Гулко ухнул взрыв, послышались крики.
Когда пыль, поднятая взрывом, улеглась немного, Иван увидел одиноко стоящий на крыше пулемет. Фролова нигде не было видно. Где-то снаружи сухо трещали винтовочные выстрелы. Он осмотрелся и увидел нескольких милиционеров, лежащих на земле. Все они были мертвы. Пулеметная очередь и последовавший за этим взрыв не оставили им шансов. Иван же уцелел буквально чудом, даже ни одной царапины не было на теле…
Давыдов был еще жив, хотя было ясно, что долго он не протянет. На губах начальника районного отделения милиции пузырилась кровавая пена, форменная гимнастерка вся пропиталась кровью. Он тяжело дышал, было видно, что каждый вдох и выдох дается ему с большим трудом.
Иван подошел и склонился над ним. Давыдов попытался что-то сказать, но закашлялся. С уголка губ потекла струйка крови. Ивану достаточно было посмотреть один раз, чтобы понять, насколько плохи были у того дела.
— Где Фролов? — наконец, с трудом удалось выдавить из себя Давыдову.
— Похоже, ушел, — ответил Иван. — Но ничего, мы обязательно возьмем его, пусть для этого нам и придется перерыть всю округу.
— Поздно, просчитались мы, — прошептал в ответ на это Давыдов. — Слушай… Пошли в станицу человека, пусть Мохов подключается… Организуй наблюдение за всеми местами, где он могет объявиться… Скажи Ваське, пусть пощупает его родственников…
Давыдов замолчал, словно собираясь с силами. Когда же Иван посмотрел на него, тот был уже мертв. Глаза неподвижно смотрели на него, нижняя челюсть безвольно отвисла.
— Спи спокойно, дорогой товарищ, мы выполним твою последнюю волю, достанем энтого гада! — тихо произнес Иван, опуская рукой веки мертвеца…
XI
Дарья остановила бричку возле небольшого двухэтажного здания районного ГПУ и вошла внутрь. Здание представляло собой бывший купеческий дом. На первом этаже некогда располагалась лавка купца. Теперь же стойка, за которой раньше стоял расторопный приказчик, и перегородка, отделявшая магазин от остального дома, были сломаны, а первый этаж разгородили на кабинеты. Девушка удивилась тому, что дом уцелел, в то время как многие здания, принадлежавшие богатеям, были разграблены и сожжены во время гражданской войны.
Сразу у входа находилась небольшая комнатенка, в которой сидел дежурный. Он критически оглядел Дарью с ног до головы и осведомился, что она хочет. Девушке не понравилось, как посмотрел на нее этот сотрудник ГПУ, уж больно оценивающим был его взгляд, но она промолчала, хотя колкое замечание так и крутилось на кончике языка.
— Я — дочка Гришина Степана Прокопьича, его вчера арестовали, — сказала она. — Мне бы хотелось повидаться с ним или хотя бы узнать о его судьбе.
Дежурный сказал ей:
— Подымешься на второй этаж в десятый кабинет. Там все узнаешь.
Дарья прошла по небольшому коридорчику и поднялась наверх по скрипучей деревянной лестнице. Разыскала десятый кабинет, постояла немного, чтобы унять волнение, и постучала.
— Да, да, войдите, — услышала она в ответ.
Девушка открыла дверь и вошла. Из-за стола навстречу ей поднялся энергичный, но уже немолодой мужчина в форме. Дарья представилась. Мужчина посмотрел на нее с явным интересом и сказал:
— Дарья Гришина? Проходите, садитесь. Я — начальник райотдела ГПУ Василий Михайлович Мохов.
Он подал ей стул. Девушка поблагодарила и села. Положила на колени узелок, в котором была передача для отца, поправила цветастый платок, накинутый на плечи, и посмотрела на мужчину. Тот рассматривал ее с явным восхищением, от этого взгляда девушка даже смутилась. Она знала, что красива, но никто раньше столь явно не указывал ей на это. Легкий румянец смущения заиграл на ее щеках, она вынуждена была опустить взгляд и спросить:
— Чего это вы меня так разглядываете?
Мохов непринужденно рассмеялся.
— А вы очень красивая, Дарья! Не понимаю, чего Ивану было надо?
При упоминании Вострякова Дарья сразу вернулась с небес на землю, вспомнив, зачем она сюда пришла. Ей, конечно, понравилось такое внимание со стороны мужчины, но не стоило забывать, где она находилась.
