Здесь, на восточном побережье, все предпочитают тихо сидеть и помалкивать, но там, в верховьях, нет губернаторов, судов и продажных сборщиков налогов! Да, там живут индейцы, но если они нападут, то мы по крайней мере сможем защищать свои владения с оружием в руках. Лично я предпочитаю дикарей вашему губернатору и его совету. Йомены, живущие у водопадов, считают, что лучше пасть от стрелы индейцев, чем остаться без гроша!
— В стране не должно быть заговоров и бунтов! — гневно вскричал сэр Мэтью, вновь ударяя по подоконнику. — Твои слова — слова предателя, кромвельского пресвитерианина! Будь я королем или губернатором Беркли…
— …Вы были бы справедливы, отец, и царил бы порядок. Вы не стали бы издавать одни законы для богатых, а другие — для бедных, одни — для любимчиков, а другие — для гонимых. Вы бы не вели себя, как кровожадный пират!
— В самом деле…
— Да, отец. Я говорю совершенно серьезно. С дальних границ, куда нога губернатора не ступала вот уже больше двадцати лет, наша страна видится совсем иначе. Когда-то она была болезненным капризным ребенком, но теперь она выросла и возмужала, превратившись в нацию гордых людей. И она не станет безропотно, как корова, стоять и ждать, пока ее не выдоит досуха банда не платящих налоги обжор, именуемых советом его превосходительства губернатора Беркли.
— Ха!
— Зовите меня бунтовщиком, если угодно, но на западе мы говорим то, что думаем. И, полагаю, все уже по горло сыты несправедливостями губернатора. Вы думаете, наш враг, капитан Хесус Форк, исключение? Думаете, что так страдаем только мы? Уверяю вас, отец, в Джеймстауне сейчас процветает толпа пиратов, виновных не меньше Форка. Призвали ли их к ответу? Нет, потому что у него и ему подобных слишком влиятельные покровители!
— Хм! — задумчиво ответил сэр Мэтью.
На следующий день, побрившись и облачившись в английскую одежду, Ланс Клейборн отправился в Галл-Коув попытать счастье. Его бородка исчезла. На голове красовался великолепный парик. Ткань камзола, перевязь и башмаки вызвали бы восторг даже у разборчивых придворных Карла II. Все слуги имения Уокеров высыпали во двор поглазеть на юношу, элегантностью одежды превзошедшего даже их изобретательного хозяина.
Около часа Алан Уокер и Ланс разговаривали на террасе. Эд был в отъезде, так что развлекать незваного гостя пришлось самому старику. Ланс еле сдержался, чтобы не попросить его позвать Истер. Он понимал: раз Уокер до сих пор не сделал этого сам, значит, у девушки много забот по дому. Ему то и дело слышался ее голос, отдающий приказания слугам.
Мужчины выкурили немало трубок, с досадой обсудили низкие цены на табак, обменялись соображениями по поводу преимуществ тех или иных лодок для рыбной ловли и поделились последними (пятимесячной давности) новостями из Англии. Но Ланс почти не слушал Алана, дожидаясь, пока их беседа примет более предметный характер.
Узнает ли она в нем на этот раз своего лесного друга? Так ли уж остер женский глаз, как принято считать? Если она побледнеет — значит узнала. А что если разгневается? Сердце у него упало.
Но где же она?
Алан Уокер все говорил и говорил, жалуясь на болезни скота и лень чернокожих рабов. Вокруг метался негритенок с мухобойкой, другой слуга время от времени подносил ром.
— В этом году отличный урожай ягод, — заметил Уокер. — Мы уже заготовили двенадцать галлонов ликера…
— Надеюсь, ваша дочь здорова? — не выдержал Ланс.
Уокер рассеянно кивнул и заговорил о растущих ценах на соль.
Из-под парика Ланса потекли струйки пота. Выждав пару минут, показавшихся ему парой веков, он снова решил попробовать, на этот раз более смело.
— Ваша дочь, сэр… Она не примет меня?
Уокер прочистил горло и уставился в одну точку, как бы собираясь с мыслями. Поняв наконец, что вопрос касается не тонкостей дубления оленьих шкур или способов копчения свинины, он ответил:
— Моя дочь, сэр, кхм-кхм… сейчас не может. Уверяю вас, она страшно сожалеет, но…
Ланс пришел в ярость. Его лицо приобрело цвет спелой малины, а руки потянулись вперед, словно собираясь вцепиться в горло гостеприимному хозяину. Он уже собирался вскочить, но вовремя подавил свой нелепый порыв.
— У нее нервы расшалились, знаете ли… — продолжал Алан Уокер. — Может, это просто каприз, мастер Клейборн, а может, что-то женское, как вы полагаете?
