она не раз помогала матери врачевать раны Уэйкфилдов, когда те возвращались с поля боя, и преуспела в этом.
— Скажи, пес выживет? — спросил Роб, когда собака после всех манипуляций задремала. Джудит подняла на него глаза и поразилась, увидев в его взгляде не только озабоченность, но глубокую печаль и тревогу. Помолчав, Роб добавил: — Мне тоже приходилось иметь дело с ранами, но у людей,
— Думаю, Цезарь еще поживет. Он крепкий парень. Такой же, как и его хозяин, — ответила она.
На губах Гленлиона появилась благодарная улыбка. Несомненно, он понял и оценил по достоинству ее стремление облегчить его душевную боль.
— Он заслуживает заботы и ухода. Не то что его хозяин. — Прежде чем Джудит успела что-то сказать, он поднялся с корточек и спокойным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес: — Делай все, что сочтешь нужным, но вылечи его. Никто не сравнится с этим псом в смелости и отваге.
Джудит тоже поднялась и стала вытирать руки.
— Это не совсем так, сэр. Ведь убил кабана и спас детей ты.
— Никого не пришлось бы спасать, если бы не преступная беспечность и трусость тех, кто работал в хлеву.
— Значит ли это, что ты собираешься наказать своих слуг за то, что они испугались? — с удивлением спросила она.
— Нет. Я собираюсь наказать мужчин из своего клана за то, что они пренебрегли своим долгом. Ведь именно это едва не привело к смерти двух ни в чем не повинных детей и старой заслуженной гончей. Я не потерплю подобного пренебрежения своими обязанностями ни со стороны своих людей, ни со стороны людей лэрда Лохви.
— Ты суровый и бескомпромиссный, сэр Роберт Кэмпбелл Гленлион.
Он посмотрел на нее в упор. Игравшие у него на лице легкие, розовые отсветы пламени придавали его чертам обманчивую, несвойственную им мягкость. Но твердая линия рта говорила о жесткости и непреклонности его характера.
— Да, когда это необходимо.
Эти слова прозвучали для нее как предупреждение.
Глава 9
Сидя в кресле спиной к очагу, Ангус поднес к губам очередной стаканчик виски. Рядом суетился старый Фергал, старавшийся изо всех сил ободрить и ублажить хозяина.
— Тебе необходимо поесть, — сказал Фергал, ставя перед хозяином блюдо жареной свинины с зеленым горошком. — Попробуй — это вкусно.
Ангус не обращал на него внимания, устремив взгляд в пространство. Сидевший в тени на противоположном конце стола Роб время от времени поглядывал на отца сквозь опущенные ресницы, небрежно поигрывая тростью, которой пользовался, когда из-за погоды рана в ноге снова давала о себе знать. Все утро он выслушивал жалобы крестьян и арендаторов — иными словами, исполнял обязанности отца, которые тот по причине беспробудного пьянства был не в состояния выполнять.
— Если это и впрямь вкусно, — пробормотал наконец Ангус, проводя рукой по рыжим с сединой волосам, — значит, старая Мэгги померла. Она никогда не была хорошей кухаркой.
— Напротив, она здравствует, — с улыбкой возразил Фергал, радуясь, что хозяин вышел из ступора. — Но ты все-таки поешь. Клянусь, тебе понравится.
Ангус пододвинул к себе блюдо со свининой и погрузил пальцы в густую, сдобренную специями подливку. Прожевав кусок мяса, заев его горошком и бросив в рот кусочек пресной лепешки, которую предварительно обмакнул в соус, Ангус удивленно приподнял свои рыжие кустистые брови.
— Кабанятина, зеленый горошек, свежий хлеб… Похоже, старая карга сегодня славно потрудилась.
Фергал подождал, пока Ангус не съест все до крошки, и сказал:
— Старая Мэгги теперь на кухню и носа не кажет. Для всех нас это истинное благословение.
— Пожалуй, что так, — покачал головой Ангус, вытирая жирные губы ладонью. — Но кто в таком случае ее заменил?
Роб, зная, что Фергал сейчас выдаст его маленький секрет, невольно напрягся.
— Пленная саксонка. Гленлион назначил ее на кухне главной.
— Гленлион? — Ангус поднял голову и неласково посмотрел на Роба своими покрасневшими от пьянства и недосыпа глазами. — Он что, стал уже лэрдом Лохви? Почему мне никто не сказал о переменах на кухне?
Роб поднялся с места и вышел из тени.
— У Гленлиона не было бы необходимости входить в хозяйственные дела, если бы ими занимался лэрд Лохви.