— Василий Михалыч, я по поводу моего отца, Гришина Степана Прокопьича. Мне бы хотелось с ним повидаться, передать посылочку из дому. Ну, и узнать, как у него дела, когда его выпустят.
Глаза Мохова, до этого лучившиеся весельем, немного лукавые, вдруг сразу стали серьезными. Он вернулся за стол и сел на свое место.
— Даша, вы — взрослый человек и уже все должны понимать. Было совершено неудачное покушение на секретаря партийной ячейки вашего хутора, преступление политического характера, попахивающее контрреволюционным заговором. У вашего отца были обнаружены неопровержимые улики — сапоги, чьи отпечатки найдены около хаты Вострякова, и обрез, из какого в него стреляли. В данный момент ведется следствие.
— Но отец не имеет к этому никакого отношения! — в отчаянии воскликнула Дарья. — Все это ему подкинули!
Начальник районного ГПУ покачал головой.
— Следствие покажет, имеет или не имеет. Ежели нет, его отпустят. Ежели да…
Он не договорил, но Дарье и так было понятно, что в таком случае отцу ничего хорошего ждать не приходилось.
— А ежели будут доказательства евонной невиновности?
Теперь уже Мохов взглянул на нее с нескрываемым интересом.
— Тогда другое дело. Но доказательства должны быть не голословными.
— Ежели этот человек сам сознается, пойдет?
Мохов посмотрел на нее с явным удивлением. Эта странная девушка что-то замыслила, но что именно, ему было неясно. На всякий случай он предупредил ее:
— Ежели ваш отец, Даша, не стрелял, то это сделал кто-то другой. Нам известно, что там было не менее трех человек. Они все покуда на свободе и дюже опасны. Не лезли бы вы в это дело! Неровен час, убьют!
— Я не из пужливых! — твердо ответила Дарья. — Это мое дело. Прошу только об одном: не торопитесь! Доказательства будут!
Начальник районного ГПУ покачал головой. Он сомневался, что у нее что-нибудь получится, считал это глупой затеей с ее стороны. Мало того, ее действия могли принести вред следствию.
— Даша, поймите, мы здесь не в бирюльки играем. Это опасно. Оставьте нам разбираться с этим делом. Обещаю, невиновные не пострадают!
Дарья не верила его обещаниям. Она хорошо помнила то, что увидела в водной глади, пытаясь разглядеть будущее. И это будущее не сулило ее семье ничего хорошего…
И в этот миг на нее вдруг накатило. Как в ту ночь, когда она спасла Ивана от смерти, девушка вдруг почувствовала, что ее любимому опять грозит смертельная опасность. Она увидела себя стоящей на крыше какой-то постройки, а внизу у дома, в котором она признала хату Фроловых, стояли ее Иван и еще несколько человек в форме милиционеров.
Человек, в чьем теле находилось ее сознание, держал в руках пулемет и готовился расстрелять ничего не подозревающих людей. Вот его палец медленно (медленно для нее, для самого человека это, вероятно, происходило очень быстро) начал давить на спусковой крючок. Для нее же время растянулось в бесконечность. Она знала, что произойдет в тот момент, когда палец закончит свое движение, и из ствола пулемета брызнет смертоносный свинцовый дождь. Ей надо было действовать…
Самым плохим было то, что она ничего не могла сделать. Перенос сознания в чужое тело произошел случайно, вероятно, под ощущением опасности для ее Ивана. Каким-то образом она уловила, что хочет сделать человек с пулеметом, и ее сознание, словно по направляющему лучу, перенеслось в его тело. Но, в отличие от того, когда девушка колдовала, сейчас она не могла воздействовать на объект, в который внедрилась, не могла по собственной воле заставить его шевельнуть хотя бы пальцем. Это было выше ее сил. Она не могла предотвратить того, что должно было произойти…
Ее охватило отчаяние от этого бессилия. И тогда она сосредоточила внимание на Иване и в следующий момент оказалась в его теле. Целая гамма новых ощущений нахлынула на нее, сбивая с толку. В любое другое время девушка попыталась бы разобраться в том, что происходит в душе у любимого человека, но в этот момент надо было действовать быстро и решительно. Тем более что нечто пыталось вытолкать ее обратно…
На мгновение промелькнул страх, что она не сможет воздействовать на него. Девушка напрягла всю свою волю и… В ту секунду, когда палец убийцы завершил свой движение, она резко бросила тело Ивана вниз и в сторону, уводя его от пуль. И в тот же миг нечто выкинуло ее из сознания Вострякова…
Она очнулась и увидела склонившегося над ней Мохова со стаканом воды в руке.
