Мне вдруг стало ясно, что я должен сказать правду. Прямо сейчас. Потому что сегодня особенный день. Я не просто так оказался у этих дверей. Нет, эта встреча просто не может быть случайностью! Собрав все силы, я выдавил из себя:
— А я думал о тебе. Представляешь? Все гадал — где ты, с кем? Ты вышла замуж?
— Н-нет, — неуверенно ответила Олеся и тоже вдруг закашлялась, а потом добавила: — Знаешь, я тоже о тебе думала. Все хотела позвонить, узнать, как дела. Но оказалось, у меня твоего телефона нет. Всю квартиру перерыла, пока искала школьную записную книжку. Нашла, а твоего номера в ней нет…
— Ты влюбился? — спросил вдруг Данила. Павел повернул к нему голову и сказал, словно пробудившись от глубокого сна:
— В каком смысле?..
— А есть разные смыслы? — Данила пожал плечами и, не дожидаясь ответа, добавил: — Просто странно это выглядит. Ты ведь не влюбился, ты знал, что должен был влюбиться, и заставил себя это сделать. Понимаешь? Не влюбился, а заставил…
— Заставил? — Павел смотрел будто бы сквозь Данилу. — Нет, я не заставлял.
— Но ты искал чудо? Ждал, что случится что-то особенное?
— Да, — голос Павла дрогнул.
— Знаки — вещь хорошая, — грустно сказал Данила. — Но их нельзя искать. Они или есть, или их нет. Если есть — то не ошибешься, поймешь, что Жизнь дает тебе какое-то знание. А если их нет, то нельзя придумывать. Совпадения — часто только совпадения. Но если строить иллюзию, то получается, что ты и сам себя обманываешь, и других обманываешь. Нельзя. Потом будешь разочаровываться, винить. А кого винить, если ты сам все это выдумал?..
Данила подался корпусом чуть вперед, уперся локтями в колени и уронил лицо в ладони.
— Нет, неправда, — прошептал Павел, но в его голосе не было прежней уверенности.
— Павел, нельзя жить по придуманному сценарию, — тихо, почти неразборчиво произнес Данила. — Жизнь сложнее. Она непредсказуема. Бог дал человеку разум, но не вместо Себя. Понимаешь?.. Никакого интеллекта не хватит, чтобы сконструировать Жизнь. Да и нужно ли это делать? Не лучше ли позволить Ей — самой Жизни — войти в тебя, в твое существо, в твой мир?
— Это только теория, — сухо ответил Павел.
— Ты вот, — продолжал Данила, — про женщин говорил. Что они, мол, думают не о том, как жить , а о том, как устроить свою жизнь . Метко подметил. Молодец. Но ты посмотри на себя. Вместо того чтобы жить , ты только рассуждаешь о том, какая жизнь .
По лицу Павла скользнула усмешка.
— Думать — теперь не модно? — бросил он.
— Ты говоришь, — продолжал Данила, не реагируя на эти выпады, — что Олеся пытается жить «правильно», чтобы всем угодить. Тебя это раздражает. Хорошо. Ну а ты, Павел, ты сам? У тебя ведь просто другое «правильно». Тебе кажется, что надо этому миру сопротивляться. Это для тебя правильно . Протест индивидуальности. И я не говорю сейчас, что лучше, а что хуже. Я говорю о сути. Ведь это то же самое, знаки только разные — у нее «плюс», у тебя «минус». А поэтому поступки Олеси не делают людям больно, а твои — делают.
— И что с того? — огрызнулся Павел. Данила поднял на него глаза — тяжелый, усталый взгляд.
— А то… — весомо сказал Данила. — Ты ее обманывал.
— Кого?!
— Олесю.
— Как?!
— Тем, что выдавал желаемое за действительное, — уверенно сказал Данила. — Тем, что вместо живой, искренней любви предложил ей искусственную, муляж. Ты и вправду думаешь, что ты ее любил по-настоящему, сердцем?
Павел замер, он смотрел на Данилу, не зная, что ответить и как реагировать. Данила попал в самую точку. Не в точку даже, а в сердцевину, в самую суть. Он сказал Павлу правду, страшную правду — Павел обманывал. Он обманывал и себя, и, что самое страшное, ее — ту женщину, которая его полюбила, полюбила по-настоящему, несмотря ни на что. Полюбила так, как он не смог.
— Нет, — упрямо сказал Павел, почти не разжимая рта. — Я любил ее. Любил. И она это знала. Но она меня не любила, нет. Я доскажу.
Было лето. Мы гуляли в городском парке. Олеся шла медленно, внимательно глядя себе под ноги, словно цапля, высматривающая в болоте лягушек. И тогда я решил рискнуть. Я решил сказать ей главное. Если сейчас она ответит «нет» — то для меня это ничего не изменит. Но я буду знать, что пытался, что преодолел свой страх.