Ланс промолчал, стараясь успокоиться. Так вот где подлинный маскарад! Она не хочет видеть его в английской одежде, даже не догадываясь, КОГО может в нем узнать! Она не желает видеть его даже просто как гостя ее дома! Как Ланс Клейборн он ей просто не нужен, невзирая на все его богатство и многообещающее будущее!
Попытавшись что-то быстро и сбивчиво объяснить, Уокер лишь окончательно все испортил: девчонка нахваталась в Лондоне каких-то предрассудков, стала страшно своевольной, но если мастер Клейборн заедет к ним как-нибудь в другой раз, она, конечно же, исполнит свой долг гостеприимства, знакомый каждому настоящему виргинцу…
«Да плевать она хотела на законы гостеприимства!» — подумал вконец расстроенный Ланс и откланялся.
Он гнал коня, проклиная все на свете, называя себя дураком, каких еще свет не видывал, и божась, что, даже если ему суждено прожить сто лет, он больше никогда и носа не покажет к Уокерам!
Недобрым словом были помянуты и кожаные краги, и меховой плащ, сама судьба, приведшая его в тот треклятый день на пристань Арчерз-Хоуп…
Но что это за боль слева, под перевязью? Сердце?
Он снова выругался.
Он был и дикарем, и англичанином. Девушка же оказалась просто дикаркой.
Да, необычный получился маскарад!
V. ТРЕВОГА
Ланс Клейборн сидел за столом в таверне Лоренса, а сам хозяин склонился над ним и с мрачным видом слушал новости с верховий.
Лоренс был родом из Оксфорда. Попытавшись стать плантатором, он пять лет назад потерял все свои земли, отобранные У него по решению послушного губернатору суда неким очередным фаворитом Беркли. Разоренный Лоренс не пал духом и открыл таверну, приносившую ему теперь доход вдвое больший, чем самая богатая ферма, поскольку таверна эта стала излюбленным местом отдыха гостей Джеймстауна. И люди и их лошади находили здесь уютное пристанище и обильную пищу. Невеселый нрав хозяина сторицей окупался его острым умом, и многие недовольные губернатором и его сбирами были рады провести денек-другой в таверне.
Зала сверкала начищенной медной и серебряной посудой и благоухала ароматами жареного мяса, вина и табака. В центре стоял огромный стол с лавками, а знатных посетителей ждали расположенные вдоль стен отдельные кабинеты со столиками и стульями.
Ланс сидел лицом к двери и с аппетитом уплетал внушительных размеров кусок бараньей ноги с чечевицей и мамалыгой. Он сильно проголодался. Яростно двигая челюстями, юноша время от времени односложно отвечал на вопросы хозяина или кивал, соглашаясь с его замечаниями. Когда же он немного насытился, то перешел к тому, зачем, собственно, и приехал в Джеймстаун:
— Лоренс, не появлялся ли здесь мой враг?
— Нет, Ланс, и о нем нет никаких вестей, — ответил хозяин.
— Что же, — улыбнулся Ланс, — пора ставить точку. Прошло уже одиннадцать лет с тех пор как, он убил дядю Уолтера, из-за чего мы и приехали в Виргинию.
— Как дела на западе? — спросил Лоренс.
— Как всегда тревожно. Словно в чане, где бродит виноградное вино. Байерд, Крю и Макферлэйн шлют тебе привет. Они запаслись пушниной, в надежде что этой зимой в Лондоне цены должны резко подскочить.
— Ты ездил в горы?
— Нет, Ледерер был там вместе с Макферлэйном и его людьми. И повсюду натыкался на следы стоянок индейцев с севера. Я же недолго жил в округе Стеффорд. Чискиаки и другие дружественные нам племена встревожены. Они полагают, что на следующий год войны не миновать. Голландцы вооружают ирокезов. В Пенсильвании и Мэриленде сенеки выгоняют другие племена с их северных охотничьих угодий.
— Губернатору пора наводить в доме порядок, не так ли? — мрачно усмехнулся Лоренс.
— Не мешало бы. А что происходит здесь?
— Да все то же самое, мой юный друг. Члены совета жиреют, а остальные выкручиваются, кто как может. И если один жулик, нахапав, больше чем может проглотить, уезжает в Лондон, его место тут же занимает дюжина других. Богатые платят те же налоги, что и бедные, а члены совета — вообще никаких. Губернатор…
Лоренс посмотрел через плечо. Два дочерна загорелых моряка клевали носами над кружками эля. Он понизил голос почти до шепота и продолжал:
— …Губернатор, оказавшись теперь под каблуком у жены, стремится к новым богатствам. Леди Беркли намекнула ему, что у него скоро будет сын.