— Вам худо, Даша? — поинтересовался он, обеспокоенно глядя на нее. — Что случилось?
— Ничего, мне уже лучше, — ответила она. — Спасибо!
— Хлебнешь водички?
— Нет, не надо.
— Ну, гляди сама.
Мохов вернулся на свое обычное место и поставил стакан рядом с графином, стоявшим на столе, потом посмотрел на нее.
— Ну, ты меня сильно напугала! Побледнела, глаза остекленели… Думал, все, конец тебе приходит…
От волнения Мохов даже не заметил, как перешел с ней на «ты». Девушка отметила это чисто автоматически, но возражать не стала. Она чувствовала себя слишком слабой и была благодарна этому мужчине за его беспокойство об ее состоянии. Дарья не ожидала, что начальник районного ГПУ способен на проявление простых человеческих чувств, тем более что она была дочерью подозреваемого. ГПУ в ее сознании всегда ассоциировалось с чем-то страшным. От соседей-кулаков девушка много раз слышала рассказы об ужасных делах, творящихся в стенах этого ведомства.
— Подожди меня здесь, — сказал Мохов и вышел из комнаты…
Вернулся он в сопровождении молодого парня в форме.
— Степан проводит тебя к отцу. — Начальник районного ГПУ улыбнулся. — Было очень приятно пообщаться с тобой, Даша. Помни о том, что я тебе тут сказал. А мы, в свою очередь, постараемся во всем разобраться.
— Спасибо, — поблагодарила она его, вставая.
Он встал и лично проводил ее до двери. Когда девушка ушла, он вернулся на свое место и задумался, прокручивая в мыслях все, что произошло в его кабинете, стараясь не упустить ни одной мелочи. Ему почему-то казалось, что есть взаимосвязь между покушением на Ивана и тем, что случилось с девушкой. Здесь произошло нечто странное, чему он сам был свидетелем. Потому что в тот момент, когда он наклонился над Дарьей со стаканом в руке, он вдруг увидел отчетливую картинку. После этого у него появилось предчувствие, что сегодня его еще ожидают плохие новости…
Свидание с отцом не принесло облегчения. Степан Прокопьевич совсем упал духом, хотя старался и не показывать этого дочери. Но Дарья хорошо чувствовала настроение своего отца. Он не верил, что выйдет отсюда, и, вероятно, тому были свои причины. Она не знала, какие мысли бродят в его голове, ощущала только, что его настрой как-то связан с прошлым. Глядя на небритое, осунувшееся лицо отца, девушка подумала, что, в сущности, она практически ничего о нем не знает. Вспомнилось то, что говорила ей бабка Василиса незадолго до своей смерти. Если это было правдой, то у Степана Прокопьевича были основания для такого настроения. Люди, работавшие в ГПУ, хорошо знали свое дело. Значит, ей надо было их опередить…
— Батя, я вытащу тебя отседова, — пообещала она отцу.
Степан Прокопьевич горько усмехнулся.
— Как ты могешь это сделать?
— Могу, — твердо ответила Дарья.
В ее голосе было столько уверенности, что отец посмотрел совсем по-другому на свою дочь. Это была уже не та маленькая девочка, которую он когда-то держал на своих загрубевших от работы руках, которая с детской непосредственностью радовалась, когда он привозил ей из станицы какой-нибудь гостинец. Теперь перед ним стояла высокая, красивая девушка. В ее взгляде читалась твердая решимость. Она знала, что говорила…
— Я знаю, кто это сделал. Фролов, Курков и Бородин…
— Я догадывался, — кивнул головой Степан Прокопьевич. — Они гутарили со мной накануне об энтом, но я отказался… Вишь, дочка, как оно получилось…
— Я заставлю их признаться! — заявила Дарья.
— Как?.. Оне — казаки дюжие, тебе с ими не справиться.
— Я знаю, как…
Степан Прокопьевич пристально посмотрел в глаза Дарье.
— Дашка, не шуткуй с энтими вещами, это — штука опасная!
— Что? — не поняла та.
— Я ить догадывался, что старая передала-таки тебе свое колдовство… Брось ты это, дочка, колдовство не доведет до добра!
— Почему ты так думаешь?
Степан Прокопьевич взял ее за руку.
— Послухай, дочка, я много годков прожил бок о бок со своей тещей и могу ответственно заявить тебе, что от ее занятия завсегда одни неприятности получались. Из-за энтого и из родного хутора пришлось убегать… Брось, не связывайся! Даст Бог, во всем разберутся и выпустят. Не бери из-за меня грех на душу, Христом Богом молю!