Тот, кто любит, всегда в выигрышном положении. У него нет выбора — любить или нет. Он в согласии со своими чувствами. Надо только победить свой страх.
— Я тебя люблю, — сказал я тихо.
Она посмотрела на меня странно, но без удивления, и ответила:
— Я знаю, — прозвучало просто и даже буднично. — Я всегда это знала. Ждала, что ты скажешь, но ты не говорил. Я уж решила, что все себе придумала, нафантазировала, а потом поняла, что ты не можешь не любить, что тебе это нужно.
Олеся сказала это так спокойно, так естественно и так нежно, что у меня сердце в груди зашлось.
— И мне не важно, как ты меня любишь, — Добавила вдруг она. — Просто мне очень хочется, чтобы ты меня любил.
И этим она разрушила все. Она сказала это так, словно бы в моей любви есть какой-то изъян. Но ведь это неправда! Нет, это в ее, в ее любви был изъян! И с каждым днем наших отношений, с каждым днем он становился все очевиднее, все яснее!
Стоило мне хоть на минуту задуматься, уйти себя, как Олеся тут же с тревогой спрашивала:
— Ты меня любишь?
Это повторялось постоянно, и я постоянно говорил ей — да, люблю. И то, что она красивая, и что мне с ней интересно, и что я не хочу быть ни с кем, кроме нее. Я все это ей говорил! Но в женщинах странным образом сочетаются ужасная самоуверенность и столь же скромный, неизлечимый комплекс неполноценности.
Однажды мы ходили в кино. Это был фильм моей любимой актрисой.
— Лучше ее быть не может, — сказал я, когда мы вышли из кинотеатра. — Я ее обожаю. У меня есть все фильмы с ее участием,
Олеся как-то странно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Весь вечер она была грустной. Когда мы пришли домой, долго смотрела на себя в зеркало в прихожей и наконец произнесла с отчаяньем:
— Я такая толстая, неуклюжая, неизящная! Ненавижу свое тело! Я уже несколько лет давлюсь кефиром и овощными салатами, а все равно остаюсь коровой. И все эти мучения только ради того, чтобы не быть совсем уродиной…
Я подошел к ней сзади и обнял.
— С ума сошла? Ты самая красивая женщина в мире!
Она глубоко вздохнула и посмотрела на меня с печальной улыбкой.
— Спасибо, что ты поддерживаешь меня и говоришь, что я красивая, хоть на самом деле так и не считаешь.
— Ух ты! — я удивленно приподнял брови. — С каких это пор тебе лучше меня известно, что я думаю?
— Я очень ценю, что ты не хочешь меня расстраивать, — Олеся с упоением продолжала заниматься самобичеванием. — Но ведь это правда — я совсем не красивая. Просто ты меня любишь… Знаешь, ты необыкновенный. Обычно мужчины относятся к женщинам по-другому. Они любят не женщин, а чувство превосходства, которое те способны им дать. Мол, вот я какой, раз у меня такая женщина. А ты — нет…
Олеся вдруг порывисто обняла меня и принялась целовать.
— Спасибо тебе, спасибо, что ты есть! Если бы ты знал, как долго я тебя ждала! Как долго я тебя ждала! Пожалуйста, люби меня! Мне так нужно, чтобы меня хоть кто-то любил! До тебя я была как мертвая! А с тобой все по-другому! Я словно бы ожила! Не могу без тебя! Не хочу без тебя! Если ты меня когда-нибудь разлюбишь — я умру!..
— Да что ты такое говоришь? — удивился я. — Я здесь, я с тобой. Я буду с тобой, пока ты этого хочешь. И даже если решишь уйти от меня, я все равно буду тебя любить.
— Ничего не говори, — она зажала мне рот ладонью. — Не смей говорить об этом. Не смей даже думать обо мне так. Я люблю тебя ! Тебя одного. Навсегда. Это навсегда-навсегда . Понимаешь? Мне самой страшно, как сильно я тебя люблю! Ведь все вокруг говорят, что любви нет. Что это все гормоны, влечение, иллюзии… А я в это никогда не верила, хоть и делала вид, что верю. И мне было страшно всегда, что я в кого-нибудь так влюблюсь. Потому что понимала — если полюблю, то навсегда. На всю жизнь, и обратного пути не будет… Я и сейчас как над пропастью стою, понимаешь? А ты мне вдруг так просто мимоходом говоришь, что какую-то женщину обожаешь и она «лучше всех»…
Я отстранился, взял Олесю за плечи и посмотрел ей в глаза. Я хотел убедиться, что она не шутит. Она не шутила.
— Олеся! Ты серьезно? Ты плачешь, потому что мне актриса нравится?
