Здесь я сломался; каждый
звонок кинжалом вонзался в мою открытую рану.
Мое тяжелое и горячее дыхание разрывало мне грудь, с каждым вздохом
дышать становилось все больнее. Мои глаза и лицо были мокрыми, и,
по-моему, штаны тогда уже были мокрыми тоже.
Сквозь влажный калейдоскоп моего зрения мне привиделся, далеко
впереди, огонек, маленький, желтый светящийся ореол, в свете которого
виднелась, кажется, склонившаяся человеческая фигурка.
Всхлипывая, я рвался к нему, чем бы он ни оказался, наверно, потому,
что он был теплым и ярким, так непохожим на все остальное.
Потом взрыв, лишивший меня всех звуков, вспышка света, отнявшая у
меня зрение, потом обжигающий, раздирающий тело удар, разорвавший меня на
куски, но за миг до этого отчаянные слова вспыхнули на экране моего
разума: Вытащи седьмую булавку!
Потом все кончилось.

3
Страдая каждой клеточкой тела, я вновь приходил в себя. Я не вполне
понимал, где нахожусь, что произошло, или как долго все это продолжалось.
Я бы предпочел снова впасть в забытье, чем сталкиваться с последствиями
происшедшего, какими бы они ни были.
Но сознание - упрямая вещь. Оно подступало вместо того, чтобы
исчезнуть. Я только начинал понимать, что по-прежнему остаюсь самим собой,
и что я, кажется, никак не пострадал, когда глаза мои открылись без
какого-либо особого намерения с моей стороны и стали собираться в фокус.
- У нас все в порядке? - спросил голос, принадлежащий чьему-то
расплывчатому изображению, находящемуся ближе, чем в футе от моего лица;
сразу самое идиотское и приятное из слышанного мной за долгое время.
- Не знаю, - сказал я. - Я только что прибыл. Подождите минуту.
Гигантская волна мыслей и чувств пронеслась в моей голове. Я вспомнил
все, что произошло, и понял это до конца. Дэвис и Серафис мертвы. Серафис
отправился в Крыло 18, как и планировалось, и встретился там с Дэвисом. И
там вместе, в Библиотеке, они вошли в ячейку 17641, в жилище Хинкли. Там
они наступили на что-то, вызвавшее взрыв, погубивший их. Я испытал их
смерть на собственном опыте.
Меня удивляло, что я по-прежнему могу мыслить разумно. Я бы не
поверил, что мне удастся сохранить эту способность, пережив процесс
умирания четыре раза за один день с чрезвычайным ущербом для себя. Либо я
эмоционально отупел, либо обладал большей способностью восстанавливать
душевные и физические силы чем мне представлялось. Как бы там ни было, мне
было приятно, что на сей раз я переживал значительно меньше, чем в двух
предыдущих случаях. Обеспокоен, естественно; встревожен, конечно. И крайне
раздражен.
Я лежал на полу, чья-то рука приподнимала мою голову и плечи.
Я вглядывался в лицо, которое было совсем рядом с моим: лицо девушки,
и оно выглядело более напуганным, чем на самом деле чувствовал себя я.
Красавицей я бы ее не назвал, хотя у нее были для этого кое-какие
предпосылки: темноволосая, светлоглазая, с высоко поднятыми скулами; но
мне стало вдвойне приятнее созерцать ее после того, как я представил себе
возможную альтернативу. На ней были толстые, бесцветные, овальные очки;
лицо не накрашенное. Что именно делало ее глаза такими большими, тревога,
или стекла очков, я не мог определить.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
Я несколько раз кивнул головой и с трудом принял сидячее положение. Я
протер глаза, пригладил волосы и пару раз глубоко вздохнул.
- Спасибо, теперь хорошо, - сказал я. - Все в порядке.
Она стояла на коленях рядом со мной в проходе. На ней были черные
брюки и серая блузка. Она по-прежнему поддерживала меня за плечи.
- Что случилось? - спросила она.
- Я как раз собирался вас об этом спросить - что вы видели?
- Вы прибежали по проходу. Вскрикнули и упали.
- Вы видели кого-нибудь еще? Позади меня? На расстоянии?
- Нет. - Она медленно покачала головой. - Там кто-нибудь с вами был?
- Нет, - сказал я. - По-моему, нет. Мне показалось, что я слышал
кого-то. Должно быть, вас.
- Почему вы бежали?
