А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Госпожа, Владычица сейчас занята; у нее посетитель.
– Тем более мне следует быть рядом с ней, – возразил женский голос, и в сад вошла Дида. Увидев Синрика, она вскрикнула. Он резко обернулся. По возвращении из Эриу Дида много слышала о похождениях Синрика, но видела его впервые.
– Это не мои дети! – воскликнул Синрик, увидев, как щеки у нее побелели, потом вспыхнули вновь. – Царица Бригитта просит приютить здесь ее дочерей.
– Тогда их следует отвести в Дом Девушек, – сказала Дида, овладев собой, и протянула руку. Но взгляд ее по-прежнему был прикован к Синрику.
– Подожди, – вмешалась Эйлан. – Я должна подумать. Мы не можем принимать участия в делах, имеющих политическую окраску.
– Без разрешения римлян? – презрительно бросил Синрик.
– Тебе легко насмехаться, – ответила Эйлан, – но не нужно забывать, что мы существуем здесь лишь по милости тех самых римлян, о которых ты и слышать не желаешь. По крайней мере, неплохо бы посоветоваться с архидруидом, прежде чем мы ввяжемся в дело, которое расценят как содействие мятежу.
– С Арданосом?! – вскричал Синрик. – Тогда уж лучше сразу обратиться к легату в Деве. Или съездить за разрешением к наместнику Британии.
– Синрик, мне часто приходилось рисковать ради тебя и дела, которому ты служишь, – хладнокровно напомнила брату Эйлан. – Но я не имею права, не посоветовавшись с Арданосом, давать приют политическим беженцам. В этом случае я подвергну опасности всю Лесную обитель. – Она отдала приказание послушнице, и та бегом помчалась по тропинке к стоявшему неподалеку домику, который выстроили для архидруида.
– Эйлан, ты сознаешь, на что обрекаешь этих девочек? – спросил Синрик.
– А ты? – вспылила она. – И почему ты так уверен, что Арданос будет против?
– Против чего? – послышался новый голос, и все обернулись. Эйлан хмурилась, Синрик стоял весь красный от гнева, Дида, наоборот, была бледна, но какие чувства владели ею, Эйлан не знала. – Я столкнулся с твоей помощницей у самой калитки, – объяснил Арданос.
Эйлан указала на детей.
– Бригитте я ничем помочь не могу, – сказал Арданос, выслушав Верховную Жрицу. – Ее предупреждали, что произойдет, если она будет требовать, чтобы ее признали царицей. Но наказывать Бригитту никто не станет; даже римляне не повторяют так скоро одну и ту же ошибку. Что касается девочек, я не знаю, как поступить. Из-за них нам могут грозить неприятности в будущем.
– Но не сейчас, – решительно проговорила Эйлан. – И я убеждена, что дети не должны нести ответственности за преступления своих родителей. Сенара и Лия возьмут на себя заботу о них. Если мы дадим им другие имена и станем относиться к ним, как к самым обычным детям, некоторое время они здесь будут в безопасности. Никаких подозрений это не вызовет. – Она горько усмехнулась. – Ведь всем известно, что я даю приют детям, у которых нет матерей!
– Может, ты и права, – с сомнением в голосе произнес Арданос. – Но Синрику лучше убраться отсюда поскорее. Там, где он появляется, как я заметил, тут же начинаются неприятности. – Он бросил сердитый взгляд на молодого британца. Дида побледнела. – Может, до девочек римлянам и нет никакого дела, но тебя они наверняка ищут!
– Пусть только сунутся, хлопот не оберутся, – зло отозвался Синрик.
Эйлан вздохнула, подумав, что его следовало бы называть не Вороном, а буревестником. Но она понимала, что с Синриком, как и с Дидой, лучше не спорить. Единственное, что она могла сделать, – это попытаться сохранить мир в стране еще некоторое время. Иногда Эйлан казалось, что она держит на своих плечах всю Британию и ее родные сговорились между собой, чтобы не дать ей сбросить это бремя.
Эйлан распорядилась, чтобы Сенара отвела детей в их новое жилище, а сама приступила к выполнению своих обязанностей, оставив Синрика и Диду прощаться наедине. В этот же день, ближе к вечеру, проходя мимо сарая, где жрицы сушили травы, она услышала чьи-то рыдания. Плакала Дида.
Она вскочила на ноги, сверкая глазами, затем, увидев, кто это, перевела дух. Они давно уже не были близкими подругами, но перед Эйлан Диде, по крайней мере, не нужно было притворяться. Эйлан понимала, что не следует пытаться утешить Диду, даже не тронула ее за плечо в знак сочувствия.
