в Петербурге в „Башне“ Вячеслава Иванова они длились нормально до шести часов утра, но были более определенными, литературно-эстетическими. Но что следовало из этих разговоров? Они велись изо дня в день непрерывно, пока кто-нибудь из учеников не выдерживал и не начинал бунтовать, впадая в истерику, — такой тотчас отправлялся друзьями в деревню на поправку».В 1910 году Минцлова неожиданно исчезает из поля зрения «братьев», оставив Андрею Белому аметистовое кольцо, по которому его должны были найти посланцы «братства». В 1912 году Андрей Белый увлекается антропософией и становится учеником и последователем Рудольфа Штейнера. Вместе со своей тогдашней женой Асей Тургеневой он покидает Россию и уезжает в Швейцарию, чтобы слушать лекции Учителя и принять участие в строительстве антропософского храма в Дорнахе («Иоанново здание»). * * * К этому времени в Петербурге и Москве уже вовсю действовала новая масонская организация — «Религиозно-философское общество» (РФО). Возникло оно в 1907 году и состояло в основном из последователей учения Владимира Соловьева и так называемых «обновленцев», требовавших «обновления» и реформирования Православной Церкви в духе времени, а то и вовсе замены ее учения неким «новым религиозным сознанием». Результатом этой кипучей деятельности «реформаторов» было резкое усиление нападок либеральной прессы на православное духовенство. Само же Общество быстро превратилось во враждебный всему русскому центр масонства.Кого только не было на его собраниях — богоискатели, вла-димиросоловьевцы, раскаявшиеся декаденты, отважно либеральничающие священники, соборные анархисты, эсдеки, а также оккультисты всех мастей, теософы и антропософы. Само собой разумеется, студенты, курсистки, взыскующие Града Господня и просто ищущие.Председательствовал на заседаниях петербургского отделения Общества профессор Санкт-Петербургской духовной академии масон Антон Владимирович Карташев. Среди наиболее активных членов РФО — масоны Д. С. Мережковский, Зинаида Гиппиус, Петр Струве, Александр Мейер, Д. В. Философов, Евгений Аничков и целый сонм сливок петербургской масонствующей интеллигенции.Духовным и организационным предтечей Общества явились уже упоминавшиеся выше Религиозно-философские собрания 1901 — 1903 годов. Вот какое впечатление произвели они на только что возвратившегося в январе 1903 года из Парижа М. А. Волошина.«Петербург и русская жизнь меня поразили, — пишет он в своих воспоминаниях. — Читался доклад В. В. Розанова на тему о возможности творчества в области церковных догматов. Читал доклад не Розанов, который никогда публично не говорил, а читал Мережковский по его рукописи. Нервный, женский и высокий голос Мережковского, трагический шишковатый лоб В. В. Розанова, который он молча и нервно охватывал властными пальцами, прикрывая глаза; бледные испитые лица петербургских литераторов, вперемешку с черными клобуками монахов; огромные седые бороды и живописные головы священников, лиловые и коричневые рясы; острый трепет веры и ненависти… над собранием. Это рождало смутные представления о раскольничьем соборе XVII века». Неудивительно поэтому, что в том же году собрания были закрыты. Однако идея их не умерла, воплотившись в заседания «Религиозно-философского общества».Возглавлял петербургское отделение Общества с 1912 года Вячеслав Иванов, которого сменил в 1917 году А. В. Карташев. Секретарем была Ксения Половцева. «Мятежный дух» в Обществе постоянно поддерживала уже упоминавшаяся нами Зинаида Гиппиус — «святая дева с ликом бляди» (С. Соловьев), в отношении которой современники расходились, пожалуй, только в одном: гермафродит она или только лесбиянка.Во главе московского отделения Религиозно-философского общества стояли: Г. А. Рачинский (председатель), Андрей Белый, В. А. Свенцицкий, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Е. Н. Трубецкой. Церковное течение в софианстве представлял Сергей Булгаков. Наиболее же радикальная часть Общества группировалась вокруг В. П. Свенцицкого и его «Христианского братства борьбы» (1905), пытавшегося вести революционную работу под флагом христианских идей.