Он направил лошадь к высокому густому кустарнику и спокойно стал осматривать окрестности. Он не видел лошадей, но голубой столб дыма, выходящий из трубы, свидетельствовал о том, что внутри кто-то был.
Только Корд решил спешиться и подкрасться к сооружению, как раздался звук выстрела, и камни полетели из-под копыт его лошади. Он замер, как статуя. Выстрел был предупреждающим, советующим ему развернуться и уехать. Он натянул поводья и сделал вид, что уезжает.
На столь близком расстоянии в него легко можно было попасть, кто бы там ни стрелял.
Когда Корд отъехал на безопасное расстояние от хижины, он поехал вокруг и оказался позади нее. Соскользнув на землю и свернув поводья петлей, он начал медленно продвигаться, незаметно проскальзывая от валуна к валуну. В трех футах от хижины он отпустил лошадь и бросился на землю. Немного выждав, он опять побежал, припадая к земле, к задней стенке хижины.
Корд замер на мгновение, отдышался и встал, доставая кольт. Затем он медленно стал приближаться к глиняной трубе. Он наклонился к уголку трубы и прислушался к громким голосам внутри.
Корд различил три разных голоса. Но если там были Джонти и Ла Тор, то они молчали. Он прижал ухо к стене, пытаясь разобрать слова, произносившиеся гневным голосом. Он ясно услышал, как один раз упомянули имя Ла Тора, но не смог расслышать, что о нем говорили.
Мог ли он взять сразу троих, если их, действительно, было только трое? Насколько знал Корд, их могло там оказаться и полдюжины. Точно выяснить он не мог, кроме как рискнуть и появиться перед ними. В хижине было только одно окно, но оно было в передней стене, рядом с дверью. Корд никак не мог незаметно туда прокрасться.
Мустангер оставался в своем укрытии, как ему казалось, еще минут пятнадцать, напряженно прислушиваясь и пытаясь уловить еще какие-нибудь голоса, кроме этих трех. Он не услышал ни одного, и теперь был относительно уверен, что других людей там не находилось.
Корд думал, как ему действовать. Попытаться взять их, неожиданно ворвавшись в хижину, и испугать огнем оружия, или же выждать, пока выйдет кто-то один? Корд мог бы его захватить и заставить рассказать, куда отвезли Джонти, раз ее не было в этой хижине.
Неожиданно ему пришлось принять другое решение. Он услышал скрип отодвигаемых стульев, и кто-то отчётливо произнес:
— Пошли. Давайте вытащим отсюда этого дьявола.
«Сейчас или никогда», — подумал Корд и, тремя огромными прыжками обогнув здание, с кольтом наготове появился в дверях.
— Всем оставаться на местах, — скомандовал он мужчинам, с изумлением уставившимся на него.
— Кто вы такой, черт побери, мистер? — осмелился, наконец, спросить, придя в себя, небольшого роста человек с грубыми чертами лица.
— Для вас не имеет никакого значения, кто я такой, — ответил Корд. — Все, что вам надо делать отвечать на мои вопросы. Я ищу трех человек: Ла Тора, индейца и мальчишку, который находится вместе с ними.
Корд заметил, что в глазах всех троих промелькнуло смущение, и понял, что они что-то знали. Ла Тор, очевидно, не был для них незнакомцем, но Корд не был уверен, что они что-нибудь знали о Джонти. Один из них, похожий на хорька, сердито заговорил:
— Ты напал на ложный след, незнакомец. Мы не знаем ни полукровки Ла Тора, ни мальчишки.
Корд было открыл рот, чтобы уличить этого человека во лжи как краем глаза заметил, что человек, стоявший у стены, тряхнул правым плечом.
— Хватайте ублюдка! — пронзительно закричал коротышка, и в руках у него появилось оружие.
С молниеносной быстротой Корд выхватил кольт, и раздались грохот и хриплый крик предсмертной агонии. Ружье, которое держал коротышка, вывалилось на пол из омертвевших рук. Человек упал лицом на пол.
В ту же секунду Корд резко повернулся и увидел, что на него направлено еще одно дуло. Пуля попала этому человеку в грудь. Преступник зашатался, схватился за рану и медленно сел на пол. Корд обернулся, яростно ругаясь, так как услышал стук удаляющихся копыт. Третий человек сбежал, унося с собой последний шанс узнать о местонахождении Джонти.
Запах дыма и пороха начал рассеиваться, и Корд вложил оружие в кобуру. Он вышел, поникнув головой и чувствуя свое поражение. У него не было представления, где искать Джонти. Индеец мог увезти ее в десять разных мест.
