А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Что сомнение это оселок понимания что оно гораздо лучше чем пикеты направленные против этого негодяя Джона Д. Рокфеллера и если полицейские оторвут вам башку трудно считать что это только способствует дальнейшему развитию человеческой расы трудно размышлять об этом по дороге домой где после рюмочки и хорошей горячей еды можно почитать эпиграммы Марциала поразмышлять над ходом истории о том какими рычагами можно оторвать присосавшихся к власти (чем я хуже Уолта Уитмена) и вернуть попранную демократию
и чувствовать постоянно в кармане письмо от студента колледжа который просит объяснить почему радикалы отстаивая правое дело в частной жизни такие говнюки
лежи на кровати неудачник (обгладывай луковицу сомнений) с непрочитанной книгой в руках проявляя нерешительность качались туда сюда как на качелях после может все же сможешь оказаться наверху делай
деньги понимая что он имеет в виду седобородого представителя старой партии сидящего возле стеклянной чернильницы за надраенным до блеска покрытом лаком письменным столом в своем офисе отделанном под орех в голосе которого гулко отдаются все голоса всех священнослужителей детства и пронзительно звучит осанна фальшиво исполняемая женским хором И вы говорите что все очень верно но еще существует такая вещь как продажа
А у меня дочери И вы тоже в конце концов будете думать иначе есть такая уверенность делай деньги в Нью-Йорке поцелуями слизывается помада с губ модно одетой пахнущей тонкими духами девушки в пять часов вечера в такси мчащемся вниз по Пятой авеню где в конце в конце каждой пересекающей ее стоит запад заслонен золотисто-белыми клубами дыма из дымоходов и труб многопалубных пароходов покидающими порт а небо все устлано зелеными клепальщики притихли грузовики промышленников отгоняются в боковые улицы
Доносится с каждого угла победная песня
треск зажигания шелест плавно работающих шарикоподшипников вспышки огней отражающихся в витринах кваканье клаксонов гудение рожков импортированных блестящих автомобилей миллионеров доллары чудятся в прическе ее шелковистых волос в мягкой дорогой ткани ее платья в хитроумно притороченных лепестках роз к которым вы прижимаетесь губами и они добавляют пикантности своим хрустом за обедом в ресторане с подпольной выпивкой сопровождаемой пронзительным звоном бокалов
пусть громче гремит музыка в шоу с гирляндами не умолкает смех в ресторанчике покачивайтесь в такт оркестра танцуйте шаркайте шаркайте ногами скребитесь настойчивее в дверной замок девушки пожелавшей вам спокойной ночи
если нет то почему нет? ходите по улицам тяжело опускайтесь на кровать не нужно больше жечь себе глаза обдирая одежки со спекулятивной луковицы сомнения если кто-то возник в вашей голове тот, кто наверху? тот кто внизу? не обвиняйте себя во лжи (и на Юнион-сквер)
Новости дня LII

собравшиеся на погребальную церемонию по случаю усопшего дорогого человека, чтобы отдать последние полчаса демонстрации ему своего почитания, воспоминаниям о свершенных им делах своих и о не доведенной до конца работе; воспоминаниям о дружбе и любви, о том, что было, и о том, как все могло бы быть. Почему же не использовать до конца, как полагается, эти полчаса не сделать эту службу такой превосходной, какую может совершить только Фрэнк Ю. Кзмпбелл в часовне (несектантской)
НАЙДЕНО МЕРТВОЕ ТЕЛО ПЛАВАЮЩЕЕ В МЕШКЕ
Китай-город, мой Китай-город где еле горят огни
А сердца не знающие другой земли
Скользят здесь то туда то сюда

КОНЕЦ НАСТУПАЕТ ОТ АПОПЛЕКСИЧЕСКОГО УДАРА КОГДА ЖЕНА ЧИТАЕТ ЕМУ КНИГУ
Миссис Гардинг читала ему книгу спокойным, успокаивающим, тихим монотонным голосом. Она надеялась, что он так скорее заснет
ДОГЕРТИ ИСПОЛНЯЕТ ОБЯЗАННОСТИ
Один
у телефона
в ожидании звонка

ДВА МЕРТВЫХ ЖЕНСКИХ ТЕЛА ОБНАРУЖЕНЫ В БАГАЖЕ УБИЙЦЫ
РАБОЧИЕ В ТЕМНОТЕ УСТРАИВАЮТ МАРШ НА РЕЙХСТАГ
