Аццо сидел на пороге своей низкой хижины, которая была спрятана под нависшими ветвями старых деревьев.
Энрика попробовала уговорить Жуану провести ночь в хижине — она с каждым разом все более и более привязывалась к сестре отшельника, но Жуана отказалась, так как Рамиро должен был ехать на следующий день в корпус.
Энрика более не настаивала, и все грустно простились друг с другом. Энрика и Жуана поцеловались от всей души, даже старая больная Непардо приподнялась и на прощанье протянула руку уходящим. Энрика простилась с милым Рамиро, а Мария с любовью целовала и прижималась к груди старой матери Жуаны.
Дети начали прощаться, они по внутреннему влечению, как родные, поцеловались и обняли друг друга — все это было так невинно и просто, что добрая Жуана, вспомнив прошлое, утерла слезу, непрошенно навернувшуюся на глазах. Она еще раз благословила Марию.
— Мы проводим вас до холма, — сказала Энрика.
— Отлично! — обрадованно подхватили дети.
Дружно вышли они из хижины и направились к отдаленному бугорку. Аццо следил глазами за удаляющимися, когда ему показалось, что между деревьями за ними промелькнула черная тень.
Цыган приподнялся — неужели темнота обманула его всегда верный взгляд? Но это невозможно, он так привык к окружающей темноте; что может различить каждое деревцо и ясно видит уходящих гостей. Он неподвижно остался в своей засаде и с напряженным вниманием стал смотреть в ту сторону, где ему показалась темная фигура.
Но ничто не шевелилось, все было тихо и спокойно.
Тем не менее Аццо вспомнил слова Энрики, что они недавно видели монаха Жозэ на дальней дороге к Меруецкому монастырю. Когда Энрика и Мария, простившись со своими друзьями, воротились в хижину, Аццо решился остаться в своей засаде и сторожить убежище этих бедных женщин.
Энрика думала, что Аццо уже пошел спать в свою низкую хижину, а потому и не простилась с ним, — задумчиво и тихо вошла она в свою комнату.
Аццо слышал, как Энрика закрыла засовы и порадовался, что приделал замок к хижине. Старому Мартинецу нечего было запираться, но беззащитные женщины должны были ограждать себя от нежданного врага.
Месяц бросал свой бледный и туманный свет сквозь вершины деревьев на хижину и поляну. Его лучи, пробиваясь сквозь качающиеся деревья, дрожали и трепетали на зеленом мху, местами освещая темную поляну.
В этом бледном свете хижина стояла так мирно и таинственно, что казалось, будто несчастье не могло постигнуть ее. Ветхая и грубо сколоченная, почерневшая от времени и непогоды, она странно противоречила всей окружающей природе.
Аццо стоял у входа своей невидимой, заросшей зеленью хижины. Он так притаился за деревьями, что никто не мог заметить его, сам же, напротив, мог видеть все, что происходило вокруг. Затаив дыхание, глядел Аццо вдаль, ветерок чуть слышно шелестел, глубокая тишина царствовала в Меруецком лесу.
Вдруг Аццо увидел, что какая-то черная тень, скорчившись, осторожно подкрадывалась к хижине.
С сильно бьющимся сердцем следил он за призраком. У него перехватило дух — он узнал таинственную фигуру. Жозэ, крадучись и оглядываясь по сторонам, вышел из тени деревьев и остановился на поляне. Луна освещала его осунувшееся злое лицо. Постояв с минуту и видя, что все спокойно, он неслышными шагами подошел к двери, нагнулся и приложил ухо к щелке.
Он хотел убедиться, спят ли его жертвы, он уже мысленно представлял себе их положение и соблазнительную наружность — глаза его заблистали еще большей алчностью, он уже видел себя обладателем этих бедных, давно преследуемых им женщин, и весь дрожал от волнения и нетерпения.
В Аццо с прежней силой проснулась вся ненависть и злость, так долго кипевшая в нем к Жозэ и его сообщнице. Он вспомнил ночь, когда этот ненавистный монах велел притащить его в монастырь на улице Фобурго, вспомнил лживое показание, данное Жозэ инквизиторам. Уже несколько раз этот негодяй был в его власти, но какой-нибудь случай или неуместное сострадание всегда спасало ему жизнь.
Теперь он решился во что бы то ни стало спасти Энрику и избавить себя от злейшего врага. Мошенник сам попал в западню, из которой ему на этот раз не уйти живому. Мысль эта приводила Аццо в восторг. Его кулаки сжимались и сердце нетерпеливо билось.