Дарья покачала головой.
— Поздно, батя…
В его глазах промелькнул страх.
— Эх, Дашка, Дашка! Что ж ты наделала!.. Погубила свою душеньку!..
Она погладила его по руке, ее переполняла глубокая нежность к этому человеку, для которого она навсегда осталась маленькой девочкой.
— Ты не понимаешь, батя… У меня нет другого выхода. Только так я смогу пособить тебе… Не волнуйся, все будет хорошо…
— Заканчивайте свиданку! — услышали они голос конвоира.
Отец засуетился. Ему многое хотелось сказать дочке, но времени уже не осталось. Он поцеловал ее на прощание, глаза странно заблестели.
— Поцелуй за меня, мать, — сказал он ей напоследок. — Береги ее, чую, боле мы не свидимся…
Он говорил правду. Дарья тоже чувствовала, что это — последняя их встреча. Сердце отказывалось в это верить, но разум кричал, что это — правда. Она смотрела вслед отцу, идущему с руками, заложенными за спину, стараясь запомнить каждый жест, каждую черточку этого до боли родного ей человека…
Выйдя из стен ГПУ, Дарья подалась в батрачком. Комитет располагался в райкоме комсомола. Она остановила коней у одноэтажного домика, в котором находился райком, и вошла внутрь. Ей пришлось долго расспрашивать людей, пока ей не указали на молодого парня, который и возглавлял батрачком.
Дмитрий (так его звали) внимательно выслушал девушку и сказал:
— Мне очень жаль, но я ничем помочь тебе не смогу. Не только двух, даже одного работника свободного нету, все заняты. Сама понимаешь, рабочая пора ишо не кончена, по договору ни один из них не могет покинуть своего работодателя. Ежели, конечно, тот сам не нарушит его.
Дарья поняла, что тот действительно не может (или не хочет) помочь ей, поблагодарила за внимание и вышла. В дверях она столкнулась с Яшкой Рыжим, приехавшим в райком по своим делам.
— Здорово, Дарья! — поздоровался он с ней. — Какими ветрами тебя занесло сюды? Никак в комсомол вступить хочешь? Так подошла бы ко мне, мы бы энтот вопрос быстро уладили…
— Да нет, я здесь по своим делам, — поспешила отвязаться от него девушка…
Дарья Яшке нравилась. Она была одной из тех немногих девушек, которые устояли под его напором. Предпринимать более решительные действия парень побаивался, пока она встречалась с Иваном. Но теперь, когда они расстались, у Яшки появился шанс, и он собирался его использовать. В последнее время желание обладать этой красивой девушкой довлело над его сознанием, не давая спокойно спать. Собственно говоря, появилось оно давно, а сейчас просто усилилось, доводя его буквально до исступления каждый раз, когда он видел ее…
— Не знаешь, чего приходила эта девушка? — поинтересовался Яшка у одного из своих приятелей.
— Димку Стогова разыскивала, — ответил тот.
Яшка хлопнул его по плечу и отправился на поиски Стогова. Его он разыскал рядом с девушкой, печатавшей на пишущей машинке какой-то документ.
— Здорово, Дмитрий! — поприветствовал Яшка его.
— Здравствуй, Яков, — ответил тот.
— Здравствуй, Мариночка! — лицо Яшки расплылось в широчайшей улыбке при виде симпатичной молоденькой машинистки. — А ты с каждным днем все хорошеешь и хорошеешь!..
— Ну, что вы, право, Яков Игнатьич! — смутилась та и покраснела.
— Не возражаешь, ежели я заберу ненадолго Дмитрия? У нас с ним мужской разговор…
— Конечно, Яков Игнатьич!
Яшка отвел председателя батрачкома в сторону и поинтересовался:
— Димка, чего к тебе приходила Дарья?
— Гришина, что ль?
— Она самая.
— Да работники ей в хозяйство нужны были.
— Ну, и как?
— Как, как?.. Нету сейчас свободных людей, ты ж сам знаешь!
— Понятно… Что ж, спасибочки за информацию.