ГОНКА В ТАКСИ С ЦЕЛЬЮ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ САМОУБИЙСТВА ОКАНЧИВАЕТСЯ НЕУДАЧЕЙ В БЕЛМОНТЕ
ПЕРШИНГ ТАНЦУЕТ ТАНГО В АРГЕНТИНЕ
ПОЕЗД С ТЕЛОМ ПРЕЗИДЕНТА ГАРДИНГА ТАЩИТСЯ МЕДЛЕННО ПЯТЬДЕСЯТ МИЛЬ ПО ЗАПОЛНЕННОМУ ТОЛПАМИ ЛЮДЕЙ ЧИКАГО
БЕЗРАБОТНАЯ ДЕВУШКА УМИРАЕТ ПРИНЯВ ЯД
МНОГИЕ ВИДЯТ КУЛИДЖА НО ОЧЕНЬ НЕМНОГИЕ ЕГО СЛЫШАТ
Знай вы Сюзи
Как знаю ее я
Ох какая,
ах какая она девушка

Искусство и Айседора
В 1878 году в Сан-Франциско миссис Айседора О’Тормэн Дункан, пылкая, живая леди, любившая играть на фортепиано, начала бракоразводный процесс против своего мужа, знаменитого мистера Дункана, чье поведение, как нас заставляют в это поверить, не отличалось особой скромностью; вся эта кутерьма так подействовала на ее нервы, что, как она заявила своим детям, теперь ее желудок ничего не принимает, кроме шампанского и устриц; и вот в самый разгар громкого семейного скандала в обстановке освещаемых газом пансионов, которые содержали красотки с юга, бурной деятельности железнодорожных магнатов, и усатых мужчин, пожевывающих стебелек клевера, чтобы устранить изо рта запах виски, крутящихся дверей, медных плевательниц и четырехколесных экипажей, платьев с басками и турнюрами с длинными, в складках, тянущимися по полу шлейфами (когда лекционные и концертные залы, где преобладали высококультурные и образованные женщины, становились все больше центрами целеустремленной честолюбивой жизни)
она родила дочь, которой дала свое имя – Айседора. Разрыв с мистером Дунканом, разоблаченное ею его двуличие превратили миссис Дункан в непримиримую феминистку, атеистку, страстную последовательницу Боба Ингерсола, горячую почитательницу его сочинений и его лекций. Ведь Бог – это сама Природа, женская красота – это долг перед ней, и порочен только мужчина.
Миссис Дункан вела непримиримую борьбу за воспитание своих детей в любви к красоте, прививала им лютую ненависть к корсетам и всевозможным условностям, а также составленным человеком законам. Она давала уроки игры на фортепиано, вышивала, вязала шарфы и носки.
Но Дунканы все же не вылезали из долгов.
Они всегда запаздывали с квартплатой.
Самые первые воспоминания Айседоры связаны с дурно пахнущими торговцами гастрономическими товарами, мясниками, владельцами земельных участков. Она торговала всякой мелочью, которой снабжала ее мать, она стучалась в двери и предлагала эти товары.
Она помогала тайно выносить через выходящее во двор окно чемоданы, когда у них не было денег, чтобы заплатить за квартиру, тащила их из одного захудалого пансионата в другой, которые им так часто приходилось менять в пригородах Окленда и Сан-Франциско.
Мать и маленькие Дунканы представляли собой клан, Дунканы были против грубого, омерзительного, отталкивающего окружающего мира. Дунканы теперь уже не были ни католиками, ни пресвитерианами, ни квакерами и ни баптистами, они стали артистами.
Совсем еще маленькие детишки разыгрывали театральные представления в пустом амбаре, вызывая большой интерес у всех соседей. Старшая дочь Элизабет давала уроки светских танцев: они были западниками, западниками по натуре, а там, на Западе, повсеместно гремел воинственный будоражащий клич «золотая лихорадка!»; они не стыдились демонстрировать свои таланты на людях.
У Айседоры такие зеленые-зеленые глаза, рыжие волосы и такие красивые руки, лебединая шея. Ей не нравились обычные диктуемые светскими условностями танцы, поэтому она выдумывала свои собственные.
Они переехали в Чикаго. Она танцевала по заказу «Вашингтон пост» в масонском храме «Руф-гарден» за пятьдесят долларов в неделю. Танцевала в клубах. Она поехала к Огастену Дейли, чтобы сказать ему, что она открыла
ТАНЕЦ, танец с большой буквы, а в Нью-Йорке в марлевой пачке танцевала фею в тамошней постановке шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь» вместе с Адой Реан.
