А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Мои спутники находились в таком же состоянии, две из наших лам сдохли. Я подумал, что нам нужно возвращаться, но проводник отвел нас в нечто похожее на укрытие среди камней, достал свой мешочек с кокой и коробку лайма и пустил их по кругу. Каждый из нас пожевал шарик — мы называем его «акуллико», — и затем, без малейшего усилия взвалив на себя свои ноши, мы быстрым шагом двинулись вверх по крутому склону навстречу пурге, преодолели вершину и спустились вниз, где нас встретила более благоприятная погода.
— Ничего удивительного, — отвечал Стивен. — После того, как вы были настолько добры, что впервые дали мне «акуллико», я почувствовал, как мой ум проясняется, а душевные и физические силы увеличиваются. Ничуть не сомневаюсь, что смог бы переплыть реку, находящуюся перед нами. Однако делать этого я не намерен. Предпочитаю наслаждаться разговором с вами и моим нынешним блаженным состоянием — ни усталости, ни голода, ни сомнений, но умение понимать и обобщать, что со мною прежде редко бывало. Листья коки, сударь, самое безвредное лекарственное растение, с которым я когда-либо сталкивался. Я читал об этом средстве у Гарсилассо де ла Вега и в записках Фолкнера, но даже не подозревал, что оно обладает такой могучей силой.
— Конечно, это лучшая высокогорная кока с плоскими листьями, — заметил перуанец. — Это дар моего близкого друга, который сам ее вырастил. Теперь я всегда путешествую, имея с собой объемистый пакет с зельем самого последнего урожая. Позвольте налить вам бокал вина. Во второй бутылке еще кое-что осталось.
— Вы очень любезны, но не стоит переводить добро. После первого приятного головокружения я совершенно утратил чувство вкуса.
— Что там за шум? — воскликнул перуанец, заслышав доносившиеся с «Сюрприза» звуки дудок и громкие команды:
— На палубах! Подниматься для заступления на вахту. Иду с острым ножом и чистой совестью. Эй, на палубах! Койки вязать!
Помощники боцмана поднимали спящих на нижних палубах, и в темноте вспыхнули золотом все открытые порты фрегата.
— Побудка касается лишь морских пехотинцев, — сказал Стивен. — Они прибирают палубу до рассвета. Потому как нельзя оскорблять восходящее светило недостойным его зрелищем. Боюсь, что этот ритуал восходит к языческим суевериям.
Немного погодя звезды начали тускнеть; небо на востоке посветлело, и через несколько минут вдали, над морской гладью, показался край солнца. Непродолжительный рассвет, а затем сразу наступил долгий день. Капитан Обри вышел из каюты, а сеньор Лопес из своего дома. Встретились они на причале. Лопеса сопровождала надоедливая обезьяна, которую пришлось припугнуть, чтобы заставить вернуться домой, а Джека Обри — штурман, знавший португальский язык, а также боцман, который должен был следить за ремонтом.
Когда утро было в разгаре, работой занималась уже вся команда, вернее сказать, все, кто остался на борту, поскольку Пуллингс на баркасе и Моуэт на катере с выделенными им матросами вышли из устья реки и стояли в морском дозоре. Но и на фрегате хватило матросов. Корабль был ошвартован возле треног, и плотники верфи хлопотали на его носу. На землю летели большие гладкие щепки: плотники орудовали своими инструментами, вытесывая новый бушприт, утлегарь и бом-утлегарь. Боцман вместе с помощниками и группой самых толковых моряков снимал почти весь стоячий такелаж, чтобы натянуть его заново после установки нового бушприта. На палубе и у бортов копошилась целая армия конопатчиков. Для этих сложных операций можно было использовать лишь немногих бывших матросов «Дефендера»; но ведь грести-то они с грехом пополам могли, поэтому вместе с морскими пехотинцами их отправили к источнику, находившемуся чуть выше по течению реки, чтобы пополнить запасы воды.
— Я чувствую себя прискорбно, видя, как братья мои трудятся в поте лица, а я бездельничаю, — произнес отец Мартин.
— А я вот не чувствую, — отозвался жизнерадостный, несмотря на бессонную ночь, Стивен. — Пойдемте прогуляемся. Мне сказали, что за мангровым болотом имеется тропинка, которая ведет через лес к открытой поляне, а на поляне растет пальма, название которой я, увы, забыл. Но я помню, что на ней растут круглые пунцовые плоды. У нас мало времени, будет жаль растерять его, напрасно бия себя в грудь.