Эти слова разозлили Ангуса еще больше.
— Так это правда? Ты распоряжаешься здесь как полноправный хозяин? Тело твоего старшего брата еще не остыло в земле, а ты уже примеряешь его сапоги…
Гнев пронзил Роба подобно удару клинка. Подойдя к отцу, он оперся кулаками о столешницу и посмотрел на него в упор.
— Не смей перекладывать вину за смерть братьев на меня! Предупреждаю, подобных обвинений в свой адрес я больше не потерплю.
— Надо же — он не потерпит! — взревел Ангус, отталкивая Фергала и поднимаясь из-за стола. — Да кто ты такой? Господь свидетель, у тебя здесь нет никаких прав!
— Значит, ты готов доверить заботу о замке кому-нибудь из слуг? Отлично. Пусть теперь Фергал выслушивает жалобы крестьян и занимается кухней. Я же с радостью уеду отсюда в Гленлион.
— Езжай — и чтоб тебя черти взяли!
Послышался отдаленный раскат грома. Надвигалась гроза. Будто природа решила внести свою лепту в семейную бурю, готовую вот-вот разразиться.
В этот момент в большой зал замка вошла вдова Линдсей. Увидев се, Ангус всем телом повернулся в ее сторону. В этот момент он был подобен раненому быку, которому все равно на кого нападать.
— Ах ты, чертова ведьма! Что ты шныряешь здесь, как ручная лиса?
Он бросился к ней, размахивая кулаками, но она словно прикипела к месту и не отступила ни на шаг. Роб, прежде чем поспешить ей на выручку, не мог не отметить, что держалась она на редкость отважно.
Ангус подбежал к вдове первый. Схватив ее за складки шерстяной накидки у горла, он с такой силой дернул ее вверх, что у Джудит едва ноги не отделились от пола.
— Мне не следовало брать тебя с собой. Уж лучше бы я сразу перерезал тебе глотку — до того, как ты успела навредить нам своим колдовством…
— Не надо лукавить — нынешнее положение тебя вполне устраивает, — пробормотала она, безуспешно пытаясь оторвать его руки от накидки. — Если бы ты и впрямь перерезал мне горло, тебе некого было бы винить в гибели сыновей, кроме себя самого. А теперь у тебя под рукой есть люди, на которых ты всегда можешь переложить свою вину.
Ангус замахнулся на нее кулаком, но подоспевший Роб перехватил его руку и сжал словно тисками.
— Ты не смеешь поднимать руку на эту женщину, — негромко сказал он. — Она заложница и находится здесь не по своей воле. Оставь ее в покое.
Ангус отпустил вдову и набросился на Роба.
— Ты не смеешь мне указывать, что я должен и чего не должен. Замок мой, и заложница тоже…
— Замок, быть может, и твой, но заложница принадлежит не тебе, а Аргиллу, — наставительно произнес Роб и, изогнув бровь, не без сарказма добавил: — Или ты забыл, что милейший граф обязал тебя заботиться о ней и о ребенке?
— Аргилл велел мне поступить с ней так, как всегда поступают в таких случаях — то есть освободить за выкуп.
— Интересно, сколько тебе за нее заплатят, если ты ее искалечишь?
Пока отец с сыном переругивались, вдова Линдсей, которая за все это время так и не сдвинулась с места, смотрела на них округлившимися от ужаса глазами. Роб вдруг подумал, что в шотландском одеянии она выглядит не слишком презентабельно. Не такое платье ей пристало. Ей следовало бы одеваться в шелка и бархат и носить дорогие украшения,
Роб перевел взгляд на Ангуса, который стоял перед ним, положив руки на бедра, и не сводил с него напряженного, полыхавшего гневом взгляда. Роб обратил внимание, что туника у него покрыта пятнами, а ноги — голые и грязные.
Ни штанов, ни сапог, подумал Роб. Невероятно! На мгновение ему даже стало жаль, что отец пал так низко. Похоже, попытка возложить вину за смерть сыновей на других не принесла ему облегчения.
Ангус сделал шаг вперед и, сжав кулаки, спросил:
— Ты что же — готов взбунтоваться против родного отца и принять ее сторону?
— Я на стороне справедливости.
Ангус криво усмехнулся и поднял голову, чтобы посмотреть в лицо своему среднему сыну, который был выше его на полголовы.
— Врешь! Ты на стороне саксонки.
Роб видел, как упрямо выпятил челюсть Ангус, и понял, что взывать к его разуму бесполезно.