Жозэ тихо и осторожно нажал дверь — он надеялся найти ее отворенной и неожиданно и поспешно подойти к постели своих жертв, глаза его горели, губы дрожали от волнения.
Слабая деревянная дверь не поддавалась его напору, следовательно, она замкнута. Это ему было крайне неприятно, так как, несмотря на всю свою ловкость, ему пришлось бы шуметь и этим разбудить спящих. Зато он был уверен в полном успехе, он надеялся, хоть в этот раз, без препятствий удовлетворить свою ужасную страсть.
Жозэ осторожно вытащил из-под рясы великолепный, крепкий и острый кинжал; просунув его между дверью и стеной, он мог теперь легко проникнуть в хижину.
В то самое время, когда монах, нагнувшись, просовывал в щель гладкое острие кинжала, Аццо, как дикий и кровожадный зверь, набросился на него.
Бесшумно и не говоря ни слова, прежде чем Жозэ мог услыхать его и обернуться, цыган схватил его и начал борьбу не на жизнь, а на смерть. Наконец-то настала для Аццо давно желанная минута мщения!
Монах застонал от неожиданного нападения, которого он никак не предвидел — он задыхался в железных объятиях цыгана, навалившегося ему на грудь. Он рассвирепел, попробовал выдернуть кинжал из щели двери и дико вскрикнул, узнав пылавшее мщением лицо Аццо.
— А! Это ты, беглый цыган! — задыхаясь простонал он. — Кто-нибудь из нас двух должен отправиться к черту, чтобы другой мог, наконец, успокоиться!
— Я поклялся извести тебя и нечестивую Аю! — вскричал Аццо, напирая на Жозэ. У него не было никакого оружия, но на этот раз его смертельному врагу все-таки не уйти от него! Он оттащил его от двери, чтобы не дать ему возможности выхватить кинжал, и, собрав все свои силы, бросил его со всего размаха на близ стоявшее дерево. Жозэ ударился о сосновый твердый ствол и без чувств упал навзничь.
В это время дверь хижины отворилась и Энрика, проснувшись от непонятного ей шума, бледная и испуганная, появилась на пороге — она все поняла!
С неистовым бешенством схватил Аццо упавший кинжал. Энрика видела, как Аццо спешил с ним к дереву, к смертельно раненному Жозэ, чтобы сразу покончить с ним. Она закрыла лицо руками и страшно закричала. Ее пронзительный крик пронесся по всему лесу. Аццо оглянулся на Энрику и на минуту остановился.
— Что вы делаете, сжальтесь, что случилось? — в ужасе закричала она.
— Черная тень, преследующая вас и вашего ребенка, явившаяся вам в лесу и сегодня подошедшая к вашей хижине.
— Жозэ! — простонала Энрика.
— Да, Жозэ. Я должен отделаться от него. Воротитесь в дом и закройте за собой дверь, вам не следует видеть того, что сейчас произойдет! — воскликнул Аццо.
Энрика испугалась, взглянув на дикое выражение его лица.
— Он в беспамятстве, на пятнайте ваших рук в его крови! — испуганно просила мать Марии, подходя к цыгану и взяв его за руку.
Между тем живучая натура Жозэ взяла свое, хотя он от удара лишился чувств и получил рану в голову, из которой струилась кровь, все же он быстро поднялся и стремглав побежал в лес.
Аццо вырвался из рук Энрики и с обнаженным кинжалом побежал за убегающим мошенником. Они оба быстро бежали по темному лесу. Жозэ знал, что если цыган настигнет его, то он погибнет, Аццо же сознавал, что Энрике, ее ребенку, Марии Непардо и ему самому плохо придется, если монаху удастся убежать. Поднимаясь на холм, за которым простиралась равнина, Жозэ споткнулся, но как кошка ловко удержал равновесие и снова помчался в густой лес.
Сухие листья и гладкие иглы пин задерживали Аццо, но вдруг он упал на том самом месте, которое Жозэ удалось миновать, он так неосторожно задел за торчащие корни, что с трудом мог подняться на ноги, между тем расстояние увеличилось и с трудом поднявшийся преследователь должен был сознаться, что он не в состоянии догнать негодяя. В сильном бешенстве и досаде он бросил в удаляющегося Жозэ кинжалом, пролетевшим над его головой. Жозэ даже не остановился, чтобы поднять оружие, и с удвоенной быстротой продолжал бежать по направлению к холму. Он смутно чувствовал, что ноги его двигались только механически, что кровь льется из раны и разливается по лицу и глазам — еще несколько минут и он должен упасть!