- Телефоны, - сказал я. - Я испугался, когда они все зазвонили. Не
знаете, с чего это они вдруг?
- Нет. Они замолчали почти в тот же момент, когда я увидала, что вы
падаете. Наверно, какие-то неполадки в электросети.
Я сумел подняться на ноги, прислонился к столу.
- Воды не хотите?
Я не хотел, но это давало мне возможность сочинить какие-нибудь
небылицы, поэтому сказал:
- Да, было бы неплохо.
- Садитесь. Я сейчас вернусь.
Она показала на стул за освещенным столом. Я подошел к нему и уселся,
пока она торопливо уходила куда-то влево от меня. Я бросил взгляд на
раскрытую передо мной папку. Страницы статистических данных и блокнот,
исписанный от руки какими-то записями, на основании которых она, очевидно,
готовила что-то типа отчета.
Я порылся у себя в карманах, нашел крохотную коробочку для пилюль,
где лежало несколько капсул, которыми я иногда пользовался, чтобы
оставаться бодрым, шустрым и веселым во время выступлений в поздние часы.
Одна капсула не повредит, а может быть, и поможет мне, хотя на самом деле
я нуждался в чьей-нибудь поддержке.
Когда девушка принесла воды, я сказал: "Спасибо, мне следовало это
принять раньше", - и запил капсулу большим глотком.
- Насколько это серьезно? - спросила она. - Я могу вызвать...
Я покачал головой и допил воду, удовлетворенный тем, что мне удалось
представить свое состояние подпадающим под конкретную медицинскую
категорию.
- Все это не так страшно, - сказал я. - У меня иногда бывают такие
приступы. Я забыл вовремя принять лекарство. Вот и все.
- Вы уверены, что все прошло?
- Да. Теперь все замечательно. Наверно, мне пора отправляться дальше.
Я стал вставать.
- Нет, - сказала она, опустив руки мне на плечи и твердо надавливая
на них. - Вы подождите. Отдохните немного.
- Хорошо, - сказал я, опускаясь на стул. - Расскажите мне, почему вы
работаете здесь совсем одна?
Она бросила взгляд на лежащие на столе материалы, покраснела и
отвернулась.
- Я задержалась, - сказала она тихо.
- Ах, так. Сверхурочные, да?
- Нет, я занимаюсь этим по собственной инициативе.
- Похоже на настоящую преданность своему делу. - Губы ее сжались,
глаза сузились.
- Нет, - сказала она, - все наоборот. - Потом: - Вы сами не работаете
где-нибудь здесь нет?
Я покачал головой.
- Ну, - вздохнула она, - мне совсем не по душе то, чем я занимаюсь, и
у меня это не слишком хорошо получается. Я совсем запуталась и во всем
отстаю. Я пришла сюда сама, чтобы посмотреть, не могу ли я наверстать
упущенное.
- Вот как. Извините, что помешал вам.
Она пожала плечами.
- Все в порядке, - сказала она. - Я как раз собиралась уходить, когда
появились вы.
- Все закончено?
Она слабо улыбнулась.
- Можно и так сказать.
- Что?
- Да, - сказала она. - Через несколько дней все выяснится, и с моей
работой здесь будет покончено.
- Печально.
Она опять пожала плечами.
- Не печальтесь. Я снова обращусь в фонд трудовых резервов и, может
быть, мне больше понравится следующая работа, которую мне найдут.
- Сколько их было у вас?
- Не помню. По-моему, дюжины две.
Я пригляделся к ней повнимательнее. Она только выглядела так, словно
ей было меньше двадцати лет.
- Звучит паршиво, не так ли? - спросила она. - Ни на что я толком не
гожусь. К тому же, со мной вечно что-то случается.
- Вероятно, ваши склонности были неверно определены, - сказал я. -
Может быть, вам следует заниматься каким-нибудь совсем иным видом
деятельности.
- Ох, что они только для меня ни придумывали. Теперь, когда я опять
появляюсь, они просто покачивают головами.
Она усмехнулась.
- А чем занимаетесь вы?
- Я музыкант.
- Как раз этого я никогда не пробовала. Может, когда-нибудь
попытаюсь. Как вас зовут?
- Энджел. Марк Энджел. А вас?
- Гленда. Гленда Глинн. Ничего, если я спрошу вас, зачем вы в в
темноте разгуливали по Конторе?
- Просто захотелось пройтись, - сказал я.
- У вас какие-то неприятности.
