— Соблюдать тишину! — скомандовал Моуэт.
— Но он пропустил две страницы, — повторил Хогг.
— Бонден, — произнес Джек Обри, отведя матроса в сторону. — Проведите Хогга на бак и объясните ему, как следует вести себя на королевском флоте.
Бонден объяснил, но не вполне убедительно, поскольку на следующий день, когда Несбит, самый младший из гардемаринов, отдавая приказания марсовым, обозвал одного из них, Хогг внезапно повернулся и, схватив юнца одной рукой, другой отшлепал его по ягодицам, приговаривая, что стыдно так разговаривать с людьми, которые ему в отцы годятся. Любой трибунал был бы вынужден приговорить Хогга к смертной казни, поскольку тридцать второй статьей Дисциплинарного устава никакое другое наказание за такое немыслимое злодеяние не предусматривалось. Джек убедил Моуэта и Аллена потолковать с ним как следует и объяснить чудовищность его поступка. Но тем не менее все матросы были убеждены, что китобои не постесняются сказать мистеру Адамсу, что он нечист на руку, или попросить у капитана стаканчик его лучшего бренди, когда у них появится желание промочить горло. Матросы часто с самыми серьезными минами упрашивали их обратиться к Джеку
Обри. «Давай же, дружище, — говаривали они, — не робей. Шкипер любит простого матроса и всегда нальет ему стаканчик, если тот попросит вежливо». Это не значит, что они не любили своих новых товарищей, напротив — поскольку китобои были не только свои парни, но и опытные моряки. Но их наивность была постоянным соблазном, против которого матросам «Сюрприза» было трудно устоять.
За прошедшую неделю китобои стали реже поддаваться на подначки. И хотя их можно было заставить соскочить с коек возгласом «Кит на горизонте!», никто уже не ловился на нехитрую удочку и не спрашивал у помощника плотника, где тут расклепывают кнехты, а также не обращался к старшине-канониру, чтобы тот выдал им сажень линии огня. Добродушные парни мгновенно менялись, когда пусть даже на огромном расстоянии от них, да еще с наветренной стороны появлялся американский китобой, который нетрудно было узнать по двухъярусному «вороньему гнезду» на грот-мачте. Хогг и его друзья дружно бросались на корму, полные ненависти и желания отомстить. И если Хани, который был вахтенным офицером, отказывался немедленно привестись к ветру, они принимались требовать того же от Джека Обри, крича ему в световой люк, откуда их уводили морские пехотинцы.
Немного поразмыслив, капитан убеждался, что преследование американца сопряжено со слишком большой потерей времени. Вызвав мастера-гарпунера, он ему сказал:
— Хогг, мы были очень терпеливы по отношению к вам и к вашим друзьям, но если вы будете продолжать вести себя таким образом, мне придется вас наказать.
— Они сожгли наше судно, — пробормотал Хогг. Джек сделал вид, что ничего не слышал, но, видя слезы гнева и обиды, произнес:
— Не расстраивайтесь, дружище. «Норфолк», пожалуй, не так уж далеко, и вы сможете воздать им по заслугам.
Даже если бы американский фрегат находился на Маркизах, то, измеряя расстояния категориями гигантских пространств Тихого океана, где тысяча миль была вполне естественной единицей, это было бы не так уж и далеко. Другой единицей меры могла стать поэма: Стивен в это время читал взятую у Моуэта «Илиаду», осиливая в день по одной песни, не больше, чтобы продлить удовольствие. Начав почти сразу после Галапагосов, доктор дошел до двенадцатой песни и, основываясь на нынешней скорости хода корабля, должен был закончить чтение еще до того, как они доберутся до Маркизских островов. Читал он в послеполуденное время. Поскольку дни проходили спокойно и без всяких передряг, эти неизбежные недели перехода на запад как бы высчитывались из некоей целой величины. Вечера же Стивен и Джек Обри заполняли музицированием, наверстывая пропущенное в южных широтах удовольствие.
Каждый вечер они играли, расположившись в просторной каюте с открытыми кормовыми окнами, в которые было видно, как исчезает в темноте кильватерная струя. Мало что доставляло им большую радость. Несмотря на различия в национальности, религии, внешности, взглядах, они становились единым целым, когда речь шла об импровизации, разработке вариаций на ту или иную тему, которую они обыгрывали и так, и этак, когда скрипка вела разговор с виолончелью. Хотя это был язык, в котором Джек был поискуснее, чем его друг, и где он проявлял больше остроумия, оригинальности и эрудиции, их объединяли музыкальные вкусы, довольно высокий для любителей исполнительский уровень и неизменная увлеченность.