— Повторяю, ты не должен ее обижать. С заложницей надо обращаться хорошо, и не важно, кто она — саксонка или жительница гор.
Роб произнес это, отчеканивая каждое слово, в упор глядя на Ангуса — пусть отец поймет, что Роб ни на шаг не отступит от своих позиций. И Ангус понял. В углах рта у него пролегли две жесткие складки, а глаза стали узкими, как прорези в забрале шлема. Роб хорошо знал, чем все это кончится. Отец не терпел, когда ему перечили, и наказывал строптивца ударом тяжелого кулака. Так было всегда — с тех самых пор, когда Роб, став подростком, начал проявлять характер. Ангус ударил сына в подбородок; Роб даже не сделал попытки пригнуться, и его отбросило на шаг назад. Из глаз у него посыпались искры, и он не заметил, как отец нанес ему второй удар — только почувствовал на губах солоноватый привкус крови. Ему показалось, что на него обрушилась каменная плита и зал перед ним закружился. Однако ему удалось сохранить равновесие, и он продолжал стоять перед Ангусом в полный рост, широко расставив для устойчивости ноги. Как через мутное стекло Роб видел маячившего за спиной у отца старого Фергала, а чуть в стороне от него — вдову Линдсей. Она побелела как полотно, а руки прижимала к губам — видимо, сдерживая крик. Роб позволил ударить себя и в третий раз, после чего помотал головой, чтобы избавиться от головокружения и застилавшей глаза пелены.
— Хватит, — негромко произнес он, заметив, что отец разжал кулаки.
Ярость постепенно оставляла Ангуса, глаза его слегка просветлели.
— Что ж, хватит так хватит, — пробурчал он. Вытер разбитые в кровь костяшки пальцев о полу туники, повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из зала.
Робу очень хотелось присесть, чтобы перевести дух: голова у него шла кругом, а колени подгибались от слабости. Но он, зная, что на него смотрят Фергал и вдова, пересек зал, старательно впечатывая в каменные плиты подошвы своих сапог, и даже ни разу не покачнулся. Под его сапогами потрескивал чистый сухой камыш, который слуги рассыпали по полу по распоряжению вдовы Линдсей. Кем бы ни была эта женщина в действительности — ведьмой или феей, спорить с тем, что хозяйка она замечательная, не приходилось.
По шороху платья у него за спиной он понял, что вдова Линдсей последовала за ним.
— Прошу тебя, сэр, позволь мне осмотреть и промыть твои раны.
— В этом нет необходимости.
Это не было простым упрямством, причина отказа крылась в чем-то другом.
— Ты пострадал из-за меня. Предоставь же мне возможность тебя полечить.
Слегка поморщившись от боли в бедре, он повернулся к ней и, блеснув глазами, произнес:
— Я пострадал из-за того, что так было угодно мне — ну и лэрду, конечно. У него на душе раны, которые никому не видны. Если боль, которую он мне причинил, способна облегчить его страдания, то я готов ее вытерпеть. Это мой долг — долг вассала и сына. А раны я в состоянии вылечить сам.
Она со скептическим видом выгнула бровь.
— Не уверена, что ты сможешь врачевать свои раны. К примеру, рана в бедре, которую ты получил с месяц назад, должна была уже зажить, а между тем ты все еще хромаешь. И я ничуть не удивлюсь, если она загноится.
— Спорить не стану. Она заживает довольно медленно.
— Она вообще не заживает. Я тебе больше скажу — от нее исходит запах гнили, это чувствуется даже на расстоянии. Боюсь, как бы тебе не пришлось распрощаться с ногой.
Нечто подобное уже приходило Робу в голову. Недаром он ходил к старой Мэгги, которая лечила ему рану, смазывая ее какой-то вонючей мазью и читая прогонявшие лихорадку заговоры.
— Ты Цезаря видел? — спросила Джудит и, когда Роб кивнул, улыбнулась. — Он уже бегает, хотя после его стычки с кабаном прошло совсем немного времени. Так что позволь мне тебя осмотреть. Ведь хуже не будет, верно?
— Господь свидетель, ты упрямая женщина.
— Да, так многие говорят. Итак, где прикажешь тебя осматривать — на кухне или в каком-нибудь более укромном месте?
— Мне бы не хотелось, чтобы мои раны осматривали вместе с тобой все остальные обитатели Лохви. Пойдем в светелку на третьем этаже. В это время дня она обычно пустует.