– В чем дело? – спросила она.
Кончиком вуали Дида отерла глаза; они еще больше покраснели.
– Он позвал меня уйти с ним…
– И ты отказалась. – Эйлан старалась говорить ровно, хладнокровно.
– Жить в изгнании, все время прятаться в лесах, вздрагивать при каждом звуке, с ужасом думая о том, что в любой момент римляне могут захватить его в плен или убить? Я не выдержу такой жизни, Эйлан! Здесь я хотя бы занимаюсь музыкой, служу делу, в которое верю. Как я могу бросить все это?
– Ты ему это объяснила?
Дида кивнула.
– Он сказал, что я не люблю его по-настоящему, что я предала наше общее дело… Он сказал, что я нужна ему…
«Конечно, нужна. Идиот, – думала Эйлан. – И при этом ни разу не задался мыслью, нужен ли он ей!»
– Это ты во всем виновата! – заявила Дида. – Если бы не ты, я давно бы уже вышла за него замуж. И возможно, за ним бы сейчас не гонялись, как за преступником!
Эйлан едва сдержалась, чтобы не напомнить Диде, как все происходило на самом деле. Дида добровольно согласилась дать пожизненный обет жрицы. Позже она могла уехать к Синрику, а не в Эриу, после того как Эйлан вернулась в обитель, родив Гауэна. В своих рассуждениях бедная женщина отказывалась от всякой логики; ей просто нужно было обвинить кого-нибудь в своих несчастьях.
– Как он смотрел на меня! Возможно, пройдет несколько месяцев или даже лет, прежде чем я узнаю, как сложилась его судьба! А если бы я была с ним, мне не пришлось бы терпеть эту муку! – причитала Дида.
– Вряд ли тебя интересует мое мнение, – тихо проговорила Эйлан. – Я тоже сделала свой выбор, и, как бы ты к этому ни относилась, тебе прекрасно известно, что я не ропщу. И я порой плачу по ночам, спрашиваю себя, правильно ли я поступила. Дида, возможно, ты так и будешь всю жизнь сомневаться, и единственное, что остается, – это исполнять свой долг и надеяться, что Великая Богиня когда-нибудь объяснит нам смысл того, ради чего мы все это делаем.
Эйлан не видела лица Диды – та отвернулась от нее, – но ей показалось, что она немного успокоилась.
– Я скажу послушницам, что ты приболела и не будешь заниматься с ними сегодня вечером, – сказала Эйлан. – Уверена, они будут только рады немного отдохнуть.
Эйлан уже думала, что с детьми Бригитты все улажено, но несколько дней спустя перед ужином помощница сообщила, что какой-то римлянин просит принять его.
Эйлан сразу вспомнила Гая, но, поразмыслив, пришла к выводу, что он ни за что не посмеет показаться в обители.
– Спроси, кто он и зачем пришел, – ровно проговорила она.
Через несколько минут девушка возвратилась.
– Госпожа, его зовут Мацеллий Север, и он нижайше просит принять его… Он раньше был префектом лагеря легионеров в Деве…
– Я знаю, кто он. – Лианнон раз или два принимала его у себя, но теперь Мацеллий оставил государственную службу. Боги всемогущие, что ему нужно от нее? Узнать об этом она могла только из разговора с ним. – Пригласи его, – приказала Эйлан. Она оправила платье и, подумав с минуту, опустила на лицо вуаль.
На пороге появился Хау. За ним шел римлянин. «Отец Гая… дед ее сына…» Эйлан с любопытством разглядывала его сквозь вуаль. Она никогда прежде не видела Мацеллия, и тем не менее, повстречай она его где-нибудь в другом месте, узнала бы непременно. В ее воображении один на другой наложились сразу несколько образов: лицо старина, который многое пережил и повидал в жизни, волевые линии носа и лба, повторенные в лице его сына и пока еще едва заметные в нежных, по-детски припухлых чертах ее собственного ребенка.
Хау занял свое обычное место у двери; Мацеллий остановился перед Эйлан. Он приосанился, поклонился, и Эйлан как-то сразу поняла, почему Гай так гордится своим происхождением.
– Приветствую тебя, госпожа. – Он употребил латинское слово Domina , но и по-британски Мацеллий говорил неплохо. – Я крайне признателен тебе за то, что ты согласилась принять меня…
– Не стоит благодарности, – ответила Эйлан. – Чем могу служить? – Она решила, что его визит связан с приближающимися празднествами. К Лианнон Мацеллий приезжал именно по этим вопросам.
Римлянин кашлянул.