Вся семья последовала за ней в Нью-Йорк. Они все вместе сняли большой зал в Карнеги-холл, разложили там по углам матрацы, развесили по стенам драпировки и таким образом стали изобретателями типичной грин-виллиджской студии.
Они всегда опережали на шаг местного шерифа, им удавалось умасливать торговцев, и те забывали на время об их просроченных счетах, они храбро сражались с домовладелицей, отказываясь вовремя платить за квартиру, выпрашивали подачки у богатых филистимлян.
Айседора организовывала вечера мелодекламации с Этебертом Невином
танцевала под стихи Омара Хайяма для женских обществ в НьюПорте. Когда сгорел отель «Виндзор» вместе со всеми их чемоданами и узлами, вместе со счетом за жилье длиной с руку, они отправились в Лондон на грузовом судне, перевозившем скот,
чтобы таким образом спастись от заедавшего их материализма родной Америки.
В Лондоне в Британском музее они открыли для себя древних греков;
Танец – греческое изобретение.
В своих муслиновых туниках они танцевали под лондонскими дымоходами, на покрытых сажей и копотью площадях, копировали позы изображенные на античных вазах греков, ходили на лекции, посещали художественные галереи, слушали концерты, смотрели театральные пьесы, мокли под дождем спустя пятьдесят лет после завершения викторианской эпохи.
Назад, к грекам.
Когда их выгоняли из жилища за неуплату, Айседора не унывая тащила весь выводок Дунканов в лучший отель, там снимала целые апартаменты, и тут же, сбиваясь с ног, официанты бежали за омарами с шампанским, за фруктами, сезон для которых еще далеко не наступил; чего не могут позволить себе артисты, Дунканы, Греки;
Лондону девяностых нравилась ее поразительная наглость
В Кенсингтоне и даже в Мэйфере она танцевала на вечеринках в частных домах,
все британцы, включая и принца Эдуарда
восхищались ее красотой эпохи прерафаэлитов
похотливой чисто американской невинностью
ее калифорнийским акцентом.
После Лондона – Париж во время самой большой Всемирной выставки девятнадцатого века. Она танцевала с Лойе Фуллер. Она все еще была девственницей, такой робкой, что не осмелилась ответить на заигрывания Родена, этого великого скульптора, и ее просто поражало необычное поведение кружка Лойе Фуллер с чокнутыми красотками-извращенками. Все Дунканы были вегетарианцами, вульгарность мужчин вызывала У них сильное подозрение, как, собственно, и материализм.
Раймонд всех их обеспечивал балетными туфлями.
Айседора в обществе матери и своего брата Раймонда объехала всю Европу в своих балетных туфлях, с повязкой на голове и в греческой тунике,
останавливаясь в лучших отелях, выбирая для себя естественную настоящую греческую жизнь под шуршание стопки неоплаченных счетов.
Айседора дала первый свой сольный концерт в Будапеште; теперь она уже дива, у нее была любовная связь с ведущим актером; в Мюнхене восторженные студенты выпрягли лошадей из ее кареты и потащили ее сами, на своем горбу. Повсюду – только цветы, радушные рукопожатия, ужины с шампанским. В Берлине все сходили по ней с ума.
На деньги, заработанные в Германии, она повезла весь клан Дунканов в Грецию. Они прибыли туда на рыбацкой шхуне с Итаки. Все они фотографировались на фоне Парфенона, танцевали в театре Диониса, учили уличных мальчишек петь, исполнять античный хор из «Мольбы» и даже затеяли строительство храма для жилья на горе, с которой открывался превосходный, вид на развалины древних Афин, но там не оказалось воды, и у них кончились деньги, и храм так и не был воздвигнут, посему им пришлось жить в отеле «Англетер», но и там вскоре появился неоплаченный счет. Когда иссякли кредиты, они повезли свой хор в Берлин, где поставили «Мольбу» на. древнегреческом. Когда ее величество увидела Айседору в просторном греческом платье-пеплуме, которая бодро шагала во главе строя греческих мальчишек в греческих туниках по Тиргартену, ее лошадь встала на дыбы и сбросила с себя кайзерину, супругу короля.
Айседора вошла в моду.
Она приехала в Санкт-Петербург в 1905 году в тот день, когда вечером хоронили жертвы расстрела демонстрации, состоявшейся перед Зимним дворцом девятого января. Это произвело на нее гнетущее впечатление. Она была американка, американка до мозга костей, как Уолт Уитмен, и правители этого мира, не останавливавшиеся перед убийством, были ей чужды, нет, это не ее люди, ее люди – это те, кто принимал участие в похоронной процессии; артисты никогда не станут на сторону тех, у кого в руках пулеметы; она была американкой в греческой тунике; она служила своему народу.
