А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

С ним Рерих познакомился до революции во время отделки и росписи буддийского храма в Санкт-Петербурге. Второй — народный комиссар иностранных дел Чичерин, известный Рериху еще по университету, главный генератор тибетских интриг.Пораженный всезнанием и болтливостью Блюмкина, Рерих снова записал в дневнике: «Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать, как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклами разных цветов. Еще раз поражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия, как корнями, пронизана этой странствующей организацией». Вот так, удивляясь и восхищаясь своим «ламой», вожди экспедиции дошли до китайской границы и 3 октября уже держали курс на Хотан.Пройдя с экспедицией Западный Китай, Блюмкин прибыл в Москву в июне 1926 года. Именно Яков, по воспоминаниям Розонель Луначарской, привел Николая Константиновича в гости к наркому просвещения. Она рассказывала потом, как "сРерихом было интересно и одновременно жутко, как сидел у них в гостиной этот недобрый колдун с длинной седой бородой, слегка раскосый, похожий на неподвижного китайского мандарина".Когда 13 июня 1926 года Рерих приехал в Москву, он в тот же день встретился с Бокием. Разговор их был о Шамбале, под которой подразумевался Западный Тибет. Бокий познакомил художника с результатами опытов Барченко. Кроме того, во время своего пребывания в Москве Рерих посещал Ягоду, а также Трилиссера, который консультировался у художника по поводу выдвигавшейся Барченко теории Шамбалы, а также дальнейших планов в связи с религиозно-политическим центром.Связь «Единого трудового братства» с Рерихом не прерывалась. В 1927 году член братства Королев, отправленный в командировку в Ургу, в письме к Александру Васильевичу делился своими соображениями по поводу пересылки сочинения Рериха «Община»: «Книгу Рериха задержал с отправкой, потому что перед самой отправкой ее выяснил, что почтой посылать ее рискованно, как заграниздание, да еще такого содержания, и что она, вероятнее всего, сгниет в дебрях политконтроля. Тогда я решил ждать удобного случая, чтобы послать вам книгу через Бокия».Само «ЕТБ» было просоветским и главной своей задачей считало активизацию политики СССР на Востоке.Впрочем, прошедшего по дорогам Азии Блюмкина беспокоила и судьба экспедиции Барченко. Ситуация с ней выглядела печально. Пока был жив Дзержинский, жила и идея экспедиции в Шамбалу. После интриги Трилиссера, Ягоды и Чичерина летом 1925 года Феликс Эдмундович повел активную атаку против заговора зампредов. Дзержинский заявил Бокию, что уж в этом году экспедиция состоится во что бы то ни стало. Так бы оно и случилось, но 20 июля 1926 года после выступления на пленуме ЦК «железный Феликс» скончался от инфаркта. Такой исход событий похоронил надежды начальника Спецотдела. И хотя место главы ОГПУ занял нейтральный Менжинский — он был фигурой мягкой, внушаемой и не посвященной в тайны экспедиции. Истинную власть узурпировали зампреды, ярые противники этого предприятия.После некоторых размышлений и попыток пробить экспедицию в новых условиях начальник Спецотдела сообщил Барченко, что, по всей видимости, теперь от их идеи действительно придется отказаться, но что он смог бы профинансировать любую экспедицию ученого в переделах СССР. Например, на Алтай, в интересующие Александра Васильевича районы. Бар-ченко в самом деле влекли те секретные трассы, которыми, по словам патриарха голбешников Никитина, пользовался он и его монахи, пробираясь к таинственной территории. Эта экспедиция состоялась летом. Помимо общих сведений о тайной «тропе голбешников» Барченко успел познакомиться с несколькими местными алтайскими колдунами. Они поразили его своими магическими возможностями, связанными с воздействием на погоду и практикой гипнотических состояний. Экспедиция была кратковременной, и скоро Барченко вернулся в Москву. О своих наблюдениях и находках он рассказал членам «Единого трудового братства» — Бокию и Москвину. С их ведома и при их поддержке он выехал для встречи с ленинградским отделением «ЕТБ».