Темные волосы коротко острижены, окладистая борода очень ухожена. Одежда выглядела опрятной и дорогой. Беатриче могла бы поспорить, что жилетка пошита из дорогого шелка.Бросалось в глаза огромное количество украшений: большие золотые серьги, множество цепочек и почти на каждом пальце – кольца с драгоценными камнями. Далее ее взгляд остановился на пишущем пере в руке мужчины. Сердце забилось сильнее, во рту пересохло. Он писал слева направо! Возможна ли во сне такая детализация? Вновь ею овладело сомнение. Так что же это, если не сон?Тем временем мужчина закончил писать. Видно, что ему было скучно. Однако как только он увидел Беатриче, выражение его лица приятно изменилось. Он вскочил с места и обрушился на толстяка с вопросами, сопровождая их выразительными жестами. К своему удовлетворению, Беатриче заметила, что его голос звучал все раздраженнее, а толстяк отвечал все тише и тише. Она не понимала ни одного слова, но было похоже, что тот получает выговор.Купец взъерошил волосы, вздохнул и вплотную приблизился к Беатриче. С удивлением вдыхала она слабый аромат роз, когда он своей рукой проводил по ее волосам и щекам. Молодая женщина испугалась, когда он твердым, но не причиняющим боль движением попытался открыть ее рот, чтобы осмотреть зубы, а потом стал изучать ладони рук и ногти на пальцах рук и, наконец, перешел к ощупыванию тела. Сердце Беатриче замерло на мгновение. Что ему от нее нужно? Мозг напряженно работал: что делать? Укусить? Ударить в лицо? Закричать и нанести сильный удар между ног? Но вместо того чтобы обороняться, она лишь размышляла об этом. Тело будто не принадлежало ей, она была не в состоянии даже шевельнуться. Однако обратила внимание на то, что одета не в белый халат и не в свою повседневную одежду, а в какое-то длинное средневековое платье. Пока руки купца скользили по ее бедрам, животу, ягодицам, она тщетно пыталась понять, откуда у нее могло появиться это платье.Ну не абсурд ли это? Отвратительный мужчина тискает ее, а она занята мыслями о платье.Беатриче вспомнила об одной пациентке, на которую напали двое мужчин. Пока она зашивала ей рваную рану, та поведала, что, когда негодяи начали ее бить, ей вдруг вспомнилось, что она не купила масла. Возможно, это была защитная реакция организма – в момент, когда случается нечто ужасное, в голову приходят абсолютно будничные мысли, вероятно для того, чтобы человек не лишился рассудка. По всей видимости, так было и с ней.Впрочем, следует признать, что прикосновения эти не были ни чувственными, ни приятными. Так ощупывают товар торговцев скотом и мануфактурой. И где-то в глубине души у нее шевельнулась мысль, что с ней обращаются как с товаром. Конечно же, так и есть! Этот мужчина – работорговец! Догадка оглушила ее, как удар молотком по голове. С каждой секундой ей становилось хуже. Голоса обоих мужчин зазвучали приглушеннее, перед глазами поплыли черные круги, и она потеряла сознание.
Когда Беатриче вновь пришла в себя, она поняла, что лежит на небольшой жесткой кровати. С удивлением села, сбросив на пол тонкую простыню, служившую одеялом.Два момента прояснились сразу. Это то, что она находится не в своей комнате, не в своей кровати, и то, что помещение, где она находилась, не та жалкая темница, в которой она пришла в себя в первый раз.Где же она? Комната была настолько мала, что кроме стола и дряхлых деревянных нар в ней ничего не помещалось. Белые голые стены, каменный светло-коричневый пол, низкий потолок. Может быть, она в келье монастыря? Но тогда на стенах было бы распятие или икона.Ее взгляд упал на маленькое окошко под потолком, через которое пробивался дневной свет. Оно было зарешечено. Похоже, она опять в тюрьме, только на этот раз здесь значительно приятнее. Простыня, которую она подняла с пола, оказалась на удивление чистой. Приятная перемена. А может быть, это все-таки сон? Посмотрев на руку, Беатриче обнаружила гематому – отпечатки пальцев жирного надсмотрщика. Она провела рукой по светлым волосам. Итак, все это ей не снилось. И сейчас она знала хоть что-то.