Но вечером того дня, когда Стивен примирил Ахилла с Агамемноном, а за кормой фрегата осталось свыше двух тысяч миль, они совсем не играли. Это объяснялось отчасти тем, что корабль рассекал мириады фосфоресцирующих морских организмов с того самого момента, как темно-красное солнце, рассеченное пополам бушпритом, опустилось в затянутое дымкой море, но главным образом тем, что моряки, собравшиеся на полубаке, танцевали и пели, производя гораздо больше шума, чем обычно. Порядок поддерживался лишь формально, поскольку матросы, успевшие собраться на носу, веселились как всегда, когда плавание проходило без всяких осложнений. Кроме того, на нынешний день выпадал праздник китобоев.
— Я рад, что отменил занятия со своей молодежью, — заметил Джек Обри, посмотрев в открытое кормовое окно. — Не видно почти ни одной звезды. Юпитер превратился в пятно, которое, полагаю, минут через пять исчезнет.
— Пожалуй, это случилось в среду, — невпопад ответил Стивен, далеко высунувшийся из окна.
— Я сказал, что Юпитер через пять минут исчезнет, — произнес Джек Обри голосом, рассчитанным на то, чтобы заглушить веселье на полубаке.
Но он не учел присутствия китобоев, которые голосами, способными заглушить рев кашалотов, в эту минуту запели: «Вперед, друзья, вперед, друзья, пора нам отплывать».
Довольно нетерпеливо Стивен произнес:
— Я сказал, что, возможно, это произошло в среду. — Затем добавил: — Вы не передадите мне сачок с длинной ручкой? Прошу вас в третий раз. Я вижу существо, которое мне не достать этой жалкой…
Джек Обри довольно быстро нашел сачок с длинной ручкой, но когда подошел к окну, то Стивена там не было. Слышался лишь сдавленный голос, доносившийся из воды: «Веревку, веревку».
— Хватайтесь за катер, — воскликнул Джек и прыгнул вниз. Выплыв на поверхность, он не стал окликать вахтенных, зная, что красный катер находится на буксире за кормой. В этом случае Стивен уцепился бы за катер сам или же с его помощью. Тогда они могли бы влезть в кормовое окно, не останавливая корабль и не выставляя доктора перед матросами шутом гороховым и самым безнадежным на свете увальнем, каковым он, в сущности, и являлся.
Но катера за кормой не оказалось: должно быть, кто-то подтащил его к борту. Не было видно и Стивена; но в этот момент капитан увидел пузыри и услышал бульканье, доносившееся из взбаламученной, фосфоресцирующей воды. Он нырнул снова, погружаясь все глубже до тех пор, пока не увидел своего друга на фоне светящейся поверхности моря. Каким-то образом доктор запутался в собственном сачке: голова его и локоть застряли в ячейках, а ручка оказалась на спине рубахи. Джек освободил его, но для этого понадобилось сломать толстую ручку сачка и разорвать рубаху, одновременно поддерживая Стивена таким образом, чтобы его голова находилась над водой. Когда Джек наконец набрал воздуха и завопил: «Эй, на „Сюрпризе“!» — крик его совпал с припевом: «Кит плывет, кит плывет, кит плывет», который подхватил весь экипаж. Капитан положил Стивена на спину, и в этом положении доктор держался, пока море было спокойно, но, как назло, в тот момент, когда Стивен сделал вдох, случайная волна попала ему в рот, и он снова стал тонуть. Пришлось снова нырять за ним. В могучем крике «Эй, на „Сюрпризе“!» появилась нотка отчаяния: хотя судно плыло не очень быстро, с каждой минутой оно удалялось на сотню метров, и его огни уже тускло светились в тумане.
Джек продолжал вопить голосом, способным разбудить даже мертвых, но после того, как судно превратилось в бледное пятно, он замолчал, и Стивен сказал:
— Мне чрезвычайно жаль, Джек, что из-за моей неловкости вы подверглись такой опасности.
— Господь с вами, — отозвался Джек Обри. — Все не так уж страшно. Через полчаса или около того Киллик должен зайти ко мне в каюту, и Моуэт тотчас повернет корабль на обратный курс.