Аццо яростно вскрикнул, увидев, что от сильного волнения его всегда верный удар не попал в противника, его поврежденная нога отказывалась служить, и он с проклятием упал на траву, видя, что должен оставить преследование. Увидев кровавый след, он утешился тем, что Жозэ, получив такую рану, не дотащится до дороги на Фобурго и упадет в степи, которая так безлюдна, что никто ему не подаст помощи.
По прошествии нескольких часов потащился он обратно к хижине, Энрика и Мария звали его из чащи.
Предполож ение Аццо сбылось, Жозэ в самом деле упал в пустынной долине, рана его была опаснее и глубже, чем можно было предполагать по первому впечатлению.
ОБЛИЧЕННЫЙ
Королева была крайне возмущена, когда на другое утро после побега цыгана ей доложили об этом. Посланный короля, отец Фульдженчио, не мог явиться в более благоприятную минуту. Она хотела иметь подробные сведения о том, как допустили побег такого страшного преступника, на котором тяготело народное проклятие.
С помощью Маттео исповедник короля опять приобрел свое прежнее влияние, так сильно поколебленное безумным поступком великого инквизитора в церкви святого Антиоха. Изабелла исповедовалась и молилась более чем когда-либо и незаметно поддавалась влиянию патера.
Влияние же Серрано все более и более падало, даже Прим, бывший одно время ее избранным любимцем, был вытеснен ловкими интригами Санта Мадре. В легковерной Изабелле ловко возбудили подозрение, что эти верные защитники ее только добивались своей собственной выгоды. Когда Маттео в этом совершенно убедил королеву-мать, она постоянными нашептываниями дала понять всегда восприимчивой Изабелле, что Серрано, Прим и Топете только гоняются за богатствами, почестями и титулами для себя и своих близких. Изабелла в душе стала им не доверять, несмотря на то, что прежде сама осыпала их всевозможными наградами.
Возобновившееся влияние Санта Мадре чувствовалось и в правительстве, издававшем указы о ссылках и всевозможные строгие приговоры против либералов, как бы ни были они влиятельны и высоко поставлены. Так, в короткое время были сосланы один за другим Конха, О'Доннель и инфант Ивикаский, за ними скоро последовал любимый в народе Шеллей.
Этот удобный способ отделываться от людей либеральной партии был страшно отмщен впоследствии.
Хитрый патер Фульдженчио, с безбородым худощавым лицом и орлиным носом, низко поклонился ожидавшей его королеве. Он вошел в тот самый маленький кабинет, в котором Изабелла некогда молилась за Серрано и еще недавно принимала министра Олоцагу, предостерегавшего ее от патеров.
Фульдженчио знал слабость королевы, любившей низкие поклоны, и никогда не пропускал случая, даже в придворной капелле, при ее появлении выказывать внешне знаки самого глубокого почтения, мысленно насмехаясь над легковерной владычицей.
— С удивлением и неудовольствием слышали мы, благочестивый отец, — начала Изабелла, — что преступнику, известному под именем вампира, удалось бежать из Санта Мадре! Поистине, если бы мы знали, что тюрьма на улице Фобурго, слывшая некогда за самую надежную в мире, стала вдруг так ненадежна, мы, конечно, не согласились бы поручить этого гитаноса отцам инквизиции.
— Гнев вашего величества справедлив! В Санта Мадре все в высшей степени взволнованы, теперь нет больше ничего надежного, ничего святого! — почтительно говорил Фульдженчио.
— Этого преступника должны были сторожить безотлучно!
— Он содержался в самом глубоком подземелье, был под тремя замками, но да помилуют нас святые! — воскликнул Фульдженчио с поднятыми к небу глазами. — В Испании есть нечестивая власть, которая, я должен откровенно и честно сознаться, далеко превосходит власть вашего величества!
Изабелла недовольно посмотрела на патера, потом вспомнила про тайное общество, уже несколько раз доказавшее ей основательность слов Фульдженчио.
— Так вы думаете, что и этого преступника освободила…
— Рука Летучей петли, ваше величество, это верно! Этот замаскированный незнакомец, этот гидальго, называющий себя доном Рамиро, уже несколько раз проникавший в стены Санта Мадре, как будто все двери сами собой перед ним отворяются, в эту ночь собственноручно вырвал вампира из рук правосудия!