Беатриче удивилась тому, насколько невозмутимо и хладнокровно она воспринимает все происходящее. Собственно, ей, как и многим коллегам-хирургам, было необходимо сохранять в критических ситуациях трезвый рассудок.Беатриче подошла к незастекленному окну. Оно было настолько мало, что при всей фантазии пролезть через него не представлялось возможным. Беатриче подумала, как холодно бывает в каморке зимой, когда туда беспрепятственно проникают снег и ветер. Вздохнув, она опустилась на кровать и обхватила голову руками. Работорговля. В наше время. Непостижимо!Несколько лет назад она прочитала в одном журнале, что где-то в отдаленных уголках земного шара, преимущественно в странах Восточной Азии, все еще существуют работорговцы, которые регулярно выходят на охоту за добычей. Но чтобы это случилось в центре Европы в немецком городе? Полный идиотизм! Как эти парни вообще нашли ее? Может, накачали наркотиками, незаметно добавив их, например, в кофе? Действием галлюциногена легче объяснить все происшедшее с ней в предоперационной. Но почему, собственно, с ней?Неожиданно Беатриче почувствовала, как что-то тяжелое ударило ее по руке. Пытаясь понять, что это было, она обнаружила на платье карман, которого раньше не замечала, и в полном недоумении вынула оттуда камень, тот самый, который, вероятно, положила перед операцией пожилая женщина. Беатриче поднесла его к окну, и в лучах солнца его голубое сияние осветило всю каморку. Может, это сапфир? Во всяком случае, не оставалось сомнений в том, что камень драгоценный и очень дорогой.Все еще радуясь игре света, она вдруг услышала тяжелую поступь. Кто-то остановился около двери. Беатриче спрятала камень в потайной карман. Если работорговец его не заметил, то и сейчас вряд ли найдут.Было слышно, как сняли тяжелую задвижку, и дверь со скрипом отворилась. Перед ней стоял тот самый мужчина, который недавно столь досконально изучал ее тело. Его сопровождала небольшая худая девочка лет двенадцати с плетеной корзиной в руках. Было заметно, что корзина тяжелая и нести ее для столь худосочного существа было сплошным мучением.Резким голосом, сквозь зубы мужчина что-то выкрикнул и грубо втолкнул малышку в каморку. Под тяжестью корзины та споткнулась и чуть не упала. Беатриче едва успела удержать ее. Она ободряюще улыбнулась вконец испуганному ребенку и уже собиралась высказать свое негодование работорговцу, как тот сам обратился к ней на латинском языке.Беатриче была настолько поражена, что на время потеряла дар речи и слушала его с открытым ртом. Слава богу, что ее некому было сфотографировать, настолько глупо было выражение ее лица. Что за чудо? Она ни разу в своей жизни не слышала, чтобы кто-то разговаривал на латыни.Хотя работорговец говорил медленно, ей не удалось понять и половины. С большим трудом ее мозг пытался воспроизвести жалкие остатки знаний по латинскому, изучение которого закончилось много лет тому назад. В конце концов до нее дошел смысл сказанного. Девочка должна помочь ей переодеться и привести себя в порядок. Потом работорговец вновь придет за ней. Но куда ее поведут и во что ей одеться, Беатриче так и не поняла. Не успела она в тщетных усилиях задать вопрос, как тот уже скрылся за дверью.– Идиот! Он даже не дал мне договорить! – ругалась Беатриче. Она обратилась к девчушке, которая тем временем уже доставала из корзины полотенца, расчески, голубое платье, маленький флакон, а также глиняный кувшин и чашу и аккуратно раскладывала на кровати. – Спасибо, что ты хочешь помочь мне переодеться, но я справлюсь сама. Отдыхай и не волнуйся.