Времени было мало, но вполне достаточно для того, чтобы отца Мартина укусила ночная обезьяна с совиной мордой; причем укус был опасным, до самой кости. Дело было так: миновав мангровое болото, они шли широкой лесной тропой, с обеих сторон окруженной стеной яркой зелени, прочное основание которой составляли деревья, переплетенные ползучими и вьющимися растениями, кустами, лианами и растениями-паразитами так, что внутрь не могло проникнуть ни одно существо, кроме змеи. Оба шли, улыбаясь как дети, пораженные бесчисленным количеством разнообразных бабочек, иногда им попадались колибри. После первых десяти-двадцати минут они так привыкли к стрекоту насекомых, что перестали обращать на него внимание и шли как бы в полной тишине, встречая очень мало птиц, да и эти немногие не пели. Однако, придя на поляну, где росли разбросанные далеко друг от друга деревья, они спугнули стаю разноцветных попугаев. Там на утоптанной тропе они увидели колонну марширующих муравьев, тащивших листья. Колонна была шириной в фут и такой длинной, что не было видно ни ее начала, ни конца. Разглядывая муравьев, Стивен увидел, что они состоят из двух видов — воинов и рабочих. Из любви к науке он на глаз определил количество насекомых на квадратный фут и возможный вес ноши, чтобы тем самым приблизительно установить размер груза, переносимого армией. Однако с арифметикой у него были нелады. Он царапал заостренным прутиком цифры на широком пальмовом листе, когда услышал испуганный крик отца Мартина: крик доносился от дупла в дальнем конце поляны.
— Тише! — воскликнул доктор, нахмурясь. — Три пишем, семь в уме.
Однако вопль повторился, в нем явственно звучало страдание. Повернувшись, доктор даже издали увидел, что рука отца Мартина залита кровью. Он бросился к нему, доставая перочинный нож и крича на ходу:
— Кто вас укусил? Змея?
— Нет, — ответил отец Мартин со странным выражением восторга и боли на лице. — Это была ночная обезьяна с совиной мордой. Она выглядывала отсюда. — Он показал на дупло. — У нее была такая милая полосатая мордашка с круглыми любопытными глазами, что я рискнул…
— До самой кости прокусила, — произнес Стивен. — Ноготь-то вы как пить дать потеряете, если только останетесь живы. Пусть кровь течет, дружище, пусть течет. Не сомневаюсь, что обезьяна была бешеной; и с кровью, Бог даст, яд выйдет. А теперь я вам перевяжу руку, и мы поспешим на корабль. Рану нужно как можно раньше прижечь. А где обезьяна?
— К сожалению, она сразу же убежала. Надо было позвать вас раньше.
— Давайте последуем ее примеру. Нельзя терять ни секунды. По берегу реки бежать легче, чем по мангровому болоту. Спрячьте руку за пазуху и имейте в виду, что платок мой.
На бегу под палящим солнцем отец Мартин, тяжело дыша, произнес:
— Не всякий может похвастать тем, что его укусила ночная обезьяна с совиной мордой.
Преодолев заросли молодого бамбука, путники выбрались на песчаный берег реки, ставший шире из-за отлива. Перед ними возникли два моряка — увалень Дэвис и Толстозадый Дженкс; с угрюмым видом они сжимали подобранные на берегу палки.
— Да это же доктор! — воскликнул Дэвис, который был посообразительней приятеля. — А мы подумали, что это индейцы-людоеды.
— Или тигры, — подхватил Дженкс. — Рыщут тут в зарослях, крови нашей хотят.
— Что вы тут делаете? — спросил Стивен, знавший, что оба матроса приписаны к дозорному баркасу.
— А вы слышали новость, сэр? — спросил Дэвис.
— Какую новость?
— Он ничего не слышал, — сказал Дэвис, пихнув локтем Дженкса.
— Так расскажи, — отозвался Дженкс.
Суть, извлеченная из горы словесного сора, заключалась в том, что «Норфолк» прошел мимо устья реки под незарифленными парусами, держа курс на зюйд-зюйд-вест, что капитан Пуллингс тотчас отправил баркас в Пенедо и что они с трудом отыскали фарватер. Поскольку прилив уже сошел на нет, то баркас на последнем участке так часто садился на мель, что чересчур грузным Дэвису и Дженксу, без которых можно было обойтись из-за наличия попутного ветра, велели добираться на своих двоих, наказав остерегаться тигров. Что касается мистера Моуэта, то его катер, прочно севший на песчаную банку, будет ждать, пока фрегат спустится вниз по течению.