– Насколько мне известно, ты приютила в своем святилище дочерей царицы деметов…
Эйлан была рада, что сообразила прикрыть лицо вуалью.
– Даже если бы они действительно были здесь, – медленно отвечала она, отчаянно желая, чтобы рядом находились Арданос или Кейлин, – какое тебе до этого дело?
– Если бы они были здесь, – эхом отозвался Мацеллий, – нам хотелось бы знать, почему ты приютила их?
В памяти всплыли слова Синрика.
– Потому что они нуждались в приюте. Разве может быть другая причина?
– Думаю, что нет, – ответил римлянин, – и тем не менее их мать – мятежница, грозившая поднять против Рима весь запад Британии. Но Рим милостив. Бригитта живет в Лондинии. Ее охраняют, и вреда ей никто не причинит. Мы также не требуем смерти и для ее родных.
«Малышки обрадуются, узнав, что их мать в безопасности», – подумала Эйлан. Дочки Бригитты ходили все время тихие, молчаливые. Но почему он приехал сюда? Возможно ли, что Мацеллий, как и она, желает мира между Римом и Британией?
– Мне приятно слышать это, если ты говоришь правду, – промолвила Эйлан. – Но чего ты хочешь от меня?
– По-моему, это очевидно, госпожа моя. Дочери Бригитты не должны стать причиной возможного восстания в будущем. Сама Бригитта недостаточно важная персона, но, если в стране сложится напряженная обстановка, мятежники будут рады использовать малейшую зацепку, чтобы начать войну.
– Думаю, тебе не следует волноваться по этому поводу, – возразила Эйлан. – Если бы девочки оказались в Лесной обители, никто не смог бы прикрыться ими в политической игре.
– Даже когда они вырастут? – спросил Мацеллий. – Разве мы можем быть уверены в том, что их не выдадут замуж за людей, которые попытаются провозгласить себя правителями деметов, потому что они вступили в родственный союз с царствующей семьей?
Он не зря беспокоится, отметила про себя Эйлан. Синрик не упустит такой шанс.
– Что же ты предлагаешь?
– Наилучший способ – отдать их на воспитание в семьи, лояльные по отношению к Риму, а когда они подрастут – найти им состоятельных мужей из числа людей, сочувствующих римлянам.
– И ничего дурного с ними не случится, если их передадут римлянам?
– Абсолютно ничего, – ответил Мацеллий. – Госпожа, неужели ты думаешь, что мы воюем с грудными младенцами и подростками?
Эйлан молчала. «Именно это мне и твердили с самого детства».
– Неужели ты считаешь, что мы всю жизнь должны расплачиваться за бесчинства наших предшественников? Например, за то, что произошло на Священном острове? – вопрошал Мацеллий, словно читая ее мысли.
«Так считает Синрик, но решения принимаю я. И только мне Великая Богиня должна подсказать выход». Она еще некоторое время хранила молчание, чтобы обрести внутреннее равновесие – состояние, в котором она могла бы услышать волю небес.
– Нет, – вновь заговорила Эйлан, – но народ засомневается в моей преданности стране, если людям покажется, что я слишком охотно верю твоим словам. Я слышала, дочери Бригитты еще очень юны, чтобы говорить о замужестве. Они много страдали. И конечно же, несколько месяцев, а то и год, пока не утихнет волна недовольства, им лучше находиться там, где они живут сейчас. Так было бы гораздо милосерднее по отношению к девочкам. К тому времени всем уже будет ясно, в каких условиях содержится их мать. Страсти улягутся, и люди более спокойно будут реагировать на известие о том, что вы забрали дочерей Бригитты к себе.
– И ты согласна передать их нам по прошествии этого срока? – хмурясь, спросил Мацеллий.
– Если все будет так, как ты обещаешь, клянусь богами моего народа, что вам их отдадут. – Эйлан коснулась ладонью ожерелья, обвивавшего ее шею. – Будь готов принять их в своем доме в Деве в следующем году в день праздника Бригантии.
Мацеллий просветлел. У Эйлан перехватило дыхание, когда она увидела на этом морщинистом лице улыбку Гауэна. Если бы только можно было сказать ему, кто она, показать внука, здоровенького, крепкого!
– Я верю тебе, – сказал Мацеллий. – Надеюсь, что и легат поверит мне.
– Вернеметон – залог моей честности. – Эйлан жестом показала вокруг себя. – Если я нарушу свое слово, ему нетрудно будет расправиться с нами.
– Госпожа, – промолвил Мацеллий, – я хотел бы поцеловать твою руку, но твой страж сверлит меня уж больно подозрительным взглядом.