Девочка в ответ робко улыбнулась и покачала головой.– Ах да, конечно, прости, пожалуйста. Ведь ты не понимаешь, что я говорю. – Беатриче вздохнула. Сколько времени она уже ни с кем не разговаривала! Казалось, несколько дней. Ей так захотелось поговорить с кем-нибудь. – Ну хорошо. Что я должна сделать?Девочка жестами показала, что надо раздеться. Пока Беатриче снимала одежду, малышка ловко наполнила чашу водой и добавила из флакона несколько капель, потом принялась мыть Беатриче. После вытерла полотенцем, натерла тело ароматным розовым маслом и, наконец, надела на нее платье, которое принесла с собой. Оно выглядело средневековым: не застегивалось, а зашнуровывалось на шелковые ленточки, и по краю выреза красовались вышитые цветы.Как только с переодеванием было покончено, девочка занялась волосами Беатриче. Она заплела косы и закрепила их на голове заколками и гребнями. Беатриче, которая редко делала прически, обычно стягивая волосы резинкой в конский хвост, откровенно любовалась в зеркало работой малышки. Было видно, что девчушка тоже довольна. Когда она складывала старое платье Беатриче, из кармана выпал камень. Девочка наклонилась, чтобы его поднять, но в тот же миг отпрянула с криком. Широко распахнутыми глазами она смотрела то на камень, то на Беатриче. Казалось, она едва дышит. Потом вдруг начала что-то быстро лопотать на своем языке, упала на колени, пытаясь поцеловать ей ноги. Беатриче с трудом удалось ее сдержать.– Ничего никому не говори об этом камне, – настоятельно попросила она малышку, приложив палец к губам. – Ни слова, поняла?Девочка поспешно кивнула и тоже приложила палец к губам. При этом она широко улыбалась, как будто повстречала в жизни свое счастье.Беатриче была так обескуражена реакцией девочки, что не заметила, как работорговец открыл дверь. Он вновь обратился к ней на латинском языке и, насколько она поняла, потребовал пойти с ним. Беатриче беспрекословно подчинилась ему. Что ей оставалось делать?Они вошли в какой-то двор. Там стоял большой зашторенный темными плотными занавесками ящик, напоминающий паланкин. Выглядел он достаточно некрасиво. Да и двое мужчин, стоявшие впереди и сзади и готовые по приказу тронуться в путь, совсем не походили на рослых темноволосых рабов из сказок «Тысячи и одной ночи». Это были мускулистые, сильные мужики, с которыми Беатриче предпочла бы не встречаться в темное время суток.Работорговец втолкнул Беатриче в паланкин, который внутри оказался не таким уж просторным и удобным, как она себе представляла. Затем он и сам забрался туда и громко щелкнул языком. Она почувствовала, как паланкин подняли и понесли. Казалось, что мужчины бегут, так как она постоянно ударялась о жесткую обивку и толкала работорговца.Беатриче прислушивалась к шуму, проникавшему снаружи. Она улавливала гомон толпы, громкие голоса торговцев, предлагавших свой товар, блеяние овец и даже восточную музыку, исполнявшуюся на флейтах и ударных инструментах. Но до ее слуха не донеслось ни звуков тормозов, ни шелеста шин автомобилей об асфальт, ни звонков велосипедов.Может быть, она находится в старой части какого-то города Ближнего Востока, где переулки слишком узки для автомашин и слишком ухабисты для велосипедов?..Наконец носильщики остановились. Беатриче вздохнула с облегчением, когда работорговец высадил ее из паланкина и она смогла расправить плечи и потянуться. Но не успела она осмотреться, как тот уже гнал ее вперед.Они вошли в какой-то дом, где их встретил хромой мужчина, страдающий, похоже, артрозом тазобедренных суставов, и провел через искусно обустроенный двор в помещение, где они замерли в ожидании.У Беатриче от удивления перехватило дыхание. Везде были расстелены восточные ковры, они висели даже на стенах. В Гамбурге Беатриче время от времени приходилось помогать своей тете, державшей антикварный магазин, поэтому она разбиралась в антиквариате и могла оценить стоимость ковров, украшавших стены. По самым скромным подсчетам сумма составляла два миллиона немецких марок!