— Вы полагаете, что они отыщут нас в таком тумане, в такую безлунную ночь?
— Возможно, это окажется затруднительным для них, хотя, удивительное дело, предмет, плавающий на поверхности воды, хорошо заметен, если ты его ищешь. В любом случае, я буду часто кричать громче сигнальной пушки, чтобы помочь и им, и нам. Но, признаюсь, особого вреда не будет, если нам придется дожидаться дня. Вода тепла, как парное молоко, волнения нет никакого, кроме зыби, и если вы вытянете руки, выставите живот и откинете голову назад, чтобы уши оказались в воде, то убедитесь, что можете, как пить дать, держаться на воде сколько угодно.
Крики, заменявшие выстрелы сигнальной пушки, продолжали звучать очень долго. Стивен свободно держался на воде; они двигались, подхваченные западным экваториальным течением, курсом вест-тень-норд. Джек размышлял об относительности движения, о трудности измерения скорости в сочетании с течением, когда судно плывет по течению, а вы не можете ни бросить якорь, ни произвести наблюдение за каким-то постоянным предметом на суше. Он задумался над тем, как станет действовать Моуэт, после того как будет объявлена тревога. Если координаты были сняты добросовестно, а измерения скорости лагом произведены точно и записаны, тогда старшему офицеру не составит труда вернуться назад, идя круто к ветру или даже в один румб против него при условии, что ветер по-прежнему будет дуть от зюйд-ост-тень-зюйда и что его поправка на течение будет верной. Ведь ошибка в один градус за час плавания со скоростью четыре с половиной узла составит… Увлеченный расчетами, он только сейчас заметил, что Стивен, лежавший как бревно, совсем пал духом.
— Стивен! — позвал он, подтолкнув его, поскольку тот настолько откинул голову назад, что ничего не слышал. — Стивен, перевернитесь, обхватите меня за шею, и мы немножко поплаваем. — Ощутив его ноги у себя на спине, он воскликнул: — Вы не скинули башмаки. Разве вы не знаете, что в воде надо сбросить башмаки? Ну что вы за человек, Стивен?
То потихоньку плывя, то лежа на поверхности теплого моря, поднимаясь и опускаясь на волнах длинной, регулярной зыби, они продолжали двигаться. Капитан и доктор почти не разговаривали, хотя Стивен заметил, что ему стало гораздо удобнее, поскольку время от времени он мог изменять положение. Даже лежание на воде стало для него обыденным делом.
— Мне кажется, что теперь я могу исполнять роль Тритона, — сказал он. В другой раз доктор произнес: — Я весьма признателен вам, Джек, за то, что вы меня поддерживаете.
Однажды Джеку Обри даже показалось, что он уснул. Один раз их подбросило волной: неподалеку от них всплыл огромный кит. Насколько они могли разглядеть в фосфоресцирующем свете, это был старый самец свыше восьмидесяти футов в длину. Полежав минут десять — они слышали шумные вздохи и видели белые фонтаны, взвивавшиеся вверх через определенные промежутки времени, — кит изогнул корпус, взмахнул хвостом и беззвучно скрылся в пучине.
Вскоре после этого туман начал рассеиваться; появились звезды — сначала тусклые, затем яркие, и, к своему облегчению, Джек убедился, что рассвет ближе, чем он предполагал. Теперь он уже не слишком рассчитывал на то, что их спасут. Это зависело от того, заглянул ли Киллик к нему в каюту, прежде чем лечь спать. Совершенно очевидно, что он этого не сделал, иначе Моуэт повернул бы назад задолго до конца ночной вахты. Он примчался бы на всех парусах, какие только можно поставить, и спустил бы все шлюпки, расположив их с обеих сторон корабля на расстоянии слышимости, чтобы прочесать наибольший участок поверхности моря и подобрать их. Но ночная вахта уже закончилась. Если Моуэт не узнает об их исчезновении до утра, то милый «Сюрприз» уйдет далеко на запад и не сможет вернуться назад раньше вечера. Вероятность ошибки в определении течения значительно увеличится. В любом случае старший офицер не подумает, что они смогут продержаться до утра, тем более до конца дня. Хотя сначала вода показалась им теплой, оба основательно продрогли. Ко всему, Джек страшно проголодался, и оба чрезвычайно боялись акул. Долгое время никто не произносил ни слова, они обменялись парой фраз, лишь когда меняли положение. Какое-то время Джек поддерживал Стивена за плечи.