Не дожидаясь ее ответа, он направился к винтовой лестнице, которая вела в башню. Надвигалась гроза, небо затянули свинцовые тучи, и в лестничном колодце было бы совсем темно, если бы не тусклые масляные светильники в нишах. Раскаты грома слышались даже на лестнице. В воздухе чувствовалось гнетущее предгрозовое напряжение, которое могло в любой момент разрядиться молниями. Впрочем, это ощущение часто навещало Роба в стенах Лохви и от погоды не зависело. Да что Лохви! Ощущение близкой грозы витало в атмосфере Шотландии с тех пор, как горец Уильям Уоллис начал вооруженную борьбу с англичанами, и за последние тридцать лет ничуть не ослабло. Сколько Роб себя помнил, он и все, кто его окружал, жили в постоянном ожидании войны. Когда ему исполнилось шесть лет, родичи вручили ему маленький меч и стали обучать обращению с ним. Для Рыжего Дьявола Лохви было делом чести обучить своих сыновей военному делу. Этого требовали не только его личные амбиции — в хороших солдатах нуждалась его родная Шотландия. На войне раны получали часто, и к ним все привыкли. Так что опытному воину было бы стыдно придавать им слишком большое значение. Что же до кровотечения и боли — этих естественных последствий любого ранения, то считалось, что они просто недостойны внимания. По этой причине Робу и не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как англичанка будет обрабатывать его раны. Если бы не страх потерять ногу, он никогда бы ей этого не позволил. В светелке имелись каменный очаг, стул и стол. Кроме того, там стояла большая кровать, а на полу лежали плетенные из соломы маты. Роб присел на неудобный колченогий стул, привычно поморщившись от боли в ране, нанесенной ему английским оружием в бою за крепость Норхем — в то самый день, когда в Лондоне состоялась коронация юного Эдуарда III. С тех пор уже прошло полтора месяца, но стоило ему только сделать резкое движение, как рана снов: открывалась. Леди Линдсей умеет врачевать раны — она это уже доказала, ухаживая за Цезарем, и Роб надеялся, что нога у него скоро станет как новенькая. Воины часто умирали от лихорадки, являвшейся следствием ранения, но еще чаще им отнимали пораженные гнойным воспалением конечности. Робу же, ясное дело, калекой быть не хотелось. Распахнулась дверь, и вошла леди Линдсей. В одной руке у нее была небольшая корзинка, в другой — рулон льняных бинтов. Улыбнувшись, она сказала:
— Это не займет много времени. Только тебе придется спустить штаны.
Прежде Гленлион вне зависимости от погоды носил только тунику. Обтягивающие штаны-тревсы стал поддевать, чтобы скрыть от взглядов окружающих свою рану. Пожав плечами, Роб поднялся со стула, развязал шнурки, стягивавшие на талии штаны, и спустил их до колен. Джудит подошла к столу, открыла корзинку и стала раскладывать на столе необходимые для врачевания принадлежности: бинты, пучки сухих трав, баночки с мазями и сосуды с настойками и бальзамами. Закончив работу, она еще раз окинула взглядом стол и удовлетворенно кивнула. Потом расстегнула брошь на груди, сняла толстую шерстяную накидку и, аккуратно ее свернув, положила в угол. Оставшись в одном полотняном лейне, она, чтобы это длинное одеяние не мешало ей двигаться, подтянула его вверх и заново перетянула в талии поясом.
— Дай свой кинжал, пожалуйста, — сказала она, протягивая руку. — Он наверняка заточен лучше, чем кухонные ножи.
Секунду поколебавшись, он вытащил, из ножен кинжал и вложил рукоять ей в ладонь. Рукоять кинжала была сделана из полированной кости с вырезанным на ней изображением чертополоха — знак того, что обладатель оружия находится на королевской службе.
Присев на корточки, она подсунула лезвие кинжала под повязку, стягивавшую рану на бедре, и ловко перерезала бинты. Но повязка присохла к ране и отваливаться не желала. Джудит подняла на него глаза.
— Присядь. Повязку, видимо, придется отмачивать. — Она посмотрела на холодный очаг. — Слуги даже не позаботились, чтобы в твоих покоях был огонь.
— Это не мои покои. Вернее, не только мои. Здесь у меня нет своей комнаты, — сердито произнес он. — Но если тебе нужно разжечь очаг, позови Фергала.
— Уж лучше я схожу за горячей водой на кухню. Так будет быстрее. А ты все-таки присядь. Ты такой бледный… Еще, не дай Бог, упадешь.
Роб ухмыльнулся, но сел.
— Твое распоряжение выполнено, миледи.