— Но я ее найду, — пробормотал он, взяв коня за поводья и вскакивая на него. — Я никогда не перестану искать, и когда-нибудь я выйду на Ла Тора или индейца и, клянусь всеми святыми, они мне скажут, где она.
На седьмые сутки к вечеру Корд находился уже у подножия горы, меньше чем в миле, от дома.
«Он ужасно выглядит», — подумал Джонс, когда через несколько минут Корд устало выскользнул из седла. Джонс печально покачал головой, когда Корд, не сказав ни слова, прошел в дом.
Глава 18
Наступил конец октября, и по утрам уже начались заморозки.
Джонти ехала верхом, без седла, низко пригнувшись к спине лошади и повыше подняв колени. Она все быстрее подгоняла Красотку. Джонти была в восторге: ветер обдувал ей лицо, играл в волосах, спутывал ее кудри и поднимал над головой.
Это было так здорово — уехать подальше от пивной, от убогости Коттонвуда, хотя бы ненадолго. Дядя Джим не знал, что она была здесь и ехала верхом, как дикий индеец. Джонти ухмыльнулась. Он бы спустил с нее кожу живьем, если бы узнал.
Она вспомнила их спор, когда Ла Тор уговаривал ее не ездить одной верхом.
— Здесь слишком много нежелательных лиц, Джонти, — заявил он.
И когда она объяснила, что любой, на кого она могла натолкнуться, подумает, что она — мальчишка, и не тронет ее, он тут же говорил о других подстерегающих ее опасностях.
— Черт побери, Джонти, на каждом утесе полно пантер и диких кошек, скитающихся в горах, величиной с твою собаку. В любом случае, мне непонятно, почему ты хочешь ездить одна. Какая тебе разница, если с тобой поедет Джонни или кто-то другой из мужчин? — закончил Ла Тор, хмуро глядя на нее.
Джонти в ответ на его вопрос только пожала плечами. Она не могла ему признаться, что ей хотелось побыть одной и подумать о Корде. Она ненавидела себя за это, но она скучала без него, и с каждым днем ей все больше хотелось на ранчо, к высоким соснам и елям, к свободе и независимости.
И именно поэтому она сегодня ускакала из города, и только Тилли видела, как она уезжает. А Тилли никому не скажет. Тилли была предана ей. Джонти спасла бывшую проститутку. Слишком постаревшая, чтобы дальше заниматься своей профессией, женщина наскребала себе на жизнь тем, что собирала на улицах бутылки, которые выбрасывали пьяницы. Владельцы пивных платили ей за то, что она их сдавала.
Джонти пустила лошадь медленным свободным шагом, с улыбкой вспомнив, как неистовал и разошелся дядя Джим, когда увидел в то утро, что Джонти накормила Тилли горячим завтраком.
— Джонти, — начал он спокойно, стараясь не нервничать. — Ты же не можешь подбирать всех нуждающихся, которых увидишь на улице. Этот город переполнен ими. И у этой старой карги, — он указал пальцем на женщину, практически зарывшуюся лицом в тарелку, — возможно, полно всяческих болезней.
Услышав последнее замечание, Тилли резко вскинула голову и, сердито сверкая глазами, сказала:
— У меня нет никаких болезней, Ла Тор. Если бы я была больна, я бы на милю не приблизилась к этому славному мальчишке.
Джим окинул пренебрежительным взглядом дряблое старое тело и пробормотал:
— Возможно, и нет. Ни один микроб не решится проникнуть в такую мерзость.
— Тогда я могу содержать ее? — Джонти бросилась к нему, схватила за руку и умоляюще заглянула в глаза.
Она нежно улыбнулась. Как всегда, дядя Джим не смог ей отказать. Он только грубовато сказал:
— Она — не приблудный пес, Джонти. Ты можешь выделить ей угол, где она будет спать, дать ей пищу для желудка, но ты не можешь содержать ее. Ты можешь только помочь ей.
От смущения Джонти покраснела и ответила:
— Я знаю, дядя Джим. Я просто неправильно выразилась.
— Я понял, милая, — он поцеловал ее в макушку и вышел из кухни.
Пока Тилли с жадностью ела, Джонти поставила подогревать две больших кастрюли с водой. Когда вода в них закипела, она сняла со стены большую деревянную ванну, в которой стирали белье, и предложила Тилли помыться.
Джонти улыбнулась ей, протянула полотенце, мочалку и кусок мыла, которые принесла из своей комнаты.
— Хорошенько отмойся, пока я принесу тебе рубашку и брюки, а потом мы достанем тебе какие-нибудь платья.
