нас.
Олеся едва заметно кивнула.
Я сел и молча принялся есть, время от времени поглядывая на свою новую знакомую. Она деловито складывала в свою тарелку съестное. Быстро образовалась целая гора, которую она поглощала с такой скоростью, словно боялась, что у нее отберут, если она не уложится в норматив.
Олеся положила руку на мое колено. Я повернулся к ней и подмигнул. Ее рука чуть заметно дрогнула.
За столом тем временем шел оживленный разговор. Гости обсуждали, кто куда поедет в отпуск, делились советами и впечатлениями. Громче всех говорила Люда:
— Ой, Марокко — это такая сказка!..
Я зевнул. Кира заметила это и странно улыбнулась.
Олеся сняла руку с моего колена и взяла бокал с вином.
— Ты же за рулем, — заметил я.
— Вызовем такси, — махнула она рукой и нервно рассмеялась. — Налей мне еще…
Ты изменил ей? — тихо спросил Данила. — Изменил Олесе?
— Да, — спокойно ответил Павел.
— Тем же вечером?
— Да.
— С Кирой?
— Да, — в третий раз повторил он.
— Думаешь, наказал? — спросил Данила.
— Наказал — ответил Павел, и мускульные желваки прокатились по его скулам.
— И доказал себе, что свободен, да?
— Да.
— Воля , — Данила сжал пальцами виски.
— Доказал, — сказал Павел, и снова те же желваки побежали по скулам, та же непримиримость блеснула во взоре.
— Господи, Павел… — Данила откинулся на спинку стула и с удивлением смотрел на него. — И ты скажешь, что тебе не жалко своей собственной жизни?
— А что?.. — гневно выкрикнул Павел. — Что ты заладил? Почему мне должно быть жалко собственной жизни? У меня такая жизнь, как я хочу. Я свободен. Я живу так, как считаю нужным! И пусть мне тяжело, да. Но для этого и нужна сила. И она у меня есть. У меня есть воля — свобода силы и сила свободы! И это не физическая сила, не сила традиции или закона. На моей стороне нет никого и ничего, кроме меня самого. Это моя сила. Почему же я должен жалеть собственную жизнь? С чего?!
— Но как с этим жить… потом ? — прошептал Данила. — С этим нельзя жить…
— А что такого особенного в измене? — Павел сделал вид, что он вообще не понимает, о чем говорит Данила. — Вот у тебя была девушка, ты ей не изменял? Или, может быть, даже не хотел? И только не надо мне врать! И про мораль мне тоже ничего неинтересно. Мораль — самая большая ложь, ложь в кубе.
— Ты что, вправду не понимаешь? — Данила прищурил один глаз, словно в одну секунду потерял зрение.
— А что я должен понимать? — Павел отвел глаза и нервно заерзал на диване. — Что?!
— Ты ей не просто изменил, ты ей душу… — Данила не смог договорить, выражение отчаяния промелькнуло в его глазах.
— Кто как любит, тот так и получает, — зло ухмыльнулся Павел и, как-то странно вытянув шею, продолжил рассказ.
Вечеринка постепенно становилась все более и более расслабленной. Музыка стала громче. Кто-то начал танцевать. Олеся, уже довольно нетрезвая, сидела на диванчике с Людой и финансовым директором. Они что-то оживленно обсуждали.
Я остался один. И вдруг моего плеча кто-то, тихонько коснулся. Кира.
— А давай уйдем отсюда, — хрипло прошептала она мне в самое ухо. Голос был пьяный. — По-английски. Все решат, что мы пошли курить на балкон, а когда хватятся — нас уже нет.
Она мелко захихикала и добавила:
— Представляешь, какие у них будут рожи? Мне вдруг тоже стало смешно. Я молча встал и вышел следом за Кирой в коридор. Быстро, словно воры, мы похватали свою обувь, выскочили за дверь и понеслись вниз по лестнице, не дожидаясь лифта и едва сдерживая идиотский смех.
Пробежав пару этажей вниз, вызвали лифт. Когда он приехал, ввалились внутрь, тяжело дыша и бесконечно радуясь собственной проделке. Кира оказалась близко-близко ко мне, потом вдруг схватила за шею и, притянув к себе, жадно впилась в мои губы. Это был самый злой и агрессивный поцелуй в моей жизни.
— Предлагаю зажечь по-настоящему, — хрипло сказала она.
Потом отстранилась от меня и натянула черные кроссовки, которые дико контрастировали с ее платьем. Туфли она бросила в свою огромную заплечную сумку.
Мы выскочили из подъезда. Кира схватила меня за руку и потащила вдоль стены, показывая наверх:
— Еще заметят. А нам ведь это не нужно, правда?
Оказавшись на улице, она побежала к дороге и замахала рукой, тормозя машину.
— Слава богу, — выкрикивала она, — еще не все в этом городе превратились в зализанных фитнес-зомби. Есть места, где можно оторваться! Ты читал Чака Паланика? Я его обожаю! Он сказал, что самосовершенствование — это мастурбация. Саморазрушение — вот где настоящий кайф!
Следующие два дня прошли в угарном бреду. Я очнулся ранним утром в постели дома у Киры. Проснулся от ее диких раздраженных воплей.
— Черт! Я опаздываю! Как же я опаздываю! — орала она, носясь туда-сюда по комнате и хватая разбросанные на полу вещи. Заметив, что я проснулся, она бросила мне джинсы. — Поднимайся! Уже десять часов! У меня через полчаса эфир! У тебя есть деньги? Деньги есть?!