— Да кто поверит в эти сказки?
— Неважно. Леди Беркли, хотя и вдова, все же достаточно молода, чтобы иметь ребенка. И кто потом, кроме его превосходительства, разумеется, сможет усомниться в отцовстве? Неважно… Тридцать лет назад этот человек был предан людям и делу, а теперь лишь собственному кошельку. Он стал стар и жесток, Ланс. Ради Бога, остерегайся ему перечить.
— Я его не боюсь.
— Зато он многого боится, а посему опасен всем. Он старше, чем выглядит. Он ненавидит также Драммонда и Бэкона-младшего за то, что они прекрасно образованы и знают законные права англичан. Старый дурак хотел бы управлять колонией рабов и крестьян, а не джентльменов.
Ланс отодвинул тарелку.
— На западной границе мы часто говорим о политике, — сказал он. — Там очень недовольны тем, что выборов не было вот уже двадцать лет. Новые земли не имеют своих представителей ни в парламенте, ни в совете, а значит, не имеют и защиты.
— Здесь тоже неспокойно. Пока нас обкрадывали по мелочам, все молчали, но когда это перешло все возможные границы, поднялся крик. Даже каждый четвертый из свободных людей не обладает избирательным правом. За последние десять лет губернатор ни разу не отчитывался по делам государственной казны. Не дав взятки, невозможно узнать даже, как поживают жена и дети того или иного чиновника. Торговлю спиртным никто не контролирует, даже рабы надираются в стельку. Женщинам стало небезопасно ходить по улицам в любое время суток!
— Но ведь недовольство было всегда?
Хозяин таверны пожал плечами и ответил:
— Такого еще не бывало. Беркли стал алчен, как испанец. Он превращается во второго Кромвеля!
— Ого! — расхохотался Ланс. — Ну и напугал же ты меня, старина Лоренс! Неужто в Кромвеля?
— И нечего смеяться, парень! Твое собственное дело, между прочим…
— Что? — Брови Ланса взлетели вверх.
— Да, да! Твое собственное дело, друг мой! Уже два месяца, как бумага о твоем аресте лежит в кармане окружного шерифа. Он хвастался, что упечет тебя, сына рыцаря, как базарного воришку, за сопротивление властям!
— Бертон?
— Он самый. Кого ты, на радость всей колонии, окунул мордой в грязь.
Ланс улыбнулся.
— Не вижу ничего смешного, — заметил Лоренс. — Ему известно, что ты вернулся в замок Клейборна. Не удивлюсь, если он и сюда заявится. — И Лоренс посмотрел на дверь.
— Ему никто не давал права оскорблять джентльмена, — ответил Ланс, поправляя перевязь. — Кстати, кто сейчас вершит делами в местном магистрате?
— Алан Уокер.
— Но я же говорил с ним два часа назад! — возмутился Ланс. — И он… Ну да ладно.
Дверь открылась, и Лоренс, узнав входящих, быстро встал между ними и Лансом, делая вид, будто вытирает со стола пролитое гостем вино. Какое-то время Ланс и не подозревал, что вошел шериф, но вскоре услышал его низкий хриплый голос:
— Черт побери, Лоренс! Где ты, чтоб тебе пусто было?
Хозяин как ни в чем не бывало продолжал мыть стол, все еще закрывая Ланса от глаз шерифа и двух его помощников.
Но юноша встал, отстранил Лоренса и приподнял край шляпы.
— Ба, мастер Бертон! — вскричал он, направляясь прямо к нему. — Вот так встреча!
Шериф резко повернулся на каблуках и застыл от неожиданности. Его лицо пошло пятнами, пальцы хватали воздух.
Ланс спокойно прислонился к стене и продолжал:
— Говорят, у вас накопилось на меня много жалоб? И нет никакого сомнения, что скоро с вашей легкой руки все станут величать меня не иначе как бродягой с большой дороги и базарным воришкой? Хотя нет, все это слишком слабо. Уж, верно. вы придумали нечто похлеще! Ну же, говорите!
Бертон сделал шаг назад.
— Н-н-нет, мастер Клейборн, — протянул он, — я… я…
Оба помощника шерифа тоже отступили. Лишь однажды им довелось арестовывать джентльмена силой, и безнаказанно это им не обошлось.
— Как я слышал, — настаивал Ланс, — вы намеревались отвести меня за ухо в тюрьму? Так вперед, мой отважный шериф! Что же вы медлите?