— Баркас должен был добраться до места час назад, — предположил Дэвис. — Бьюсь об заклад, на фрегате теперь все носятся как угорелые.
Матросы действительно носились как угорелые и хлопотали как пчелы, причем под началом чрезвычайно активной матки. Обеды в капитанской каюте, кают-компании и кубрике мичманов были отменены, нижние чины довольствовались десятиминутными перекусами. Все работы по наведению внешнего лоска были прерваны; за собственный счет Джек, чтобы скорей покончить с бушпритом, нанял такую толпу плотников, что они, толкаясь, с трудом могли орудовать инструментами. С наступлением темноты работа продолжалась при свете огромных костров, разведенных на берегу; и, хотя еще многое предстояло довести до ума, Джек Обри был вполне уверен, что с вечерним приливом фрегат будет готов к плаванию.
— А вас не смущает, что это будет пятница? — спросил Стивен.
— Да неужто пятница? — вскричал капитан, который из-за жестокой спешки потерял счет дням. — Господи, и то правда. Ну, и что из того? Мы тут ни при чем, так уж получилось. Ничего страшного. Кроме того — только никому не говорите об этом, — в нашу пользу два фактора. Во-первых, «Норфолк» шел под незарифленными основными парусами, хотя мог бы поднять гораздо больше парусов, так что мы сможем его догнать, если поднапрячься. Во-вторых, приливы сейчас высокие и мы быстро и без помех выйдем в открытое море.
Ну а в-третьих, нежданно-негаданно прибыл Моуэт: матросы его баркаса чудом умудрились сняться с мели и появились в Пенедо перед самым рассветом. С их помощью — на баркасе были лучшие такелажники, — работа стала спориться куда быстрее. Новый бушприт поставили на место к половине одиннадцатого; к одиннадцати он был стянут бугелями и найтовами. Были установлены и новый утлегарь, а также все штаги и ванты. Джек Обри распорядился соединить сплеснением главный брас и, обратившись к Пуллингсу, произнес:
— Покрасочные и отделочные работы придется отложить до выхода в море. Конечно, у корабля вид неказистый, но я никогда не предполагал, что за это время мы успеем столько сделать. Попросите, пожалуйста, штурмана передать сеньору Лопесу, что мы будем рады принять его приглашение. Он знает, что мы должны расстаться с ним при смене прилива. Ей-богу, я бы не отказался от обеда, да и от бокала вина тоже!
Вина за праздничной трапезой было хоть залейся, хватало и еды (особенно черепашьего мяса). С застольными песнями дело обстояло хуже. По мнению Джека, штурман слишком громко горланил морские куплеты, которые выучил, служа на английских и американских торговых судах. Но мысли капитана были слишком заняты приближением прилива, ему было не до музыкальной критики, и, как только гардемарин, которого он поставил на дежурство у хронометров, явился доложить точное время, Джек поднялся из-за стола, сердечно поблагодарил сеньора Лопеса и вышел из дома в сопровождении Стивена и штурмана, не отозвавшись на просьбу лоцмана выпить напоследок за святого Петра.
Уровень прилива был исключительно высок, высок настолько, что мелкие волны захлестывали край набережной, поскольку большая часть прилива пришла с подветренной стороны, хотя теперь ветер сменил направление на зюйд-вестовое. После того как эта огромная масса воды начнет спадать, размышлял Джек, смотря на дальний берег, заливаемый водой, она понесет «Сюрприз» к морю со страшной скоростью. И если даже ветер будет умеренным, они все равно окажутся вдали от дельты без всякого маневрирования, поскольку благодаря высокому уровню воды им не придется следовать извивам фарватера, как это было при малой воде. Необычно высокий уровень воды имел еще одно преимущество: Стивен шагнул в лоцманскую шлюпку и с удобством расположился в ней, не упав на днище, не свалившись за борт и даже не ушибив ног. Лоцман и его помощник взялись за весла и направились к фрегату, который уже находился на фарватере, удерживаемый двумя буями на якорях, которые были изготовлены из бочек, принадлежавших верфи, и ждал лишь приказания командира, чтобы отчалить.
— Итак, мы отбыли, — заметил отец Мартин, разглядывая залитую солнцем яркую стену зелени с правого борта, мимо которой они проплывали.