— Было бы хорошо, если бы все мои команды ты выполнял с таким же послушанием, — сказала она со смешком. — Вот тебе второе распоряжение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Скажи, пес выживет? — спросил Роб, когда собака после всех манипуляций задремала. Джудит подняла на него глаза и поразилась, увидев в его взгляде не только озабоченность, но глубокую печаль и тревогу. Помолчав, Роб добавил: — Мне тоже приходилось иметь дело с ранами, но у людей,
— Думаю, Цезарь еще поживет. Он крепкий парень. Такой же, как и его хозяин, — ответила она.
На губах Гленлиона появилась благодарная улыбка. Несомненно, он понял и оценил по достоинству ее стремление облегчить его душевную боль.
— Он заслуживает заботы и ухода. Не то что его хозяин. — Прежде чем Джудит успела что-то сказать, он поднялся с корточек и спокойным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес: — Делай все, что сочтешь нужным, но вылечи его. Никто не сравнится с этим псом в смелости и отваге.
Джудит тоже поднялась и стала вытирать руки.
— Это не совсем так, сэр. Ведь убил кабана и спас детей ты.
— Никого не пришлось бы спасать, если бы не преступная беспечность и трусость тех, кто работал в хлеву.
— Значит ли это, что ты собираешься наказать своих слуг за то, что они испугались? — с удивлением спросила она.
— Нет. Я собираюсь наказать мужчин из своего клана за то, что они пренебрегли своим долгом. Ведь именно это едва не привело к смерти двух ни в чем не повинных детей и старой заслуженной гончей. Я не потерплю подобного пренебрежения своими обязанностями ни со стороны своих людей, ни со стороны людей лэрда Лохви.
— Ты суровый и бескомпромиссный, сэр Роберт Кэмпбелл Гленлион.
Он посмотрел на нее в упор. Игравшие у него на лице легкие, розовые отсветы пламени придавали его чертам обманчивую, несвойственную им мягкость. Но твердая линия рта говорила о жесткости и непреклонности его характера.
— Да, когда это необходимо.
Эти слова прозвучали для нее как предупреждение.
Глава 9
Сидя в кресле спиной к очагу, Ангус поднес к губам очередной стаканчик виски. Рядом суетился старый Фергал, старавшийся изо всех сил ободрить и ублажить хозяина.
— Тебе необходимо поесть, — сказал Фергал, ставя перед хозяином блюдо жареной свинины с зеленым горошком. — Попробуй — это вкусно.
Ангус не обращал на него внимания, устремив взгляд в пространство. Сидевший в тени на противоположном конце стола Роб время от времени поглядывал на отца сквозь опущенные ресницы, небрежно поигрывая тростью, которой пользовался, когда из-за погоды рана в ноге снова давала о себе знать. Все утро он выслушивал жалобы крестьян и арендаторов — иными словами, исполнял обязанности отца, которые тот по причине беспробудного пьянства был не в состояния выполнять.
— Если это и впрямь вкусно, — пробормотал наконец Ангус, проводя рукой по рыжим с сединой волосам, — значит, старая Мэгги померла. Она никогда не была хорошей кухаркой.
— Напротив, она здравствует, — с улыбкой возразил Фергал, радуясь, что хозяин вышел из ступора. — Но ты все-таки поешь. Клянусь, тебе понравится.
Ангус пододвинул к себе блюдо со свининой и погрузил пальцы в густую, сдобренную специями подливку. Прожевав кусок мяса, заев его горошком и бросив в рот кусочек пресной лепешки, которую предварительно обмакнул в соус, Ангус удивленно приподнял свои рыжие кустистые брови.
— Кабанятина, зеленый горошек, свежий хлеб… Похоже, старая карга сегодня славно потрудилась.
Фергал подождал, пока Ангус не съест все до крошки, и сказал:
— Старая Мэгги теперь на кухню и носа не кажет. Для всех нас это истинное благословение.
— Пожалуй, что так, — покачал головой Ангус, вытирая жирные губы ладонью. — Но кто в таком случае ее заменил?
Роб, зная, что Фергал сейчас выдаст его маленький секрет, невольно напрягся.
— Пленная саксонка. Гленлион назначил ее на кухне главной.
— Гленлион? — Ангус поднял голову и неласково посмотрел на Роба своими покрасневшими от пьянства и недосыпа глазами. — Он что, стал уже лэрдом Лохви? Почему мне никто не сказал о переменах на кухне?
Роб поднялся с места и вышел из тени.
— У Гленлиона не было бы необходимости входить в хозяйственные дела, если бы ими занимался лэрд Лохви.
Эти слова разозлили Ангуса еще больше.