В Ленинграде его ждало экстраординарное событие: на квартиру к члену братства Кондиайну, где остановился Александр Васильевич, неожиданно явились Рикс, Отто и прибывший из столицы Блюмкин. Яков был в состоянии бешенства. Он кричал Барченко, что тот не имеет права разъезжать по стране и предпринимать экспедиции на Восток без его, Блюмкина, санкции, что Барченко должен всецело и полностью в своей исследовательской работе подчиняться его контролю, иначе он пустит его «в мясорубку». «Его» — значило не только Барченко, но его жену и детей. «И помни, — истерично орал Блюмкин, — нам ничего не стоит уничтожить тебя. И если ты рассчитываешь на покровительство Бокия, то зря. И он и Агранов уже в наших руках. Благодаря тому, что мы знаем об их связях с масонами с дореволюционных времен, мы имеем силу воздействовать на них. Потому что, если эта информация всплывет где-то наверху, им — конец». Но пока что Бокий мог пригодиться Блюмкину, Риксу, Отто и «еще кое-кому». Главная ценность начальника Спецотдела заключалась, по мнению Блюмкина, только в том, что у того есть «Черная книга», «где собраны компрометирующие материалы на руководящих работников», и это «дает им в руки неограниченную возможность». Суперагент почему-то считал, что Бокий отдаст им «Черную книгу» в момент "X". Глеб Иванович, действительно, в силу специфики своего положения и по прямому указанию Ленина собирал материалы обо всех высших советских чиновниках — их личная жизнь так же была государственной тайной, и тайна эта хранилась на одной из полок Спецотдела. Именно об этой «Черной книге» и упомянет Барченко на допросе в НКВД летом 1937 года.В конце же 1927 года «ЕТБ» предприняло попытку установить контакт с Гурджиевым. Для этой цели Барченко составил от имени своего тайного общества специальное послание. Его должен был передать мистику Блюмкин, о чем стало заранее известно Бокию. Однако Блюмкину не удалось этого сделать.В то время как раз начиналась операция, связанная с поез-ками на Запад и Ближний Восток. Под видом торговой фирмы Блюмкин создал нелегальную резидентуру в Турции, используя финансовые средства, которые получал от продажи хасидских древнееврейских манускриптов, переданных ему из особых фондов Государственной библиотеки им. В. И. Ленина. Эти деньги предназначались для создания боевой диверсионной организации против англичан в Турции и на Ближнем Востоке. Однако часть средств Блюмкин передал Троцкому, который после высылки из СССР жил в Турции. Кроме того, он привез в Москву письмо Троцкого, адресованное Радеку.Узнав об этом по возвращении Блюмкина в СССР, его жена Елизавета (по второму браку Зарубина), работавшая сотрудником разведывательной службы еще с 1919 года (одно время она служила в секретариате Дзержинского), была потрясена «изменой мужа» и сообщила руководству. Блюмкин был арестован, а позднее расстрелян за «сочувствие взглядам Троцкого». * * * В начале января 1927 года британский министр по делам Индии Самюэль Хор вылетел в колонию для оперативного инспектирования дислоцированных там военно-воздушных сил. Он намеревался объехать гарнизоны Северо-Западного пограничного района, лежащего между Гиндукушем, Памиром и Гималаями. 19 января Хор прибыл в Пешавар, где находились ангары 20-й эскадрильи 1-го авиаотряда Королевского Воздушного Флота. После кратковременной остановки и беседы с авиаторами Хор покинул военную часть, и его самолет взял курс на Разгелькул, в окрестностях которого располагались 5-я и 27-я эскадрильи, входившие в состав 2-го авиаотряда.Удовлетворившись осмотром, министр предпринял несколько облетов Пешаварской долины и наблюдал в полевой бинокль британские части, сосредоточенные в Малаканде. Затем он пересел в армейский автомобиль и по шоссе проехал через Хайберский проход. После этого Хор снова оказался на борту самолета, летевшего через Мирамшах в Кветту. Здесь состоялась встреча с личным составом 3-го авиаотряда и курсантами штабного колледжа индийской армии. В откровенной беседе, проходившей в местном офицерском клубе, Самюэль Хор выразил свое восхищение новейшими британскими гидропланами и признался, что испытал сильное чувство, когда его самолет парил над Хайбером.