Взгляд шерифа упал на длинную боевую шпагу Ланса, эфес которой находился в каких-то двух дюймах от крепких пальцев разъяренного юноши, и вся его воинственность разом пропала.
— Я не имел в виду ничего дурного, сэр! — воскликнул он, давясь словами. — Нет, сэр! Жалобу забрали назад, сэр, дело закрыто, сэр! Корнет Гэри отплыл в Англию, сэр!
— Очень хорошо, — ответил Ланс.
Увидев, что насмерть перепуганный толстяк пятится к двери, он сказал:
— Не надо так торопиться, старина. Выпейте и расскажите мастеру Лоренсу, как все было на самом деле.
Ланс повернулся к хозяину:
— Пожалуйста, мастер Лоренс, обслужите этих людей.
Шериф Бертон не мог даже смотреть на эль. Он сделал несколько неудачных попыток заговорить, и в конце концов Лансу пришлось ему помочь.
— Кто первым произнес грубое слово, когда мы ехали к Уокеру?
— Я, сэр. Я был немного пьян, сэр.
— Кто из нас был безоружен?
— Вы, сэр.
— А кто кому угрожал пистолетом?
— Я — вам, сэр… Но я не собирался…
— Это вы сейчас так считаете. И кого в итоге вываляли в пыли?
— Меня, сэр.
— Вот и славно. Справедливость восстановлена.
От Лоренса Ланс поехал к Генриетте Харт. Он заметил, что от большой дороги на Кикотан к таверне Генриетты отходит довольно широкая, хорошо утоптанная тропа. Генриетта процветала.
Мужчины приезжали в ее заведение шумно и весело провести время, не скупясь на знаки внимания, щедрые чаевые и подарки.
Едва Ланс спешился, мальчик-слуга подхватил поводья его лошади и повел ее в конюшню.
Дверь распахнулась, и на пороге, уперев руки в бока, возникла сама Генриетта.
— Ну наконец-то! — приветствовала она юношу. — Где тебя носило столько времени?
Они вошли в дом, и Генриетта провела его прямо в свои апартаменты, где и села на край огромного ложа, среди целой горы подушек и подушечек. Лили и Моли, ее служанки, явились было узнать, не требуется ли что-нибудь, но она прогнала их.
Хесус Форк? Она не слышала о нем вот уже год, когда его видели в Чарльзтоне.
— А все ты, парень, — продолжала хозяйка. — Пират боится тебя, иначе давно бы уже примчался на зов своего Дружка губернатора…
Некто Корниш, плававший одно время с Форком, рассказал, что у того уже четыре корабля, охотящихся за торговыми судами. Больше новостей не оказалось.
— Отец считает, что полезно иметь врага, — сказал Ланс, любовно поглаживая эфес своей шпаги. — Возможно, так оно и есть, но это становится скучным, если у тебя нет ни большого корабля, чтобы его выследить, ни просто возможности вызвать на поединок.
Он взглянул на Генриетту и с удивлением увидел в ее руках тонкий французский стилет. —
— Кто знает, — ответила она на его молчаливый вопрос, — быть может, мне суждено встретиться с ним первой.
— Это не для тебя, Генриетта, — нахмурился Ланс. — Оставь его нам. С такой безделушкой…
— Безделушкой? Да это один из лучших клинков, когда-либо завозившихся в колонию! Я выменяла его у одного француза с Тайндоллз-Поинт на горшок индейской целебной мази. Не знаю уж, помогла ли ему мазь, а стилет превосходен, и я сберегу его для Форка.
Она спрятала нож и продолжила:
— Ты не знаешь ненависти, Ланс. Я имею в виду ненависть, возникающую между мужчиной и женщиной. Бывали моменты, когда я действительно любила этого мерзавца, только не спрашивай меня, почему… Не знаю. Мой муж умер. Уолтер Клейборн погиб. Он же так домогался меня… И я, несчастная, поверила. Будь он проклят! Настанет день, когда…
Все это Ланс слышал уже не впервые. Но поверил окончательно лишь сейчас, увидев в ее руках сверкающую сталь. И все же некий комизм представшей его глазам сцены не укрылся от него, и он не сдержал улыбки.
Генриетта тут же замолчала, внимательно посмотрела в лицо юноши и… широко улыбнулась в ответ:
— А ты сильно изменился, парень! Вырос, возмужал… Голову даю на отсечение, без женщины тут не обошлось. Я вижу это по твоим глазам! Говори, кто она? Ты встретил ее в лесу? Она дикарка?
— Сущая дикарка, — мрачно кивнув, подтвердил Ланс.
Неделю спустя, находясь на своей далекой ферме в Энрико, Ланс вдруг подумал: а что бы сказала Истер Уокер, увидев его новые плантации?