Результатом оголтелой проповеди «внецерковного религиозного революционаризма» стал очевидный накануне 1917 года раскол среди членов Общества. Еще в 1914 году в знак протеста против исключения В. В. Розанова вынуждены были покинуть его ряды С. А. Аскольдов (Алексеев) и П. Б. Струве. И уж совсем нетерпимое положение сложилось в петербургском Религиозно-философском обществе после «победоносного февраля», когда потерявшие всякое чувство меры «леваки» (А. А. Мейер, К. А. Половцева) попытались организовывать религиозные митинги на животрепещущие по тем временам темы: социализм и религия, Бог и наука, церковь и государство, революция сознания, религия и революция. Не менее любопытен и состав предполагаемых участников «народных митингов»: А. Ф. Керенский, Б. В. Савинков, А. В. Карташев, А. А. Мейер, Н. Д. Соколов, В. П. Соколов, Н. О. Лососий, Г. В. Плеханов.Неудивительно поэтому, что деятели РФО не только не испугались «Великого Октября», но, напротив, основав (ноябрь 1919 года) в Петрограде так называемую «Вольную философскую ассоциацию» (Вольфила), можно сказать, удвоили свои силы в борьбе против ортодоксального православия и традиционных ценностей русского народа. В октябре 1921 года было открыто и московское отделение Вольфилы. Однако должного взаимопонимания с большевиками они не нашли, и в 1922 году многие активные деятели Вольфилы и Религиозно-философского общества были высланы из страны на «философском пароходе».Антигосударственный, антиправославный, антирусский пафос «сливок» российской интеллигенции предреволюционного времени далеко не случаен. Корни его — в специфике исторического развития России и характере ее европеизации. Однако если до середины XIX века идеи скептицизма и неверия были характерны главным образом для аристократических кругов, то уже в 1860-е годы в связи с отменой крепостного права и быстрой капитализацией страны положение коренным образом меняется и болезнетворный вирус нигилизма все больше и больше начинает овладевать массами, практически беспрепятственно проникая в самую толщу народного сознания. Русская интеллигенция хотя и была создана Петром Великим, но настоящим духовным отцом ее был, несомненно, «неистовый» Виссарион Белинский. Да и само пущенное в широкий оборот с легкой руки популярного романиста Петра Боборыкина слово «интеллигенция» обозначало первоначально не всех, а только так называемых «передовых», «прогрессивно» мыслящих людей умственного труда, если и не преданных, то уж во всяком случае сочувствующих идеалам революции и освободительного движения.«История русской революции, — отмечал в этой связи В. Ф. .Иванов в книге „От Петра I до наших дней. Русская интеллигенция и масонство“, — есть история передовой либерально-радикальной социалистической интеллигенции. История либеральной радикально-социалистической интеллигенции есть по преимуществу история масонства». Важно иметь в виду, что речь здесь идет не о всей, а только о либерально-радикальной интеллигенции. Ее и русской назвать-то по сути нельзя, настолько чужда была она своему народу.«Мы люди без Отечества, нет — хуже, чем без Отечества. Мы люди, у которых Отечество — призрак», — писал «прогрессивно» мыслящий русский интеллигент Виссарион Белинский. «Мы не люди, а калеки, — вторил ему в „Вехах“ М. О. Гершен-зон, — сонмище больных, изолированных в родной стране, — вот что такое русская интеллигенция». «Весь XIX век, — констатировал Николай Бердяев, — интеллигенция борется с империей, исповедует безгосударственный безвластный идеал, создает крайние формы анархической идеологии». Антинациональный, антигосударственный характер мировоззрения, непримиримость, даже ненависть ко всему русскому, православному и преклонение перед Западом всегда являлось отличительной особенностью этого сорта людей.«Безбожие было самой опасной болезнью не только моего поколения, но и тех, кто пришел после меня. Так же было и с патриотизмом. Это слово произносилось не иначе, как с улыбочкой. Прослыть патриотом было просто смешно. И очень невыгодно. Патриотизм считался монополией монархистов, а все, что было близко к самодержавию, полагалось отвергать, поносить», — вспоминала позже об этом времени А. Тырко-ва-Вильямс."