А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Не предполагала, что там еще есть что делать.
Эта фраза должна была окончательно убедить меня в том, что Мэри Эллен в порядке. Ход был, однако, неловкий. Он заставил меня предположить, что, возможно, она сама обеспокоена.
— Молодец, что сообразила, где я.
— Я торопилась. Джастин сказал, что ты, возможно, там. Слушай, Знаешь ли ты некоего Лукаса Бараго?
Телефонная трубка в моей руке вдруг стала скользкой.
— Бараго?
— Парень вчера неожиданно объявился здесь. Хотел, чтобы Фрэнки отправилась на яхте во Францию. Он красив, невысокого роста, грубоватый.
— Она, конечно, не поехала с ним. Ведь не поехала же?!
— Разумеется, поехала. Разве можно указывать Фрэнки, что ей делать?! В этом отношении она вся в тебя. Фрэнки сказала, что он добрый. Что знаком с тобой. Что у них произошло нечто вроде ссоры, но Лукас хочет получить еще один шанс. Я подумала, что, если она развлечется с кем-нибудь, это может помочь ей преодолеть разрыв с Жан-Клодом. И посоветовала Фрэнки обдумать это предложение. А когда вернулась из офиса, ее уже и след простыл. — Мэри Эллен сделала паузу. О флуоресцентные колбы под крышей бились мотыльки. — Ты меня слушаешь?
Я следил за мотыльками. И ощущал во рту вкус стали, а в горле — пламень неочищенного джина. «Нам это еще больше понравится, когда займемся малышкой Фрэнки»...
— Эй, Мик! — не поняла моего молчания Мэри Эллен.
— Я слушаю, — проскрипел я, словно ржавая дверная петля.
— Куда они могли направиться?
В голосе Мэри Эллен чувствовалось волнение. Несмотря на ее внешнюю сдержанность, она была явно встревожена.
— Думаю, она познакомилась с Бараго в Ла-Рошели.
— Ты намерен вернуться туда?
Если я подниму шум или устрою суматоху, Жан-Клод и его дружки прихлопнут Фрэнки, как комара.
— Не думаю.
— О! — Мэри Эллен отчаянно хотела попросить меня об одолжении. Но подобные просьбы были моей прерогативой. — Да, так если ты... все же отправишься туда, то сможешь навестить ее. Посмотреть... довольна ли она, получила ли то, что хотела. Ты понимаешь?
— Спасибо, что сообщила мне.
— Просто подумала, что ты захочешь быть в курсе, — с деланной бодростью пояснила Мэри Эллен.
Я тщетно пытался придумать, что бы такое сказать. Фрэнки была главной связующей нитью между мной и Мэри Эллен на протяжении семнадцати лет. Теперь она покидала нас, следуя своей собственной дорогой. Фрэнки оставляла меж нами трещину, которая требовала заполнения. Оба мы желали ликвидировать ее, но никто из нас не знал, как это сделать.
— Ты дашь мне знать? — спросила Мэри Эллен.
— Разумеется.
Я повесил трубку, выключил компьютер и свет, сел на велосипед и отправился обратно в городок. Я ехал медленно: не потому, что устал, хотя так оно и было, и не потому, что нервничал, хотя и это тоже имело место. Я ехал медленно оттого, что в этой темной ночи ничего не происходило и мне хотелось, чтобы так продолжалось как можно дольше. Я страшился очередного события, подобно человеку, который выбросился из окна и, несясь сквозь мрак и тишину, вероятно, жаждет, чтобы падение длилось вечно, дабы не наступило неизбежное приземление.
Поставив велосипед в сараи, я очень тихо открыл дверь и вошел в квартиру. Я сел на стул, дыша насколько возможно спокойно, не двигаясь, поглощенный одной мыслью: «Нет Фрэнки».
Одно дело — свыкнуться с фактом, что Фрэнки вырастет и уедет, начав самостоятельную жизнь. Неизбежность разлуки нарастала все эти семнадцать лет. Предполагалось, что это будет постепенный процесс. Но Жан-Клод с дружками превратил сто в насильственную ампутацию.
Так я сидел, пока за окном не забрезжил серый рассвет и в тишину не вонзился рев дизельного лодочного мотора. Мне следовало бы подремать, поскольку второе дело — это правильное восприятие реальности. Я поднялся, негнущийся, как доска, и сварил побольше кофе.
А когда заглянул в свою память, обнаружил там Мэри Эллен. «Если ты все же отправишься туда, то сможешь навестить Фрэнки. Посмотреть, довольна ли она, получила ли то, что хотела. Ты понимаешь?»