Стогов пожал плечами и вернулся к машинистке. Ему был непонятен интерес Яшки к проблемам этой девушки. Конечно, Гришины никогда не обижали своих работников, но все же они были кулаками, значит, по его мнению, не заслуживали такого внимания. Впрочем, у Яшки могли быть свои интересы, в его дела он не лез…
XII
После того, как он лично закрыл глаза Давыдову, Иван развил бурную деятельность. Первым делом он послал коннонарочного в станицу с сообщением к Мохову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Когда пыль, поднятая взрывом, улеглась немного, Иван увидел одиноко стоящий на крыше пулемет. Фролова нигде не было видно. Где-то снаружи сухо трещали винтовочные выстрелы. Он осмотрелся и увидел нескольких милиционеров, лежащих на земле. Все они были мертвы. Пулеметная очередь и последовавший за этим взрыв не оставили им шансов. Иван же уцелел буквально чудом, даже ни одной царапины не было на теле…
Давыдов был еще жив, хотя было ясно, что долго он не протянет. На губах начальника районного отделения милиции пузырилась кровавая пена, форменная гимнастерка вся пропиталась кровью. Он тяжело дышал, было видно, что каждый вдох и выдох дается ему с большим трудом.
Иван подошел и склонился над ним. Давыдов попытался что-то сказать, но закашлялся. С уголка губ потекла струйка крови. Ивану достаточно было посмотреть один раз, чтобы понять, насколько плохи были у того дела.
— Где Фролов? — наконец, с трудом удалось выдавить из себя Давыдову.
— Похоже, ушел, — ответил Иван. — Но ничего, мы обязательно возьмем его, пусть для этого нам и придется перерыть всю округу.
— Поздно, просчитались мы, — прошептал в ответ на это Давыдов. — Слушай… Пошли в станицу человека, пусть Мохов подключается… Организуй наблюдение за всеми местами, где он могет объявиться… Скажи Ваське, пусть пощупает его родственников…
Давыдов замолчал, словно собираясь с силами. Когда же Иван посмотрел на него, тот был уже мертв. Глаза неподвижно смотрели на него, нижняя челюсть безвольно отвисла.
— Спи спокойно, дорогой товарищ, мы выполним твою последнюю волю, достанем энтого гада! — тихо произнес Иван, опуская рукой веки мертвеца…
XI
Дарья остановила бричку возле небольшого двухэтажного здания районного ГПУ и вошла внутрь. Здание представляло собой бывший купеческий дом. На первом этаже некогда располагалась лавка купца. Теперь же стойка, за которой раньше стоял расторопный приказчик, и перегородка, отделявшая магазин от остального дома, были сломаны, а первый этаж разгородили на кабинеты. Девушка удивилась тому, что дом уцелел, в то время как многие здания, принадлежавшие богатеям, были разграблены и сожжены во время гражданской войны.
Сразу у входа находилась небольшая комнатенка, в которой сидел дежурный. Он критически оглядел Дарью с ног до головы и осведомился, что она хочет. Девушке не понравилось, как посмотрел на нее этот сотрудник ГПУ, уж больно оценивающим был его взгляд, но она промолчала, хотя колкое замечание так и крутилось на кончике языка.
— Я — дочка Гришина Степана Прокопьича, его вчера арестовали, — сказала она. — Мне бы хотелось повидаться с ним или хотя бы узнать о его судьбе.
Дежурный сказал ей:
— Подымешься на второй этаж в десятый кабинет. Там все узнаешь.
Дарья прошла по небольшому коридорчику и поднялась наверх по скрипучей деревянной лестнице. Разыскала десятый кабинет, постояла немного, чтобы унять волнение, и постучала.
— Да, да, войдите, — услышала она в ответ.
Девушка открыла дверь и вошла. Из-за стола навстречу ей поднялся энергичный, но уже немолодой мужчина в форме. Дарья представилась. Мужчина посмотрел на нее с явным интересом и сказал:
— Дарья Гришина? Проходите, садитесь. Я — начальник райотдела ГПУ Василий Михайлович Мохов.
Он подал ей стул. Девушка поблагодарила и села. Положила на колени узелок, в котором была передача для отца, поправила цветастый платок, накинутый на плечи, и посмотрела на мужчину. Тот рассматривал ее с явным восхищением, от этого взгляда девушка даже смутилась. Она знала, что красива, но никто раньше столь явно не указывал ей на это. Легкий румянец смущения заиграл на ее щеках, она вынуждена была опустить взгляд и спросить:
— Чего это вы меня так разглядываете?
Мохов непринужденно рассмеялся.
— А вы очень красивая, Дарья! Не понимаю, чего Ивану было надо?
При упоминании Вострякова Дарья сразу вернулась с небес на землю, вспомнив, зачем она сюда пришла. Ей, конечно, понравилось такое внимание со стороны мужчины, но не стоило забывать, где она находилась.
— Василий Михалыч, я по поводу моего отца, Гришина Степана Прокопьича. Мне бы хотелось с ним повидаться, передать посылочку из дому. Ну, и узнать, как у него дела, когда его выпустят.
