Между этими судьями и цыганом стоял дугообразный черный стол, на котором лежало небольшое распятие, налой с библией и колокольчик. За столом сидели три патера, перед которыми были документы, бумага и чернила. Вдали стояли послушники, фамилиары, шпионы и сторожа.
Аццо был поражен при виде этого многочисленного собрания. Он удивленно оглядывался направо и налево, стараясь сохранить в памяти всю эту обстановку. На великих инквизиторах были надеты большие черные мантии и четырехугольные плоские шапки, углом выдающиеся вперед. У Антонио же сверх мантии была надета красная бархатная накидка, а вокруг шеи широкая золотая цепь. На ней висела золотая блестящая медаль с изображением Спасителя, на груди которого сияло лучезарное солнце.
Аццо стоял перед предназначенной ему скамейкой. Она состояла из двух коротких, накрест сколоченных деревяшек, на них был положен ветхий брус фута в два длины, острым концом кверху.
Антонио простер руку, указывая на вошедшего.
— Ты принадлежишь к тем нечестивцам, которые, пользуясь нашей милостью, кочуют по государству, раскидывая свои палатки то там, то сям — твое имя!
— Аццо, сын цыганского князя!
— Патер Роза, читай обвинение, а вы, благочестивые и дорогие братья, слушайте в безмолвии! — приказал Антонио.
Один из сидевших за столом инквизиторов поднялся и взял бумаги.
— Уже многократно повторялся случай, — начал патер Роза, — что на подрастающих девочек набрасывалось какое-то чудовище в человеческом образе. Этих несчастных детей находили впоследствии с маленькой ранкой у сердца, из которой чудовище, прозванное в народе вампиром, высасывало кровь своих невинных жертв. Но также и другие части их тел часто находили изувеченными, и страдания этих несчастных, до смерти замученных детей требуют отмщения.
— Тебя обвиняют, Аццо, в этих страшных преступлениях, так как ты был в Бедойском лесу, когда дочь цыганки пала жертвой вампира, ты был в трактире «Рысь», когда нашли на улице окровавленную и изувеченную дочь вдовы, ты был на улице Толедо, когда дочь лавочника досталась вампиру для утоления его жажды. Из всего этого следует, что цыган Аццо и есть тот самый вампир. Эти показания могут подтвердить свидетели.
Хотя от дурного воздуха Аццо был желт и бледен, но теперь при чтении этого обвинения он посинел и в ужасе не верил своим ушам: он точно был в Бедойском лесу и в трактире «Рысь», он часто бывал также на улице Толедо, но, странно, он в самом деле присутствовал при всех этих случаях.
— Сознаешь ли ты свою вину, преступник? — спросил Антонио строгим голосом.
— Кто докажет, что я в самом деле был в названных вами местах? — воскликнул Аццо. Он был сильно взволнован и сердце его неистово билось в груди.
— Был ли ты в Бедойском лесу, когда нашли мертвого ребенка цыганки? — спросил патер Роза.
Сидевшие рядом с ним монахи записывали показания.
— Да, я видел дочь Ференцы! — отвечал Аццо.
— Брат привратник, приведи сюда хозяина трактира «Рысь»! — приказал патер Роза.
Через несколько минут явился из-за завешенной двери знакомый нам хозяин знаменитой харчевни. Он сильно оробел и кланялся направо и налево.
— Подойди к налою и к кресту! — сказал ему патер Роза. — Положи руки на Евангелие и отвечай перед Богом то, что я буду спрашивать у тебя.
— Все буду говорить по совести и по обязанности, все что прикажете, благочестивые отцы! — говорил запуганный трактирщик. Он еще не знал, зачем он был призван в суд инквизиции.
— Помнишь ли ты вечер, в который, неподалеку от твоего дома, вампир набросился на дочь вдовы и высосал из нее кровь? — спросил монотонным голосом патер Роза.
— Очень хорошо, благочестивые отцы, до подробностей! Я помню, что еще от жалости и страха, кровь застыла в моих жилах.
— Не ночевала ли у тебя в эту ночь шайка цыган?
— Да, благочестивые отцы, целая шайка цыган, я вижу их даже теперь, всех до одного, хотя уже много лет прошло с тех пор! Они приехали с наступлением ночи, а на рассвете отправились далее.
— Посмотри-ка на этого преступника, сидящего на скамье осужденных, не узнаешь ли ты его?
Хозяин трактира «Рысь» поглядел на бледного Аццо, изнемогавшего под тяжестью накапливающихся обвинений.