Однако мебели в помещении было не так уж и много: несколько низких столиков из розового дерева, на которых стояли медные подносы с фруктами; толстые, с богатой вышивкой, подушки, лежавшие на низких подставках, служившие, по всей видимости, стульями. Венцом этого великолепия был мужчина, восседавший на самой высокой подушке, с наслаждением потягивающий из крохотной чашечки кофе мокко, запах которого заполнил все помещение. Мужчина выглядел как султан из сборника сказок. Он был достаточно упитан, с окладистой отлично ухоженной бородой, в шелковой одежде и вышитых арабских шлепанцах, а его голову украшал тюрбан.Пока Беатриче рассматривала ковры, любуясь их орнаментами, работорговец что-то быстро говорил мужчине, а тот пристально изучал ее. Когда она наконец взглянула на них обоих, хозяин дома одобрительно кивнул и протянул работорговцу два кожаных мешочка.И лишь когда тот, кланяясь и широко улыбаясь, покинул помещение, не взяв с собой Беатриче, ей стало ясно, что она продана. III Али аль-Хусейн ибн Сина спал на своей кровати. Ему снился приятный сон. Он видел самого себя пожилым человеком с волосами, чуть тронутыми сединой, и белой бородой в аудитории в Багдаде, центре учености и образования мира. Более сотни стремящихся к медицинским знаниям студентов сидели перед ним, впитывая каждое его слово. В аудитории стояла такая тишина, что было слышно, как жужжит муха. Он читал лекцию о врачевании переломов костей и дошел уже до самой интересной части доклада, собираясь рассказать о разработанном им методе, как шум шагов неожиданно заставил его поднять глаза. Шарканье шлепанцев по гладкому мраморному полу в тиши аудитории прозвучало как удар хлыста. Некоторое время Али пытался не обращать на это внимание и продолжал лекцию. Но шаги становились все громче и мешали сконцентрироваться. Тогда он, разгневанный, прервал свой доклад. Какой идиот отважился без его разрешения войти в аудиторию и помешать? Он пристально вглядывался в полутьму зала, чтобы обнаружить злодея. Но не мог никого разглядеть. Тогда стал прислушиваться к шарканью. В конце концов ему удалось узнать характерный ритм шагов своего слуги, старого и сутулого Селима. Но как он здесь оказался? В это мгновение аудитория начала исчезать. И ему стало ясно, что он спал и его сон был прерван.Али лежал не шевелясь, понимая, что Селим скоро явится вновь. Он был уверен, что вставать еще рано. Сквозь ставни струился серебряный свет луны. Быть может, Селим хотел привести в порядок одежду своего господина или забыл наполнить масляные лампы? Завтра он сделает ему выговор, а сейчас постарается как можно быстрее заснуть, чтобы досмотреть свой сон.К сожалению, звук шагов и шарканье по гладкому полу не прекращались, и сквозь полузакрытые веки Али различил слабый свет единственной масляной лампы. Он вздохнул и сел в кровати еще до того, как к нему подошел старый слуга.– Что там, Селим? – спросил Али и протер глаза, которые никак не хотели привыкать к свету.– О мой господин, простите, что я посмел нарушить ваш ночной сон. Эмир прислал посыльного. Вам надо срочно ехать к нему!– О меч пророка! – закричал Али и вскочил с кровати. – Среди ночи? Что на этот раз? У эмира проблемы с мочеиспусканием? Или у него ноет жирный живот, потому что он съел слишком много жирной баранины?– Но, мой господин, вы не имеете права…– Что должно было стрястись с этим противным жирным мужиком, чтобы будить меня среди ночи?– Но ведь вы его личный лейб-лекарь, мой господин.Трезвый, рассудительный ответ Селима оказался настолько простым и верным, что Али встал как вкопанный. Его гнев моментально прошел, и он улыбнулся. Конечно, Селим прав. Он лейб-лекарь Нуха II ибн Мансура, эмира Бухары. И в свои двадцать лет самый молодой лейб-лекарь эмира в истории этого города. И он гордится этим.