Здесь на Клейборнов работали восемь рабов и шесть недавно прибывших крестьян. Как и раньше, всем заправлял Пео, которому удалось добиться впечатляющих успехов, но главная работа только предстояла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— В стране не должно быть заговоров и бунтов! — гневно вскричал сэр Мэтью, вновь ударяя по подоконнику. — Твои слова — слова предателя, кромвельского пресвитерианина! Будь я королем или губернатором Беркли…
— …Вы были бы справедливы, отец, и царил бы порядок. Вы не стали бы издавать одни законы для богатых, а другие — для бедных, одни — для любимчиков, а другие — для гонимых. Вы бы не вели себя, как кровожадный пират!
— В самом деле…
— Да, отец. Я говорю совершенно серьезно. С дальних границ, куда нога губернатора не ступала вот уже больше двадцати лет, наша страна видится совсем иначе. Когда-то она была болезненным капризным ребенком, но теперь она выросла и возмужала, превратившись в нацию гордых людей. И она не станет безропотно, как корова, стоять и ждать, пока ее не выдоит досуха банда не платящих налоги обжор, именуемых советом его превосходительства губернатора Беркли.
— Ха!
— Зовите меня бунтовщиком, если угодно, но на западе мы говорим то, что думаем. И, полагаю, все уже по горло сыты несправедливостями губернатора. Вы думаете, наш враг, капитан Хесус Форк, исключение? Думаете, что так страдаем только мы? Уверяю вас, отец, в Джеймстауне сейчас процветает толпа пиратов, виновных не меньше Форка. Призвали ли их к ответу? Нет, потому что у него и ему подобных слишком влиятельные покровители!
— Хм! — задумчиво ответил сэр Мэтью.
На следующий день, побрившись и облачившись в английскую одежду, Ланс Клейборн отправился в Галл-Коув попытать счастье. Его бородка исчезла. На голове красовался великолепный парик. Ткань камзола, перевязь и башмаки вызвали бы восторг даже у разборчивых придворных Карла II. Все слуги имения Уокеров высыпали во двор поглазеть на юношу, элегантностью одежды превзошедшего даже их изобретательного хозяина.
Около часа Алан Уокер и Ланс разговаривали на террасе. Эд был в отъезде, так что развлекать незваного гостя пришлось самому старику. Ланс еле сдержался, чтобы не попросить его позвать Истер. Он понимал: раз Уокер до сих пор не сделал этого сам, значит, у девушки много забот по дому. Ему то и дело слышался ее голос, отдающий приказания слугам.
Мужчины выкурили немало трубок, с досадой обсудили низкие цены на табак, обменялись соображениями по поводу преимуществ тех или иных лодок для рыбной ловли и поделились последними (пятимесячной давности) новостями из Англии. Но Ланс почти не слушал Алана, дожидаясь, пока их беседа примет более предметный характер.
Узнает ли она в нем на этот раз своего лесного друга? Так ли уж остер женский глаз, как принято считать? Если она побледнеет — значит узнала. А что если разгневается? Сердце у него упало.
Но где же она?
Алан Уокер все говорил и говорил, жалуясь на болезни скота и лень чернокожих рабов. Вокруг метался негритенок с мухобойкой, другой слуга время от времени подносил ром.
— В этом году отличный урожай ягод, — заметил Уокер. — Мы уже заготовили двенадцать галлонов ликера…
— Надеюсь, ваша дочь здорова? — не выдержал Ланс.
Уокер рассеянно кивнул и заговорил о растущих ценах на соль.
Из-под парика Ланса потекли струйки пота. Выждав пару минут, показавшихся ему парой веков, он снова решил попробовать, на этот раз более смело.
— Ваша дочь, сэр… Она не примет меня?
Уокер прочистил горло и уставился в одну точку, как бы собираясь с мыслями. Поняв наконец, что вопрос касается не тонкостей дубления оленьих шкур или способов копчения свинины, он ответил:
— Моя дочь, сэр, кхм-кхм… сейчас не может. Уверяю вас, она страшно сожалеет, но…
Ланс пришел в ярость. Его лицо приобрело цвет спелой малины, а руки потянулись вперед, словно собираясь вцепиться в горло гостеприимному хозяину. Он уже собирался вскочить, но вовремя подавил свой нелепый порыв.
— У нее нервы расшалились, знаете ли… — продолжал Алан Уокер. — Может, это просто каприз, мастер Клейборн, а может, что-то женское, как вы полагаете?