Глаза Мохова, до этого лучившиеся весельем, немного лукавые, вдруг сразу стали серьезными. Он вернулся за стол и сел на свое место.
— Даша, вы — взрослый человек и уже все должны понимать. Было совершено неудачное покушение на секретаря партийной ячейки вашего хутора, преступление политического характера, попахивающее контрреволюционным заговором. У вашего отца были обнаружены неопровержимые улики — сапоги, чьи отпечатки найдены около хаты Вострякова, и обрез, из какого в него стреляли. В данный момент ведется следствие.
— Но отец не имеет к этому никакого отношения! — в отчаянии воскликнула Дарья. — Все это ему подкинули!
Начальник районного ГПУ покачал головой.
— Следствие покажет, имеет или не имеет. Ежели нет, его отпустят. Ежели да…
Он не договорил, но Дарье и так было понятно, что в таком случае отцу ничего хорошего ждать не приходилось.
— А ежели будут доказательства евонной невиновности?
Теперь уже Мохов взглянул на нее с нескрываемым интересом.
— Тогда другое дело. Но доказательства должны быть не голословными.
— Ежели этот человек сам сознается, пойдет?
Мохов посмотрел на нее с явным удивлением. Эта странная девушка что-то замыслила, но что именно, ему было неясно. На всякий случай он предупредил ее:
— Ежели ваш отец, Даша, не стрелял, то это сделал кто-то другой. Нам известно, что там было не менее трех человек. Они все покуда на свободе и дюже опасны. Не лезли бы вы в это дело! Неровен час, убьют!
— Я не из пужливых! — твердо ответила Дарья. — Это мое дело. Прошу только об одном: не торопитесь! Доказательства будут!
Начальник районного ГПУ покачал головой. Он сомневался, что у нее что-нибудь получится, считал это глупой затеей с ее стороны. Мало того, ее действия могли принести вред следствию.
— Даша, поймите, мы здесь не в бирюльки играем. Это опасно. Оставьте нам разбираться с этим делом. Обещаю, невиновные не пострадают!
Дарья не верила его обещаниям. Она хорошо помнила то, что увидела в водной глади, пытаясь разглядеть будущее. И это будущее не сулило ее семье ничего хорошего…
И в этот миг на нее вдруг накатило. Как в ту ночь, когда она спасла Ивана от смерти, девушка вдруг почувствовала, что ее любимому опять грозит смертельная опасность. Она увидела себя стоящей на крыше какой-то постройки, а внизу у дома, в котором она признала хату Фроловых, стояли ее Иван и еще несколько человек в форме милиционеров.
Человек, в чьем теле находилось ее сознание, держал в руках пулемет и готовился расстрелять ничего не подозревающих людей. Вот его палец медленно (медленно для нее, для самого человека это, вероятно, происходило очень быстро) начал давить на спусковой крючок. Для нее же время растянулось в бесконечность. Она знала, что произойдет в тот момент, когда палец закончит свое движение, и из ствола пулемета брызнет смертоносный свинцовый дождь. Ей надо было действовать…
Самым плохим было то, что она ничего не могла сделать. Перенос сознания в чужое тело произошел случайно, вероятно, под ощущением опасности для ее Ивана. Каким-то образом она уловила, что хочет сделать человек с пулеметом, и ее сознание, словно по направляющему лучу, перенеслось в его тело. Но, в отличие от того, когда девушка колдовала, сейчас она не могла воздействовать на объект, в который внедрилась, не могла по собственной воле заставить его шевельнуть хотя бы пальцем. Это было выше ее сил. Она не могла предотвратить того, что должно было произойти…
Ее охватило отчаяние от этого бессилия. И тогда она сосредоточила внимание на Иване и в следующий момент оказалась в его теле. Целая гамма новых ощущений нахлынула на нее, сбивая с толку. В любое другое время девушка попыталась бы разобраться в том, что происходит в душе у любимого человека, но в этот момент надо было действовать быстро и решительно. Тем более что нечто пыталось вытолкать ее обратно…
На мгновение промелькнул страх, что она не сможет воздействовать на него. Девушка напрягла всю свою волю и… В ту секунду, когда палец убийцы завершил свой движение, она резко бросила тело Ивана вниз и в сторону, уводя его от пуль. И в тот же миг нечто выкинуло ее из сознания Вострякова…
Она очнулась и увидела склонившегося над ней Мохова со стаканом воды в руке.