То, что Мэри Эллен говорила в подобном тоне, означало признание: она чувствует, что что-то не так. Хотя именно я всегда оказывался тем единственным человеком, который был не прав в отношении Фрэнки, а уж никак не она. Это и являлось камнем преткновения в наших взаимоотношениях.
Ничто не сближает так, как дети.
Я не мог отправиться на поиски Фрэнки: в этом случае люди, у которых она находилась, причинили бы ей вред. Но и бездействовать я тоже не мог.
Пустота наполнялась чем-то. Воспоминаниями о Фрэнки и надеждой, что она жива. Нет ничего хорошего и том, чтобы напиваться, как Калликратидис, или скрываться, как Тибо. Первый — мертв, а где второй — одному Богу известно. Калликратидис подвел на «Поиссон де Аврил» двух человек. Как акционер «Трэнспортс Дренек», Тибо причастен к смерти Калликратидиса и гибели двух этих матросов. Тибо к тому же, вероятно, что-нибудь знает об «Атлас Индастриен», о своих сочленах в правлении «Транспорте Дренек»...
Фрэнки... Нетерпение все понять и действовать разгоралось. Оно отодвинуло страх в сторону. Я познакомил Фрэнки с Тибо и считал своим долгом перед Мэри Эллен предпринять что-нибудь. Потому что я был единственным человеком, который может вывести на Жан-Клода.
Я поднял телефонную трубку и набрал номер верфи Джорджа в Ла-Рошели.
— Как «Аркансьель»? — спросил я.
— На плаву.
— Тибо не появлялся?
— Нет. Слушай, мне необходимо снять с себя заботы об этой яхте. Фьюлла неожиданно объявился на «мерседесе» и оплатил счет наличными. У него были новые неприятности с его предприятием, там, на Олероне, при попытке подкупить проектировщика. Теперь он преследуется судебным порядком за коррупцию.
В размышлении о старом человеке, улыбавшемся Креспи за столом танцевального зала во «Флотилии», я думал и о Бьянке, которая, похоже, была в дружеских отношениях с Фьюлла, но ненавидела Креспи.
— Ты видел Бьянку? — спросил я.
— Да, она была с Фьюлла, — сказал Джордж таким тоном, как если бы не желал далее обсуждать эту тему. — Когда ты приедешь и заберешь яхту?
— Я устрою, чтобы ее забрали.
Стараясь не думать о джине и металлических брусках, я принял душ, побрился, надел свежую рубашку и холщовые темно-синие брюки. Затем позвонил Чарли.
— Как ты? — спросил он.
— Лучше, — ответил я. Хотя слово это никак не соответствовало сложившимся обстоятельствам, оно оказалось единственным, которое я смог придумать. — Не знаешь, кто-нибудь собирается во Францию?
— А как насчет парома?
— Не люблю паромы.
— Приходи к обеду в пивную. Увидимся там.
Я не любил шума пивной. Там наверняка будет полно народу и множество глаз. Но объяснить это Чарли так, чтобы он не счел меня сумасшедшим, было трудно. И потому я сказал:
— Отлично.
«Русалка» была местом, избежавшим худшего из опустошений, нанесенных Пултни туристами. За выставленными на тротуар столиками сидела в светлых костюмах для виндсерфинга привычная группа процветающих суперменов, поправляющихся экзотическим легким пивом. Внутри бара бросались в глаза сигаретно-желтый потолок, бочонки у дальней стены и доходящие до икр морские кожаные ботинки на ногах суперменов. Чарли сидел в углу и разговаривал с белокурым мужчиной, в котором я узнал Чифи Барнза, отца Дика Барнза — электрика верфи «Яхты Сэвиджа», отставного старшину спасательной шлюпки Пултни. Я взял «Феймос Граус» для Чарли и пинту «Девениш» для Чифи.
Глаза Чифи пронзительно голубели на фоне его словно выточенного из дуба лица.
— Весьма огорчен известием о плохих делах верфи, — сказал он.
— Сожалею, что не смогли обеспечить люден работой.
— Дик вернулся в море, — сообщил Чифи. — Самое лучшее место для него. А потом, эти яхты вообще — только развлечение.
— Чифи полагает, что тебе следует основать верфь для постройки яхт и трехдюймового дуба на дубовых каркасах семь на пять, с поясами наружной обшивки из железнодорожных рельсов, дабы придать им немного жесткости, — пошутил Чарли.
— Поучаешь самого Мика? — не горячась, парировал Чифи. — На этом покидаю вас.
— Я поразмышлял, — сказал Чарли. — У меня сейчас яхта на ходовых испытаниях. Ей требуется проба сил. С тобой поплывет Скотто Скотт и еще двое парней. Отчаливаете вечером. Они высадят тебя в Ла-Рошели. Тебе это требуется?