— Так это правда? Ты распоряжаешься здесь как полноправный хозяин? Тело твоего старшего брата еще не остыло в земле, а ты уже примеряешь его сапоги…
Гнев пронзил Роба подобно удару клинка. Подойдя к отцу, он оперся кулаками о столешницу и посмотрел на него в упор.
— Не смей перекладывать вину за смерть братьев на меня! Предупреждаю, подобных обвинений в свой адрес я больше не потерплю.
— Надо же — он не потерпит! — взревел Ангус, отталкивая Фергала и поднимаясь из-за стола. — Да кто ты такой? Господь свидетель, у тебя здесь нет никаких прав!
— Значит, ты готов доверить заботу о замке кому-нибудь из слуг? Отлично. Пусть теперь Фергал выслушивает жалобы крестьян и занимается кухней. Я же с радостью уеду отсюда в Гленлион.
— Езжай — и чтоб тебя черти взяли!
Послышался отдаленный раскат грома. Надвигалась гроза. Будто природа решила внести свою лепту в семейную бурю, готовую вот-вот разразиться.
В этот момент в большой зал замка вошла вдова Линдсей. Увидев се, Ангус всем телом повернулся в ее сторону. В этот момент он был подобен раненому быку, которому все равно на кого нападать.
— Ах ты, чертова ведьма! Что ты шныряешь здесь, как ручная лиса?
Он бросился к ней, размахивая кулаками, но она словно прикипела к месту и не отступила ни на шаг. Роб, прежде чем поспешить ей на выручку, не мог не отметить, что держалась она на редкость отважно.
Ангус подбежал к вдове первый. Схватив ее за складки шерстяной накидки у горла, он с такой силой дернул ее вверх, что у Джудит едва ноги не отделились от пола.
— Мне не следовало брать тебя с собой. Уж лучше бы я сразу перерезал тебе глотку — до того, как ты успела навредить нам своим колдовством…
— Не надо лукавить — нынешнее положение тебя вполне устраивает, — пробормотала она, безуспешно пытаясь оторвать его руки от накидки. — Если бы ты и впрямь перерезал мне горло, тебе некого было бы винить в гибели сыновей, кроме себя самого. А теперь у тебя под рукой есть люди, на которых ты всегда можешь переложить свою вину.
Ангус замахнулся на нее кулаком, но подоспевший Роб перехватил его руку и сжал словно тисками.
— Ты не смеешь поднимать руку на эту женщину, — негромко сказал он. — Она заложница и находится здесь не по своей воле. Оставь ее в покое.
Ангус отпустил вдову и набросился на Роба.
— Ты не смеешь мне указывать, что я должен и чего не должен. Замок мой, и заложница тоже…
— Замок, быть может, и твой, но заложница принадлежит не тебе, а Аргиллу, — наставительно произнес Роб и, изогнув бровь, не без сарказма добавил: — Или ты забыл, что милейший граф обязал тебя заботиться о ней и о ребенке?
— Аргилл велел мне поступить с ней так, как всегда поступают в таких случаях — то есть освободить за выкуп.
— Интересно, сколько тебе за нее заплатят, если ты ее искалечишь?
Пока отец с сыном переругивались, вдова Линдсей, которая за все это время так и не сдвинулась с места, смотрела на них округлившимися от ужаса глазами. Роб вдруг подумал, что в шотландском одеянии она выглядит не слишком презентабельно. Не такое платье ей пристало. Ей следовало бы одеваться в шелка и бархат и носить дорогие украшения,
Роб перевел взгляд на Ангуса, который стоял перед ним, положив руки на бедра, и не сводил с него напряженного, полыхавшего гневом взгляда. Роб обратил внимание, что туника у него покрыта пятнами, а ноги — голые и грязные.
Ни штанов, ни сапог, подумал Роб. Невероятно! На мгновение ему даже стало жаль, что отец пал так низко. Похоже, попытка возложить вину за смерть сыновей на других не принесла ему облегчения.
Ангус сделал шаг вперед и, сжав кулаки, спросил:
— Ты что же — готов взбунтоваться против родного отца и принять ее сторону?
— Я на стороне справедливости.
Ангус криво усмехнулся и поднял голову, чтобы посмотреть в лицо своему среднему сыну, который был выше его на полголовы.
— Врешь! Ты на стороне саксонки.
Роб видел, как упрямо выпятил челюсть Ангус, и понял, что взывать к его разуму бесполезно.
— Повторяю, ты не должен ее обижать. С заложницей надо обращаться хорошо, и не важно, кто она — саксонка или жительница гор.