— Да, благочестивые отцы, это сын их предводителя. Этот странный юноша так не понравился мне тогда, что я ясно запомнил его лицо! — воскликнул испуганный трактирщик, радуясь, что скоро отделается от монахов.
— Ты клянешься перед Евангелием! — увещевал Роза.
— Будь я проклят, если этот преступник не тот мальчишка!
— Так иди же — брат привратник проводит тебя. Хозяин харчевни «Рысь» раз двадцать поклонился, удаляясь от дугообразного стола.
— Мы также имеем доказательства, что ты был на улице Толедо, в вечер последнего ужасного преступления — признаешься ли ты в своей вине?
Аццо, не имея силы отвечать, отрицательно покачал головой.
— Так подойди же сюда, брат Жозэ, повтори нам твои показания! — сказал патер Роза.
При этом имени Аццо вскочил со своего места. Его лихорадочно блестящие глаза впились в бледное исхудалое лицо сообщника монахини. Он отшатнулся назад, вспомнив, что он в самом деле разговаривал с этим монахом на улице Толедо. Жозэ приподнялся и подошел к столу. Выражение его лица, за минуту перед тем такое злобное и надменное, изменилось в покорное и богобоязненное.
— Я видел вечером в праздник святого Франциско, благочестивые отцы, как цыган Аццо бродил у дома торговца. Я нечаянно заметил его и стал следить за ним.
— Но зачем ты следил за ним, брат Жозэ?
— Потому что я давно уже подозревал этого цыгана, попавшего, наконец, в руки правосудия! Я потерял его из виду. Но вдруг раздался страшный крик и я увидел убитого и изувеченного ребенка! С тех пор я внимательно следил за злодеем, так как был сильно возмущен его похождениями. Мне удалось, как вам уже известно, благочестивые отцы, поймать этого вампира на месте преступления. Я последовал за ним в развалины Теба, так как заметил перед тем, что он все бродил вокруг замка. Мы оттащили его от ребенка, вырвали из пещеры и доставили сюда, чтобы предать его заслуженному им наказанию. Клянусь Богом в верности моих показаний. Пресвятая Дева, помилуй грешника! Аминь!
— Аминь! — повторили за ним все монахи.
Аццо, затаив дыхание, слушал ловко сплетенный рассказ Жозэ. Чтобы не наброситься на монаха за его лживый донос, цыган ломал себе руки и прижимал их к груди. Он видел, что был осужден, потому что инквизиторы не поверят никаким его доводам.
Он погиб, приговорен безвозвратно! Нет ему спасения! Его жажда мести должна замереть в сердце, он должен побороть в себе ненависть против Аи и Жозэ, он не насладится блаженством мщения, которому желал посвятить всю свою жизнь.
Слова Жозэ еще звучали в его ушах, еще раздавалось «аминь», повторенное всеми присутствующими.
— Он лжет! — вдруг бешено воскликнул Аццо, лицо которого исказилось от внутренней борьбы. — Он вампир! Жозэ был в пещере с ребенком — я хотел спасти девочку!
— Молчи, безбожник! У тебя хватает еще бесстыдства отрекаться от своих преступлений, ты еще осмеливаешься, преступный изверг, взваливать свою вину на благочестивого и богобоязненного монаха! В подземелье его — тебя заставят признаться! — воскликнул престарелый Антонио. — Долой с глаз моих — свести его в самое отдаленное подземелье Санта Мадре, он должен покаяться!
— Прощаю тебе твою клевету, помраченный безбожник, — благочестиво сказал Жозэ, — да просветит тебя Пресвятая Дева и не допустит тебя до ада без молитв и покаяния!
Аццо поглядел на него, чтобы убедиться собственными глазами, что он в самом деле говорил ему эти слова. Он не предполагал, что Жозэ до того был порочен.
В ту же минуту шпионы схватили его и опять обмотали его голову черным сукном. Аццо порывался еще крикнуть что-то Жозэ, но крик замер на его губах. На Аццо посыпались упреки, пинки и побои, на которые он был не в состоянии отвечать. Сторожа безнаказанно осыпали его ужаснейшими ругательствами. Они дергали и пихали его в проходах, сбрасывали по скользким сгнившим лестницам, так что он в крови и без чувств упал в подвальном этаже. Его схватили и потащили дальше. Они проклинали его, что должны были ради него спускаться в мокрые проходы самой глубокой подземной темницы, а сторож, который должен был приносить ему хлеб и воду, выместил свою злость на почти бесчувственном Аццо, ударив его по закрытому лицу.