— Она покраснела — растрепанная, с красными от слез глазами. И капли на длинных черных ресницах… Я задохнулся от нежности и любви. Прижал ее к себе и тихонько рассмеялся.
— Олеся, какая же ты смешная! Какая же ты… — я не мог подобрать слова. — Какая же ты глупая! Господи! А я то думаю, что случилось? Боже мой! Ну хочешь, я все кассеты с ней выброшу и больше никогда в жизни не пойду ни на один фильм с ее участием?
Она пыталась сохранить серьезность, но против своей воли начала улыбаться.
— Хочу, — вдруг хмыкнула она и тоже засмеялась.
Я почти бегом бросился в гостиную, выгреб с полок все кассеты — и на кухню, чтобы бросить их в мусорное ведро. Олеся схватила меня за рукав:
— Стой! Ты что, серьезно? Сумасшедший!..
А сама смеялась от счастья. И я смеялся.
— Миленькая, чудная сцена, правда? — зло спросил Павел, буквально проткнув Данилу взглядом.
— Тебя выводила из себя ее радость? — спокойно, без обиняков ответил он.
— А ты не понимаешь?! — рассвирепел Павел. — Не понимаешь?! Не видишь, что она сделала?!
— А что она сделала? — сказал Данила, но это не прозвучало как вопрос. Данила словно бы предупреждал Павла, просил — не нападай, прояви достоинство, мужество, благородство. Не нападай…
— Она же меня заставила, вынудила! — вскричал гневно Павел. — Я сделал то, что она хотела. Ей нужен был момент этого триумфа! Ее триумфа! Она хотела почувствовать себя хозяйкой, властительницей моих желаний! В этом вся женская сущность — абсолютный эгоцентризм. Никто не имеет права стоять с ними рядом на пьедестале, никто! И вот Олеся даже эту актрису — фикцию, тень, пустую грезу — столкнула со своего пьедестала, выпихнула, победила! Победила! И наплевать на меня, на мои чувства, на мои вкусы и интересы. На все наплевать! Она победила голливудскую звезду! Один:ноль в ее пользу. Блеск!
— Прекрати, — спокойно сказал Данила. — Не унижайся.
— Я унижаюсь?! — Павел даже брызнул слюной. — Я?!! Она вывернула мне руки, а я и не заметил этого. Изящно, красиво, без ультиматума и применения силы. Я только потом понял, потом! Ей недостаточно было слышать от меня, что она лучшая, любимая, самая-самая, она хотела большего, она хотела, чтобы я еще и отрекся, и поклялся, и зарекся. Потрясающая игра! И ведь она добилась всего, всего, чего хотела! Теперь, что бы я ни сделал, — я предатель: посмотрел на другую женщину — предатель, подумал о другой женщине — предатель, просто оценил другую женщину по достоинству — предатель и враг! А она — жертва, несчастная жертва! Тьфу! Ненавижу!
Павла трясло, словно в стиральной машине в режиме сушки.
— Так об этой воле ты говорил… — мрачно сказал Данила. — Такая воля тебе нужна?
— Да! Да! Да! — заорал Павел. — Мне нужна абсолютная свобода! Сила свободы! Никто не имеет прав на меня! Никто, кроме меня самого! И я ненавижу этот мир, который вынуждает меня играть по его правилам. А Олеся… Она просто открыла мне глаза. Она стала в моей жизни реальным, осязаемым воплощением этой двуличности, этой подлости, этой великой лжи мира. Она поймала меня в ловушку. Она мастерски разыграла эту пьесу — милая, несчастная жертва. Расплакаться можно! А я — тиран, деспот, жестокое чудовище, подлец…
— Только ты опускаешь одну существенную деталь… — оборвал его Данила. — Тебе понравилась эта роль.
— Ха! — раздраженно крикнул Павел. — Она меня заставила! Она! Ведь я живой! Живой! Я не кукла на веревочках! Даже если крысу загнать в угол, она нападает. Когда тебе некуда бежать, когда все пути закрыты, ты нападаешь! Она связала меня по рукам и ногам своей лживой любовью, она хотела владеть мною! А мною владеть нельзя! Запрещается! И я стал нападать. Да! Потому что только в этот момент и можно почувствовать себя человеком — вершителем своей судьбы, свободным и счастливым !
— На чужих костях, — добавил Данила и опустил голову, не понимая, как возможно, чтобы человек так думал, не имея сил видеть это унижение, эту непомерную душевную слабость.