Ланс промолчал, стараясь успокоиться. Так вот где подлинный маскарад! Она не хочет видеть его в английской одежде, даже не догадываясь, КОГО может в нем узнать! Она не желает видеть его даже просто как гостя ее дома! Как Ланс Клейборн он ей просто не нужен, невзирая на все его богатство и многообещающее будущее!
Попытавшись что-то быстро и сбивчиво объяснить, Уокер лишь окончательно все испортил: девчонка нахваталась в Лондоне каких-то предрассудков, стала страшно своевольной, но если мастер Клейборн заедет к ним как-нибудь в другой раз, она, конечно же, исполнит свой долг гостеприимства, знакомый каждому настоящему виргинцу…
«Да плевать она хотела на законы гостеприимства!» — подумал вконец расстроенный Ланс и откланялся.
Он гнал коня, проклиная все на свете, называя себя дураком, каких еще свет не видывал, и божась, что, даже если ему суждено прожить сто лет, он больше никогда и носа не покажет к Уокерам!
Недобрым словом были помянуты и кожаные краги, и меховой плащ, сама судьба, приведшая его в тот треклятый день на пристань Арчерз-Хоуп…
Но что это за боль слева, под перевязью? Сердце?
Он снова выругался.
Он был и дикарем, и англичанином. Девушка же оказалась просто дикаркой.
Да, необычный получился маскарад!
V. ТРЕВОГА
Ланс Клейборн сидел за столом в таверне Лоренса, а сам хозяин склонился над ним и с мрачным видом слушал новости с верховий.
Лоренс был родом из Оксфорда. Попытавшись стать плантатором, он пять лет назад потерял все свои земли, отобранные У него по решению послушного губернатору суда неким очередным фаворитом Беркли. Разоренный Лоренс не пал духом и открыл таверну, приносившую ему теперь доход вдвое больший, чем самая богатая ферма, поскольку таверна эта стала излюбленным местом отдыха гостей Джеймстауна. И люди и их лошади находили здесь уютное пристанище и обильную пищу. Невеселый нрав хозяина сторицей окупался его острым умом, и многие недовольные губернатором и его сбирами были рады провести денек-другой в таверне.
Зала сверкала начищенной медной и серебряной посудой и благоухала ароматами жареного мяса, вина и табака. В центре стоял огромный стол с лавками, а знатных посетителей ждали расположенные вдоль стен отдельные кабинеты со столиками и стульями.
Ланс сидел лицом к двери и с аппетитом уплетал внушительных размеров кусок бараньей ноги с чечевицей и мамалыгой. Он сильно проголодался. Яростно двигая челюстями, юноша время от времени односложно отвечал на вопросы хозяина или кивал, соглашаясь с его замечаниями. Когда же он немного насытился, то перешел к тому, зачем, собственно, и приехал в Джеймстаун:
— Лоренс, не появлялся ли здесь мой враг?
— Нет, Ланс, и о нем нет никаких вестей, — ответил хозяин.
— Что же, — улыбнулся Ланс, — пора ставить точку. Прошло уже одиннадцать лет с тех пор как, он убил дядю Уолтера, из-за чего мы и приехали в Виргинию.
— Как дела на западе? — спросил Лоренс.
— Как всегда тревожно. Словно в чане, где бродит виноградное вино. Байерд, Крю и Макферлэйн шлют тебе привет. Они запаслись пушниной, в надежде что этой зимой в Лондоне цены должны резко подскочить.
— Ты ездил в горы?
— Нет, Ледерер был там вместе с Макферлэйном и его людьми. И повсюду натыкался на следы стоянок индейцев с севера. Я же недолго жил в округе Стеффорд. Чискиаки и другие дружественные нам племена встревожены. Они полагают, что на следующий год войны не миновать. Голландцы вооружают ирокезов. В Пенсильвании и Мэриленде сенеки выгоняют другие племена с их северных охотничьих угодий.
— Губернатору пора наводить в доме порядок, не так ли? — мрачно усмехнулся Лоренс.
— Не мешало бы. А что происходит здесь?
— Да все то же самое, мой юный друг. Члены совета жиреют, а остальные выкручиваются, кто как может. И если один жулик, нахапав, больше чем может проглотить, уезжает в Лондон, его место тут же занимает дюжина других. Богатые платят те же налоги, что и бедные, а члены совета — вообще никаких. Губернатор…
Лоренс посмотрел через плечо. Два дочерна загорелых моряка клевали носами над кружками эля. Он понизил голос почти до шепота и продолжал:
— …Губернатор, оказавшись теперь под каблуком у жены, стремится к новым богатствам. Леди Беркли намекнула ему, что у него скоро будет сын.
— Да кто поверит в эти сказки?