Нас звали к борьбе с дворянством, которое было разгромлено постепенно реформами Николая I, Александра II, Александра III и Николая II, — отмечал Иван Солоневич, — с дворянством, которое и без нас доживало свои последние дни, и нам систематически закрывали глаза на русских бесштанников и немецких философов, которые образовывали нас и «чекой» и «гестапой». Нас звали к борьбе с русским империализмом — в пользу германского и японского и к борьбе с клерикализмом, которая привела к воинствующим безбожникам, к борьбе с русским самодержавием, на место которого стал <…> азиатский деспотизм. Нас учили оплевывать все свое, и нас учили лизать все пятки всех Европ — стран святых чудес.Из этих стран на нас перли: шведское дворянство, польская шляхта, французские якобинцы, немецкие расисты, приперло и дворянское крепостное право, и советское. А кто припрет еще? Какие еще отрепья и лохмотья подберут наши ученые старьевщики в мусорных кучах окончательно разлагающегося полуострова? Какие новые «измы» предложат они нам, наследникам одиннадцативековой стройки?"Даже далекий от русской национальной идеи кадет и масон академик В. И. Вернадский — и тот вынужден был отметить «безразличие» русской интеллигенции к одному из «величайших проявлений духовной жизни человечества — религиозной жизни» и отсутствие у нее какой-либо связи с государством. «Русская интеллигенция, — писал он в своем дневнике, — не была связана с государством, не ценила государственности, не понимала и не ценила великого блага — большого государства».Трагедия русской интеллигенции состояла в том, что, увлеченная масонской проповедью равенства и братства народов и приоритета общечеловеческих ценностей, она либо попадала в конце концов в тенета мистицизма, теософии и каббалистики (розенкрейцерство, мартинизм), либо, что было еще хуже, — в беззастенчивые руки бесстыдных политиков так называемого «кадетского масонства» начала XX века. И то и другое было страшно далеко от нужд и интересов народа и самой интеллигенции.Нет поэтому никаких оснований рассматривать, как это делают некоторые близкие к масонским кругам авторы, историю «вольного каменщичества» в России как демократическую, прогрессивную струю в русской культуре, русском общественном движении. И напрасно ссылаются адвокаты масонства на имена Н. И. Новикова, А. Н. Радищева, А. С. Грибоедова, А. С. Пушкина, П. А. Чаадаева и других выдающихся деятелей русской культуры, указывая на их принадлежность к братству «вольных каменщиков» как бесспорный, с их точки зрения, аргумент в пользу «прогрессивности» ордена. На самом деле принадлежность к масонству и увлечение мистицизмом лишь тормозили раскрытие творческого потенциала этих людей, и если им удалось оставить крупный след в русской культуре, то не благодаря, а вопреки «братству». Деятели русской культуры становились масонами, восприняв внешнюю сторону их деклараций, привлеченные заявлениями о стремлении к «усовершенствованию рода человеческого». Но как только им становились понятны истинные цели масонства, они — и Карамзин, и Пушкин, и многие другие — покидали ложи, чтобы никогда туда не возвращаться.«Рабства враг А. Н. Радищев стоял бы не так одиноко на рубеже XIX века, если бы дебри розенкрейцерских премудростей не увлекли за собой таких выдающихся для своего времени людей, каким был Н. И. Новиков», — писал в этой связи историк С. П. Мельгунов. А ведь С. П. Мельгунова, который сам был близок к масонам (правда, политическим), в необъективности не обвинишь. Тем большую значимость приобретает его мысль о том, что вопреки широко распространенному мнению «русские масоны отнюдь не были передовыми борцами за культуру и новые общественные идеалы». Еще в меньшей степени как о передовых борцах за культуру и новые общественные идеалы мы можем говорить о «политическом» или «кадетском масонстве» начала XX века.