Али вздохнул и провел рукой по густым темным волосам.– Мое платье готово? – спросил он.И в тот же момент понял, что зря задал вопрос. Селим отлично справлялся со своими обязанностями на службе у молодого высокопоставленного лекаря. Каждый вечер старик готовил ему свежее платье, для того чтобы тот мог как можно быстрее одеться, если среди ночи его вызовут к пациенту.Али с Селимом поспешно прошли в кабинет, где хранились медицинские инструменты и лекарства. Али открыл шкаф и достал большой саквояж, который всегда брал с собой, когда надо было посетить эмира. Внимательным взглядом окинул содержимое.– Не изволено сообщить, по какому поводу вызывает Нух II?– Нет, мой господин.Али пожал плечами. Почему врач не должен заранее знать, что болит у пациента? У эмира совсем нет совести или он просто глуп? Поразмышляв об этом, к уже находившимся в саквояже порошкам против бессонницы, боли под ложечкой и отсутствия аппетита он добавил еще и слабительное средство. Криво усмехнулся. Неужели Нух мог лишить его сна для того, чтобы основательно прочистить кишечник?– Мой господин, я послал за паланкином и…– Нет, Селим, – возразил Али. Он закрыл саквояж и накинул плащ. – Во дворец я пойду пешком. Я не могу ждать, пока прибудут рабы с паланкином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Когда Беатриче вновь пришла в себя, она поняла, что лежит на небольшой жесткой кровати. С удивлением села, сбросив на пол тонкую простыню, служившую одеялом.Два момента прояснились сразу. Это то, что она находится не в своей комнате, не в своей кровати, и то, что помещение, где она находилась, не та жалкая темница, в которой она пришла в себя в первый раз.Где же она? Комната была настолько мала, что кроме стола и дряхлых деревянных нар в ней ничего не помещалось. Белые голые стены, каменный светло-коричневый пол, низкий потолок. Может быть, она в келье монастыря? Но тогда на стенах было бы распятие или икона.Ее взгляд упал на маленькое окошко под потолком, через которое пробивался дневной свет. Оно было зарешечено. Похоже, она опять в тюрьме, только на этот раз здесь значительно приятнее. Простыня, которую она подняла с пола, оказалась на удивление чистой. Приятная перемена. А может быть, это все-таки сон? Посмотрев на руку, Беатриче обнаружила гематому – отпечатки пальцев жирного надсмотрщика. Она провела рукой по светлым волосам. Итак, все это ей не снилось. И сейчас она знала хоть что-то.Беатриче удивилась тому, насколько невозмутимо и хладнокровно она воспринимает все происходящее. Собственно, ей, как и многим коллегам-хирургам, было необходимо сохранять в критических ситуациях трезвый рассудок.Беатриче подошла к незастекленному окну. Оно было настолько мало, что при всей фантазии пролезть через него не представлялось возможным. Беатриче подумала, как холодно бывает в каморке зимой, когда туда беспрепятственно проникают снег и ветер. Вздохнув, она опустилась на кровать и обхватила голову руками. Работорговля. В наше время. Непостижимо!Несколько лет назад она прочитала в одном журнале, что где-то в отдаленных уголках земного шара, преимущественно в странах Восточной Азии, все еще существуют работорговцы, которые регулярно выходят на охоту за добычей. Но чтобы это случилось в центре Европы в немецком городе? Полный идиотизм! Как эти парни вообще нашли ее? Может, накачали наркотиками, незаметно добавив их, например, в кофе? Действием галлюциногена легче объяснить все происшедшее с ней в предоперационной. Но почему, собственно, с ней?