Здесь, в Северо-Западном пограничном районе, располагалась ударная группировка вооруженных сил Великобритании. В этом месте сосредоточились прибывшие из Альбиона элитные части, прошедшие испытания на полях Первой мировой войны, войска особого назначения, укомплектованные англоиндийскими метисами, туземная территориальная армия, войска туземных князей и военная полиция. В состав регулярной армии включались полки безрассудных гурков — непальских горцев, бригады потанов и газаров, обученных вести боевые действия в пустыне и на перевалах, специфические подразделения, набранные из мужчин-индусов, принадлежавших к военным кастам, и батальоны, целиком состоявшие из представителей северных воинственных народностей.Из Белуджистана и с персидской границы на север спешно перебрасывались пехотные подразделения. На озерах Кашмира находились базы гидроавиации, способной осуществлять десантные операции на горных водоемах. У перевалов застыли танки и бронетехника. Шли кавалерийские учения. От Кветты к Дуздапу протянулась новая стратегическая железная дорога — даже кассы на ее станциях были бронированы и устроены как пулеметные гнезда.Хайберский перевал связывал этот район с Афганистаном, а Каракорумский — с Китаем (Синьцзяном). Именно на территории этих сопредельных государств должны были состояться первые сражения с армией «бешеных бабуинов и гнусных клоунов», как Уинстон Черчилль называл большевиков.Пограничные посты Советов располагались значительно севернее. Но там — и еще дальше, в Москве, — реально оценивали возможность первых столкновений с англичанами на территории соседних государств, а потому внимательно следили за всем, что творилось на озерах и перевалах Кашмира: «…По этим сведениям, в апреле — мае англичанами производилась переброска своих войск из Пешавара в Мастуджи, далее на Гил-гит. Предполагалось, кроме того, сосредоточение войск туземных вассальных княжеств севера Индии на границе; Читральс-кой милиции — в направлении перевала Сахсарават (перевал Ионова), Гилгитской — у Маскара (50 км севернее Гилгита). В Маскар и Гилгит направлено большое количество продовольствия и запасы обмундирования, для хранения которых здесь выстроены особые склады. Параллельно с перебросками будет производиться усиленный ремонт дорог и некоторая разработка перевалов (очистка их от снега) — силами местного населения по приказу туземной администрации» (из донесения ОГПУ от 10 июля 1927 года). * * * За Николаем Рерихом и его семьей вели наблюдение асы английской разведки. Среди них был знаменитый подполковник Ф. М. Бейли — политический резидент в гималайском княжестве Сикким. В свое время он пытался организовать контрреволюционный мятеж в Ташкенте, затем, уже будучи тибе-тологом с мировым именем, был направлен в сердце Гималаев, чтобы охранять интересы Британской империи в этом регионе. Бейли высоко ценил художественные и научные достижения семьи Рерихов, хорошо знал об их миротворческой деятельности. Тем не менее это не помешало ему отдать приказ тибетскому правительству остановить экспедицию Рериха, следовавшую через пустыню Гоби в Тибет, уведомив тибетских официальных чинов, что в Индию возвращаются агенты Москвы. И приказ этот был выполнен. Зимой 1927/28 года при сорокаградусных морозах экспедиция была задержана в Цайдаме. При этом всю вину за случившееся (погибло пять членов экспедиции) Бейли свалил на «дикость тибетцев».На смену Бейли в княжество Сикким был назначен другой резидент английской разведки — полковник Уэйр. В Тибет он отправился, пытаясь собрать новые сведения об экспедиции Рерихов. Вместе с полковником следовала его супруга Тира Уэйр.Вот выдержка из письма-донесения Тиры Уэйр сэру Эвелину Хауэллу в иностранный и политический департамент правительства Британской Индии от 31 марта 1932 года:"Ниже приводится информация, которую Вы запрашивали у меня по делу Рериха. Буду счастлива, если она окажется сколько-нибудь полезной для Вас. <…>Сопровождая мужа во время его тибетской миссии в Лхасу в 1930 году, я с неизбежностью вывела из своих наблюдений, что мысль Тибета под влиянием пророчеств и монастырских писаний настроена на грандиозный сдвиг по всей стране. Действительные сроки наступающего сдвига различны и неясны, как и его описание. Каждый монастырь имеет