— Неважно. Леди Беркли, хотя и вдова, все же достаточно молода, чтобы иметь ребенка. И кто потом, кроме его превосходительства, разумеется, сможет усомниться в отцовстве? Неважно… Тридцать лет назад этот человек был предан людям и делу, а теперь лишь собственному кошельку. Он стал стар и жесток, Ланс. Ради Бога, остерегайся ему перечить.
— Я его не боюсь.
— Зато он многого боится, а посему опасен всем. Он старше, чем выглядит. Он ненавидит также Драммонда и Бэкона-младшего за то, что они прекрасно образованы и знают законные права англичан. Старый дурак хотел бы управлять колонией рабов и крестьян, а не джентльменов.
Ланс отодвинул тарелку.
— На западной границе мы часто говорим о политике, — сказал он. — Там очень недовольны тем, что выборов не было вот уже двадцать лет. Новые земли не имеют своих представителей ни в парламенте, ни в совете, а значит, не имеют и защиты.
— Здесь тоже неспокойно. Пока нас обкрадывали по мелочам, все молчали, но когда это перешло все возможные границы, поднялся крик. Даже каждый четвертый из свободных людей не обладает избирательным правом. За последние десять лет губернатор ни разу не отчитывался по делам государственной казны. Не дав взятки, невозможно узнать даже, как поживают жена и дети того или иного чиновника. Торговлю спиртным никто не контролирует, даже рабы надираются в стельку. Женщинам стало небезопасно ходить по улицам в любое время суток!
— Но ведь недовольство было всегда?
Хозяин таверны пожал плечами и ответил:
— Такого еще не бывало. Беркли стал алчен, как испанец. Он превращается во второго Кромвеля!
— Ого! — расхохотался Ланс. — Ну и напугал же ты меня, старина Лоренс! Неужто в Кромвеля?
— И нечего смеяться, парень! Твое собственное дело, между прочим…
— Что? — Брови Ланса взлетели вверх.
— Да, да! Твое собственное дело, друг мой! Уже два месяца, как бумага о твоем аресте лежит в кармане окружного шерифа. Он хвастался, что упечет тебя, сына рыцаря, как базарного воришку, за сопротивление властям!
— Бертон?
— Он самый. Кого ты, на радость всей колонии, окунул мордой в грязь.
Ланс улыбнулся.
— Не вижу ничего смешного, — заметил Лоренс. — Ему известно, что ты вернулся в замок Клейборна. Не удивлюсь, если он и сюда заявится. — И Лоренс посмотрел на дверь.
— Ему никто не давал права оскорблять джентльмена, — ответил Ланс, поправляя перевязь. — Кстати, кто сейчас вершит делами в местном магистрате?
— Алан Уокер.
— Но я же говорил с ним два часа назад! — возмутился Ланс. — И он… Ну да ладно.
Дверь открылась, и Лоренс, узнав входящих, быстро встал между ними и Лансом, делая вид, будто вытирает со стола пролитое гостем вино. Какое-то время Ланс и не подозревал, что вошел шериф, но вскоре услышал его низкий хриплый голос:
— Черт побери, Лоренс! Где ты, чтоб тебе пусто было?
Хозяин как ни в чем не бывало продолжал мыть стол, все еще закрывая Ланса от глаз шерифа и двух его помощников.
Но юноша встал, отстранил Лоренса и приподнял край шляпы.
— Ба, мастер Бертон! — вскричал он, направляясь прямо к нему. — Вот так встреча!
Шериф резко повернулся на каблуках и застыл от неожиданности. Его лицо пошло пятнами, пальцы хватали воздух.
Ланс спокойно прислонился к стене и продолжал:
— Говорят, у вас накопилось на меня много жалоб? И нет никакого сомнения, что скоро с вашей легкой руки все станут величать меня не иначе как бродягой с большой дороги и базарным воришкой? Хотя нет, все это слишком слабо. Уж, верно. вы придумали нечто похлеще! Ну же, говорите!
Бертон сделал шаг назад.
— Н-н-нет, мастер Клейборн, — протянул он, — я… я…
Оба помощника шерифа тоже отступили. Лишь однажды им довелось арестовывать джентльмена силой, и безнаказанно это им не обошлось.
— Как я слышал, — настаивал Ланс, — вы намеревались отвести меня за ухо в тюрьму? Так вперед, мой отважный шериф! Что же вы медлите?
Взгляд шерифа упал на длинную боевую шпагу Ланса, эфес которой находился в каких-то двух дюймах от крепких пальцев разъяренного юноши, и вся его воинственность разом пропала.
— Я не имел в виду ничего дурного, сэр! — воскликнул он, давясь словами. — Нет, сэр! Жалобу забрали назад, сэр, дело закрыто, сэр! Корнет Гэри отплыл в Англию, сэр!