Как бы то ни было, масонская идеология в начале XX века пустила настолько глубокие корни в среде российской интеллигенции, что даже знаменитый большевистский террор 1920-х годов оказался не в состоянии сразу уничтожить ее быстрорастущую поросль. На сегодняшний день известно по крайней мере девять тайных масонских или полумасонских организаций, действовавших в 1920-е годы в СССР: «Единое трудовое братство», «Орден мартинистов», «Орден Святого Грааля», «Русское автономное масонство», «Воскресенье», «Братство истинного служения», «Орден Света», «Орден Духа», «Орден тамплиеров и розенкрейцеров». Шесть первых из них располагались в Ленинграде. «Орден Света» объединял в своих рядах московских «братьев и сестер».Тесно связанные с московским «Орденом Света», «Орден Духа» и «Орден тамплиеров и розенкрейцеров» располагались соответственно в Нижнем Новгороде и Сочи. Дочерними ложами «Русского автономного масонства» были ложа «Гармония» в Москве и «Рыцари пылающего голубя» в Тбилиси. * * * Крупнейшей оккультной организацией 1920-х годов в Ленинграде был «Орден мартинистов», представлявший собой ветвь одноименного французского ордена. (О его дореволюционной истории рассказывалось выше.)В основе учения мартинистов лежит оккультизм — особое направление религиозно-философской мысли, стремящееся к познанию божества интуитивным путем, путем психических переживаний, связанных с проникновением в потусторонний мир и общением с его сущностями. В отличие от своих «братьев» из «Великих Востоков» Франции, Италии и «Великого востока народов России» (А. Ф. Керенский и К°), преследовавших чисто политические цели, мартинизм ориентирует своих членов на внутреннюю духовную работу над самим собой, своим собственным моральным и интеллектуальным совершенствованием.Это позволяет отнести мартинистов к особой, т. н. духовной или эзотерической ветви Мирового братства. Отличительным знаком русских мартинистов являлся круг с шестиконечной звездой внутри, основные цвета: белый (ленты) и красный (плащи и маски). Посвящения производились по примеру масонских с несколько упрощенным ритуалом. В 1918 — 1921 годах лекции по Зогаре (часть Каббалы) читал Г. О. Мёбес, по истории религии, с ярко выраженным антихристианским уклоном, — его жена Мария Нестерова (Эрлангер). С историей масонства слушателей знакомил Борис Астромов. Помимо чисто теоретических занятий в «школе» велась и практическая работа по развитию у ее членов цепи способностей к телепатии и психометрии.Всего нам известны имена 43 человек, прошедших «школу» Мёбеса в 1918 — 1925 годах, в том числе известный военный историк Г. С. Габаев и поэт Владимир Пяст. Однако в целом состав ордена был вполне зауряден: юристы, бухгалтеры, студенты, домохозяйки, несостоявшиеся художники и журналисты — одним словом, рядовая, разочаровавшаяся в жизни и ударившаяся в мистику русская интеллигенция.Неприглядную роль в судьбе ленинградских мартинистов сыграл Борис Викторович Астромов-Ватсон [Ватсон — это артистический псевдоним Б. В. Кириченко. Дело в том, что в начале 1920-х годов он окончил кинотехникум. Это дало ему возможность принять участие в съемках кинофильмов тех лет: «Красный партизан», «Чудотворец», «Скорбь бесконечная»] (наст, фамилия Кириченко), о котором уже шла речь в начале очерка. Выходец из обедневшей дворянской семьи, он уезжает в 1905 году в Италию, где поступает на юридический факультет Туринского университета. Здесь он становится учеником знаменитого криминалиста масона Чезаре Ломброзо. В 1909 году состоялось его посвящение в Братство (ложа «Авзония», принадлежащая к «Великому Востоку Италии»). В 1910 году Астромов возвратился в Россию, но в работе русских масонских лож, по его словам, участия не принимал. Посвящение его в «Орден мартинистов» состоялось только в 1918 году после знакомства с Мё-бесом. В 1919 году тот назначает Астромова генеральным секретарем ордена.Трения, возникшие между ними, приводят к тому, что в 1921 году Астромов вынужден был уйти из ордена. Казалось бы, пути незадачливого генсека и мартинистов навсегда разошлись. Однако оказалось, что это далеко не так. В мае 1925 года Астромов неожиданно появляется в приемной ОГПУ в Москве и предлагает свои услуги по освещению масонства в стране в обмен на разрешение покинуть СССР. Разрешения на эмиграцию он не получил, зато его предложение по освещению масонства в СССР заинтересовало чекистов, тем более что, как оказалось, они следили за ним еще с 1922 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83