об этом свое фантастическое представление, но по всему Тибету, по-видимому, общепринято главное: это приход Будды, и чем скорее, тем лучше. Общая идея сводится к тому, что Майтрейя — грядущий Будда должен появиться через 100 — 200 лет. Его статуям уже молятся в большинстве монастырей, причем изображают сидящим на европейский манер. Майтрейе будут предшествовать два завоевателя. Первый придет с Запада. Чужеземец и небуддист, он покорит всю страну. Второй — из Чан-Шамбалы (мистического района на Севере). Он завоюет страну и снова обратит ее в буддизм. За вторым завоевателем (время прихода не указано) последует сам Майтрейя.Как и во всем мире, в Тибете присутствуют скрытые советские течения. Несомненно, в различных монастырях уже есть советские агенты, а революционная направленность некоторых монастырей, например «Дрепанга», расположенного вблизи Лхасы и предоставившего кров десяти тысячам лам, вполне очевидна («Дрепанг» открыто взбунтовался в 1919 — 1920 годах).В настоящее время тирания Кумбелы, любимца далай-ламы, вызывает значительное недовольство. Кроме того, общеизвестно, что сильный элемент в Тибете будет приветствовать китайскую или любую другую власть, предпочитая ее нынешнему состоянию дел. (Когда мы прибыли в Лхасу, в целом было ясно, что Англия отдала Калькутту Конгрессу и теперь практически бессильна в Индии.)Суеверность народов Тибета служит плодородной почвой для любого сообразительного ума, и путем, вымощенным пророчествами, было бы нетрудно приблизить срок предстоящего события к нынешнему поколению. Сейчас необходим только один элемент — первый завоеватель собственной персоной.По возвращении из Тибета я получила экземпляр самой последней публикации Николая Рериха «Алтай — Гималаи», а прочитав эту книгу, обнаружила, что Рерихи прекрасно понимают это тибетское пророчество и действительно изучили предмет очень глубоко.Известно, что семья Рерихов поддерживала тесный контакт с Тибетом многие годы. Вероятно, они знают о жизни, верованиях и условиях существования в Тибете больше любого человека на Западе. Их сын Юрий лучшую часть своей жизни посвятил исследованиям религии и обычаев Тибета.Их желание посетить недоступные места Тибета, где они могли бы рисовать картины, собирать художественные и ботанические коллекции, представляется вполне обоснованным. А то, что семья Рерихов приобрела землю в Кулу, на границе Тибета с Индией, требует дополнительного объяснения. Необходимость поселиться в этом месте оправдывалась состоянием здоровья госпожи Рерих, и, несмотря на просьбы их художественной клиентуры в Нью-Йорке, они сочли жизненно необходимым остаться в Кулу.Николай Рерих — русский, несмотря на его стремление выглядеть американским подданным. А вот его сын Юрий — натурализованный американец.Рерихи утвердили себя как знатоки искусства высокого уровня. Благодаря своим художественным способностям и обаятельным манерам, соединенным с умелой рекламой, Николай Рерих считается ведущим авторитетом в искусстве Востока. (Английский журнал по искусству «Студио» недавно дал высокую оценку его работе.)Под предлогом занятий искусством он мог проникать в самые потаенные места Азии, а доверие, внушенное его художественным талантом, открывало ему доступ к информации, получить которую другим путем было бы нелегко.Его продвижение по Тибету в 1928 году выглядит подозрительным, и теперь известно, что в этот период он посетил также Москву и, возможно, Ленинград. Кроме того, известно, что он был хорошо встречен Советами. А никакого русского Советы хорошо не примут, если он бесполезен для России.Возвращаясь через Тибет, он щедро тратил деньги. Едва ли ему могло хватить средств, что он вез из Индии, на столь долгий маршрут.На пути через Сикким тот факт, что он посетил Россию, хранился им и его семьей в глубокой тайне. Его поведение в Дар-джилинге по возвращении из Тибета возбудило подозрения: он обратил на себя внимание в обществе буддистов, давая всегда, по меньшей мере, вдвое большую цену по отношению к запрошенной за буддийские реликвии и манускрипты, побуждая всех буддистов нести к нему те ценности, которые он жаждал получить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83