Неожиданно Беатриче почувствовала, как что-то тяжелое ударило ее по руке. Пытаясь понять, что это было, она обнаружила на платье карман, которого раньше не замечала, и в полном недоумении вынула оттуда камень, тот самый, который, вероятно, положила перед операцией пожилая женщина. Беатриче поднесла его к окну, и в лучах солнца его голубое сияние осветило всю каморку. Может, это сапфир? Во всяком случае, не оставалось сомнений в том, что камень драгоценный и очень дорогой.Все еще радуясь игре света, она вдруг услышала тяжелую поступь. Кто-то остановился около двери. Беатриче спрятала камень в потайной карман. Если работорговец его не заметил, то и сейчас вряд ли найдут.Было слышно, как сняли тяжелую задвижку, и дверь со скрипом отворилась. Перед ней стоял тот самый мужчина, который недавно столь досконально изучал ее тело. Его сопровождала небольшая худая девочка лет двенадцати с плетеной корзиной в руках. Было заметно, что корзина тяжелая и нести ее для столь худосочного существа было сплошным мучением.Резким голосом, сквозь зубы мужчина что-то выкрикнул и грубо втолкнул малышку в каморку. Под тяжестью корзины та споткнулась и чуть не упала. Беатриче едва успела удержать ее. Она ободряюще улыбнулась вконец испуганному ребенку и уже собиралась высказать свое негодование работорговцу, как тот сам обратился к ней на латинском языке.Беатриче была настолько поражена, что на время потеряла дар речи и слушала его с открытым ртом. Слава богу, что ее некому было сфотографировать, настолько глупо было выражение ее лица. Что за чудо? Она ни разу в своей жизни не слышала, чтобы кто-то разговаривал на латыни.Хотя работорговец говорил медленно, ей не удалось понять и половины. С большим трудом ее мозг пытался воспроизвести жалкие остатки знаний по латинскому, изучение которого закончилось много лет тому назад. В конце концов до нее дошел смысл сказанного. Девочка должна помочь ей переодеться и привести себя в порядок. Потом работорговец вновь придет за ней. Но куда ее поведут и во что ей одеться, Беатриче так и не поняла. Не успела она в тщетных усилиях задать вопрос, как тот уже скрылся за дверью.– Идиот! Он даже не дал мне договорить! – ругалась Беатриче. Она обратилась к девчушке, которая тем временем уже доставала из корзины полотенца, расчески, голубое платье, маленький флакон, а также глиняный кувшин и чашу и аккуратно раскладывала на кровати. – Спасибо, что ты хочешь помочь мне переодеться, но я справлюсь сама. Отдыхай и не волнуйся.Девочка в ответ робко улыбнулась и покачала головой.– Ах да, конечно, прости, пожалуйста. Ведь ты не понимаешь, что я говорю. – Беатриче вздохнула. Сколько времени она уже ни с кем не разговаривала! Казалось, несколько дней. Ей так захотелось поговорить с кем-нибудь. – Ну хорошо. Что я должна сделать?Девочка жестами показала, что надо раздеться. Пока Беатриче снимала одежду, малышка ловко наполнила чашу водой и добавила из флакона несколько капель, потом принялась мыть Беатриче. После вытерла полотенцем, натерла тело ароматным розовым маслом и, наконец, надела на нее платье, которое принесла с собой. Оно выглядело средневековым: не застегивалось, а зашнуровывалось на шелковые ленточки, и по краю выреза красовались вышитые цветы.Как только с переодеванием было покончено, девочка занялась волосами Беатриче. Она заплела косы и закрепила их на голове заколками и гребнями. Беатриче, которая редко делала прически, обычно стягивая волосы резинкой в конский хвост, откровенно любовалась в зеркало работой малышки. Было видно, что девчушка тоже довольна. Когда она складывала старое платье Беатриче, из кармана выпал камень. Девочка наклонилась, чтобы его поднять, но в тот же миг отпрянула с криком. Широко распахнутыми глазами она смотрела то на камень, то на Беатриче. Казалось, она едва дышит. Потом вдруг начала что-то быстро лопотать на своем языке, упала на колени, пытаясь поцеловать ей ноги. Беатриче с трудом удалось ее сдержать.