Наконец-то сторожа добрались до отдаленной скрытой камеры, предназначенной для Аццо. Привратник отворил дверь, из которой понесло спертым, невыносимым запахом. Этот подвал, у которого не было ни одного окна, находился глубоко под землей. В него давно никого не сажали, а потому сырой, тяжелый воздух был до того ужасен, что даже сторожа, войдя в подвал, отшатнулись назад!
— Тут тебе будет хорошо! — закричали они и пихнули изнеможенного Аццо в мокрый темный подвал.
Аццо долго неподвижно лежал на грязном скользком полу своей темницы. Наконец, он очнулся и огляделся — вокруг была непроницаемая темнота.
Он дрожащими руками начал ощупывать вокруг себя; подвал был почти четырехугольный, футов по шесть длины и столько же ширины. Стены и пол были покрыты мокрым мхом. Отвратительные червяки ползали под его пальцами. В углу лежала связка полусгнившей соломы. Воздух, окружавший его, был пропитан вредными миазмами и испарениями.
В этом помещении цыган должен был приготовиться к ожидавшим его истязаниям. В этом страшном подвале человек с более слабым здоровьем давно бы погиб навеки. Привратник, который всегда нехотя спускался в эти самые отдаленные подвалы Санта Мадре, приносил ему свежей воды и хлеба иногда раза два в день, а иногда и реже. Редко выпадало на долю бедного Аццо какое-нибудь другое блюдо.
Когда Аццо просидел несколько месяцев в этом страшном заточении, он так похудел, что его трудно было узнать.
Ужасное приготовление к покаянию было почти так же страшно, как и сама пытка, на которую его, наконец, потащили.
Комната пытки помещалась еще ниже. Сырой густой воздух (так гласит история инквизиции) наполнял это подземелье. Могильные испарения отделялись от стен и потолка.
В этой пещере висели на неровных стенах, из трещин которых струилась вода, орудия пытки, адское произведение дикого воображения монахов. Один вид их наводил ужас.
Там были гвозди необычайной длины, веревки всевозможных размеров, а в углу у скамьи стояла жаровня с горячими угольями, освещая красным и синим пламенем темноту этого таинственного подземелья.
Аццо перенес водяную пытку. Но он не сознавался в своей вине! Его прицепили и повесили на веревке и подвергнули тем же истязаниям, от которых Фрацко чуть не умер — он оставался непоколебим! Когда его, наконец, положили на скамью, обвили цепями и пододвинули жаровню, когда пламенные языки лизали его подошвы и боль стала невыносима, тогда Аццо испустил ужасный, раздирающий вопль. Великий инквизитор пояснил, что он означает: «Я виновен!»
Аццо опять потащили в его прежний подвал. В то время, как палачи волокли его мимо стоявших на пути монахов, одному из них удалось сунуть в руку несчастной жертвы маленький сверток. Несмотря на невыносимую боль, Аццо хотел немедленно посмотреть на это подаяние, но побоялся чего-то и поспешно спрятал бумажку в своей ладони, так что мучители его ничего не заметили.
Когда же они опять бросили его в тесный сырой подвал и Аццо убедился, что оставлен один, он ощупью старался разглядеть, что монах так ловко сунул ему в руку — оказалось, что это были спички, завернутые в бумажку. Цыган несколько раз пытался зажечь их, но они отсырели. Наконец, ему удалось зажечь о платье одну из них. Он осторожно осветил ею записку и прочитал следующее:
«Надейся — помощь близка! Когда раздастся похоронный колокол Санта Мадре, знай, что Летучая петля заботится о тебе!»
Глаза Аццо заблестели, он почти не чувствовал боли в обожженных ногах, которые были обернуты жирными тряпками, конечно не из жалости, но чтобы он был в состоянии отправиться на ожидавшую его еще более страшную казнь.
Цыган прижал к губам записку, возвещавшую ему, что еще люди не забыли о нем. Затем он сжег ее на последней спичке, осветившей на минуту его грязную нору, боясь, чтобы эта записка не попала кому-нибудь под руки и не выдала бы монаха, принадлежащего к тайному обществу Летучей петли. Аццо было как будто легче с тех пор, как он узнал, что между монахами находился хоть один порядочный человек.