— Очень хорошо, — ответил Ланс.
Увидев, что насмерть перепуганный толстяк пятится к двери, он сказал:
— Не надо так торопиться, старина. Выпейте и расскажите мастеру Лоренсу, как все было на самом деле.
Ланс повернулся к хозяину:
— Пожалуйста, мастер Лоренс, обслужите этих людей.
Шериф Бертон не мог даже смотреть на эль. Он сделал несколько неудачных попыток заговорить, и в конце концов Лансу пришлось ему помочь.
— Кто первым произнес грубое слово, когда мы ехали к Уокеру?
— Я, сэр. Я был немного пьян, сэр.
— Кто из нас был безоружен?
— Вы, сэр.
— А кто кому угрожал пистолетом?
— Я — вам, сэр… Но я не собирался…
— Это вы сейчас так считаете. И кого в итоге вываляли в пыли?
— Меня, сэр.
— Вот и славно. Справедливость восстановлена.
От Лоренса Ланс поехал к Генриетте Харт. Он заметил, что от большой дороги на Кикотан к таверне Генриетты отходит довольно широкая, хорошо утоптанная тропа. Генриетта процветала.
Мужчины приезжали в ее заведение шумно и весело провести время, не скупясь на знаки внимания, щедрые чаевые и подарки.
Едва Ланс спешился, мальчик-слуга подхватил поводья его лошади и повел ее в конюшню.
Дверь распахнулась, и на пороге, уперев руки в бока, возникла сама Генриетта.
— Ну наконец-то! — приветствовала она юношу. — Где тебя носило столько времени?
Они вошли в дом, и Генриетта провела его прямо в свои апартаменты, где и села на край огромного ложа, среди целой горы подушек и подушечек. Лили и Моли, ее служанки, явились было узнать, не требуется ли что-нибудь, но она прогнала их.
Хесус Форк? Она не слышала о нем вот уже год, когда его видели в Чарльзтоне.
— А все ты, парень, — продолжала хозяйка. — Пират боится тебя, иначе давно бы уже примчался на зов своего Дружка губернатора…
Некто Корниш, плававший одно время с Форком, рассказал, что у того уже четыре корабля, охотящихся за торговыми судами. Больше новостей не оказалось.
— Отец считает, что полезно иметь врага, — сказал Ланс, любовно поглаживая эфес своей шпаги. — Возможно, так оно и есть, но это становится скучным, если у тебя нет ни большого корабля, чтобы его выследить, ни просто возможности вызвать на поединок.
Он взглянул на Генриетту и с удивлением увидел в ее руках тонкий французский стилет. —
— Кто знает, — ответила она на его молчаливый вопрос, — быть может, мне суждено встретиться с ним первой.
— Это не для тебя, Генриетта, — нахмурился Ланс. — Оставь его нам. С такой безделушкой…
— Безделушкой? Да это один из лучших клинков, когда-либо завозившихся в колонию! Я выменяла его у одного француза с Тайндоллз-Поинт на горшок индейской целебной мази. Не знаю уж, помогла ли ему мазь, а стилет превосходен, и я сберегу его для Форка.
Она спрятала нож и продолжила:
— Ты не знаешь ненависти, Ланс. Я имею в виду ненависть, возникающую между мужчиной и женщиной. Бывали моменты, когда я действительно любила этого мерзавца, только не спрашивай меня, почему… Не знаю. Мой муж умер. Уолтер Клейборн погиб. Он же так домогался меня… И я, несчастная, поверила. Будь он проклят! Настанет день, когда…
Все это Ланс слышал уже не впервые. Но поверил окончательно лишь сейчас, увидев в ее руках сверкающую сталь. И все же некий комизм представшей его глазам сцены не укрылся от него, и он не сдержал улыбки.
Генриетта тут же замолчала, внимательно посмотрела в лицо юноши и… широко улыбнулась в ответ:
— А ты сильно изменился, парень! Вырос, возмужал… Голову даю на отсечение, без женщины тут не обошлось. Я вижу это по твоим глазам! Говори, кто она? Ты встретил ее в лесу? Она дикарка?
— Сущая дикарка, — мрачно кивнув, подтвердил Ланс.
Неделю спустя, находясь на своей далекой ферме в Энрико, Ланс вдруг подумал: а что бы сказала Истер Уокер, увидев его новые плантации?
Здесь на Клейборнов работали восемь рабов и шесть недавно прибывших крестьян. Как и раньше, всем заправлял Пео, которому удалось добиться впечатляющих успехов, но главная работа только предстояла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34