Он признавал, что у них очень мало надежды на спасение, и все-таки с нетерпением ждал рассвета. Солнечное тепло может чудесным образом взбодрить их, и вполне возможно, появится какой-нибудь коралловый остров. Хотя в пределах трех или четырех сотен миль на картах не было ни одного, это еще ни о чем не говорило — ведь здешние воды не были исследованы. Хогг говорил об островах, известных лишь китобоям и лесорубам, охотникам за сандаловым деревом, которые хранили в тайне их координаты. Больше всего он надеялся найти кусок плавника: пальмовые стволы почти вечные, а за последние несколько дней он видел несколько деревьев, влекомых течением, вероятно, от побережья Гватемалы. Обнаружив одно такое дерево, они могли бы продержаться на нем день, а то и больше, гораздо больше. Он перебрал в уме различные способы использования пальмового ствола, придумал, как придать ему устойчивость с помощью противовеса наподобие туземной пироги. Мысли были почти бесполезные, но они были лучше бесплодных сожалений, терзавших его последние несколько часов — сожалений о том, что оставил Софи на расправу судейским крючкам, о том, что не привел в порядок денежные дела, о том, что приходится расставаться с жизнью и со всеми, кого любил.
Между тем земля вращалась, а вместе с ней и океан; вода, в которой они плыли, повернулась к солнцу. На западе еще угасала ночь, а на востоке, с наветренной стороны, были заметны признаки пробуждающегося дня. И там, на фоне светлеющего неба, совсем близко появились очертания судна. Это был довольно крупный катамаран с широкой платформой или палубой, соединяющей оба корпуса, на которой было установлено крытое тростником жилище. Судно несло два косых паруса — на фоки грот-мачте — с «пузом», похожим на полумесяц. Эти подробности Джек приметил лишь после того, как издал громкий рев, заставив очнуться Стивена, который стал впадать в бессознательное состояние.
— Туземное судно, — произнес Джек Обри, указывая на него пальцем, и снова закричал. Судно походило на то, которое капитан Кук назвал «пахи».
— Как вы полагаете, они примут нас? — спросил Стивен.
— Ну конечно, — отвечал Джек, увидевший, как от борта судна отошло узкое каноэ с противовесом. Поставив треугольный парус, оно устремилось к ним.
На руле сидела молодая женщина. Вторая оседлала шесты, соединявшие узкое каноэ с противовесом, балансируя с удивительной грацией. В руке она держала копье и была готова метнуть его, когда вторая девушка выпустила из рук шкот, почти остановив каноэ в трех ярдах от терпящих бедствие. Однако, увидев, что они собой представляют, туземка, все еще удивленно хмурясь, оставила это намерение. Вторая девушка засмеялась, сверкнув белыми зубами. Обе были поразительно красивы — смуглые, длинноногие, одетые в одни лишь короткие юбочки. Обычно Джек был неравнодушен к изящной фигуре, красивой груди, округлым формам, но теперь он был бы рад и встрече со старым бабуином, лишь бы тот взял их со Стивеном к себе на борт. Воздев руки, он издал умоляющий звук, похожий на кваканье. Стивен сделал то же самое. Девушки со смехом наполнили парус ветром и помчались туда же, откуда приплыли, искусно правя утлой лодчонкой и держась невероятно близко к ветру. Продолжая нестись вперед, они, улыбаясь, жестами пытались объяснить, что их скорлупка слишком хрупка для двух мужчин, — дескать, добирались бы они до судна вплавь. Во всяком случае, так истолковал их жесты Джек. Из последних сил он со Стивеном добрался до катамарана, который, к счастью, плыл в их сторону. Уже знакомые им девушки помогли доктору и капитану подняться на покрытую циновкой палубу. Незваных гостей встретила целая толпа молодых женщин, с ними были женщины постарше. Джеку было не до выводов и наблюдений, но он нашел в себе силы обратиться к жизнерадостной рулевой, той, что помогла ему: «Благодарю, благодарю вас, мадам», и с благодарностью посмотреть на остальных. Между тем Стивен произнес: «Дамы, я обязан вам сверх всякой меры». Затем оба сели, опустив головы, еще не осознав своего счастья, не в силах унять дрожь: с них ручьями текла вода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47