– Этого делать нельзя, – ответила Эйлан, – но я все равно благодарна тебе, господин.
– А я тебе, – отозвался Мацеллий и поклонился еще раз.
После его ухода Эйлан некоторое время сидела молча, размышляя, предала ли она свой народ или, наоборот, нашла путь к спасению. Значит, именно для этого боги направили ее сюда? И в этом ее предназначение?
Вечером следующего дня из Страны Лета возвратилась Кейлин. Она утомилась в поездке, но настроение у нее было восторженное. Когда жрица искупалась с дороги, Эйлан послала к ней Сенару, чтобы пригласить на ужин.
– Надо же, как повзрослела девочка! – заметила Кейлин, когда Сенара вышла из комнаты, чтобы принести им ужин. – Кажется, только вчера ее привели сюда, а теперь ей столько же лет, сколько было тебе, когда мы познакомились. И она почти такая же красивая!
Эйлан с удивлением осознала, что Сенара и впрямь уже превратилась в молодую женщину, достаточно взрослую, чтобы дать пожизненный обет. Очень скоро она должна стать жрицей. Родственники девушки по материнской линии не давали о себе знать, Эйлан не видела причины, которая помешала бы Сенаре остаться в Лесной обители. Правда, спешить было незачем.
– И чем ты занималась в такой ясный солнечный день, девочка? – спросила Кейлин Сенару, когда та накрыла на стол.
На лице Сенары промелькнуло странное выражение.
– Я была сегодня в лесу, проходила мимо маленькой хижины. Ты знаешь, что там поселился отшельник?
– Да, верно, мы позволили ему жить в том домике. Чудаковатый старик. Из южных краев. Кажется, он – христианин, не так ли?
– Да, – ответила Сенара. С лица ее не сходило все то же странное выражение. – Он очень добр ко мне.
Кейлин нахмурилась. Эйлан понимала: ей следовало бы объяснить Сенаре, что для жрицы Лесной обители оставаться наедине с мужчиной предосудительно, даже если он стар и не имеет дурных намерений. Но, с другой стороны, Сенара не давала обета служить Богине. И потом, она слышала, что христианские жрецы обрекают себя на воздержание. Как бы то ни было, криво усмехнулась про себя Эйлан, не ей осуждать поведение Сенары.
– Мать моя была христианской веры, – объяснила девушка. – Позвольте мне навещать священника и брать для него из кухни еду? Мне хотелось бы побольше узнать о том, во что верила моя мать.
– Не вижу причины для отказа, – ответила Эйлан. – Все боги вместе являют собой воплощение единого Всемогущего Бога. Это одно из самых древних положений учения, которое мы исповедуем. Ходи к нему, узнай, какой из образов Его видят христиане…
Некоторое время они ели молча.
– Я чувствую, что-то случилось, – промолвила наконец Эйлан, пристально вглядываясь в лицо Кейлин. Жрица смотрела на огонь в очаге.
– Может быть… – отозвалась та. – Но я пока еще точно не поняла, что это означает. Холм обладает могучей силой, и озеро тоже… – Она покачала головой. – Обещаю, что расскажу тебе сразу же, как только разберусь в своих ощущениях. А пока… – Жрица перевела взгляд на Эйлан, и лицо ее внезапно посуровело. – Я слышала, здесь тоже кое-что произошло. Дида говорит, у тебя был гость.
– И не один, но ты, наверное, имеешь в виду Синрика.
– Я имею в виду Мацеллия Севера, – уточнила Кейлин. – Как он тебе показался?
«Я была бы не против, чтобы он стал моим свекром», – думала Эйлан. Но, разумеется, Кейлин сказать такое она не могла.
– У меня сложилось впечатление, что он добрый человек, заботливый и внимательный, как хороший отец, – уклончиво ответила она.
– Таким вот способом римляне все крепче укореняются на нашей земле, – заявила Кейлин. – Уж лучше бы все они были отъявленными негодяями. Ведь если даже ты считаешь Мацеллия хорошим человеком, разве народ поднимется на борьбу с римлянами?
– А разве обязательно воевать? Ты рассуждаешь, как Синрик.
– Я могла бы выразиться и похуже, – отпарировала Кейлин.
– Куда уж хуже, – обиделась Эйлан. – Пусть нам приходится жить в мире, навязанном римлянами, что в этом плохого? Любой мир лучше, чем война.
– И позорный мир тоже? Мир, который уничтожил все, ради чего стоит жить?
– Среди римлян есть и благородные люди… – попыталась возразить Эйлан, но Кейлин прервала ее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64