Я молчал дольше, чем необходимо, чтобы выпить глоток пива. Чарли созерцал меня своими циничными глазами.
— Это было бы чудесно, — сказал я.
Я знал, что мои слова прозвучали натянуто. Потому что это было чудесно лишь с одной стороны. Такая открытая поездка — самый быстрый способ оказаться в Ла-Рошели. Но если кто-нибудь увидит, что я приехал, может создаться впечатление, что Майкл Сэвидж снова сует нос в чужие дела.
И когда я вновь глотнул пива, во рту надолго обосновался привкус металлического бруска.
— Моту я еще что-нибудь сделать для тебя? — спросил Чарли.
— Ты уже много сделал.
— Спасибо, — сказал он, словно бы это я оказал ему услугу.
Я вернулся домой и снова позвонил Джорджу.
— Я сам еду, чтобы забрать «Аркансьель».
— Слава Богу! — воскликнул он. — Нам так нужно это место. Я поставлю яхту на буй близ Сан-Мартен-де-Ре.
Я позвонил и Мэри Эллен.
— Отправляюсь в Ла-Рошель, чтобы забрать яхту.
— Будь начеку, — сказала она.
— Так и собираюсь, — выдавил я пересохшим горлом. Мы положили трубки.
Бросив в сумку кое-какую одежду, я почувствовал себя лучше. Любое решение лучше бездействия.
«Глупец, — услышал я тоненький внутренний голосок, — вспомни металлический брусок, джин и чувство ужаса». Но на такого советчика, как внутренний голос, легче всего не обращать внимание.
В шесть часов я перекинул сумку через плечо и на велосипеде спустился к портовому бассейну.
Скотто Скотт, крупный новозеландец, сыпал проклятиями у лебедки на большом, быстроходном на вид кече для морских путешествий, пришвартованном с наружной стороны понтона. Я закинул на борт свою сумку и помог Скотту заправиться водой. Еще пара человек тащилась по понтону, толкая перед собой коляски с едой и напитками. С такими запасами мы могли бы отправиться в превосходное недельное плавание.
В семь часов я дал судну задний ход, вывел его с места стоянки и направил в широкое коричневое устье реки Поул. Дул бриз. Скотто и я на глазок поделили между собой отрезки пути. Яхта накренилась, за кормой появился бурун. Берег остался позади. Опустилась ночь.
* * *
Три дня спустя мы мчались в приливной волне, и серый перст маяка «Балеин» мигал нам в затылки, а комок в моем горле достиг размеров футбольного мяча. Прогноз погоды на период от десяти вечера до шести часов утра предупреждал о надвигающемся шторме. Но нас это не тревожило. Потому что там, слева по борту, в молочно-зеленой воде были видны два перевернутых черных конуса на южном ярко-красном буе у подхода к Ла-Рошели.
— Тебе знаком этот путь, — сказал Скотто. — Заводи яхту в портовый бассейн.
Я сглотнул комок, и мы вошли.
Глава 23
— Старая гавань, — сказал Скотто.
За фок-штагом поднимались серые каменные цилиндры башен. Впереди, справа по борту, ощетинился мачтами «Минимес». В прибрежных водах плавало немало яхт: люди проводили вечер на воде, пока не надвинулся шторм.
— Сначала высадите меня, — попросил я.
Скотто оборотил ко мне свое крупное озадаченное новозеландское лицо и сказал:
— Ну, конечно. Где, кэп?
Мы повернули влево и прошли под мостом этой словно застывшей в шаге между материком и островом Ре белой бетонной многоножкой. Потребовалось добрых три часа, чтобы поравняться с Сан-Мартен.
— Вот он! — воскликнул Скотто.
Да, это был «Аркансьель», поставленный на буй; он легко, словно перышко, сидел на воде. Я подхватил свою сумку и перекинул ее через плечо. Люди Джорджа так отполировали корпус «Арка», что закатное солнце отражалось от него оранжевыми бликами.
«Красивая яхта, — подумал я. — Несмотря что моя». Порыв ветра принудил ее фалы звучать, как расстроенные куранты.
Когда мы приблизились к яхте, она выглядела большой, крепкой и надежной: шестьдесят футов материального доказательства, что Мик Сэвидж не так бесполезен, как ему кажется. Я ухватился за вант, перепрыгнул на палубу «Аркансьеля» и спустился в кокпит, помахав Скотто рукой. Затем сунул ключ в замок люка.
Ключ не желал поворачиваться.
Я пару раз стукнул по люку. Крышка его немного подалась, и я понял, что люк открыт. «Паршивец Джордж», — подумал я. Сработало чувство безопасности воспитателя детского сада. Я поднял крышку, спустился в каюту и швырнул сумку на койку.