— Будь это цивилизованное научное путешествие, мы могли бы задержаться недели на три, — отозвался Стивен. — Как ваша рука?
— В полном порядке, благодарю, — отвечал капеллан. — Если бы она находилась в гораздо худшем состоянии, я все равно считал бы это пустяковой платой за несколько тех дивных часов… Мэтьюрин, если вы наведете подзорную трубу на то огромное дерево на мысу и взглянете чуть вправо, то сумеете разглядеть нечто похожее на стадо обезьян.
— Я их вижу. Это ревуны. Черные ревуны.
— Ревуны, говорите? Да, несомненно. Хотелось бы, — добавил он негромким голосом, чтобы его не услышал лоцман, — чтобы этот малый не так шумел.
— Что-то он разошелся, — согласился Стивен. — Давайте пройдем вперед.
Но даже на носу, куда они перебрались, веселье лоцмана не давало им покоя: он подражал крику ягуара, издавая низкий рев. Хуже всего было то, что он вывел корабль на середину реки, откуда нельзя было подробно разглядеть ни один из берегов. Начался отлив, и судно удивительно быстро полным бакштагом понеслось под марселями и кливером. Быстро оно неслось до тех пор, пока не налетело на песчаную банку. Палуба ее наклонилась в сторону кормы, а из-под киля поднялось огромное облако ила и песка. Матросы тотчас бросились убирать паруса, а Джек Обри, выбежав из каюты, кинулся на нос с криком:
— Измерить глубину! Меряйте глубину, живо!
Перегнувшись далеко через носовой фальшборт, он стал разглядывать воду, начавшую светлеть. Корабль так глубоко врезался в банку, что дно оказалось в метре от шпрюйт-портов.
— Забросьте лот подальше, — распорядился капитан, обращаясь к старшине-рулевому в надежде, что удастся обнаружить небольшой просвет, с тем чтобы можно было стащить фрегат вбок. Никакого просвета, однако, не оказалось, и пока старшина раскачивал лот, чтобы забросить его во второй раз, Джек увидел под носом корабля кустарники и тростник. Банка оказалась настолько высокой, что растительность на ней была едва покрыта водой. Бросившись на корму, капитан увидел, что Пуллингс и Моуэт уже спускают шлюпки на воду.
— Перлинь из порта кают-компании! — крикнул он, проходя мимо.
Корма сидела в воде угрожающе низко, и перо руля, очевидно, выбило из стояка, но сейчас это не имело значения.
— Бросить лот под кормовой подзор! — скомандовал Джек Обри, и тотчас послышался плеск.
— Глубина без малого две сажени, сэр! — испуганным голосом доложил старшина.
Дело было плохо, но не безнадежно.
— Правый становой якорь в баркас, — распорядился Джек. — Верп и перлинь на красный разъездной катер. — Он перегнулся через фальшборт, чтобы понаблюдать за течением с целью определить границы банки, и увидел, что лоцман и его помощник отчаянно удирают на своем ялике, успев удалиться от фрегата на целых двести ярдов. Приказав штурману выливать за борт из бочек питьевую воду, Джек кинулся вниз, где боцман и команда плечистых матросов из обеих вахт с ритмичными возгласами подавали на корму один из новых пятнадцатидюймовых перлиней: «Раз-два, взяли, еще взяли, а ну, дружно… « Дела тут шли на лад, и, бросившись на палубу, приказывая спустить шестерку и цилиндрический буй, он успел поблагодарить Бога за то, что у него превосходные офицеры и слаженная команда.
Когда капитан спрыгнул в шестерку, верп уже был погружен в красный катер, становой якорь свешивался с кат-балки над самым баркасом; за борт выливалась пресная вода, что быстрыми темпами облегчало корабль.
Шестерка носилась взад и вперед, словно игривый щенок, в поисках глубин и надежного грунта. На первом подходящем месте Джек Обри кинул через фальшборт буй и подозвал баркас, экипаж которого греб изо всех сил с якорем на борту и перлинем позади. Приходилось выгребать против ветра и усилившегося течения. От напряжения лица гребцов побагровели, а весла опасно гнулись возле уключин. Нельзя было терять ни секунды, поскольку, как было известно любому моряку, уровень воды может упасть на тридцать футов. За последние десять минут глубина над банкой и вокруг судна уменьшилась на целых пять дюймов, так что если им не удастся сняться с мели до конца этого прилива, то на следующий раз надежды мало, поскольку уровень воды не будет таким высоким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47