Изабелла вскочила — этого она не ожидала! Глаза ее смотрели мрачно и неподвижно, маленькие мягкие руки сжимались с такой силой, которой нельзя было предположить в испанской королеве.
— Вполне ли вы уверены в том, что мне докладываете? — медленно спросила она.
— Замаскированный дон Рамиро собственноручно освободил его, привратники видели и узнали его! — отвечал Фульдженчио.
Изабелла нахмурилась.
— На этот раз он от меня не уйдет! — запальчиво вскричала она. — Мера полна, он заслуживает смерти!
— Да ведь еще не знают, кто этот ловкий гидальго. У него, как у всех воров и мошенников, есть поддельный ключ ко всем дверям. Даже не знают места совещаний этого опасного общества! — отвечал патер с плохо скрытой насмешкой, рассчитывая этим еще более рассердить королеву. Как все инквизиторы, он ненавидел Летучую петлю.
— Его должны отыскать, моя карающая рука сумеет наказать дерзкого, явно смеющегося над нашими предписаниями.
— А этот дон Рамиро?
— Погибнет, как только очутится в нашей власти, — горячо воскликнула Изабелла.
— Как бы он ни был высоко поставлен? — спросил Фульдженчио, следя за выражением ее лица.
— Мы обещаем вам приговорить его к смерти!
— Позвольте мне, ваше величество, вас поблагодарить от имени Санта Мадре, — сказал патер, — пора положить конец этому самоуправству!
— Я чувствую то же самое, а потому поступок прошлой ночи не останется безнаказанным! Я сдержу свое слово!
Королева была очень взволнована. Она поспешно отпустила патера, который подобострастно поклонился ей. Воротившись в свои покои, она велела позвать к себе министра-президента, генерал-капитана и начальника стражи.
Господа эти явились с самыми покорными лицами, не зная, как и чем угодить взволнованной королеве, но ни один из них не мог дать хотя каких-нибудь сведений о тайном обществе и его предводителе. Изабелла становилась все раздраженнее и с трудом преодолела свой гнев, когда начальник стражи признался, что, несмотря на все старания, не могли добиться, кто такой этот таинственный дон Рамиро.
Между тем Фульдженчио, пройдя через зал адъютантов, вступил в коридор. К нему неожиданно подошла закутанная монахиня.
— Скорей, идите за мной! — прошептала она патеру.
Фульдженчио знал, что прекрасная графиня генуэзская, влиятельная монахиня Патрочинио, только тогда употребляла подобные слова, когда хотела сообщить ему какую-нибудь важную тайну. Он еще с большей готовностью последовал за своей проводницей. Патер любил останавливать свои взоры на ее роскошном и соблазнительном стане. Монахиня ожидала его в уже известной нам спальне. Чтобы ей не было так жарко, она немного расстегнула свое одеяние, под которым сегодня было надето черное гладкое платье. Глаза графини зловеще блестели — ее лишили наслаждения тайно пытать упорно сопротивлявшегося Аццо — у нее похитили цыгана! Первое, что она сделала по получении этого известия, было побудить Жозэ и его фамилиаров во что бы то ни стало отыскать место сборища общества Летучей петли, которого до сих пор никто еще не мог открыть. Она хотела немедленно дать почувствовать свою власть этому предводителю га иного общества, она хотела уничтожить его. Полчаса тому назад Жозэ доложил ей, что Аццо бежал в ночь под покровительством Летучей петли, а теперь она уже получила ответ, вызвавший на ее холодном лице ледяную, надменную улыбку.
— До цыгана я уже доберусь, но прежде я погублю тебя, дон Рамиро!
Патер Фульдженчио вошел в спальню монахини. Он тотчас же увидал, что прекрасная Рафаэла расстегнула свое платье, что очень понравилось благочестивому патеру.
— Ты звала меня, сестра Патрочинио? — спросил он, приближаясь к ней.
— Сегодня же вечером общество Летучей петли должно быть в наших руках, — страстно прошептала графиня генуэзская.
— Что за рвение! Право, благочестивая сестра, мраморная холодность, которой ты так хвалишься, на самом деле фальшива, в тебе волнуется и пылает Этна — я думаю, ты преждевременно рассчитываешь на удачу!
Монахиня бросила надменный и гордый взгляд на сгорбленного худого монаха.
— Что я до сих пор решала, всегда исполнялось, — тихо, но твердо произнесла она, — через несколько часов королева будет здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74