— Нет, ты просто многого еще не знаешь, — прошипел Павел. — Вот слушай…
В самом начале нашего знакомства мы еще умели подолгу разговаривать. Вернее, я говорил, а Олеся слушала. Изредка она задавала уточняющие вопросы, но больше слушала. Я ей рассказывал обо всем. Совершенно! Обо всем, чем раньше не говорил ни одному человеку, доверял ей свои самые сокровенные мысли и душевные тайны. Ей одной я рассказал о вечере, что предшествовал дню нашей встречи, о своем пари с Богом.
И вот однажды был такой разговор.
— Мир устроен неправильно, — сказал я Олесе. — В нем всего слишком много. Поэтому люди уже не могут довольствоваться простыми вещами. Им нужны супервещи, и желательно с бонусом. Сегодня я шел мимо метро и увидел женщину. Она продавала цветы. И ей было недостаточно их естественной красоты. Ей не хватало дивной красоты свежих, нежных роз. Она посыпала их блестками. Понимаешь? Она пыталась улучшить даже то, что и так совершенно! Это болезнь нашего мира…
Олеся слушала меня лежа на боку, прижавшись ко мне всем телом и подперев голову рукой.
Ее серые внимательные глаза были серьезны, но я всегда чувствовал — она думает о чем-то своем.
Я повернул голову и провел ладонью по ее щеке.
— Я тебя люблю, — в который раз сказал я.
— Я тоже, — ответила Олеся.
И все бы ничего, но она смотрела в этот момент поверх меня. Она сказала это буднично, просто, между делом. Как сказала бы: «Едешь за сигаретами? Слушай, купи булку». Я признался ей в любви, а она ответила мне на автомате, машинально, как робот, в которого заложена программа: «На слова „Я тебя люблю“ необходимо ответить: „Я тоже"“.
Иллюзия начала рассеиваться. Вероятно, все то же самое случалось и раньше, но я просто был слишком влюблен, чтобы заметить подобные тонкости и нюансы.
И тут только я начал понимать, как глубоко схватил наживку и как крепко увяз в этих отношениях. Я вспомнил слова Олеси: «Если ты меня когда-нибудь разлюбишь — я умру!» Да, она взвалила на меня весь груз ответственности. Теперь, что бы она ни сделала, как бы ни повела себя, я автоматически становился виноватым, а главное — я теперь был несвободным, как лежачий больной.
Через пару дней я поехал на собеседование по поводу работы. Дорога была жуткой. Лил дождь, автобуса не было, переполненные маршрутные такси летели мимо. Мне пришлось идти пешком. Я промок до нитки, опоздал.
Девушка, менеджер по персоналу, похожая на холеного грызуна, смерила меня долгим презрительным взглядом. На ней была кофточка с огромным декольте. Такие женщины вызывают у меня жалость и презрение. Им хочется, чтобы их желали, чтобы испытывали к ним вожделение. И все только ради того, чтобы отвечать «нет». Ведь тот, кто говорит «нет», у того и власть над ситуацией.
«Грызун» молча протянула мне пачку бумаг. Это были какие-то тесты.
— Зачем это? — спросил я. — Это что, как-то покажет, какой я водитель? Или здесь вопросы по правилам дорожного движения?
Девушка уставилась на меня так, будто я вонял.
— Сначала нам бы хотелось узнать о вас побольше в общечеловеческом плане, — сказала она, натужно кривя рот.
— И вы надеетесь, что получится? — усмехнулся я. — Ладно…
— Знаете что, — девушка приложила руку к виску, изображая неловкость, — я только что вспомнила… Эта вакансия уже закрыта. Как-то совсем вылетело из головы. Пора в отпуск. Извините, что зря вас побеспокоили.
Я не собирался играть с ней в вежливость. Мы оба знали, что она лжет, и оба понимали почему.
— Вранье, — спокойно ответил я. — Вы решили наказать меня за то, что не бросился целовать вам задницу.
Она вытаращилась на меня, замерла и нервно захлопала глазами.
— Вы не можете брать взяток с тех, кто хочет получить работу, поэтому требуете раболепства, — продолжил я, не отводя глаз. — Вам нужно, чтобы вас упрашивали, чтобы перед вами унижались. А знаете, зачем вам это надо? Потому что вы сами в глубине души знаете, что вы ничтожество и что вас никто не любит. А поэтому вам нужно постоянно слышать от других людей что-то, что позволит вам выстроить свой самообман. Когда у человека ничего нет за душой, он постоянно самоутверждается, ищет доказательств своей значимости. И, кстати, зачем вам это декольте? Думаете, мужчины польстятся на вашу грудь? Зря надеетесь. Любому ясно, что без подпорки в виде вот этого торчащего бюстгальтера вся эта «красота» провиснет вниз до самого пупка, как коровье вымя.
Сказав это, в моих словах не было ни слова неправды, я повернулся и ушел.
А она так и смотрела мне вслед круглыми злыми глазами. Она готова была разреветься, потому что ей просто нечего было возразить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11