Сегодня Тилли выглядела на десять лет моложе. Она округлилась от трехразового питания, и ее когда-то облезлые и сальные волосы стали мягкими и блестели здоровым блеском. Сила, которая, как казалось женщине, была безвозвратно потеряна, теперь вернулась к ней, и теперь Тилли помогала на кухне с утра до полудня. До того, как уйти к себе в хижину, она отдыхала в углу на кухне, завешанным одеялом, где любила выпить стаканчик виски и выкурить сигарету.
Джонти печально покачала головой. Ей не потребовалось много времени, чтобы начать распоряжаться на кухне и взять на себя роль повара. Толстый сердитый человек, который готовил для нее мясо в первый день ее пребывания в «Конце пути» очень часто напивался. Дядя Джим выгнал его после того, как повар валялся мертвецки пьяным на кухне, а посетители требовали еды.
Но, по правде говоря, Джонти радовалась тому, как все обернулось.
Ей нравилось готовить, к тому же она начинала сходить с ума, находясь в заточении в одной и той же комнате день и ночь. Она бы, пожалуй, даже с радостью выполняла бы работу Тилли — собирала бы бутылки, только бы не бездельничать.
Дядя Джим возражал против того, чтобы она готовила еду, но Джонти, как обычно, не послушалась его и ушла с головой в работу.
Она скребла и чистила все вокруг, наводя порядок. Ей и Тилли понадобилось два дня, чтобы отмыть большую комнату от жира и сажи. После этого постепенно Джонти стала повышать оплату за еду в пивной. Она начала с того, что в меню появились пироги и сандвичи с говядиной. Потом, в качестве эксперимента, она повесила в баре объявление, что можно по желанию заказывать блюда. С тех пор на ужин начали подавать: иногда рагу, в другой вечер — жареную говядину, оленину или бифштексы. Для нее и Тилли стало обычным делом ежедневно выпекать по двадцать пять буханок хлеба и большое количество пирогов.
В результате ее труда появились дополнительные деньги. Это увлекло Джонти. Ей было приятно, что все меньше и меньше она живет за счет дяди, Джима.
Лошадь перешла на шаг, и Джонти остановила ее. Пока Красотка щипала траву, Джонти смотрела на заваленный камнями и заросший кустарником каньон. Он так был похож на каньон, который находился рядом с ранчо, что у нее защемило в груди. Джонти представила Корда и всех остальных в погоне за дикими мустангами; как они кричат и ругаются, гоняясь за ними, пытаясь набросить лассо на грациозную тонкую шею. Ее глаза наполнились слезами.
Корд поехал искать ее, но не туда, куда надо. В тот день она с дядей Джимом завтракала, когда в Коттонвуд приехал человек, прервавший их трапезу. Он клялся отомстить Корду Мак Байну.
— Этот ублюдок заявил, что ищет какого-то мальчишку, который живет с тобой и с индейцем, — обратился он к Ла Тору. — Я сказал ему, что мы ничего не знаем о ребенке, и когда Снейк и Джимбео попытались напасть на него, он убил их обоих, — мужчина остановился, чтобы отдышаться и продолжил: — Как только я увидел, как ловко он владеет оружием, я сразу же понял, кто он, и удрал оттуда. Ты будешь преследовать его, босс?
Ла Тор отрицательно покачал головой.
— Скоро Мак Байн сам придет ко мне.
И это, как подозревала Джонти, была настоящая причина, из-за которой дядя Джим не хотел отпускать ее кататься верхом одну. И, честно признаться, не потому ли она хотела уединенных прогулок, что надеялась столкнуться с Кордом?
«Боже, надеюсь, что этого не случится», — побранила она себя.
«Как я все еще могу любить человека, которому нужно было воспользоваться моим телом для удовлетворения своей похоти»?
«Ради Бога, забудь Корда Мак Байна», — приказала она себе, резко развернув лошадь назад.
Джонти изо всех сил дернула повязку, больно стягивающую грудь. С каждым днем ее грудь становилась все более чувствительной. Кроме того, Джонти начала поправляться. Брюки, которые принес ей Корд, становились тесноватыми, и она больше не могла заправлять в них рубашку, а должна была носить ее навыпуск, чтобы скрывать плавные изгибы своих бедер.
Джонти вздохнула и дернула поводья, пустив Красотку галопом. «Сейчас как раз самое время вернуться и начать печь пироги на ужин».
Она вернулась в город очень быстро и отводила лошадь в сарай за пивной, когда услышала грубый смех, от которого у нее по спине побежали мурашки.