Опять проходили месяцы. Аццо превратился в скелет, но чем он становился слабее телом, тем сильнее разгоралась в нем ненависть против монахини, Жозэ и злодея сторожа, осмелившегося ударить его по лицу и сбросившего его по скользким ступеням подвала.
Он томился в лихорадочном нетерпении. В нем созрело решение во что бы то ни стало пожертвовать собою, чтоб отомстить своим ненавистным врагам и вырваться, наконец, на свободу.
Однажды, когда он лежал мучимый ненавистью и мысленно предавался мщению, послышались отдаленные дрожащие удары похоронного колокола. Зловеще долетал до него монотонный гул.
Аццо внимательно прислушивался. Он подбежал к двери, выходившей в коридор, приложил ухо к щели — он не ошибся: страшно и уныло раздавался стон похоронного колокола Санта Мадре в подвалах и подземельях инквизиции.
Вдруг послышались приближающиеся шаги. У него захватило дыхание. Он прислушивался к шагам — неужели пришли избавители?
Но только один человек приближался к его келье; сквозь щели дверей упал свет фонаря, значит это опять ненавистный сторож. Да, это был тот самый злодей, который бил и мучил его. Он по приказанию инквизиторов принес ему в последний раз свежей воды.
Аццо вскочил от злости и бешенства. Вся накопившаяся ненависть вспыхнула в нем. Лихорадочное возбуждение придавало сверхъестественную силу его изнуренным членам. Он стоял у двери, которую сторож силился отворить. Опасная мысль промелькнула в его голове: он вспомнил записку, переданную ему монахом, а потому быстро и ловко подался назад.
Сторож вошел в темницу. В одной руке он держал фонарь, в другой связку ключей. Он приподнял фонарь, тусклый свет которого упал на преступника. Весь сонм инквизиторов был уже в сборе в таинственной зале суда, чтобы произнести над осужденным последний смертный приговор. А через час Аццо должен был быть казнен. Похоронный колокол Санта Мадре глухо возвещал, что опять кто-то приговорен к смерти.
— Иди за мной! — закричал сторож, который должен был предать цыгана слугам Мутарро. — Твой час пробил!
— И твой тоже, мерзавец! — глухо проговорил Аццо.
Он выскочил из-за двери и как зверь набросился на свою жертву. Тот не успел крикнуть, как узник уже сжимал его шею в своих железных руках. Послышался только горловой, сдавленный стон, а затем после непродолжительной борьбы лицо несчастного побагровело, глаза закатились и он без чувств упал к ногам преступника. Аццо задушил монаха, который сопротивлялся и тоже страшно поранил Аццо, но он в эту минуту не обращал внимания на свои окровавленные, разодранные руки, а поспешно содрал с умирающего его длинную одежду, накинул капюшон, лихорадочно схватил фонарь и ключи и крадучись вышел в коридор. Сторож все еще лежал в предсмертных судорогах. Аццо не обратил на него внимания — он только оглядывался вокруг себя, не зная куда бежать. Ко всему этому все еще звучал похоронный колокол, призывавший его на казнь.
Он вспомнил, что сторож на этот раз пришел справа. Вероятно, там находилась комната пыток, но ему казалось тоже, что и в прошлый раз его водили направо.
А потому он повернул налево и опрометью побежал по темному скользкому проходу. Он только успел загнуть за угол и подняться на несколько ступеней, как послышались голоса подходивших к его келье. Это придало ему еще больше сил, так как преследователи легко могли нагнать его. Он чуть не споткнулся на гладкой лестнице, но, наконец, благополучно добежал до верхнего коридора.
Его сердце сильно билось от волнения, надежды и неизвестности. Он очутился на перекрестке — куда теперь идти? Он остановился, чтобы осветить дорогу, и услышал раздавшийся снизу крик и шум. Сторожа, пришедшие за ним, нашли своего мертвого товарища.
Аццо бросился наобум в первый попавшийся коридор. Но вокруг него были низкие, окованные двери. Он торопливо повернул назад — шум приближался. Задыхаясь, добрался он опять до перекрестка.
В то же самое время он увидел перед собою шагах в двадцати другого сторожа тоже с фонарем в руках — теперь уж он верно погиб!
— Что ты ищешь, брат? — вполголоса спросил подходящий монах.
Аццо ниже опустил капюшон.
— Цыган убежал из кельи — слышишь эти крики? — отвечал он.
— Беги за ним налево к выходу, а я поищу его направо! Он, наверное, не успел еще убежать из монастыря! — заметил привратник и побежал по коридору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74