Роб произнес это, отчеканивая каждое слово, в упор глядя на Ангуса — пусть отец поймет, что Роб ни на шаг не отступит от своих позиций. И Ангус понял. В углах рта у него пролегли две жесткие складки, а глаза стали узкими, как прорези в забрале шлема. Роб хорошо знал, чем все это кончится. Отец не терпел, когда ему перечили, и наказывал строптивца ударом тяжелого кулака. Так было всегда — с тех самых пор, когда Роб, став подростком, начал проявлять характер. Ангус ударил сына в подбородок; Роб даже не сделал попытки пригнуться, и его отбросило на шаг назад. Из глаз у него посыпались искры, и он не заметил, как отец нанес ему второй удар — только почувствовал на губах солоноватый привкус крови. Ему показалось, что на него обрушилась каменная плита и зал перед ним закружился. Однако ему удалось сохранить равновесие, и он продолжал стоять перед Ангусом в полный рост, широко расставив для устойчивости ноги. Как через мутное стекло Роб видел маячившего за спиной у отца старого Фергала, а чуть в стороне от него — вдову Линдсей. Она побелела как полотно, а руки прижимала к губам — видимо, сдерживая крик. Роб позволил ударить себя и в третий раз, после чего помотал головой, чтобы избавиться от головокружения и застилавшей глаза пелены.
— Хватит, — негромко произнес он, заметив, что отец разжал кулаки.
Ярость постепенно оставляла Ангуса, глаза его слегка просветлели.
— Что ж, хватит так хватит, — пробурчал он. Вытер разбитые в кровь костяшки пальцев о полу туники, повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из зала.
Робу очень хотелось присесть, чтобы перевести дух: голова у него шла кругом, а колени подгибались от слабости. Но он, зная, что на него смотрят Фергал и вдова, пересек зал, старательно впечатывая в каменные плиты подошвы своих сапог, и даже ни разу не покачнулся. Под его сапогами потрескивал чистый сухой камыш, который слуги рассыпали по полу по распоряжению вдовы Линдсей. Кем бы ни была эта женщина в действительности — ведьмой или феей, спорить с тем, что хозяйка она замечательная, не приходилось.
По шороху платья у него за спиной он понял, что вдова Линдсей последовала за ним.
— Прошу тебя, сэр, позволь мне осмотреть и промыть твои раны.
— В этом нет необходимости.
Это не было простым упрямством, причина отказа крылась в чем-то другом.
— Ты пострадал из-за меня. Предоставь же мне возможность тебя полечить.
Слегка поморщившись от боли в бедре, он повернулся к ней и, блеснув глазами, произнес:
— Я пострадал из-за того, что так было угодно мне — ну и лэрду, конечно. У него на душе раны, которые никому не видны. Если боль, которую он мне причинил, способна облегчить его страдания, то я готов ее вытерпеть. Это мой долг — долг вассала и сына. А раны я в состоянии вылечить сам.
Она со скептическим видом выгнула бровь.
— Не уверена, что ты сможешь врачевать свои раны. К примеру, рана в бедре, которую ты получил с месяц назад, должна была уже зажить, а между тем ты все еще хромаешь. И я ничуть не удивлюсь, если она загноится.
— Спорить не стану. Она заживает довольно медленно.
— Она вообще не заживает. Я тебе больше скажу — от нее исходит запах гнили, это чувствуется даже на расстоянии. Боюсь, как бы тебе не пришлось распрощаться с ногой.
Нечто подобное уже приходило Робу в голову. Недаром он ходил к старой Мэгги, которая лечила ему рану, смазывая ее какой-то вонючей мазью и читая прогонявшие лихорадку заговоры.
— Ты Цезаря видел? — спросила Джудит и, когда Роб кивнул, улыбнулась. — Он уже бегает, хотя после его стычки с кабаном прошло совсем немного времени. Так что позволь мне тебя осмотреть. Ведь хуже не будет, верно?
— Господь свидетель, ты упрямая женщина.
— Да, так многие говорят. Итак, где прикажешь тебя осматривать — на кухне или в каком-нибудь более укромном месте?
— Мне бы не хотелось, чтобы мои раны осматривали вместе с тобой все остальные обитатели Лохви. Пойдем в светелку на третьем этаже. В это время дня она обычно пустует.