Понч! Она слишком много раз слышала это пыхтение, чтобы не узнать его, и она не могла ошибиться.
Что он делал в Коттонвуде? Джонти подошла, чтобы посмотреть в щелку между болтавшимися досками.
«А что это за бедняжка с ним»? — полюбопытствовала она, заметив жалкую худенькую индейскую женщину, тихо идущую за толстяком, который обогнул пивную и направлялся к входной двери.
«Надеюсь, что они сейчас как раз заходят».
Джонти помолилась и поспешила проскользнуть на кухню. Тилли с любопытством посмотрела на нее, так как Джонти поспешно заперла дверь на засов, чего они никогда не делали в дневное время.
— Ты убегаешь от кого-то, малый?
Джонти смущенно засмеялась, потом отперла дверь и распахнула ее.
— Просто привычка, Тилли.
Тилли некоторое время изучающе смотрела на нее мудрым наметанным глазом и заметила ее бледное лицо и следы испуга в голубых глазах.
— Сейчас ты с Джимом Ла Тором, милый, — мягко сказала женщина. — Ты не должен бояться никаких мужчин.
Джонти слабо улыбнулась.
— Ты права, Тилли. Иногда я об этом забываю, — она начала собирать на стол все необходимое для приготовления яблочного пирога, пытаясь не слышать голос Понча в баре и его пошлые ругательства, обращенные к индейской женщине.
Через минуту Тилли указала пальцем на закрытую дверь, отделяющую кухню от бара.
— У толстяка нет денег. Он пытается продать индианку.
— Ты его знаешь? — Джонти обернулась. Тилли кивнула.
— Он подлый. Один раз пнул меня ногой за то, что я ему не угодила, не убралась быстро с дороги. Но я ему отомстила. Пока он находился в пивной, я подложила ему под седло репейник, и когда он через час, пошатываясь, вышел и взобрался на лошадь, то животное так взбрыкнуло, что он шлепнулся прямо на свою жирную задницу. Нужно было слышать, как все смеялись, — Тилли усмехнулась, вспомнив этот момент, и добавила: — Никто не любит этого толстобрюхого хвастуна.
Джонти повернулась к кастрюле с тестом.
— Он живет здесь поблизости, да? — в ее голосе послышалось беспокойство.
— Да, к несчастью. Он работает в одной пивной вниз по улице, выполняет случайную работу. Подхалим, — ответила Тилли с презрением в голосе.
Джонти положила скатанное в шарик тесто на выскобленный стол и взяла скалку. Мог ли Понч случайно столкнуться с Кордом?
Если да, то он обязательно должен сказать ему, что она живет в Коттонвуде, потому что она была уверена, что рано или поздно их пути с толстяком пересекутся. Джонти вспомнила, при каких обстоятельствах Понч покинул ранчо, и засомневалась, что он будет разговаривать с Кордом, если увидит его. Она выкладывала в форму смесь из яблок и сахара, когда Тилли осторожно спросила:
— Он дурно обошелся с тобой когда-нибудь, Джонти?
— Дурно обошелся, Тилли? — она резко повернула голову. — Что ты имеешь в виду? Ты спрашиваешь, не побил ли он меня?
— Нет, — Тилли, смутившись, отвела взгляд. — Ну, понимаешь… заставил тебя быть с ним.
Джонти почувствовала себя неловко, вспомнив, как Понч набросился на нее на ранчо. Она попыталась засмеяться, но смех получился похожим на тонкий писк.
— Я — мужчина, Тилли. Как меня можно было принудить спать с ним?
Последовало тяжелое молчание. И когда, наконец, Тилли заговорила, в ее голосе была твердость и нежность одновременно:
— Я знаю, что ты не мальчик, Джонти.
Спокойно произнесенные слова так озадачили Джонти, что она не могла вымолвить ни слова. Она тупо уставилась на пирог, который надо было поставить в духовку, и спросила:
— Откуда ты узнала, Тилли? Я думала, что тщательно скрываю свой пол.
— Ты, действительно, хорошо скрываешь, — Тилли подошла к ней. — Ла Тор заставил меня задуматься. Я знаю, что он вообще любит женщин и никогда не станет связываться с мужчиной. Поэтому, когда я заметила, что с тобой он ведет себя как отец, нежно и бережно, то догадалась, что ты, должно быть, женщина. Я начала присматриваться и искать в тебе женские черты, и я их нашла — твоя походка, гордая посадка головы, изящные движения твоих рук.
Джонти вздохнула и с любопытством посмотрела на свою подругу.
— Я надеюсь, ты никому не расскажешь о своем открытии, Тилли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45