Я полез в карман джинсов, вытащил кошелек. Там было совершенно пусто. Даже мелочь отсутствовала. Потряс кошельком в воздухе, показал его Кире и упал обратно на подушку.
Она издала очередной вопль с нецензурной бранью и умчалась на кухню. Похоже, звонила кому-то.
Я с трудом перевернулся набок и приподнялся на локте, оглядываясь вокруг. Это была малогабаритная однокомнатная квартирка. Настолько грязная, что, казалось, здесь этой ночью был пожар. Повсюду валялись вещи вперемешку с грязными тарелками и пепельницами, полными окурков. На столе у окна громоздились пустые бутылки и… лежало два шприца.
События выходных медленно всплывали в памяти. Мы приехали в какой-то маленький клуб, устроенный где-то на окраине города в подвале продуктового магазина. Внутри было ужасно тесно, дымно и грохотала жуткая хаотичная музыка. Потом мы пили водку, а потом…
Я ничего не помнил. Посмотрел на свою руку и увидел несколько дырок в вене.
— Что ничего не помнишь? — усмехнулась Кира.
Она тяжело плюхнулась рядом,
— Нет, — я перевернулся на спину и прикрыл глаза рукой.
— Еще бы… — проворчала она. — Поздравь меня. Твоя Олеся только что турнула меня с работы. Все-таки она редкая… — Кира выругалась. — Не волнуйся, я ей не сказала, что ты здесь. Можешь наплести ей все, что вздумается.
— Что-то было? — спросил я, не глядя на Киру.
Она сунула руку под кровать. Поискала там что-то, нашла пачку «LМ», устало повертела ее в руках и вытащила сигарету зубами.
— Нет, — ответила Кира, чиркнув зажигалкой. — Сначала мы ужрались как свиньи, потом еще наширялись. Как не сдохли только, ума не приложу. Здоровье, видать, лошадиное. Ничто его не берет. На!
Она подняла с пола и бросила мне мобильный. На экране высветилась куча пропущенных вызовов и сообщений.
— Олесюля с ума сходила, — зло хихикнула Кира.
Действительно, все звонки были от Олеси. Я машинально стал читать сообщения, начиная с последнего;
«Где же ты? Я с ума схожу! Обзвонила все больницы, все морги! Где ты? Я мечусь по твоей квартире как тигр в клетке! Ушел, ничего не сказал! Мне уже все равно, с кем ты! Просто дай знать, что с тобой все в порядке!»
— Похоже, она две ночи не спала, — сказала Кира с едким злорадством. — Голосок у нее сейчас был почти как у нас с тобой. Ты бы ей позвонил, что ли? Она, поди, уж думает, что тебя и в живых нет.
Я отложил телефон. «Мне уже все равно, с кем ты! » Олеся по-прежнему считала меня чем-то вроде домашнего животного. Нет! Она не унизится до ревности к кому-то. Ни за что не слезет со своего пьедестала к простым смертным.
Усмешка сама собой коснулась моих губ. Я взял Киру за локоть и притянул к себе…
— Проверял? — как-то странно спросил Данила.
— Что проверял? — Павел непонимающе уставился на него.
— Проверял, насколько далеко можешь зайти, — тихо ответил Данила. — Проверял, насколько сильно она тебя любит, какую боль сможет выдержать… Эксперимент над человеком.
— Над Кирой? — Павел недоуменно поднял бровь.
— Нет, над Олесей.
Павел тихо расхохотался. Нет, это был не смех. Это был именно тихий хохот. Его сотрясали приступы злого, наигранно циничного, но в то же время бессильного, пустого, испуганного смеха.
Я вернулся к себе домой только к вечеру. В квартире — идеальная чистота и порядок. Похоже, Олеся, чтобы хоть как-то скоротать время томительного ожидания, устроила генеральную уборку.
— Гениально, — сказал я, глядя на ряд ослепительно чистых тарелок в сушилке.
Олеся строчила нервные SМS-ки и одновременно спокойно расчищала свою территорию . Блеск! До какой же степени «своим» она меня считает?
В замке повернулся ключ. Олеся, в измятом деловом костюме с огромным портфелем в руках, замерла на пороге.
— Господи, слава богу! — воскликнула она и бросилась ко мне.
Порывисто обняла.
— Где… где ты был? Я… я… — она заплакала. — Прости… прости…
Я вынул руки из карманов, погладил ее по голове и сказал с мягкой улыбкой:
— Вижу, ты убрала квартиру.
— Что? — она перестала плакать и подняла на меня удивленные глаза. — А, квартиру… Да… Просто не знала, чем себя занять.
— Так ехала бы домой, — таким же ровным, приторно сладким голосом продолжал я. — Убирала бы свою квартиру. Тебя кто-нибудь просил убирать у меня?
Олеся отступила назад и впервые за все время слегка нахмурилась.
— Когда же ты поймешь? — заговорил я. — Мне не надо от тебя никаких жертв! Не надо жертв, Олеся. Прекрати превращать меня в монстра! Ты же упиваешься своей ролью! Посмотри на себя!
Она отступила еще, потом устало села на табуретку у двери, закрыв уши руками.
— Где ты был? — спросила она тихо.
— Ты писала, что это не имеет значения, — сказал я, показывая телефон.
— Ладно, — она прислонилась к холодной стене. — Не хочешь — не говори. В самом деле, какая теперь разница…
— Я был у Киры.
Олеся даже не повернула головы.
— И что теперь? — спросила она. — Ты теперь с ней?
— Я что, по-твоему, эстафетная палочка, которую вы можете друг другу передавать? — мне стало гадко от того, как устроена ее голова, по какому чудовищному шаблону текут Олесины мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11