— Вам худо, Даша? — поинтересовался он, обеспокоенно глядя на нее. — Что случилось?
— Ничего, мне уже лучше, — ответила она. — Спасибо!
— Хлебнешь водички?
— Нет, не надо.
— Ну, гляди сама.
Мохов вернулся на свое обычное место и поставил стакан рядом с графином, стоявшим на столе, потом посмотрел на нее.
— Ну, ты меня сильно напугала! Побледнела, глаза остекленели… Думал, все, конец тебе приходит…
От волнения Мохов даже не заметил, как перешел с ней на «ты». Девушка отметила это чисто автоматически, но возражать не стала. Она чувствовала себя слишком слабой и была благодарна этому мужчине за его беспокойство об ее состоянии. Дарья не ожидала, что начальник районного ГПУ способен на проявление простых человеческих чувств, тем более что она была дочерью подозреваемого. ГПУ в ее сознании всегда ассоциировалось с чем-то страшным. От соседей-кулаков девушка много раз слышала рассказы об ужасных делах, творящихся в стенах этого ведомства.
— Подожди меня здесь, — сказал Мохов и вышел из комнаты…
Вернулся он в сопровождении молодого парня в форме.
— Степан проводит тебя к отцу. — Начальник районного ГПУ улыбнулся. — Было очень приятно пообщаться с тобой, Даша. Помни о том, что я тебе тут сказал. А мы, в свою очередь, постараемся во всем разобраться.
— Спасибо, — поблагодарила она его, вставая.
Он встал и лично проводил ее до двери. Когда девушка ушла, он вернулся на свое место и задумался, прокручивая в мыслях все, что произошло в его кабинете, стараясь не упустить ни одной мелочи. Ему почему-то казалось, что есть взаимосвязь между покушением на Ивана и тем, что случилось с девушкой. Здесь произошло нечто странное, чему он сам был свидетелем. Потому что в тот момент, когда он наклонился над Дарьей со стаканом в руке, он вдруг увидел отчетливую картинку. После этого у него появилось предчувствие, что сегодня его еще ожидают плохие новости…
Свидание с отцом не принесло облегчения. Степан Прокопьевич совсем упал духом, хотя старался и не показывать этого дочери. Но Дарья хорошо чувствовала настроение своего отца. Он не верил, что выйдет отсюда, и, вероятно, тому были свои причины. Она не знала, какие мысли бродят в его голове, ощущала только, что его настрой как-то связан с прошлым. Глядя на небритое, осунувшееся лицо отца, девушка подумала, что, в сущности, она практически ничего о нем не знает. Вспомнилось то, что говорила ей бабка Василиса незадолго до своей смерти. Если это было правдой, то у Степана Прокопьевича были основания для такого настроения. Люди, работавшие в ГПУ, хорошо знали свое дело. Значит, ей надо было их опередить…
— Батя, я вытащу тебя отседова, — пообещала она отцу.
Степан Прокопьевич горько усмехнулся.
— Как ты могешь это сделать?
— Могу, — твердо ответила Дарья.
В ее голосе было столько уверенности, что отец посмотрел совсем по-другому на свою дочь. Это была уже не та маленькая девочка, которую он когда-то держал на своих загрубевших от работы руках, которая с детской непосредственностью радовалась, когда он привозил ей из станицы какой-нибудь гостинец. Теперь перед ним стояла высокая, красивая девушка. В ее взгляде читалась твердая решимость. Она знала, что говорила…
— Я знаю, кто это сделал. Фролов, Курков и Бородин…
— Я догадывался, — кивнул головой Степан Прокопьевич. — Они гутарили со мной накануне об энтом, но я отказался… Вишь, дочка, как оно получилось…
— Я заставлю их признаться! — заявила Дарья.
— Как?.. Оне — казаки дюжие, тебе с ими не справиться.
— Я знаю, как…
Степан Прокопьевич пристально посмотрел в глаза Дарье.
— Дашка, не шуткуй с энтими вещами, это — штука опасная!
— Что? — не поняла та.
— Я ить догадывался, что старая передала-таки тебе свое колдовство… Брось ты это, дочка, колдовство не доведет до добра!
— Почему ты так думаешь?
Степан Прокопьевич взял ее за руку.
— Послухай, дочка, я много годков прожил бок о бок со своей тещей и могу ответственно заявить тебе, что от ее занятия завсегда одни неприятности получались. Из-за энтого и из родного хутора пришлось убегать… Брось, не связывайся! Даст Бог, во всем разберутся и выпустят. Не бери из-за меня грех на душу, Христом Богом молю!