Мне показалось странным, что она заявила это без тени сомнения.
- С чего это вы взяли? - спросил я.
- Не знаю, у меня просто такое ощущение. Я права?
- Если я скажу да, как вы поступите?
- Постараюсь помочь вам, если смогу.
- Почему?
- Не люблю, когда у людей неприятности. У меня они, кажется, все
время, и мне это не нравится. Я человек сочувственный.
Я не мог понять, то ли она шутит, то ли говорит серьезно, поэтому я
улыбнулся.
- Мне жаль разочаровывать вас, - сказал я, - но у меня нет никаких
неприятностей.
Она нахмурилась.
- Значит, будут, - заявила она. - Очень скоро, я бы сказала.
Я почувствовал некоторое раздражение той уверенностью, с которой она
вынесла свой приговор. Так как я уже намеревался уйти, а ее я, конечно,
больше никогда не увижу, это не должно было иметь значения. Однако,
почему-то имело.
- Просто ради любопытства, - сказал я, - не могли бы вы сообщить мне,
откуда вы можете это знать?
- Моя мать говорила мне, что это потому, что я валлийка.
- Бред!
- Ага. Но могу поспорить, что вы подумывали отправиться в Подвал
после того, как уйдете отсюда. Не стоило бы вам, знаете.
Она, должно быть, поняла, что я изумлен, по моему лицу и улыбнулась.
По крайней мере, я надеюсь, она прочитала это только по моему лицу. Я
действительно думал проскочить через Подвал, чтобы избавиться от
преследования. Она вынудила меня почувствовать неуверенность в этом
решении. Кроме того, она сделала это мое решение окончательным.
Я хмыкнул.
- Глупо. Откуда вам знать...
- Я вам говорила.
- Благодарю вас за помощь, - сказал я, поднимаясь на ноги, - я ухожу.
- Я почувствовал, что лекарство начинает действовать и это было самым моим
приятным ощущением за долгое время. - Надеюсь, ваша следующая работа будет
получше.
Она выдвинула верхний ящик стола, сгребла туда все бумаги и
захлопнула его. В этом движении я уловил поразительное хитросплетение
личного и служебного. Потом она сняла со спинки стула черный жакет без
рукавов, надела его и погасила настольную лампу.
- Я иду с вами, - сказала она.
- Прошу прощения?
- Быть может, я смогу помочь, теперь я чувствую за вас какую-то
ответственность.
- Глупости! Никуда вы со мной не пойдете!
- Почему бы и нет?
Я прикусил губу. Вряд ли я мог признать, что это может оказаться
опасным, когда я только что настаивал на своем беспечальном положении.
- Ценю вашу заботу, - сказал я, - но со мной уже все в порядке.
Действительно. Для вас нет никакой необходимости отвлекаться от
собственных дел...
- Никаких проблем, - сказала она, беря меня за руку и разворачивая
назад в сторону дорожки.
Только тут я заметил, что она всего лишь на несколько дюймов ниже
меня ростом, немного поменьше шести футов и очень сильная, несмотря на
определенную гибкость и стройность фигуры.
Подавив в себе несколько преждевременных реакций, я рассмотрел
положение. Возможно, что она спасла мою жизнь просто самим своим
присутствием в том месте и в тот момент. Если мой преследователь
намеревался довести меня до панического состояния, то в этом он добился
выдающегося успеха. Если он собирался нанести решающий удар, когда я
соскользнул за грань разумного бытия, то тогда, вероятно, именно
присутствие Гленды остановило его. И если дело в этом, что вполне может
быть, я окажусь в большей безопасности, побудь она со мной некоторое
время. Я не хотел подвергать ее риску, и все же я не мог, просто так,
экспромтом, найти пока какой-либо простой способ избавиться от ее
присутствия. Я оставлю ее при себе, пока осуществляю несколько маневров,
необходимых, чтобы сбить с толку погоню, потом оставлю ее при первой
возможности и понесусь к Крылу Которого Нет. Да, это представлялось
наилучшим вариантом для всех заинтересованных сторон.
Меня тревожило, что мой противник, кажется, знает меня слишком
хорошо. Он не просто умудрялся с легкостью выслеживать меня, но, казалось,
он точно знает, какое именно давление и когда надо на меня оказать, чтобы
сломать так быстро, как ему хотелось. Я начинал задумываться, что могло бы
остановить его? Что-то чрезвычайное, скорее всего. Ну, это можно
устроить...