– Ничего никому не говори об этом камне, – настоятельно попросила она малышку, приложив палец к губам. – Ни слова, поняла?Девочка поспешно кивнула и тоже приложила палец к губам. При этом она широко улыбалась, как будто повстречала в жизни свое счастье.Беатриче была так обескуражена реакцией девочки, что не заметила, как работорговец открыл дверь. Он вновь обратился к ней на латинском языке и, насколько она поняла, потребовал пойти с ним. Беатриче беспрекословно подчинилась ему. Что ей оставалось делать?Они вошли в какой-то двор. Там стоял большой зашторенный темными плотными занавесками ящик, напоминающий паланкин. Выглядел он достаточно некрасиво. Да и двое мужчин, стоявшие впереди и сзади и готовые по приказу тронуться в путь, совсем не походили на рослых темноволосых рабов из сказок «Тысячи и одной ночи». Это были мускулистые, сильные мужики, с которыми Беатриче предпочла бы не встречаться в темное время суток.Работорговец втолкнул Беатриче в паланкин, который внутри оказался не таким уж просторным и удобным, как она себе представляла. Затем он и сам забрался туда и громко щелкнул языком. Она почувствовала, как паланкин подняли и понесли. Казалось, что мужчины бегут, так как она постоянно ударялась о жесткую обивку и толкала работорговца.Беатриче прислушивалась к шуму, проникавшему снаружи. Она улавливала гомон толпы, громкие голоса торговцев, предлагавших свой товар, блеяние овец и даже восточную музыку, исполнявшуюся на флейтах и ударных инструментах. Но до ее слуха не донеслось ни звуков тормозов, ни шелеста шин автомобилей об асфальт, ни звонков велосипедов.Может быть, она находится в старой части какого-то города Ближнего Востока, где переулки слишком узки для автомашин и слишком ухабисты для велосипедов?..Наконец носильщики остановились. Беатриче вздохнула с облегчением, когда работорговец высадил ее из паланкина и она смогла расправить плечи и потянуться. Но не успела она осмотреться, как тот уже гнал ее вперед.Они вошли в какой-то дом, где их встретил хромой мужчина, страдающий, похоже, артрозом тазобедренных суставов, и провел через искусно обустроенный двор в помещение, где они замерли в ожидании.У Беатриче от удивления перехватило дыхание. Везде были расстелены восточные ковры, они висели даже на стенах. В Гамбурге Беатриче время от времени приходилось помогать своей тете, державшей антикварный магазин, поэтому она разбиралась в антиквариате и могла оценить стоимость ковров, украшавших стены. По самым скромным подсчетам сумма составляла два миллиона немецких марок!Однако мебели в помещении было не так уж и много: несколько низких столиков из розового дерева, на которых стояли медные подносы с фруктами; толстые, с богатой вышивкой, подушки, лежавшие на низких подставках, служившие, по всей видимости, стульями. Венцом этого великолепия был мужчина, восседавший на самой высокой подушке, с наслаждением потягивающий из крохотной чашечки кофе мокко, запах которого заполнил все помещение. Мужчина выглядел как султан из сборника сказок. Он был достаточно упитан, с окладистой отлично ухоженной бородой, в шелковой одежде и вышитых арабских шлепанцах, а его голову украшал тюрбан.Пока Беатриче рассматривала ковры, любуясь их орнаментами, работорговец что-то быстро говорил мужчине, а тот пристально изучал ее. Когда она наконец взглянула на них обоих, хозяин дома одобрительно кивнул и протянул работорговцу два кожаных мешочка.