Дарья покачала головой.
— Поздно, батя…
В его глазах промелькнул страх.
— Эх, Дашка, Дашка! Что ж ты наделала!.. Погубила свою душеньку!..
Она погладила его по руке, ее переполняла глубокая нежность к этому человеку, для которого она навсегда осталась маленькой девочкой.
— Ты не понимаешь, батя… У меня нет другого выхода. Только так я смогу пособить тебе… Не волнуйся, все будет хорошо…
— Заканчивайте свиданку! — услышали они голос конвоира.
Отец засуетился. Ему многое хотелось сказать дочке, но времени уже не осталось. Он поцеловал ее на прощание, глаза странно заблестели.
— Поцелуй за меня, мать, — сказал он ей напоследок. — Береги ее, чую, боле мы не свидимся…
Он говорил правду. Дарья тоже чувствовала, что это — последняя их встреча. Сердце отказывалось в это верить, но разум кричал, что это — правда. Она смотрела вслед отцу, идущему с руками, заложенными за спину, стараясь запомнить каждый жест, каждую черточку этого до боли родного ей человека…
Выйдя из стен ГПУ, Дарья подалась в батрачком. Комитет располагался в райкоме комсомола. Она остановила коней у одноэтажного домика, в котором находился райком, и вошла внутрь. Ей пришлось долго расспрашивать людей, пока ей не указали на молодого парня, который и возглавлял батрачком.
Дмитрий (так его звали) внимательно выслушал девушку и сказал:
— Мне очень жаль, но я ничем помочь тебе не смогу. Не только двух, даже одного работника свободного нету, все заняты. Сама понимаешь, рабочая пора ишо не кончена, по договору ни один из них не могет покинуть своего работодателя. Ежели, конечно, тот сам не нарушит его.
Дарья поняла, что тот действительно не может (или не хочет) помочь ей, поблагодарила за внимание и вышла. В дверях она столкнулась с Яшкой Рыжим, приехавшим в райком по своим делам.
— Здорово, Дарья! — поздоровался он с ней. — Какими ветрами тебя занесло сюды? Никак в комсомол вступить хочешь? Так подошла бы ко мне, мы бы энтот вопрос быстро уладили…
— Да нет, я здесь по своим делам, — поспешила отвязаться от него девушка…
Дарья Яшке нравилась. Она была одной из тех немногих девушек, которые устояли под его напором. Предпринимать более решительные действия парень побаивался, пока она встречалась с Иваном. Но теперь, когда они расстались, у Яшки появился шанс, и он собирался его использовать. В последнее время желание обладать этой красивой девушкой довлело над его сознанием, не давая спокойно спать. Собственно говоря, появилось оно давно, а сейчас просто усилилось, доводя его буквально до исступления каждый раз, когда он видел ее…
— Не знаешь, чего приходила эта девушка? — поинтересовался Яшка у одного из своих приятелей.
— Димку Стогова разыскивала, — ответил тот.
Яшка хлопнул его по плечу и отправился на поиски Стогова. Его он разыскал рядом с девушкой, печатавшей на пишущей машинке какой-то документ.
— Здорово, Дмитрий! — поприветствовал Яшка его.
— Здравствуй, Яков, — ответил тот.
— Здравствуй, Мариночка! — лицо Яшки расплылось в широчайшей улыбке при виде симпатичной молоденькой машинистки. — А ты с каждным днем все хорошеешь и хорошеешь!..
— Ну, что вы, право, Яков Игнатьич! — смутилась та и покраснела.
— Не возражаешь, ежели я заберу ненадолго Дмитрия? У нас с ним мужской разговор…
— Конечно, Яков Игнатьич!
Яшка отвел председателя батрачкома в сторону и поинтересовался:
— Димка, чего к тебе приходила Дарья?
— Гришина, что ль?
— Она самая.
— Да работники ей в хозяйство нужны были.
— Ну, и как?
— Как, как?.. Нету сейчас свободных людей, ты ж сам знаешь!
— Понятно… Что ж, спасибочки за информацию.
Стогов пожал плечами и вернулся к машинистке. Ему был непонятен интерес Яшки к проблемам этой девушки. Конечно, Гришины никогда не обижали своих работников, но все же они были кулаками, значит, по его мнению, не заслуживали такого внимания. Впрочем, у Яшки могли быть свои интересы, в его дела он не лез…
XII
После того, как он лично закрыл глаза Давыдову, Иван развил бурную деятельность. Первым делом он послал коннонарочного в станицу с сообщением к Мохову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21