В Санкт-Петербурге, который все еще находился под сильным влиянием балета восемнадцатого века при французском дворе Короля-Солнца, власти сочли ее танцы непристойными и опасными.
В Германии она основала свою школу танца с помощью сестры Элизабет, которая улаживала все организационные дела, и там у нее родился ребенок от Гордона Грейга.
Она с триумфом возвратилась в Америку, о котором всегда мечтала, и опустошала карманы богатых филистимлян во время своего продолжительного турне; ее поклонников постоянно укоряли, притесняли за то, что они носят греческие туники; нет, в Америке она не нашла свободного искусства.
Она вернулась в Париж и теперь взлетела на самую вершину. Искусство там означало – Айседора. На похоронах князя де Полиньяка она встретилась с пришедшим из легенды миллионером (король среди производителей швейных машинок), который станет ее опорой и будет финансировать ее школу. Она отправилась в путешествие с ним на его яхте (Что бы ни делала Айседора – это, несомненно, Искусство)
чтобы станцевать в Храме Пестума
только для него одного,
но пошел дождь и все музыканты вымокли до нитки. Тогда они все напились забыв о танцах.
Искусство – это жизнь миллионеров. Все, что делала Айседора, – Искусство. Когда она танцевала во время второго своего турне по Америке, то уже под сердцем носила ребенка от миллионера, что вызывало постоянные скандалы среди старых чопорных леди женских клубов и старых дев – почитательниц искусства;
она слишком пристрастилась к спиртному и в нетрезвом виде подходила к самой рампе и начинала задирать богачей, арендующих ложи;
Айседора находилась в зените славы и скандалов, в ее руках были власть, богатство; ее школа процветала, миллионер собирался построить для нее театр в Париже, Дунканы становились жрицами нового культа (Все, что делала Айседора, – это Искусство)
возвращавшийся домой с другого конца Парижа автомобиль с ее двумя детьми внезапно заглох на мосту. Забыв поставить машину на тормоз, шофер вышел, чтобы покопаться в моторе. В эту минуту автомобиль поехал сам и, сбив шофера, упал с моста в Сену.
Дети с нянькой утонули.
Жизнь продолжалась, жизнь отчаянная
треп побуждающих к скандалу злых языков, насмешливые, недоброжелательные физиономии репортеров, угрозы судей, брань менеджеров отелей, приносящих давно не оплаченные счета.
Айседора много, слишком много пила, она не могла пропустить мимо ни одного смазливого молодого человека, она красила волосы, выбирая все более яркие красно-рыжие оттенки, она никогда не пользовалась макияжем, всегда была небрежной со своей одеждой, нисколько не заботилась о сохранении фигуры, никогда не считала своих денег
но здоровый дух
немедленно пропитывал весь зал
когда эта грушевидная фигура с красивыми длинными руками медленно выходила из глубины сцены к зрителям.
Она ничего не боялась; она была великой танцовщицей.
В родном ее городе Сан-Франциско политики запретили ей танцевать в том греческом театре, который сами и построили под ее влиянием. Где бы она ни появлялась, она поливала оскорблениями богатых филистимлян. Когда разразилась война, она танцевала «Марсельезу», это многим не нравилось, но она продолжала дразнить многих, отказываясь исполнять свои танцы под музыку Вагнера или проявлять уважительные чувства к этой чудовищной бойне и притворяться, что она абсолютно Давно ее устраивает.
Во время своего турне по Южной Америке
она повсюду ловила мужчин,
испанский художник, пара боксеров, гребец лодки, бразильский поэт,
она устраивала шумные ссоры, потасовки в танцевальных залах, где танцевали танго, орала на аргентинцев, обзывала их, подойдя к краю рампы, ниггерами, одерживала один громкий триумф за другим в Монтевидео и Бразилии; если у нее были деньги, то она не могла их безрассудно не тратить, бросала их исполнителям танго, не скупилась на подачки, устраивала после спектаклей дружеские ужины – нет-нет, все за мой счет! – делала она широкий жест. Менеджеры жульничали, обманывали ее. Она ничего не боялась, никогда не стыдилась на людях трепа побуждающих к скандалу злых языков, ее не трогали оскорбительные заголовки в дневных газетах.
Когда Октябрь погрузил во мглу старый мир, она вспоминала Санкт-Петербург, вспоминала похоронную процессию, гробы на притихших улицах, бледные лица людей, сжатые кулаки в ту памятную ночь в Санкт-Петербурге, когда она танцевала «Прощание славянки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71