И лишь когда тот, кланяясь и широко улыбаясь, покинул помещение, не взяв с собой Беатриче, ей стало ясно, что она продана. III Али аль-Хусейн ибн Сина спал на своей кровати. Ему снился приятный сон. Он видел самого себя пожилым человеком с волосами, чуть тронутыми сединой, и белой бородой в аудитории в Багдаде, центре учености и образования мира. Более сотни стремящихся к медицинским знаниям студентов сидели перед ним, впитывая каждое его слово. В аудитории стояла такая тишина, что было слышно, как жужжит муха. Он читал лекцию о врачевании переломов костей и дошел уже до самой интересной части доклада, собираясь рассказать о разработанном им методе, как шум шагов неожиданно заставил его поднять глаза. Шарканье шлепанцев по гладкому мраморному полу в тиши аудитории прозвучало как удар хлыста. Некоторое время Али пытался не обращать на это внимание и продолжал лекцию. Но шаги становились все громче и мешали сконцентрироваться. Тогда он, разгневанный, прервал свой доклад. Какой идиот отважился без его разрешения войти в аудиторию и помешать? Он пристально вглядывался в полутьму зала, чтобы обнаружить злодея. Но не мог никого разглядеть. Тогда стал прислушиваться к шарканью. В конце концов ему удалось узнать характерный ритм шагов своего слуги, старого и сутулого Селима. Но как он здесь оказался? В это мгновение аудитория начала исчезать. И ему стало ясно, что он спал и его сон был прерван.Али лежал не шевелясь, понимая, что Селим скоро явится вновь. Он был уверен, что вставать еще рано. Сквозь ставни струился серебряный свет луны. Быть может, Селим хотел привести в порядок одежду своего господина или забыл наполнить масляные лампы? Завтра он сделает ему выговор, а сейчас постарается как можно быстрее заснуть, чтобы досмотреть свой сон.К сожалению, звук шагов и шарканье по гладкому полу не прекращались, и сквозь полузакрытые веки Али различил слабый свет единственной масляной лампы. Он вздохнул и сел в кровати еще до того, как к нему подошел старый слуга.– Что там, Селим? – спросил Али и протер глаза, которые никак не хотели привыкать к свету.– О мой господин, простите, что я посмел нарушить ваш ночной сон. Эмир прислал посыльного. Вам надо срочно ехать к нему!– О меч пророка! – закричал Али и вскочил с кровати. – Среди ночи? Что на этот раз? У эмира проблемы с мочеиспусканием? Или у него ноет жирный живот, потому что он съел слишком много жирной баранины?– Но, мой господин, вы не имеете права…– Что должно было стрястись с этим противным жирным мужиком, чтобы будить меня среди ночи?– Но ведь вы его личный лейб-лекарь, мой господин.Трезвый, рассудительный ответ Селима оказался настолько простым и верным, что Али встал как вкопанный. Его гнев моментально прошел, и он улыбнулся. Конечно, Селим прав. Он лейб-лекарь Нуха II ибн Мансура, эмира Бухары. И в свои двадцать лет самый молодой лейб-лекарь эмира в истории этого города. И он гордится этим.Али вздохнул и провел рукой по густым темным волосам.– Мое платье готово? – спросил он.И в тот же момент понял, что зря задал вопрос. Селим отлично справлялся со своими обязанностями на службе у молодого высокопоставленного лекаря. Каждый вечер старик готовил ему свежее платье, для того чтобы тот мог как можно быстрее одеться, если среди ночи его вызовут к пациенту.Али с Селимом поспешно прошли в кабинет, где хранились медицинские инструменты и лекарства. Али открыл шкаф и достал большой саквояж, который всегда брал с собой, когда надо было посетить эмира. Внимательным взглядом окинул содержимое.– Не изволено сообщить, по какому поводу вызывает Нух II?– Нет, мой господин.Али пожал плечами. Почему врач не должен заранее знать, что болит у пациента? У эмира совсем нет совести или он просто глуп? Поразмышляв об этом, к уже находившимся в саквояже порошкам против бессонницы, боли под ложечкой и отсутствия аппетита он добавил еще и слабительное средство. Криво усмехнулся. Неужели Нух мог лишить его сна для того, чтобы основательно прочистить кишечник?– Мой господин, я послал за паланкином и…– Нет, Селим, – возразил Али. Он закрыл саквояж и накинул плащ. – Во дворец я пойду пешком. Я не могу ждать, пока прибудут рабы с паланкином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33