Возвращение на яхту сравнимо разве что с приездом домой, в особенности если судно принадлежит вам и счет его ремонта оплачен. С минуту я постоял, восхищаясь работой, проделанной людьми Джорджа: лак сверкает, чистые сухие инструменты лежат на своих местах, все сделано по первому классу. Даже запаха топлива нет. Правда, кто-то оставил на плите кофейник, но верфь есть верфь.
Я потянул крышку и закрыл люк. Мимо прошел моторный катер, и палуба закачалась под ногами, на печке загремел кофейник. Я поднял его. Он был еще теплый. Что-то хлопнуло позади меня. «Незакрепленная доска», — подумал я. Но затем услыхал щелканье задвижки и понял, что это отнюдь не разболтавшаяся доска, а основная дверь. Причина теплоты кофейника дошла до меня, словно поезд врезался в ребра. Я быстро обернулся.
При этом что-то пролетавшее возле моей головы врезалось в нее повыше левого уха и разлилось во мне невыносимой болью. Свет из окошек в потолке капитанской каюты окрасился в кроваво-красный цвет. Колени мои подкосились, и я с грохотом рухнул на палубу, ткнувшись лицом в усыпанный песком лакированный остролист настила.
Мой мозг издавал мощное электрическое гудение. Кофейник был теплым, а на настиле — песок: это значит, что кто-то проник на яхту и скрывается в ее передней, носовой части. Я сознавал, что мне следует чего-то опасаться, но никак не мог сообразить чего, потому что слишком яркий кроваво-красный свет заливал глаза, а голова раскалывалась от боли.
Я закрыл глаза. Боль стала раскручиваться, как большой пропеллер. За каютой кто-то что-то говорил, ноя не понимал, что именно, поскольку не мог различить слов из-за гудения в ушах. «Ошибкой было приезжать в Ла-Рошель», — твердил мой внутренний голос. Позволив мыслям расслабиться, я погрузился в ожидавшую этого угрожающую тьму.
Что-то мокрое ударило меня в лицо. Глаза открылись. В них хлынул свет и соленая вода. Я поморгал. И первое, что увидел, — ведро. Мои глаза сфокусировались на человеке, державшем его.
— Экая бестолочь! — сказал Тибо Леду. — Я едва не убил тебя.
С невероятным, болезненным усилием я поднялся на дрожащие колени и с трудом забрался в штурманское кресло.
— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил я.
— Не волнуйся.
Сквозь электрическое гудение в голове пробирались воспоминания. Жан-Клод и все остальные, кто разыскивал Тибо. Это те же самые люди, которые удерживают Фрэнки. Нет оснований полагать, что они отступились от поисков Тибо. Он был не в том положении, чтобы говорить кому-либо: «Не волнуйся». Да и сам я тоже.
— Не будь так глуп, — сказал я.
— Рад видеть тебя. Нам надо поговорить.
— Тогда давай поговорим.
Гул перешел в пульсацию, словно дизельный двигатель снова заработал в моем черепе.
— Не здесь, — сказал Тибо.
Я плохо видел. Он был одет в спецодежду с капюшоном и подстежкой из стекловолокна. Его лицо было землисто-серым, как у человека, долгое время проведшего без солнечного света.
— Нам следует уйти отсюда. Возможно, кто-то видел, как ты приехал.
— Уйти куда? — спросил я.
— В море.
— Но было штормовое предупреждение.
— Не может быть, — сказал Тибо. — Мы выйдем в море. Я сидел в подвале на острове Ре, потом вдруг увидел эту яхту на буе. Мы отправляемся сейчас, или я сойду с ума.
Тибо натянул на голову капюшон комбинезона и поспешил на палубу. Я был слишком слаб, чтобы последовать за ним.
Завелся двигатель, хлопнуло швартовочное кольцо. Тибо спустился вниз, сунул голову в плексигласовый свод и схватил дистанционное управление автопилотом.
— Я тебе покажу, — сказал он и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
Я слишком плохо себя чувствовал, чтобы меня могли успокоить улыбки кинозвезд. Положив голову на покрытые новыми свежими чехлами подушки, я закрыл глаза.
Когда же пришел в себя, то не мог понять: час я проспал или всего минуту. Но небо за сводом из серого стало черным, так что прошло, должно быть, больше, чем одна минута. В носовой части яхты прогрохотала цепь, затем послышалось скольжение троса. Я ощутил, как «Аркансьель» в секундном свободном дрейфе откинулся назад. Затем мачта его двинулась в противоположном направлении и судно, с завывающим в его вантах ветром, на килевой волне напоминало детскую лошадку-качалку. Мы стали на якорь.
Тибо снова спустился вниз.
— Мы в безопасности, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34