Они, кажется, приближаются.
- Чем скорее мы заманим их в пределы досягаемости, тем лучше, -
проговорил я внутри самого себя.
Из тебя воплощение получше, чем из Лэнджа.
- Это мне известно.
Но, боюсь, все же недостаточно хорошее.
- Что ты имеешь в виду?
Ты учишься, но не слишком быстро. Думаю, тебя они тоже достанут.
- Может быть. А может быть и нет.
Впрочем, это может не оказаться полной неудачей. Ты можешь почерпнуть
кое-что из опыта.
- Например?
Забудь о мертвых и перестань бегать. Достань своего врага, потом
приберись в доме.
- Я уже определил свои собственные приоритеты.
Много они тебе пользы приносят.
- Хотя я воспользуюсь твоим советом насчет того, чтобы забыть о
мертвых, начиная с тебя...
Подожди! Я нужен тебе, ты, идиот! Если ты хочешь жить...
- Убирайся!
...выдерни седьмую булавку...
Я довел до конца изгнание и вздохнул:
- Вот без такой помощи я могу обойтись.
- Что вы сказали? - спросила Гленда.
- Ничего, - сказал я. - Бормотал про себя.
- На мгновение показалось, что кто-то был рядом с вами.
- Это ваше кельтское воображение пытается доказать свое
существование.
- Нет, - сказала она, - это то, за что я ему плачу.
Тогда я взглянул на нее, и она засмеялась. Такое вот своеобразное
чувство юмора.
Когда мы подошли к ленточной дорожке, я насторожился, но и на этот
раз никого не было видно. Мы взошли на нее и поплыли сквозь мрак, рука об
руку. Чувствовалось, что ее присутствие оказывает на меня стабилизирующее
воздействие; человеческий якорь, сдерживающий порывы моих невротических
бурь.
- Как вы себя сейчас чувствуете?
- Славно.
Через несколько минут мы добрались до перекрестка свернули на другую
дорожку, побольше. Этот наш маршрут бы освещен лучше, тут были и другие
путешественники. Еще одна пересадка и мы отправимся в сторону переходника.
Вытащить седьмую булавку... Мысль занятная, хотя и еретическая,
выпустить на волю каких-то там чудищ, которых держал на цепях Лэндж в
кромешной ночи своей души. За одно мгновение мне захотелось расхохотаться,
потом стало обидно, больно и немного смешно в быстрой последовательности.
Та часть меня, что была простым старым Энджелом, находила очень забавным
думать о женоподобном старом Лэндже в таких романтических выражениях.
Благодаря своему внешнему виду, он часто получал задание выходить на
прогулки в качестве пожилого гомика, чтобы подбирать молодых людей,
нуждающихся в исправлении состояния. Просто непостижимо думать о простом
старом Энджеле, как о сражающемся с безымянными демонами, а потом
претерпевающем более чем символический акт самоубийства, чтобы установить
связующее звено. Та часть меня, которой теперь стал Лэндж, почувствовала
себя униженной и оскорбленной. Но границы уже начинали стираться, и меня,
кем бы я ни был в конечном итоге, все это только слегка позабавило.
Хорошо, что слияние внешне происходило так гладко, хотя меня интересовало,
какие бури могут бушевать в большей, подсознательной части моего мозга.
...Вытащить седьмую булавку - значит погубить огромную работу Лэнджа
по осуществлению нашего непрерывного усилия стимулировать духовную
эволюцию человеческого сознания. Я действительно ощущал некоторое
напряжение, ибо то, что было Лэнджем во мне, противилось даже моим мыслям
на эту тему. Однако то, что не было им, продолжало строить предположения о
сущности пожертвованной части. Проблема мотылька и свечи. Личный демон
Лэнджа достался мне в наследство и ему, конечно, больше всего хотелось
услышать, как я выкрикиваю, - Зазас, Зазас, Насатанада, Зазас - слова,
настежь распахивающие Врата Ада...
А это я откуда взял? Либо от той части Хинкли, что стала моей, либо
от Лэнджа, либо из-под седьмой булавки, решил я. Словно в ответ, до меня
почти донесся голос Хинкли, цитирующий что-то из Блейка:
Но когда нашли они хмурящегося Младенца, Ужас пронесся по всей
стране: И с воплем "Младенец! Младенец Родился!" Они разбежались кто куда.
Я воспринял это, как его ответ;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21