Не дожидаясь ее ответа, он направился к винтовой лестнице, которая вела в башню. Надвигалась гроза, небо затянули свинцовые тучи, и в лестничном колодце было бы совсем темно, если бы не тусклые масляные светильники в нишах. Раскаты грома слышались даже на лестнице. В воздухе чувствовалось гнетущее предгрозовое напряжение, которое могло в любой момент разрядиться молниями. Впрочем, это ощущение часто навещало Роба в стенах Лохви и от погоды не зависело. Да что Лохви! Ощущение близкой грозы витало в атмосфере Шотландии с тех пор, как горец Уильям Уоллис начал вооруженную борьбу с англичанами, и за последние тридцать лет ничуть не ослабло. Сколько Роб себя помнил, он и все, кто его окружал, жили в постоянном ожидании войны. Когда ему исполнилось шесть лет, родичи вручили ему маленький меч и стали обучать обращению с ним. Для Рыжего Дьявола Лохви было делом чести обучить своих сыновей военному делу. Этого требовали не только его личные амбиции — в хороших солдатах нуждалась его родная Шотландия. На войне раны получали часто, и к ним все привыкли. Так что опытному воину было бы стыдно придавать им слишком большое значение. Что же до кровотечения и боли — этих естественных последствий любого ранения, то считалось, что они просто недостойны внимания. По этой причине Робу и не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как англичанка будет обрабатывать его раны. Если бы не страх потерять ногу, он никогда бы ей этого не позволил. В светелке имелись каменный очаг, стул и стол. Кроме того, там стояла большая кровать, а на полу лежали плетенные из соломы маты. Роб присел на неудобный колченогий стул, привычно поморщившись от боли в ране, нанесенной ему английским оружием в бою за крепость Норхем — в то самый день, когда в Лондоне состоялась коронация юного Эдуарда III. С тех пор уже прошло полтора месяца, но стоило ему только сделать резкое движение, как рана снов: открывалась. Леди Линдсей умеет врачевать раны — она это уже доказала, ухаживая за Цезарем, и Роб надеялся, что нога у него скоро станет как новенькая. Воины часто умирали от лихорадки, являвшейся следствием ранения, но еще чаще им отнимали пораженные гнойным воспалением конечности. Робу же, ясное дело, калекой быть не хотелось. Распахнулась дверь, и вошла леди Линдсей. В одной руке у нее была небольшая корзинка, в другой — рулон льняных бинтов. Улыбнувшись, она сказала:
— Это не займет много времени. Только тебе придется спустить штаны.
Прежде Гленлион вне зависимости от погоды носил только тунику. Обтягивающие штаны-тревсы стал поддевать, чтобы скрыть от взглядов окружающих свою рану. Пожав плечами, Роб поднялся со стула, развязал шнурки, стягивавшие на талии штаны, и спустил их до колен. Джудит подошла к столу, открыла корзинку и стала раскладывать на столе необходимые для врачевания принадлежности: бинты, пучки сухих трав, баночки с мазями и сосуды с настойками и бальзамами. Закончив работу, она еще раз окинула взглядом стол и удовлетворенно кивнула. Потом расстегнула брошь на груди, сняла толстую шерстяную накидку и, аккуратно ее свернув, положила в угол. Оставшись в одном полотняном лейне, она, чтобы это длинное одеяние не мешало ей двигаться, подтянула его вверх и заново перетянула в талии поясом.
— Дай свой кинжал, пожалуйста, — сказала она, протягивая руку. — Он наверняка заточен лучше, чем кухонные ножи.
Секунду поколебавшись, он вытащил, из ножен кинжал и вложил рукоять ей в ладонь. Рукоять кинжала была сделана из полированной кости с вырезанным на ней изображением чертополоха — знак того, что обладатель оружия находится на королевской службе.
Присев на корточки, она подсунула лезвие кинжала под повязку, стягивавшую рану на бедре, и ловко перерезала бинты. Но повязка присохла к ране и отваливаться не желала. Джудит подняла на него глаза.
— Присядь. Повязку, видимо, придется отмачивать. — Она посмотрела на холодный очаг. — Слуги даже не позаботились, чтобы в твоих покоях был огонь.
— Это не мои покои. Вернее, не только мои. Здесь у меня нет своей комнаты, — сердито произнес он. — Но если тебе нужно разжечь очаг, позови Фергала.
— Уж лучше я схожу за горячей водой на кухню. Так будет быстрее. А ты все-таки присядь. Ты такой бледный… Еще, не дай Бог, упадешь.
Роб ухмыльнулся, но сел.
— Твое распоряжение выполнено, миледи.
— Было бы хорошо, если бы все мои команды ты выполнял с таким же послушанием, — сказала она со смешком. — Вот тебе второе распоряжение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32